| Вот почему мы всегда подчеркиваем, что наша школа – это школа духовная, а не светская, и потому на первое место мы ставим церковное и духовное воспитание семинаристов, требуя от них соответствующего настроения и поведения. Насколько нам это удается – другой вопрос! Но считаю необходимым отметить, что вследствие все более и более усиливающегося действия сатанинских сил в мире и крайнего морального упадка и развращения, это становится все труднее и труднее. Чистой и действительно-идеалистически настроенной молодежи, как было когда-то, остается все меньше и меньше, и дело церковного и духовного воспитания все чаще и чаще встречается порою с тяжелыми и даже непреодолимыми препятствиями. Только этим и можно объяснить пережитую нами в этом учебном году тяжкую скорбь. Поступающие к нам должны постоянно напоминать себе, что цель нашей школы – подготовка кпастырскому служению – самому величайшему в мире делу служения: спасению душ человеческих, а потому совершенно неуместно и недопустимо у нас все то, что свойственно современной легкомысленно-настроенной светской молодежи. Сердечно приветствую всех собравшихся на это наше скромное торжество: монастырскую братию, которая дает возможность своими неусыпными трудами существованию Семинарии, отцев и господ преподавателей, ревностно трудящихся над святым делом воспитания и образования наших семинаристов, представителей Государственного Школьного Департамента, всегда благожелательно к нам относящихся; приветствую также и всех наших почетных гостей и богомольцев, прибывших разделить с нами наше торжество. Особенно, конечно, приветствую воспитанников наших, получающих ныне дипломы «бакалавров богословия». Не радуйтесь тому, что вы получаете полноценный здесь в этой стране документ, при помощи которого вы можете устроить ваше благополучие, а радуйтесь тому, что вы приобщились к неоскудеваемому источнику многовековой православной культуры и можете теперь дерзновенно стать па путь величайшего в мире служения – служения пастырского. Не заставляйте нас разочаровываться и жалеть о том, что мы понапрасну тратили и время и силы и материальные средства на ваше воспитание и образование. Не уподобляйтесь тому ленивому рабу, который заслужил страшное осуждение от Господа за то, что зарыл данный ему талант в землю ( Мф.25,24–30 ) , но принимайте на себя, не откладывая, благое иго пастырского служения. |
| Если нашли ересь в окружном послании, пущай укажут... Там (на соборе) 8 июля благодать не была, а что Давыд говорил, а митрополит подтверждал... Святитель чужим умом проживает» 226 . Подобное же писалось от 6 сент. того же года и с Урала. «За границей, говорилось в том письме, издан мирный акт, но в нем ни слова не упомянуто о Кирилловом и прочих лжеучениях. Следовательно, о сем учении на соборе за границей не было никакого вопросу к митрополиту Кириллу; должно быть оно и осталось при них. О Боже! избави нас таковых лжеучителей, аще не покаются! Все мы радуемся доброму миру, ведущему ко спасению, а если будем мириться о нарушении истины, то зловредно есть; а видится, что таковой мир и начинается сейчас... Итак ныне многие сему начинаемому неистинному миру не радуются, а желают благого, правого, истине не противного мира, дабы все мы вообще неуклонно держались тех постановлений, как было двести лет тому назад. Вся тая предания, учения иметь всем единодушно;… а не так мудрствовать, что Иисус – ин бог, антихрист,... что он 8-ю годами моложе Христа, и что он распят на кресте четвероконечном и проч. Для склонения Аркадиев к отречению от подписи под белокриницким актом снаряжено было посольство с Пафнутием во главе; но с последним повстречалось на пути несчастие, – он задержан был в Петербурге и принужден был ни с чем возвратиться назад. Это одна неприятность для начатого окружниками дела... К ней присоединилась вскоре еще другая не менее важная неприятность, именно: известие о смерти Аркадия славского, умершего 11 ноября. Все это значительно ослабило надежды окружников на успешное окончание начатого ими дела, хотя, впрочем, не остановило их на половине его. В первых числах января 1869 года прислал Аркадий васлуйский в Москву письменное отречение от своей подписи под белокриницким актом и вместе с тем изъявлял готовность действовать за одно с московскими окружниками. Это сильно воодушевило последних, и они немедленно возобновили остановившееся было дело протеста. 11 янв. 1869 года они отправили в Белую Криницу на имя Аверкия Полякова – тамошнего окружника «разбор» белокриницкого акта с особым при этом письмом, в коем просили Полякова «рассмотреть и беспристрастно обсудить оный «разбор» и затем прочесть его своей братии и самому Кириллу». |
| Согрешил вчера в разговоре: осудил и осмеял покойного Преосвященного Смарагда Орловского, когда монах рассказывал о его страсти сребролюбия. Разве я без страстей? И такого ли сановника и старца я осудил? Не Бог ли судия дел наших? Я должен себя осуждать немилосердо. К дьячку отнесся вчера строго, взглянув на него не кротко, а сердито и зло за нерадивое ведение себя в присутствии креста и распятого на нем Христа Бога. Поел сегодня (в субботу Троицкую) мяса и опять дурно поступил: враг сильнее жалить стал. Ни мяса, ни рыбы не надо есть: молоко и сливки ради немощи телесной употреблять. Белый хлеб – булка или ситник, мне вредны, особенно с картофелем вместе. Треска мне вредна, окуни и ершовая уха тоже: крепят сильно, оттуда опухоль десен; апельсины вредны по своему сильному запаху – тоже сильно возбуждают или острят кровь. Постное масло также неблагоприятно действует на организм. А табак курить всего вреднее: взял я, выкурил полсигары, даже меньше, и пренеприятно стало во рту, точно от самого смрадного кала, и воздух в комнате испортил, и нервы расстроил, и спать не мог. Едва не всю ночь проходил по комнате. Никогда табаку не курить: ни малейшей нет от него пользы, напротив, большой вред. Это чертов смрад, это чертова сосуля. Чаю много пить, особенно без сливок и с лимоном, очень вредно: бессонницу делает. Я вчера много пил чаю. Не прельщайся пить вино в большом количестве: оно горячит кровь, а золотушному человеку, как ты, это особенно вредно. Мед тоже горячит. Не должно мне есть каши и мучнистых похлебок: золотуха усиливается от них, флюсы, вообще опухоли. 20 марта Согрешил пред Тобою, Господи, да и против себя, что вечером ел, когда есть не надо было, и пил, когда не надо было пить, потому что в гостях у Аверкия Васильевича Шебунина пил чай с бисквитами. А дома еще за рыбу взялся. Овсянка – прездоровая и прелегкая пища: с удовольствием кушается и легко после ней и ночью и утром по восстании от сна (8 апреля). Вообще после поста чувствуется легко. Надо твердо держать посты: среды, пятки и прочие посты. |
| Так во второй редакции жития можно видеть вариант предания, занесенного в первую, вариант более развитой и потому, может быть, более поздний. В новых подробностях ее заметна основа общая с прежними чертами: в предании о путешествии будущего ростовского просветителя в Новгород для удовлетворения жажды к иноческим подвигам сказывается таже связь Ростова с Новгородом, какая выразилась в перенесении предания о новгородском архиепископе на основателя первого ростовского монастыря, подобно тому, как в совете старца, который явился изнемогавшему в борьбе Авраамию, идти в Царьград и там в доме И. Богослова искать оружия против ростовского идола сказалось местное воспоминание о Царьграде как первом источнике христианского просвещения в Ростове, получением оттуда своих первых епископов – Греков. Стремлепие второй редакции пояснять и дополнять свой основной материал еще в большей степени разделяет третья. Из нее сохранилось одно извлечение, помещенное в валаамском уставе среди известий о других подвижниках этой обители; по языку его видно, что оно сделано поздно, в конце XVII или начале XVIII в., а состав его показывает, что оно не простая дословная выписка из «полного» жития, а скорее анализ его, и что это полное житие основано на двух первых редакциях, разнясь от них только в рассказе о происхождении к жизни Авраамия до прихода к Ростову: о последнем оно рассказывает по второй редакции, а за дальнейшими известиями о борьбе Авраамия с идолом, о явлении И. Богослова и проч, выдержка отсылает к житию в четии-минее, т. е. к первой редакции, следовательно не нашла об этом ничего нового в полном житии. Итак третья редакция представляла третий вариант сказания о первоначальной жизни Авраамия. Выше были указаны подозрительные черты второго варианта; третий заметно старается поправить их и даже аргументировать свои поправки: Авраамий «родом бе от предел галицких, града Чухлова, богатых родителей, но не просвещенных, еще бо страна та в неверии тогда бысть». Далее на основе поправленного таким образом предания второй редакции развивается заманчивая своими подробностями повесть о том, как язычник Иверк, до 18 лет лежавший в расслаблении, слушает христиан – гостей из Новгорода, зашедших в дом его отца, внимает их беседе об истинном Боге и чудесах его, задумывается, проникается сомнением в богах своего отца, призывает на помощь новгородского Бога, получает мгновенно облегчение и в радости тайком уходит в Новгород, оттуда на Валаам, крестится под именем Аверкия и наконец делается иноком Авраамием; далее рассказ сходен с другими редакциями. |
| – прим. эл. ред. 1246 Гнутова С. В. Орудия Страстей Христовых из русских крестах XVII–XIX веков//Филевские чтения. Вып. V. М., 1994. С. 68. 1249 Румянцев В. Е. Дом Московского Археологического Общества на Берсеневке//Древности. Труды Моск. Археол. Об-ва. В 25-ти тт. Т. V. Вып. I (Общ. оглавление и указатель к первым четырём томам Древностей и к Археологическому вестнику, изданным Московским Археологическим Обществом с приложениями). М.: Синод. тип., 1885. С. 36–40 (Прил. «В»). 1255 См.» Шляпкин И. А. Древние русские кресты. Кресты Новгородские до XV века, неподвижные и не церковной службы//Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Русского Археологического Общества. Т. VII. Вып. 2. СПб., 1907. С. 81. 1256 Функциональной семантике применительно к монументальным формам креста посвящён раздел в работе: Святославский А. В., Трошин А. А. Крест в русской культуре. Очерк русской монументальной ставрографии. М.: Древлехранилище, 2000. С. 43–84. 1258 Алфёрова Г. В. Исследование и реставрация палат Аверкия Кириллова (работы, проведённые в 1954–1964 годах)//Из истории реставрации памятников культуры. М.: Советская Россия. 1974. С. 148. Ставрографам известно, что в XVII веке встречаются и тот и другой образы – в основании Голгофы. В своё время по поводу этих символов и времени их распространения возникла полемика между известным археологом XIX века Г. Д. Филимоновым (его работа опубликована в предыдущем нашем сборнике. см.: Филимонов Г. Д. Значение луны под крестом, по афонским памятникам Севастьяновского собрания Ставрографический сборник. Кн. II/Ред.-сост. С. В. Гнутова. М.: Издат. Отдел Московской Патриархии; Изд-во «Древлехранилище». 2003. С. 41–49) и не менее известным специалистом по христианскому искусству Н. В. Покровским . Г. Д. Филимонов , отказывавшийся видеть в черепе Адамову главу, считал, что дракон совершенно был вытеснен из иконографии Голгофы черепом в XVII веке. Н. В. Покровский не соглашался, считая, что филимоновское положение о том, «будто череп под крестом явился в XVII веке на смену дракону, нуждается в разъяснении и исправлении: череп явился не позднее IX века, дракон как символ злого духа известен был раньше, но нет ни единого византийского примера его изображения под крестом с распятым Христом. |
| Архиепископ Аверкий именовал веру в будущее счастье на земле «нео-хилиазмом» (хилиазм — древнее еретическое верование в тысячелетнее царствование Христа как земного царя). Он предвидел, что внешнее «экуменическое единство», которого добиваются «нео-хилиасты», будет организацией, которую антихрист признает и будет поддерживать. Для архиепископа Аверкия современное «экуменическое движение» было свидетельством о распространении неверия в существование абсолютной Истины. Отсюда проистекает нежелание занимать какую-либо определенную позицию и слабовольное примирение со злом или даже оправдание его, и все что во имя самых поверхностных представлений о «христианской любви» и «мире». Архиепископ Аверкий выразил это следующим образом: «В наше время, когда существуют столь сильные сомнения относительно даже самого существования Истины, когда каждая «истина» почитается относительной и считается вполне нормальным, что каждый человек придерживается «своей истины», борьба за Истину приобретает особенно важное значение. И тот, кто не сочувствует этой борьбе, тот, кто видит в ней лишь проявление «фарисейства» и предлагает взамен «смириться» перед ложью, отпав от Истины, естественно, должен считаться предателем Истины, кем бы он себя ни считал и как бы ни называл». Те, кто всю свою надежду полагают в этом мире, обязательно вынуждены или впадать в отчаяние, или не замечать растущего вырождения во всех формах общественной жизни. Релятивизм и нерешительность таких людей лишь помогают высвобождению сатанинских сил в последнее время. Как подчеркивал архиепископ Аверкий: «Слуги сатаны» или — что одно и то же — слуги грядущего антихриста пользуются духовной слепотой большинства современных людей и упрямо и настойчиво делают свое дело с поистине сатанинской энергией. И специальными усилиями, и всеми доступными способами, с помощью тех средств, которые попали под их контроль, они привлекают к себе последователей, которые сознательно или бессознательно, желая того или не желая, сотрудничают с ними, создавая в мире условия и обстоятельства, подходящие для очень близкого пришествия антихриста как владыки всего мира и господина всего человечества». |
| Зато сочно кричал в адрес тех, кто посещает «советские балеты, фестивали и выставки», «отдавая свои доллары на сооружение бомб, которые посыпятся на наши головы». Его выступление – это были громкие фразы, облеченные в безграмотную форму. Стыдно было за докладчика и больно за Владимирские кружки молодежи. Выступили еще представители кружков Нью-Йорка, Ютики и Бостона. В выступавших иподиаконах чувствовались маленькие «обер-прокуроры». Бросилось в глаза отсутствие на съезде духовенства, о котором один из выступавших (представитель Бостона) резко заявил, что приходские священники по своему образовательному цензу не могут быть «духовными руководителями кружков». 29 июля возвращаемся с Преосвященными в Нью-Йорк. Владыки спешат на заседание Предсоборной Комиссии. – Следовало бы Вам, отец Митрофан, принять участие в заседаниях Предсоборной Комиссии, – говорит мне в пути владыка Никон. – Ваше Преосвященство, я с Вами согласен, но для этого должен прозвучать голос или владыки Митрополита, или Председателя Предсоборной Комиссии. Я должен получить приглашение через Синодальную Канцелярию. Ожидаю... по нынешний день... 30 июля снова телефоны от преосвященных Никона и Аверкия. Напоминают мне о их желании видеть меня во главе Свято-Владимирских кружков и просят 31 июля и 1 августа заменить в Свято-Серафимовском храме в Си-Клиффе отсутствующего о. настоятеля. Их просьбу исполняю. После праздника преп. Серафима повезли меня в Свято-Троицкую обитель на годовое пастырское совещание. Владыка Никон поручает мне ведение протокола совещания, за который получил от Преосвященного 15 долларов и похвалу: – Первый грамотно составленный протокол. Совещанию предшествовала Литургия, совершенная сонмом духовенства. Поразила меня грубая, дерзкая оценка проповедником (в Польше – бывший сельским батюшкой) старого, довоенного духовенства, в том числе и его наставников. Свое возмущение высказал я громко на совещании и был поражен тем, что ни один из присутствовавших Преосвященных никак не реагировал на порочное выступление проповедника. |
| — Геронда, под искушением Вы подразумеваете помыслы? — простодушно спросил его один монах. — Брат ты мой! Искуситель — сам диавол! Понимаешь? Какие там еще помыслы? — ответил старец. Юный, но мудрый послушник Арсений «человеческим вымыслом преодолел бесовское коварство ». Постриг в рясофор 27 марта 1954 года после установленного испытания послушник Арсений был пострижен в монашество. Он принял рясофорный постриг и был переименован в Аверкия. Игумен предлагал ему постриг в великую схиму, но тот отказался. «Я мог стать сразу великосхимником, потому что мне говорили: «В армии ты отслужил, и никаких препятствий у тебя нет», — рассказывал Старец. Но я ответил: «Хватит рясофора»». Он считал себя недостойным великой схимы и, кроме того, не хотел связывать себя обетами пребывать в этой обители до последнего издыхания. Он любил жизнь в безмолвии и желал со временем ей последовать. Трепещущий агнец Старец рассказывал: «Я помогал в церкви, неся послушание пономаря во время Всенощных бдений. Однажды, стоя в алтаре, я наблюдал за совершавшим Проскомидию священником. Когда священник произнес слова «жрется Агнец Божий», я увидел, что Агнец на дискосе трепещет, как живой ягненок, которого режут. Разве мог я после этого случая дерзнуть еще раз приблизиться к священнику во время Проскомидии! Из этого видно, что Таинство начинается еще с Проскомидии, чтобы там ни говорили некоторые… [будто оно начинается лишь во время Евхаристического канона]». Трезвенный делатель С этого времени он начал делать выписки из прочитанных книг. То, что помогало ему в духовной борьбе, он выписывал в отдельную тетрадь и старался претворить в дело. Его невидимый внутренний подвиг был следующим: немного чтения практических аскетических сочинений, многое внимание, непрестанная молитва и упорная работа над тем, чтобы очистить себя от страстей и стяжать Божественную Благодать. Как во время послушания, так и на общих работах, куда выходила вся братия, он старался не прерывать молитвы. Работал быстро и молча. Старец Герасим Кутлумушский, бывший в то время в Эсфигмене, вспоминает: «Выходя на общие работы, мы разговаривали, смеялись, а он — молчал. Работал в сторонке и избегал многословия и осуждения. Он был очень внимательным монахом». |
| Один вопрос, которого Альтанер коснулся лишь вскользь, в одной своей заметке о переводах, где он говорит о «всех христианских источниках до 650 г.», касается природы текстов, которые должны войти в историю христианской литературы: вопрос, имеющий отношение к самой сущности и к определению, которое необходимо дать подобной истории. Вопрос этот был предметом пространного исследования, текст которого можно легко найти и который будет неуместно повторять здесь 83 . Впрочем, мы не можем не сказать об этом хотя бы в двух словах: какие же тексты должны войти в историю античной христианской литературы? Многие были введены этим вопросом в некоторое замешательство, вызванное конфликтом двух концепций, когда речь идет о составлении возможно более полного обзора творчества христианских писателей: с одной стороны – концепции, подчеркивающей содержание источников, с другой – концепции, подчеркивающей литературное оформление. IV Как отмечает Альтанер по поводу другой части своего замысла, мы здесь обнаруживаем еще две цели: педагогическую или дидактическую, которая по праву является основой любого преподавания патрологии, и литературную цель, которая регулирует составление истории литературы. Знание христианских произведений с точки зрения их авторства, их хронологии, их содержания и вероучения требует без сомнения, чтобы мы принимали во внимание все творения либо с содержательной точки зрения, либо с формально-литературной. Изучение идей и доктрин отнесет к одной группе обычный перечень книг, как, например, Мураториев канон, эпиграфическое свидетельство, как надгробная надпись Аверкия, краткое тринитарное славословие на листе какого-либо папируса, какое-либо отточенное изложение троического догмата, как, например, предисловие к изысканной прозе Gelasianum, или простые поучительные строки Quicumque. Богословское образование, охватывающее изучение вероучительных идей и историю догматов, не делает большой разницы между различными источниками и формой, в которую они воплощены, выполнены ли они в сухом схематическом виде, или в простонародной доступной форме, или в утонченно рафинированном стиле – их ценность заключена прежде всего в фактической содержательной стороне. Дело обстоит иначе, если речь идет об истории литературы. Она не может уделять внимание источникам, лишенным литературной ценности за исключением тех случаев, когда подобные тексты привлекаются как примеры противоположного свойства. В сфере ее интересов лишь те творения, которые привлекают внимание своей ценностью с литературной точки зрения. |
| «О поэт, ты ничего не объясняешь, но через тебя все вещи становятся объяснимыми» (Поль Клодель). «Последние вещи» не всегда поддаются богословским определениям. Часто они более доступны поэзии, ее эонической глубине. «Я не изобретаю, я открываю», – говорит Пеги. Поэзия, когда она обращена к началу вещей, может заставить понять, что красота есть исполнение истинного и что слава всегда отмечает тот момент, когда можно сказать: «Все свершено». Вот почему «необходимо, чтобы истина была в славе; блеск стиля не роскошь, а необходимость» (Леон Блуа). Сакральное искусство есть морфологический аргумент существования истинного. Чтобы понять современное искусство, надо вернуться к истокам искусства сакрального. Искусство катакомб – небрежное в отношении формы, не заботясь о художественности, – пишет знаки спасения, зашифрованные изображением Крещения и Евхаристии. Одна из греческих надписей в современных катакомбах обозначает таинства спасения таким же символическим образом: «Я есмь, – говорит Аверкий, – ученик св. Пастыря, который пасет стада в горах и на равнине... Всюду Вера была моим проводником, и всюду она давала мне в пищу Рыбу из Источника, Великую, Чистую, Которую Пречистая Дева поймала и предлагает есть друзьям. У Нее есть также дивное вино, смешанное с водой. Которое Она дает с Хлебом... Пусть каждый из тех, которые думают, как я, и понимают эти слова, помолится за Аверкия» 228 . Непобедимая сила веры чертит на стенах и на гробницах немеркнущее благовестие о Вечной Жизни. Временно классическое искусство оказывается не нужно. Оно отказывается от самого себя, проходит через свою собственную смерть и погружается в воды Крещения, чтобы возродаться во Христе и появиться на заре IV века в невиданной прежде форме – в иконе. Перекидывая мост между видимым и невидимым. Символизируемый присутствует в Своем символе. «То, что Библия нам говорит словом, икона нам возвещает красками, представляет перед нами» 229 . Немного праха этого мира, доска, несколько красок, несколько линий – и является красота; в целом икона есть видение вещей невидимых. Более того, она вызывает Присутствие трансцендентного и свидетельствует об этом Присутствии; она является теофаническим местом; но путь к иконе идет через крест и смерть, и это приводит нас к современному искусству. |
|
|
