| Архимандрит Тихон (Шевкунов) Выставка «Двоесловие/Диалог», проходившая в актовом зале домового храма святой мученицы Татианы при МГУ имени М.В. Ломоносова с 31 мая по 13 июня 2010 года, показала сложность и необходимость дискуссии об отношении Православной Церкви к современной культуре. Самым важным аспектом экспозиции стала не её художественная значимость, а та реакция, которую она вызвала в обществе. Экспозиция задумывалась как ответ на вопрос: возможно ли содержательное христианское творчество в такой нетрадиционной области изобразительного искусства, как contemporary art (актуальное искусство)? В последние годы его российские представители неоднократно и заслуженно обвинялись в кощунстве. Пример тому – многие экспонаты скандально известных выставок «Осторожно, религия!» (2004), «Россия 2» (2005), «Запретное искусство – 2006», поведение таких художников, как Олег Кулик, Александр Бренер, Олег Мавромати, Авдей Тер-Оганьян. Создатели выставки «Двоесловие/Диалог», осуждая эти акции и сознательно от них дистанцируясь, ответили: да, актуальный художник может быть христианином, членом Православной Церкви. Он может относиться к святыням не кощунственно, а с благоговением и почтением. Contemporary art – не синоним эпатажа и оскорбления религиозных чувств. Любая область творчества может содержать примеры как дурного, так и хорошего. Эта точка зрения подтверждена в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». «Светская культура способна быть носительницей благовестия, – читаем мы в документе. – Для проповеди о Христе пригодны любые творческие стили, если намерение художника является искренне благочестивым и если он хранит верность Господу… Никакая культура не может считаться единственно приемлемой для выражения христианского духовного послания. Словесный и образный язык благовестия, его методы и средства естественно изменяются с ходом истории, различаются в зависимости от национального и прочего контекста» (глава XIV, пункт 2). Важно, что первые сообщения о выставке появились за несколько месяцев до её начала: организаторы показали полную открытость своего замысла. Но такой шаг требовал большой ответственности, поэтому все экспонаты тщательно отбирались. Каждая работа была просмотрена не только кураторами (диаконом Феодором Котрелёвым, художниками Андрееем Филипповым и Гором Чахалом), но и настоятелем Татианинского храма протоиереем Максимом Козловым и председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиереем Всеволодом Чаплиным. Авторы богохульных или скандальных работ, не осудившие своего прошлого, к выставке допущены не были. |
| Конец второго тома. 1 Из слова сказанного высокопр. Антонием Архиепископом Казанским, при вступлении его на паству Казанскую. 6 В 1827-мгоду подано было на Высочайшее Имя 14-ть прошений. Приводим здесь образец этих прошений в подлинных словах. Всеавгустейший Монарх! Всемилостивейший Государь! С благоговением припадаем к стопам Вашего Императорского Величества, осмеливаемся испрашивать милостивого и человеколюбивого внимания к нашей всеподданнейшей просьбе. Доверители наши, Казанской губернии, Цивильскаго округа, Тобурдановской волости, деревни Чутеевой крещёные из татар Авдей Дементьев, Алексей Матвеев, – Тетюшского уезда большой Тайбинской волости деревни Старой Курбаши – Кондратий Яковлев, а всего с семействами в 124 душах, со всего мирского согласия дозволили подать прошение, так как деды наши и прадеды прежде сего были в магометанской вере, а ныне не известно по каким обстоятельствам переведены крещением в греческое исповедание, а потому и по проживанию нашему в татарских деревнях ни той, ни другой веры не исполняем, а более привержены к магометанской вере; а потому, – Великий Государь! к тебе прибегаем, как чадолюбивому отцу верноподданных. Сотвори, Всеавгустейший Монарх, суд твой и милосердие и повели нас именованных всего с семействами в 124 душах, по силе указа 1764 г. Февраля 20 числа, оставить нас в магометанской вере. Ибо мы всегда исправляем лашманскую повинность. Всемилостивейший Государь, Вашего Императорского Величества всенижайшие рабы Казанской губернии Цивильского уезда деревень поверенные: Иван Алексеев, Тукаевой Терентий Давыдов, Урмаевой Захар Артемьев. Марта « » дня 1827 года. В другом прошении (Тетюшского уезда, Фроловской волости) отступников значилось 1 128 душ. Прочие просьбы все имели такую же форму и содержание, и суть только копии с одного из них. Например, отступники Симбирской губер., в трех всеподданнейших прошениях, через поверенных Романова, Тимофеева и Игнатьева, изъясняли, что предки их прежде состояли в магометанской вере и были крещены не известно по каким обстоятельствам, но по жительству их вместе с татарами ни греческой, ни магометанской веры они не исполняют, а потому просят оставить их в магометанстве, на основании указа 1764 г. Февраля 20-го и проч. |
| Но как и для такой, в сущности пустой болтовни, нужно иметь особенную способность или навык, то скопцы уверены что это дар свыше, ниспосылаемый только избранным, говоря: овому дастся пение, овому радение, овому пророчество, овому сказание или толкование онаго и проч. Штабс-Капитан Созонович, в раскаянии своем искренно сознается, что будучи пророком между скопцами, он сам получил наконец такой навык в этом ремесле, что мог по нескольку часов сряду и безостановочно болтать довольно складно все, что на ум приходило, принаравливаясь только ко вкусу своих слушателей; причем, говорит он, иногда и удается сказать кому-нибудь случайно и такую вещь, которая убедит. Фанатика, что пророк в самом деле имеет дар предсказания и может читать тайны души человеческой. В секте, открытой в Кронштадте, по показанию Подпоручика Царенка, пророками были деньщик Авдей Андреев и писарь Игнатов. Пророк, в молитвенных собраниях скопцов, обыкновенно имеет в руках небольшой деревянный крест. Крестов этих в свое время Селиванов роздал весьма много, наделяя ими только тех, кого посвящал в высшие степени своих таинств; теперь они сохраняются у Скопцов как величайшая святыня. Где такого креста нет, там пророк получает его от Общества. Между женщинами скопческой ереси есть свои пророчицы; но когда они радеют вместе с мужчинами, то всегда уступают первенство сим последним. Весьма любопытно, как одна непотребная женщина, проникнув как-то в секту скопцов, воспользовалась их суеверием. Сделавшись между московскими скопцами пророчицей, она объявила за-тайну подругам своим, что она Великая Княгиня Анна Феодоровна, супруга блаженной памяти цесаревича Константина Паловича. Весть эта немедленно разнеслась в секте и привела скопцов в такой восторг, что они предоставили ей, как высокой особе, начальство и председательство в своих собраниях. Сам Селиванов пожелал ее посещения, хотя в последствии должен был в том раскаяться, потому что наружность и ловкость новой пророчицы совершенно отвлекла было от него любезных его «детушек». |
| К грузу, кучей громоздящемуся на берегу, сошлись, сбежались откуда-то молчаливые люди, начали хватать его, растаскивать по закоулкам оврагов. Одна, тоже свежепросмоленная лодка шла через реку отдельно от тех плавсредств, что плавили “шуриков” — так насмешливо именовали себя штрафники, и разнообразных представителей военных частей и просто подозрительно себя ведущих чинов — как же без бдительного надзора, без судей, без выявителей шпионов и врагов? Фронт же рухнет, остановятся боевые на нем действия, ослепнет недремлющее око, усохнет, погаснет, онемеет пламенное политико-воспитательное слово! Правда, уже через день-другой поредеет боевой состав надзирателей и воспитателей, они посчитают, что такие важные дела, какие им поручены партией и разными грозными органами, лучше выполнять в удобном месте, на левом берегу, — на правом очень уж беспокойно, печет очень под задом и стрельба смертельная близко, они же привыкли с врагами бороться в условиях, “приближенных к боевым”, как они научились обтекаемо и туманно обрисовываться, а тут прямо из воды и в заваруху, так ведь и погибнуть можно. Лодка с одним гребцом на корме правилась через реку вдали от всего боевого коллектива. В ней лоцманила иль даже царила под пионерку стриженная, ликом злая и по-дикому красивая военфельдшер Нелька Зыкова. Санбат стрелкового полка организовал на левом берегу медицинский пост, владели им две, всему полку известные подруги — Фая и Нелька. Фая дежурила на медпосту, Нелька взялась переправлять в лодке раненых. И сколько же она может взять в ту лодку раненых? И сколько немцы позволят ей плавать через реку? И куда грузить, в чем плавить других раненых? И куда делся и жив ли бравый командир батальона Щусь? С ним, с этим капитаном, вместе тесно, врозь тошно. Опять им, этим художником — так уничижительно называл всех прытких служивых, непокорных людей командир полка Бескапустин Авдей Кондратьевич — опять заткнул любимцем какую-нибудь дыру родной отец, опять послал его в самое пекло… Сыскав среди раненых тех бойцов, кои умеют работать на гребях и заменить ее на корме, Нелька мигом загрузила свою посудину, поплавив людей на левый берег. |
| На рассвете загрохотало и ниже по реке. Здесь также затеялась переправа и велено было остаткам подразделений Великокриницкого плацдарма идти на соединение с соседями, вступившими в битву. За ночь на верхнем плацдарме была наведена переправа на понтонах, на правобережье перешли танки, перевезена артиллерия, реактивные минометы, части боепитания. Командир полка, Авдей Кондратьевич Бескапустин, тучный пожилой человек, раньше всех ослабевший от голода, потирая ладонью грудь, отдал приказ в батальоны, оттуда приказ передали в роты: после короткого артналета поднять полк, прорываться к своим, умереть в бою, но не доходить по оврагам, в грязных окопах, отдавшись на истребление фашистам. За рекой плеснули огнем “катюши”, озарив другой берег до самого неба, ударила артиллерия. Собрав последние силы, поднявшись во весь рост, вслед за огненным валом пошли в атаку бескапустинцы, саперы, десантники. Боровиков с пестрой ротой снялся с речки Черевинки, Понайотов со своими управленцами, артиллеристами — все-все, кто мог двигаться, пошли в бой. Связь с правым берегом ослабела настолько, что работать по ней было уже невозможно. Гаубицы стреляли без корректировки, по заранее намеченным целям. И так шли и шли бойцы, командиры Великокриницкого плацдарма, навечно уже отпечатанного в их памяти. Очень медленно шли, и те, кто падал, больше уже не поднимались. Впереди своего полковника, как бы заслоняя его собою, загнанно хрипя от пыли и простуды, словно в старые, довоенные времена, словно в ранешном довоенном кино, с обнаженным пистолетом шел командир батальона Щусь. Но не было никаких киношных, патриотических криков, никакого “ура”, только хрип, только кашель, только вскрики тех, кого находила пуля или осколок, да и местность эта, пересеченноовражистая, не давала возможности атаковать дружным, киношным строем. С кручи на кручу, с отвеса на отвес, из ямы в яму, из оврага в овраг, вдоль берега еле двигались недобитые, недоуморенные, вшами не доеденные бойцы, все еще пытающиеся исполнить свой неоплатный долг. |
| На утре, пока еще не взошло солнце, бескапустинцы волокли по мелкой протоке, можно сказать, по жидкой грязце, продырявленный, щепой ощерившийся баркас. Немцы вслепую били по протоке и по острову из минометов. На острове все еще чадно, удушливо дымилась земля, тлели в золе корешки и кучами желтели треснувшие от огня, изорванные трупы людей. “О, Господи, Господи!” — занес Финифатьев руку для крестного знамения и не донес, опять вспомнил, что партия не велит ему креститься ни при каких обстоятельствах. — И экое вот люди с людями утворяют? — угрюмо молвил пожилой солдат Ероха. Он не успел кончить фразу: и баркас, и бригаду солдат-бурлаков накрыло минами из закрепившегося ночью за бугром высоты Сто пламя изрыгнувшего шестиствольного миномета. Бурлаки-солдаты попадали в грязь, под борт баркаса, дождались, пока перестанет шлепаться сверху поднятая в воздух жижа и почти по воздуху понесли полуразбитую посудину, из которой в пробоины лилась мутная вода. В грязи осталось трое только что убитых солдат. Один солдат, катаясь в грязи, пытался звать: “Братцы! Братцы…” Задернули баркас под яр, передохнули. Допотопной, ослизлой тварью из протоки на берег лез раненый. На камнях сморился. Подтащили его в затень, засунули в пустую земляную ячейку — может, какие санитары подберут. Да что-то не видно санитаров на плацдарме и не слышно никакой медицины. Ни политруков, ни агитаторов, никакой шелупени не видно и не слышно. Бойцы взняли на горбы по ящику с патронами и гранатами, мокрый мешок с хлебом, оставив постового возле баркаса, поволоклись к месторасположению штаба полка. Комполка Авдей Кондратьевич Бескапустин недавно прикорнул, но его разбудили. Узнав о баркасе, обрадовался. — Скорее, скорее перетаскивать груз, иначе разнюхают, навалятся и все добро растащат. Всякие тут художники отираются. Часть боеприпасов и немного хлеба напрямки к Зарубину. — А где напарник раненого Ерохи? Родионом, кажись, зовут? Родька, с разбитым, черно провалившимся ртом, со слипшимися от крови губами, немо откликнулся. Ему обсказали о друге его, Ерохе, и он увязался с командой носить боеприпасы. Вынул Ерофея из норы. Солдат уже начал остывать. Родион обмыл и вытер тряпицей лицо погибшего напарника, руками прикопал его в раскрошенных взрывами комках глины. Почуяв на берегу возню и шлепанье, немцы все плотнее и плотнее к навесу яра пускали мины и, не переставая, лупили в протоку, в мертвый остров. Одной, совсем уж шалой миной взрыхлило и откинуло сухую глину на прикопанном солдате, обнажило грязное, мокрое туловище Ерохи. Родька покачал головой, взвалил на горб угластый ящик с патронами и двинулся следом за удаляющейся командой. |
| Напрягая всю свою волю, я все-же никак не мог перестать плакать, и все упорнее спрашивал маму, зачем же она взяла меня с собою, раз мы весь день не увидимся. На этот вопрос у неё не было и не могло быть никакого понятного для меня ответа. Беспомощно стоя передо мной, она дрожащею рукою вытирала мне щеки душистым своим платком и, смотря на меня глазами полными слез, как то очень странно, словно творя про себя молитву или заклинание, неустанно шептала какие-то тогда мне мало понятные, но отчетливо запомнившиеся слова: — «так нужно, Коленька, когда вырастешь, все поймешь... Вину свою мне все время нужно перед собой видеть. Будешь ты меня сегодня ждать, вот я и вернусь, вернусь непременно! Ты не плачь, ты верь, а то я сама в себя веру потеряю»! Говорила-ли мама со мной точно такими словами, я не знаю, Наташа, но пишу их сейчас так, как будто мне их кто-то диктует. Их смысл, их боль, их надежда и их отчаяние — все это во всяком случае точно до наимельчайшей черты. Сейчас мне ведь снова не больше девяти лет, и я чувствую, что совсем, совсем-бы не удивился, если бы вдруг распахнулись двери и я увидел бы маму, возвращения которой из города двадцать с лишком лет тому назад я ждал с таким последним отчаянием. Ведь память гораздо больше, чем только память, Наташа. Настоящая память — реальное перевоплощение, величайшее чудо жизни, нерушимый залог и единственное доказательство бессмертия нашей души. В ту поездку мы с Авдеем Ивановичем долго ждали «нашу барыню». Сказав, что вернется к семичасовому, она вернулась только к ночному курьерскому. Выпивший за обедом лишнюю рюмку и очень уставший от города, Авдеич прилег прикурнуть на диване, а мне велел сторожить короба с закуской, чтобы «Боже упаси, чего не пропало». Этот вечер, Наташа, быть может, один из самых страшных вечеров всей моей жизни. Зал I и II класса темен и пуст. Горят всего только две прикрученные стенные лампы, да при свече за буфетом, бросая на стену огромную тень, сидит за счетом и книгами какая то странная, нахохлившаяся фигура в очках. На диване рядом со мной со стоном, словно больной, храпит Авдей Иванович. Как только он, переворачиваясь с боку на бок, слегка затихает, сейчас-же из тишины возникает тревожное тиканье круглых стенных часов. Каждые полчаса они бьют зловеще и неумолимо: девять ударов, удар, десять ударов, удар... Фигура кончает считать; громко звенит тяжелой связкой ключей |
| Средний горожанин - живущий на месте, где еще чуть больше сотни лет назад шумел лес, - редко ощущает за плечами многовековую историю страны. Все, что вошло в плоть и кровь жителя Центральной России, - старые церкви, фрески Рублева и Дионисия, архитектурные памятники - для представителя Новосибирска нечто известное, но не прочувствованное. Город сформировался как советский: дореволюционных зданий мало, зато для любителей конструктивизма и «сталинского ампира» - настоящее раздолье. Многие достижения Новосибирска связаны именно со временами СССР . Например, при Советах город побил рекорд Чикаго, став миллионником всего за 70 лет, тогда как американскому мегаполису потребовалось 90. Рядом находится Академгородок - уникальное место, где работали выдающиеся умы Москвы и Ленинграда. Студентами здесь становились crème de la crème из Сибири и соседних советских республик. В середине 1980-х именно тут стало набирать силу национал-патриотическое движение. Впрочем, хрупкий баланс (активными оказались и представители либеральных сил) удавалось удерживать довольно долго. Тем более, что современное искусство институционально оформилось в Новосибирске позже - в начале нулевых. В столице к тому времени отгремели первые скандалы: в 1998 году Авдей Тер-Оганьян «прославился» разрубанием репродукций икон. В Сибири же представители разных направлений уживались мирно: перформансы и постеры «Синих носов», выдержанные в карнавальной эстетике и поначалу вполне безобидные, сосуществовали с фигуративной живописью Александра Шурица. Дружелюбная атмосфера поддерживалась искусствоведом и куратором Владимиром Назанским, который в 2000 году провел в Новосибирской картинной галерее (нынешнем Художественном музее) первое крупное мероприятие, связанное с «совриском»: Фестиваль галерей «Арт-Новосибирск». Годом позже здесь же прошла Международная биеннале современной графики. Мероприятия оказались выстроены так, что место всем нашлось. Тогда же, в 2001 году, открыла частную галерею «Старый город» Анна Терешкова, жена председателя совета директоров «Сибирской хлебной корпорации». В новом пространстве выставлялся вполне респектабельный круг авторов: о скандалах поначалу речи не шло. |
| поиск: разделы рассылка Максим Сидельников Случалось ли вам оказаться жертвой погрома? Случалось ли вам оказаться жертвой погрома? Так чтобы нежданные гости уничтожали семейные реликвии, оскверняли фотографии родных и близких? Такое случалось век назад и в годы оккупации, скажете вы. Ошибаетесь. Такое случается сегодня, причем регулярно. Миллионы православных в нашей стране становятся жертвами травли. И только словесной. Но есть факты еще более горькие – исполнение богохульных куплетов на алтаре и уничтожение икон. Вот пример, заставляющий содрогнуться. В соборе Прокопия Праведного в Великом Устюге 37-летний мужчина на глазах у прихожан " топором наносил удары по иконам " . Случайность? Помешательство? Большинство журналистов задают эти вопросы ленивым тоном праздного любопытства. Звучат они риторически. Похоже, ответ не очень нужен. Рубка икон, " акция " Pussi Riot – это лишь последние звенья в длинной цепи ксенофобской вакханалии. Вспомним, как все начиналось. Вначале этот спектакль называли " Осторожно, религия! " и ограничились стенами выставочного зала. А некто Авдей Тер-Оганьян, также считающий себя большим художником, прилюдно рубил и топтал святые лики. Был арестован. Потом отпущен. Уехал в Прагу. Нам говорили: не хотите – не смотрите, убирайтесь к себе храм. Вот мы в храме. Но что это? Сакральное пространство актуализма простирается до алтаря включительно, так что ли, господа религиоведы? Вольные художники уже не оставляют нас своим " попечением " и в Божьей обители, то есть у нас дома. Уж очень им нужны наши души. Стоит ли напоминать, что даже по светским понятиям не подобает ходить в гости подобным образом. Смотрите, как передвигается невидимая грань. Вчера проклинали нас на нейтральной территории, сегодня пришли в главный храм страны. Дело, конечно, не в молоденьких феминистках, а в тех, кто давно поддерживает и направляет антицерковную кампанию. Выходка Pussi Riot – не хулиганство девчонок с затянувшимся пубертатом, а продуманная акция. Продуманная отнюдь не (не)посредственными исполнителями. Проект Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой является осколком хорошо известной группы " Война " . Такие проекты не растут из-под земли, как грибы после дождя. А если и появляются стихийно, то умирают в безвестности. Сами они не попадут на первые полосы и в верхние строчки новостей. Без поддержки истеблишмента потолок их развития клубно-подвальный, а неприятности с полицией достояние друзей и ближайших знакомых. Только. |
| Народ уведомлен о предстоящей беседе с сектантами. Все радуются нашему приезду. Время теперь свободное. Весна в полном разгаре. Снег быстро тает. Речки и овражки залиты водой. Дороги испортились. Мужики сидят дома и скучают от безделья... О. Герасим, приходский священник, благодарно осенил себя крестным знамением. «Слава Богу! сказал он. Наконец-то услышат наши простецы, как неправы сектанты, смущающие их своими ложными учениями. А то в Ногорной только и толкуют о новой вере. Бог знает, откуда взяли, что мы «еще не признали Христа», «не родились от Него», потому что крещены в детстве, «без понятия». Много раз выяснял я народу законность и необходимость православного крещения младенцев – не успокаиваются. Побеседуйте об этом предмете вы ещё. Авось, вас в новинку-то, лучше послушают»... Я обещал исполнить просьбу о. Герасима, – и мы разошлись для подготовки к завтрашней беседе. На утро поднялись мы рано. Нам хотелось «по морозцу» добраться до Ногорной. Там нас уже поджидали. Около переправы через речку толпилась кучка любопытных. Среди них был л староста «при знаке». Едва мы подъехали к переправе, он быстро перешёл на нашу сторону. Предупредительно он начал показывать нам, как надо было сперва пойти по льду, потом «прыгнуть» через шумевшую воду на доски, а оттуда – «рукой подать до берега». – Так мы и сделали, и благополучно перебрались через речку. Православные встретили нас радушно. Толпой повалили они за нами в училище, где должна была произойти беседа с штундистами. Училище сразу переполнилось слушателями. Между тем не было ещё сектантов. В ожидании их, о. Герасим заботливо расставлял народ, чтобы очистить для них место подле стола. Скоро пришли и штундисты, во главе с своим «старшим братом» Поликарпом. Это был не особенно начитанный, но спокойный и рассудительный человек. Он любил побеседовать о Слове Божием и умел выслушивать чужие доказательства. Помощник Поликарпа, солдат Авдей, был противоположного характера. Он был горяч, вспыльчив и страстно предан штунде, которой научился в бытность свою на юге России, в Николаеве. |
|
|
