| Мастерская была основана на артельных началах, и каждый работавший в ней являлся участником в прибылях. К концу 70-х и началу 80-х годов дела мастерской были в блестящем положении, но Еропкин в это время думал уже о другой деятельности: его тянуло в крестьянскую среду, на землю, к тому же и большинство членов артели мастерской стало заботиться не о том, чтобы сделать учебные пособия еще более доступными по цене для деревни, а лишь о получении больших прибылей. С этим Еропкин не мог примириться и вместе с 6–7 своими единомышленниками, среди которых были люди уже работавшие раньше батраками у Энгельгардта 2 , вышел из артели. Задавшись целью основать земледельческую интеллигентную общину, он начал подыскивать для этого подходящий участок земли. К этому времени и относится его знакомство с 3.С. Сычуговым. Сычугов родился в Вятской губернии, в семье бедного деревенского священника, отличавшейся высокой религиозностью. В раннем детстве мальчик Сычугов только и был занят мечтами о будущем страдании за веру Христову. Потом он попадает в учение в бурсу (современное духовное училище), по окончании ее – в духовную семинарию). Учение в последней не могло удовлетворить Сычугова, и он поступает в вятское сельскохозяйственное училище, имевшее целью подготовлять народных учителей. За время пребывания в этом училище Сычугов деятельно принялся за самообразование и за подготовку к педагогической деятельности, ибо решил сделаться народным учителем. К этому времени относиться его знакомство с университетской молодежью, приезжавшей на каникулы в Вятку, и также знакомство с «народничеством». Под влиянием этого знакомства среди учеников упомянутого училища начались «хождения в народ» с целью изучения крестьянской жизни. Для Сьгчугова это хождение окончилось печально: он был арестован и посажен в тюрьму, в которой просидел несколько месяцев. По выходе из нее, он некоторое время служил писцом у лесничего, а затем уехал в другой город и полтора года перебивался уроками. Здесь, живя среди политических ссыльных, он под руководством их, снова занялся за пополнение своих знаний, изучая историю, литературу, философию, и тут же он окончательно укрепляется в своем решении отдать себя на служение обществу. Но с чего было начать, он не знал. |
| Между тем в Москве 1 сентября Еропкин предложил сенаторам: не угодно ли будет для скорейшего истребления заразительной болезни московскому купечеству приказать, чтоб оно для занемогающих купцов учредило по возможности на свой кошт карантинные домы и лазареты. Приказали: призвать в Сенат из Московского магистрата президента и с ним лучших первостатейных купцов человек с 10 и, объявя им упомянутое предложение, увещевать, чтоб они согласились принять на свой кошт учреждение карантинов и лазарета; кроме того, склонять через полицию и других слободских обывателей, не пожелают ли и они учредить карантины и лазарет на свой счет. Потом Еропкин предложил, что по множеству умирающих от заразительной болезни осужденных на поселение преступников, назначенных для вывоза и погребения тел, слишком мало, и потому, так как теперь работа на фабриках прекратилась, не угодно ли будет Сенату определить для этого фабричных в каждую часть по 20 человек с платою по 6 коп. на день. Сенат согласился. Этот Сенат состоял кроме самого Еропкина еще из трех членов: Собакина, графа Ив. Воронцова и Рожнова; но тогда же, 1 сентября, Собакин, назначенный, как мы видели, помощником Еропкина, объявил, что у него в доме оказалась на людях опасная болезнь, почему он больше не будет исполнять порученной ему комиссии и присутствовать в Сенате. На другой день, 2 сентября, в Сенате присутствовали трое: кн. Козловский, Рожнов и Еропкин; и последний сообщил печальное известие: во время осмотра доктором Шафонским и гвардии капитаном Волоцким в Лефортовской слободе опасно больных и умерших госпитальный комиссар поручик Кафтырев, Вотчинной коллегии канцелярист Прытков, конторы строения домов и садов капрал Раков, отставные конюхи Петров и Пятницкий, собравшись большою толпою, наглым и дерзким образом не допустили Шафонского и Волоцкого до осмотру, крича, будто Шафонский и другие лекари дают в госпитале больным и здоровым порошки с мышьяком и от них заражаются жители тамошних слобод. Сенат приказал Кафтырева содержать две недели на хлебе и на воде, других наказать плетьми. Обер-полицеймейстер Бахметев донес, что при запечатании на Красной площади ларей со старым платьем, которым про изводится торговля, один из продавцов, синодальной конторы солдат, бросил из-за людей камнем и проломил голову солдату, и хотя продавцы ветошья и были схватываемы, но по малочисленности команд всегда их отбивали разных чинов люди. Сенат приказал высечь плетьми солдата синодальной конторы. |
| 3. Волынский Артемий Петрович (1689–1740) – русский государственный деятель. Происходил из древнего рода, примкнул к реформаторам. В 1704 г. зачислен солдатом в драгунский полк. На военной дипломатической службе находился до 1719 г., затем – губернатор в Астрахани до 1724 г., а с 1725 по 1730 г. (с перерывами) – казанский губернатор. Важное событие в его карьере – женитьба на двоюродной сестре Петра Великого Александре Львовне Нарышкиной; в 1722 г. царь доверил Волынскому возглавить поход в Персию (1722–1723). Военная неудача навлекла на него царский гнев и немилость. Во время своего губернаторства в Казани страсть Волынского к наживе, необузданный его нрав достигли своего апогея и вызвали учреждение над ним со стороны правительства особой опеки, «инквизиции». С 1738 г. – кабинет-министр, а в 1739 – единственный докладчик по делам кабинета. Вскоре в результате дворцовых интриг со стороны Бирона и своего главного противника Остермана Волынский навлек на себя недовольство императрицы Анны Иоанновны и был отставлен. По подозрению в казнокрадстве был арестован, а когда в его личном архиве обнаружили «генеральный проект» улучшения государственного правления в империи, Волынского обвинили в государственной измене. Его «конфиденты» – Хрущов, Еропкин и Соймонов под пыткой указали, что Волынский намеревался по смерти Анны Иоанновны занять императорский престол. Генеральное собрание, судившее Волынского и его сообщников, приговорило его «живым посадить на кол, предварительно вырвав ему язык, а его сообщников четвертовать, а затем отрубить им головы». 27 июня 1740 г. Волынский, Еропкин и Хрущов были казнены; похоронены они были на Выборгской стороне близ церковной ограды Сампсониевского храма. Новая русская императрица Елизавета, сменившая Анну Иоанновну, торжественно поклялась перед тем, как взойти на престол, «никого не казнить смертью». Она осуществила этот обет в своем указе от 17 мая 1744 г., фактически отменившем смертную казнь в России, и в продолжении 20 лет своего правления (1741–1761) Елизавета противостояла Сенату и Синоду в их попытках склонить ее к отказу от данного ею слова. Волынский известен как автор «рассуждений» – «О гражданстве», «Каким образом государем суд и милость иметь надобно» и др. См.: Корсаков Д. А. Артемий Петрович Волынский//Древняя и новая Россия. СПб., 1876. Кн. 1; 1887. Кн. 1–2; Городецкий Н. Н. Памятник на общей могиле Еропкина и Хрущова//Русская старина. СПб., 1886, |
| Как бы то ни было, итальянский стиль, а именно форма концерта оказала особенно большое влияние на творчество Веделя. Уже потому, что он стоял во главе некоторых хоров, пользовавшихся тогда большой славой и, понятно, следовавших тогда в церковном пении стилю модной и при дворе принятой итальянской музыки, Ведель неизбежно должен был находиться под сильным влиянием этой музыки. Еще когда он, учась в Киевском духовном училище, пел в архиерейском хоре, он должен был хорошо практически узнать господствовавший стиль, так властно и мощно захвативший русское хоровое церковное пение. В 1791 г. в Москве появился перевод с немецкого руководства Давида Кельнера «Верное наставление в сочинении генерал-баса», которым мог пользоваться Ведель. Одно время Ведель учился в Киевской Духовной академии, славившейся тогда своим хором 432 . Ведель обладал превосходным тенором. Среди студентов академии особенно были любимы разные канты и псалмы (о которых говорилось у нас в 1-й и во 2-й главах), и Ведель во все время своего учения в академии увлекался этим родом религиозного пения, находившегося под сильным влиянием западной, польской, музыки и сочетавшегося с народной украинской песней 433 . По рекомендации Киевского митрополита Самуила (1783–1796) генерал Еропкин, будучи генерал-губернатором в Москве и имевший свой хор, поставил во главе этого хора Веделя 434 . Еропкин был большой любитель музыки и церковного пения и даже сам немного компонировал. А в это время Сарти был в Москве, так что не исключается возможность, что Ведель мог брать уроки композиции у Сарти. В 1794 г. Ведель назначен регентом хора генерала Леванидова в Киеве. Этот хор под управлением Веделя «достиг мистических вершин» 435 . Ведель вообще отличался чрезвычайной религиозностью. Генерал Леванидов, услышав раз, что Ведель поет у себя в комнате, подошел к его двери и в полуотворенную дверь увидел Веделя стоящим перед иконами на коленях и поющего 436 . Получив (вероятно, в 1798 г.) отставку с мундиром, Ведель поступил в Киево-Печерскую лавру послушником. Это как раз совпало со строгим указом Синода о том, «чтобы никаких выдуманных стихов не употребляли» при богослужении, и с указом императора Павла I 1797 г., которым предписывалось архиереям следить за тем, чтобы пение церковное не противоречило православному духу. В Лавре Ведель стал проявлять признаки душевного расстроийства, ушел из Лавры и начал бродяжничать, чем навлек на себя подозрение в неблагонадежности и был арестован. Есть мнение, что он присоединился к секте иллюминатов 437 . |
| С ужасом увидел это добродетельный и умный Московский архиепископ Амвросий. Этого благочестивого пастыря можно было назвать в то время настоящим ангелом-хранителем Москвы. С первых дней появления язвы он посвятил себя спасению близких, и не было средства, которое бы он не использовал, чтобы предупредить распространение болезни, особенно в ту пору, когда многие высшие Московские чиновники и вельможи, спасая себя от общего бедствия, разъехались из Москвы, и несчастная столица осталась на попечении почти одного Амвросия. Вы можете представить теперь, как велико было его огорчение, когда он увидел толпы, сходившиеся у Варварских ворот. Он чувствовал, что будет не только трудно, но даже опасно остановить стечение народа в одно место, однако решил сделать это. Сначала он рассказал людям обо всех опасностях, каким они подвергаются, приходя сюда толпами, но потом, когда уже никакие убеждения не подействовали, приказал снять образ со стены. Боже мой! Сколько бед произошло в результате этого! Народ пришел в бешенство, забыл о болезни и со зверскими криками бросился к Чудову монастырю, где думал найти архиепископа. Друзья скрыли несчастного в Донском монастыре, но ненадолго: убийцы нашли его там и безжалостно убили в то самое время, когда он молился за своих врагов. Это было 16 сентября 1771 года. Совершив такое злодеяние, бессмысленная толпа буйных безумцев два дня не переставала грабить и убивать, тем более что усмирить их было некому: большая часть войск была в Турции и Польше; из полицейской же команды многие умерли от язвы, оставшихся же было явно недостаточно для удержания мятежников. Положение в Москве становилось опасным. Великая государыня, одно слово которой могло бы восстановить порядок, была далеко, и, прежде чем до ее слуха дошло бы важное известие о Московских событиях, бесчисленные несчастья могли бы произойти. Но всегда, когда России грозила опасность, появлялись люди, готовые жертвовать собой для спасения Отечества. Так было и в этот раз. В Москве жил тогда генерал Петр Дмитриевич Еропкин. В царствование Елизаветы он был известен своими военными заслугами; в это время из-за слабого здоровья он занимался гражданскими делами в звании сенатора, значит, не имел прямой обязанности заниматься усмирением мятежников. Но чувство любви к Отечеству заставило его вспомнить об обязанности каждого человека заботиться о счастье своих сограждан. Внимая этому священному голосу, благородный Еропкин решился на дело, избавившее Москвитян от явной гибели: он набрал около двухсот человек служащих и отставных солдат и с этим небольшим по количеству, но сильным по преданности отрядом бросился на многочисленные и яростные толпы бунтовщиков. Решительность нападения и более того — вид нескольких пушек, к которым по необходимости прибегнул храбрый генерал, скоро усмирили безумцев и вернули спокойствие встревоженной столице прежде, чем успел приехать туда посланный государыней на усмирение мятежников князь Григорий Григорьевич Орлов. |
| Иван Остафьевич Еропка, воевода Великого Князя Василия Тёмного, взят был в плен литовцами в бою у Суходрова, в 1445 году. Михайло Степанович 18) ездил послом к Императору Максимилиану в 1492 и 1493 годах; послом в Литву в 1494 и 1496 годах; был воеводою в Новгороде в 1498 году; ездил к Королю Польскому в 1503 году; послом к Царю Казанскому в 1504 году; потом находился постельничим и окольничим. Фёдор-Иван Михайлович 21) убит при взятии Казани 2 октября 1552 года. Фёдор Андреевич 31) был воеводою в Белеве в 1603 году; Иван 32) был воеводою в Верхотурье с 1635 по 1639 год; потом воеводою в Веневе по 1641 год; в Вязьме по 1643 год; снова в Вязьме в 1653 году; наконец был думным дворянином; Василий Михайлович 35) был окольничим при Царе Алексее Михайловиче; Алексей Павлович 37) был воеводою в Вологде с 1657 по 1660 год; Автамон Иванович 43) был воеводою в Тамбове в 1653 году; Фёдор Петрович 33) и Моисей Иванович 42) убиты под Конотопом. Двадцать семь Еропкиных владели населёнными имениями в 1699 году. Пётр Михайлович 71) находился гоф-интендантом при Императрице Анне Иоанновне и замешанный в истории Волынского, был обезглавлен 27 июня 1740 года. Василий Яковлевич 77) был презндентом ревизион-коллегии в царствование Екатерины Великой. Дмитрий Фёдорович 69) был генерал-поручиком и губернатором рижским; сын его Пётр Дмитриевич служил с отличием в семилетнюю войну, а во время московской чумы 1771 года, находился сенатором и командиром дивизии войск, в московской губернии расположенных. В Москве вспыхнул мятеж: главнокомандующий, фельдмаршал граф П. С. Салтыков, уехал в подмосковную 319 ; добродетельный, незабвенный архиепископ Амвросий был убит мятежниками; тогда Еропкин принял на себя главное начальство в столице, усмирил бунт, и спас Москву от гибели и разграбления. Екатерина Великая препроводила к Еропкину, бывшему в то время генерал-поручиком, андреевскую ленту и рескрипт на четыре тысячи душ; Еропкин, принял ленту, почтительно отблагодарил за имение и не принял оного. В последствии он был генерал-аншефом, и, с 1786 по 1790 год, главнокомандующим в Москве. Незабвенный спаситель первопрестольной столицы в ужасную годину заразы и мятежа, Пётр Дмитриевич сочетал, с нравом предприимчивым, твёрдость непоколебимую, душу возвышенную, пламенно любил отечество, во всю жизнь свою отличался правдивостию неуклонною, бескорыстием, сердоболием к бедным и принадлежит к числу мужей, имена коих служат украшением русских летописей. |
| В это время произошла его встреча с В.В. Еропкиным, который, как сказано, был занят мыслью об основании земледельческой общины. Сычугов с женой присоединился к нему, кроме того, следует отметить Наталию Николаевну Коган, как одну из самых активных деятельниц во все время существования и развития их общинного дела. Родилась она в семье помещика князя Друцкого-Соколинского, воспитывалась под влиянием своего отца, отличавшегося гуманностью и либерализмом. Образование она закончила в Смольном институте под руководством знаменитого педагога К.Д. Ушинского . По выходе из института занялась было педагогической деятельностью, но вскоре оставила ее. В замужестве заботы о воспитании своих детей побудили ее заняться отысканием наилучших условий для их развития, и она остановилась на трудовой обстановке земледельческой общины. В.В. Еропкин снял в аренду землю в 90 верстах от Уфы, на которой и поселилась община. Но работа не вязалась, не ладилась. Уфимская администрация стала относиться к общинникам подозрительно, видя в них политических заговорщиков, и общинники стали думать о переселении в Сибирь или на Кавказ. Община распалась после полутора годов своего существования, но в то же время сгруппировалось и крепко спаялось ядро будущей общины из В.В. Еропкина, Н.Н. Коган, 3.С. Сычугова и А.А. Сычуговой. Кроме того, они были связаны между собой и крепкой дружбой. Решено было заработать достаточно денег, чтобы начать свое дело на собственной земле на Кавказе. С этой целью Еропкин организует собственное лесное предприятие, а Сычугов, после неудачной попытки арендовать землю в Полтавской губернии, в 1884 году переселяется с своей семьей в Новороссийск. Устроив семью в городе на квартире, Сычугов, сильно нуждаясь в деньгах, нанялся на работу по выкорчевке леса, а с наступлением весны с котомкой за плечами отправился вдоль по берегу моря к Геленджику и далее до Сочи осматривать места, где можно было бы поселиться. Внимание его остановил на себе частновладельческий участок около с. Берегового, но ни для покупки, ни для аренды его у него не было денег и с наступлением зимы он снова нанимается на работу – очищает от лесных зарослей «плановые места», копает канавы для осушения болот, возит камни. Но эта тяжелая работа давала очень немного – 50–55 копеек в день. Весной Сычугов с семьей поселился в с. Береговом, снял в аренду облюбованный участок земли и принялся за устройство своего хозяйства: купил корову, лошадь, плуг, засеял разными культурными травами клочок земли с целью изучить таким путем почву. А осенью того же 1886 года этот участок быль куплен Еропкиным за 3600 рублей, и на участке поселилась группа интеллигентов, состоявшая из 8 мужчин и 4 женщин, с ними было 7 человек детей в возрасте от 1 года до 12 лет. |
| Михаил Григорьевич (1688 (по др. сведениям, 1686), Москва - 28.09.1743, С.-Петербург), архит., градостроитель, художник-график, один из первых зодчих С.-Петербурга. Образование, вероятно, получил в школе при типографии Оружейной палаты Московского Кремля. В 1709 г. приехал в С.-Петербург, где учился в губ. канцелярии итал. языку. В 1710 г. по указу имп. Петра I был отправлен на службу в учрежденную в 1706 г. Канцелярию городовых дел, занимавшуюся строительством каменной С.-Петербургской крепости. Работал под рук. Д. Трезини. С 1713 г. стал полноправным членом его команды и вскоре - ближайшим помощником, возможно, участвовал в работах по возведению крепости и Петропавловского собора. З. выделялся среди др. учеников одаренностью и работоспособностью, в 1715 г. его жалованье было повышено вдвое. По рекомендации Трезини в 1719 г. командирован в Москву, где руководил строительными работами по собственным чертежам в Кремле и Китай-городе, занимался «устроением мостов» и «показанием строений всем жителям», т. е. проблемами градостроительства. Обучал архитектуре воспитанников математической и навигацкой школы П. Невельского и А. Болгорина. Был вызван в С.-Петербург и определен в помощники и переводчики к Н. Микетти, рекомендовавшему перевести З. из учеников в гезели (подмастерья). 23 февр. 1721 г. получил статус гезеля, вероятно первым из русских, обучавшихся архитектуре в С.-Петербурге. 2 июля 1723 г. именным указом Петра I направлен в командировку в Стокгольм для изучения строительной техники (рецепта приготовления штукатурки) и вербовки швед. мастеров. С 1723 г. З. трудился в Канцелярии от строений, в к-рую была преобразована Канцелярия городовых дел. После смерти архит. Г. И. Маттарнови (1719) и Н. Ф. Гербеля (1724) З. вместе с Д. Трезини по указу Петра освидетельствовал оставшиеся после них бумаги. В нояб. 1724 г. при поддержке Трезини, Г. Кьявери и Б. К. Растрелли был удостоен звания архитектора - 1-й случай присвоения этого звания русскому, не получившему профессионального образования за границей. 4 июня 1735 г. З. был назначен старшим архитектором Главной полицмейстерской канцелярии (вместо П. М. Еропкина) и стал по существу главным архитектором города. В 1737-1741 гг. входил, первоначально под рук. Еропкина, в Комиссию о с.-петербургском строении, выделенную из Канцелярии от строений. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЕРОПКИН Петр Дмитриевич (24.06.1724 - 7.02.1805, Москва), гос. деятель, автор песнопений. Из потомственных дворян Род. в семье рижского генерал-губернатора. До 1763 г. находился на военной службе: участвовал в Семилетней войне (1756-1763), отличился в бою под Кольбергом (ныне Колобжег, Польша). С 1765 г. сенатор. В 1769-1771 гг. возглавлял Главную соляную контору в Москве. С 25 марта 1771 г. осуществлял «надзирание за здравием всего города Москвы». С 1773 г. действительный тайный советник. С 1774 по 1786 г. в отставке. С 28 июня 1786 г. главнокомандующий (градоначальник) Москвы (с этого времени генерал-аншеф). При Е. был завершен ряд значительных построек: Мытищинский водопровод, здание Присутственных мест в Кремле, Пашков дом и др., были приняты меры по благоустройству города. За труды по управлению Москвой Е. был награжден орденом св. Владимира 1-й степени (1788). 19 февр. 1790 г. уволился с гос. службы. Е. посвящены повесть «Валерия» (М., 1773) и комедия «Добродетель, увенчанная верностью» (М., 1774) М. И. Прокудина-Горского. Сохранился портрет Е. (определение личности на картине принадлежит Б. А. Косолапову) работы неизвестного художника. Поэт Д. И. Хвостов написал «Стихи на смерть П. Д. Еропкина», к-рые были опубликованы в ж. «Друг просвещения» (1805. Ч. 2. 5. С. 99-101), а затем в нем. переводе в ж. «Konstantinopel und St. Petersburg, der Orient und der Norden» (St.-Pb.; Penig, 1806. Bd. 1. S. 107-110). По просьбе Е. Киевский митр. Самуил (Миславский) командировал А. Л. Веделя для устройства домашней капеллы московского главнокомандующего. Ведель руководил капеллой с 1788 по 1792 г. Капелла Е., согласно традиции екатерининской эпохи и статусу хозяина, должна была содержать не менее 60 певчих и оркестрантов, что сравнимо с числом музыкантов в капеллах Н. П. Шереметева, Г. И. Бибикова, В. Г. Орлова . Сохранились сведения, что Е. писал хоровую музыку. В «Каталоге певческой ноте» (1793) - описи нотной б-ки неизвестного владельца - упоминаются его хоры «О, дар небес неоцененный» и «Щастливые» с краткими мелодиями, в перечне имеется указание: «хор с музыкой» на 11 и на 12 голосов. Вероятно, это были торжественные славильные хоры типа кантат. Церковное песнопение Е.- «Слава Отцу и Сыну» (вероятно, гимн «Единородный Сыне».- Ред.) - помещено в объявлении о продаже нот в московском магазине Х. Б. Гене (Реестр о продаже нот 3//Моск. вед. 1797. 22. Л. 13-14). Скорее всего в продаже имелись рукописные списки песнопения, как это было принято в то время. В наст. время ни одно из муз. произведений Е. не найдено. |
| Старик не выдержал и 14 числа отправил императрице отчаянное донесение: «Болезнь уже так умножилась и день ото дня усиливается, что никакого способу не остается оную прекратить, кроме чтобы всяк старался себя охранить. Мрет в Москве в сутки до 835 человек, выключая тех, коих тайно хоронят, и все от страху карантинов, да и по улицам находят мертвых тел по 60 и более. Из Москвы множество народу подлого побежало, особливо хлебники, калачники, маркитанты, квасники, и все, кои съестными припасами торгуют, и прочие мастеровые; с нуждою можно что купить съестное, работ нет, хлебных магазинов нет; дворянство все выехало по деревням. Генерал-поручик Петр Дмитр. Еропкин старается и трудится неусыпно оное зло прекратить, но все его труды тщетны, у него в доме человек его заразился, о чем он меня просил, чтоб донесть в. и. в-ству и испросить милостивого увольнения от сей комиссии. У меня в канцелярии также заразились, кроме что кругом меня во всех домах мрут, и я запер свои ворота, сижу один, опасаясь и себе несчастия. Я всячески генерал-поручику Еропкину помогал, да уже и помочь нечем: команда вся раскомандирована, в присутственных местах все дела остановились и везде приказные служители заражаются. Приемлю смелость просить мне дозволить на сие злое время отлучиться, пока оное по наступающему холодному времени может утихнуть. И комиссия генерал-поручика Еропкина ныне лишняя и больше вреда делает, и все те частные смотрители, посылая от себя и сами ездя, более болезнь развозят. Ныне фабриканты делают свои карантины и берут своих людей на свое смотрение. Купцы также соглашаются своих больных содержать, раскольники выводят своих в шалаши». Не дожидаясь ответа на свою просьбу, того же 14 сентября Солтыков уехал в подмосковную на два дня Разумеется, этот поступок оправдать было нельзя; он объяснялся тяжким положением начальника при чувстве своей беспомощности, одиночества: все разъезжаются, мог думать старик, бросают свои должности, оставляют меня одного, но что я один сделаю, чем помогу? Распоряжается всем Еропкин, он останется, а я вздохну два дня на чистом воздухе. Разумеется, его двухдневное отсутствие не было бы замечено, если бы на другой же день отъезда фельдмаршала, 15 сентября, не произошел в Москве бунт. |
|
|
