| П. П. Сувчинский писал, что мысль о статье появилась у него после прочтения писем адресатов из России по поводу реформы православия . Также он предлагал название «Россия и католичество» и считал необходимым обязательно опубликовать в сборнике статью Г. В. Флоровского. Н. С. Трубецкой советовал П. П. Сувчинскому в своей статье отразить проблему «опасности внутреннего окатоличенья» . П. Н. Савицкий очень высоко оценивал работу П. П. Сувчинского, считая ее «гениальной», и предлагал включить ее в сборник практически без исправлений. «Сборник выдержан в тонах знания, прозрения и любви. Знание — это Бицилли, Трубецкой, Вернадский, прозрение — это вы, любовь — это Карташев» . 13 октября 1922 г. П. Н. Савицкий сообщал П. П. Сувчинскому, что для сборника готовы четыре статьи: Н. С. Трубецкого, П. М. Бицилли, Г. В. Вернадского и А. В. Карташева. Он сетовал, что работа Г. В. Флоровского движется медленно, и окончательно сборник размером 10 листов по 32 000 знаков может быть готов в ноябре 1922 г. П. Н. Савицкий повторял свою идею об издании работы В. Н. Ильина отдельной листовкой и в целом о желательности его привлечения к участию в евразийстве. Он также предлагал активизировать контакты с издательством YMCA, считая, что возражения Н. С. Трубецкого против такого сотрудничества они смогут преодолеть и убедить князя в его необходимости . В ноябре 1922 г. П. П. Сувчинский сообщал Н. С. Трубецкому, что П. С. Арапов (в дальнейшем — один из организаторов евразийского движения) взял у сестры А. В. Меллер-Закомельского 700 000 марок на издание сборника. П. П. Сувчинский осторожно относился к этой возможности, считая, что к ней надо прибегнуть лишь в крайнем случае . Но в конце концов эта возможность стала основной. П. Н. Савицкий соглашался на прием от П. С. Арапова денег на издание сборника, полученных им от А. В. Меллера-Закомельского и его сестры . Он предлагал такой порядок статей: «1) мое вступление, 2) Ваша статья, 3) Трубецкой, 4) Карташев, 5) Бицилли, 6) Вернадский». В декабре 1922 г. |
| При сколь-нибудь вдумчивом прочтении «Двенадцати стульев» Полтава предстаёт в романе буквально везде, где речь идёт о «Старгороде». С «угоревшей от любви», обольщённой ним прокуроршей Ипполит Матвевевич раскатывает по Большой Пушкинской - а это как раз соседняя улица с той, на которой реально жил Е.П. Ганько. Близ неё располагался и «Александровский бульвар» (на самом деле - Александровский парк). Особенное же внимание следует обратить на сцену, в которой Воробьянинов, Савицкий (распространённая в Полтаве фамилия) и Пыхтеев-Кукуев (среди учащихся, к примеру, Полтавского Петровского кадетского корпуса действительно было много двойных, объединяющих роды, фамилий - к примеру, Волошин-Петриченко, Дзюблевский-Дзюбенко, Умыруко-Запольский, Глоба-Михайленко, Злотник-Хоткевич, Полесский-Щипилло, Пушкаренко-Овсеенко и другие), третьеклассники гимназии, пробираются тайком в актовый зал и в процессе возни сваливают на пол «мраморный бюст Александра Благословенного». «От лица царя отделился сверкающий как рафинад кусок, в котором гимназисты узнали нос». Конечно же, это ещё один намёк на Полтаву. Ибо она, как губернский город, возникла по указу именно императора Александра В Его честь были названы центральная улица, «пронизывающая» одноименный парк; бюсты Его действительно (что логично) стояли в присутственных местах и учебных заведениях. Вот как поступили с ним дальше гимназисты: «...Савицкий, ни на что не надеясь, попытался водворить нос на прежнее место. Нос не приставал. Тогда Савицкий пошёл в уборную, и утопил нос в дыре». Особа Императора, как известно, почиталась священной. Бюст императора, как и иные подобные изображения, по церковным представлениям, «на первообразное восходит». Не зря ведь потом, в процессе октябрьского переворота, у портретов царей выкалывались глаза, они исписывались непристойностями. Стало быть, и в романе описывается сугубо кощунственный акт, хотя и подаётся он как «невинная детская шалость». При этом подспудно чувствуется отсыл к гоголевскому «Носу», способному, как известно, жить своей собственной жизнью. Мысль тут проста: утопить в нечистотах весь бюст нереально. Вот поэтому и взята Ильфом и Петровым знаковая часть его, могущая осуществить проекцию на целое. |
| " Я взял на себя почин, - разъяснял Н.Н.Тиханович-Савицкий, - и, рискуя сесть в тюрьму, подвёл нарочно под конфискацию три номера " Русской Правды " со статьями, касающимися изменений Н.[ового] О.[сновного] Зак.[она]и, в связи с этим, исполнения верноподданнической присяги, с тем, чтобы дело это довести до Сената и заставить его по вопросам этим высказаться " . " Изверясь в [А.И.]Дубровине и в Главном Совете, - добавлял руководитель АНМП, - который в тяжёлые минуты оставил без поддержки даже сильных монархических деятелей, я решил, что более обращаться к ним за помощью не следует " . Одновременно Н.Н.Тиханович-Савицкий просил В.Ф.Залеского, " зная нашу единомышленность " ,поднять на ПВКОПС - при поддержке князя А.Г.Щербатова - вопрос об изменении Осн.[овного] Зак.[она] " , полагая, что для этого подойдёт первый вопрос съезда - " Самодержавие " . " Доложите съезду, -подчёркивал он, - каким притеснениям подвергаются люди, отстаивающие права Государя, во исполнении верноподданнической присяги " .В дальнейшем - в приветственной телеграмме на имя почётного председателя ПВКОПС князя А.Г.Щербатова, оправленной из Астрахани, Н.Н.Тиханович-Савицкий просилего " доложить съезду мой доклад - " Новые основные законы и Царские манифесты " , а также выражал сожаление по поводу своего отсутствия на съезде. " Многое хотелось бы сказать. - Писал он, в частности. - Только что осуждён судом за статьи о верноподданнической присяге всвязи с необходимостью изменения новых основных законов. Прокурор настаивал назакрытии " Русской Правды " . Бог уберёг " . Непосредственно перед съездом выяснилось, что помимо астраханцев и пермяков, на нём не будут присутствовать также представители из Царицына. " К сожалению, - писал 21 ноября 1908 г. " КазанскийТелеграф " , - на съезд не могли прибыть представители Астраханских монархических организаций и Царицынских. Жаль, главным образом потому, что они могли бы рассказать о горьком житье-бытье русских бедняков в наиболее полонённых евреями пунктах, какими являются Астрахань и Царицын. |
| Эта пензенская художественная академия была частная, самого Савицкого. И как часто было до революции, для поступления не требовалось никаких аттестатов. Кстати, то же самое распространялось тогда и на наши университеты… Вот Белинский в свое время не окончил гимназию, но смог поступить в Московский университет. Сдал вступительные экзамены. Экзаменов, правда, было много – десять, – зато без всякого документа. Вот то же самое Савицкий устроил в Пензенском училище. Отец окончил всего только начальную приходскую школу. И, между тем, он поступил в это училище, а образование в нём давали примерно на уровне нашего техникума. Кроме того, так как замечательный человек и художник Савицкий привлек туда прекрасных художников, в советское время художественное училище Савицкого было приравнено к вузам. Так мой отец фактически стал человеком с высшим образованием и мог благополучно в советских вузах преподавать начертательную геометрию и рисование. В училище отец был прямым учеником Савицкого, это было хорошо, но очень односторонне – такой укорененный, убежденный натурализм. Отец так никогда не признал никаких кубизмов, других «измов», и, конечно, считал, что Пикассо чуть ли не шарлатан. Так до конца натуралистом отец и остался. Я показываю его картины, выразительную «Татарку», 1905 года; на третьем курсе отец получил за нее пятерку у Савицкого. Савицкий умер ещё до окончания отцом училища. Ну, а потом отец был художником и преподавал в гимназиях и институтах. Картина отца. «Татарка» Родился он в 1884 году, умер в 1968, в послевоенное время. Еще до революции мечтал о создании в Балашове художественного салона, и потом, во время НЭПа, ему это удалось. Этот салон имел в Балашове очень большой успех. Разные художники, а их оказалось несколько десятков, выставляли свои картины, были продажи. Отец продавал свои открытки. Немцы еще до первой мировой войны научились делать цветные фотографии. У нас об этом молчат, говорят, что это появилось уже в послереволюционное время, на самом деле немцы научились это делать уже в 1912–13 году. Отец заказал несколько своих картин в цвете, и немцы блестяще их сделали. И потом отец эти открытки продавал в своем салоне. |
| Kopivová A. Op. cit. S. 8. Kopivová A. Op. cit. S. 8. Савицкий И.П. Прага и зарубежная Россия. С. 138. См.: Ульяновська С., Ульяновський В. наукова i культурницька eмirpaцiя у Чexo-Cлobaччuhi мiж двома cbimobuмu культура: за Дмитра Антоновича/Упор. С.В. Ульяновська. 1993. С. 477-497. Kopivová A.Op. cit. S. 8. Серапионова Е.П. Указ. соч. С. 21. Серапионова Е.П. Указ. соч. С. 22. Савицкий И.П.Прага и зарубежная Россия. С. 132. Чиняева Е. Русская эмиграция в Чехословакии: развитие «русской акции»//Славяноведение. 1991. 6. С. 25. Алексеев Н. Н. Из Царьграда в Прагу. Русский юридический факультет// Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 211-212. Sládek Zdenk. O ruské pomocné akci tentokrát polemicky// Veber V. a kol. Ruská a ukrajinská emigrace v SR v letech 1918-1945. Sborník studií 3. S. 20-25. Савицкий И.П. Прага и зарубежная Россия. С. 100. Savicky Ivan.Osudova setkani. esi v Rusku a Rusove v Cechach. 1914-1938. Praha, 1999. S. 150. eskoslovenská zahraniní politika a vznik Malé dohody 1920-1921. Svazek II. Praha 2005. S. 142-143. Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой Республике. С. 25. Никишин И. Владыка! Небо! Пасха! Христос воскрес!//Я возлюбил Вас… Архиепископ Пражский Сергий (Королев). Автобиография. Свидетельства современников. Духовное наследие. Составитель Алевтина Окунева. М., 2003. С. 79-80. Письмо от 31.01.1922. Копия. Архив Епархиального управления православных русских церквей в Западной Европе, Париж. Папка «Прага 1921-1924». Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ), ф. 5919, оп. 1, д. 122, л. 2. ГАРФ, ф. 5919, оп. 1, д. 122, л. 2. Подробнее см.: Бурега В. В. Пражский период жизни протоиерея Сергия Булгакова/Российские ученые-гуманитарии в межвоенной Чехословакии: Сборник статей. М., 2008. С. 249-256. Бубеникова М. Указ. соч. С. 18. Серапионова Е.П. Указ. соч. С. 21. Комментарии ( 2): Константин Антонов 29 июня 2011г. 20:29 Нельзя забывать и о том, что Масарик был не просто Президентом, но и видным ученым: философом и славистом, автором исследований по истории русской мысли. Кроме того, мне кажется, здесь несколько преувеличивается " эсеровский " момент: большинство профессоров, во главе с П.И. Новгородцевым придерживались скорее правокадетской ориентации в духе П.Б. Струве и сборника " Вехи " . |
| По сторонам трона стояли четыре рынды. Великий мечник держал обнажённый меч. Воевода сказал приветственную речь, столь трогательную, что самозванец „плакал как бобр, поминутно утирая платком свои глаза». Великий секретарь Афанасий Власьев держал за него ответ. После этого гости подходили к самозванцу и целовали у него руку, а потом в придворном храме все отслушали богослужение, за которым последовало пиршество, устроенное уже в новом деревянном дворце. В следующие дни в этом дворце происходили ночные пиры и попойки, сопровождаемые польской музыкой и танцами. Самозванец являлся одетым то по-московски, то в богатом гусарском наряде. Тешил он своих гостей и звериной травлей, для чего в одном подгородном селе собраны были разные звери. Тем временем закончились приготовления к приезду Марины. Так как с дороги она должна была предварительно отдохнуть, у ворот столицы построены были роскошные палатки. Самозванец велел разбить несколько богатых шатров и так устроил их, что они казались красивым городом. Эти шатры, в которых находились съестные припасы и вино, были поставлены для того, чтобы царица могла в них приготовиться к торжественному въезду. Самый обширный из них, обитый обоями и украшенный надписями из священного писания, был превращён в походный костёл, в котором, в присутствии путешественников, ежедневно совершалось богослужение. 2-го мая, наконец, совершился торжественный въезд наречённой царицы в Москву. Иезуит Савицкий был свидетелем её приготовлений, выдававших тревожное настроение её души. Марина пригласила Савицкого утром и пожелала исповедаться у него. После исповеди она отстояла, обедню и причастилась. Савицкий не упустил случая сделать ей необходимые внушения. Он напомнил ей обещания, данные ею тем лицам, кои надеялись видеть в ней посредницу в делах веры. Зная, что доступ к царю весьма затруднителен, Савицкий просил свою духовную дочь, чтобы она облегчила ему сношения с Лжедимитрием. Марина обещала исполнить его просьбы. Зрелище въезда Марины в Москву превосходило самые пылкие мечты. Лжедимитрий обставил его великолепно. Марина ехала в большой карете, оправленной серебром, с царскими гербами, запряжённой двенадцатью белыми конями в яблоках; каждого коня вёл особый конюх. По пути расставлены были шпалерами блестящие отряды из польских рот, немецких алебардщиков, московских дворян, стрельцов и казаков. Самозванец лично расставлял войска и давал наставления боярам, назначенным к встрече, но сам он смотрел на въезд, скрываясь в толпе. Любопытно, что при вступлении наречённой царицы в Москву, когда она ехала между Никитскими и Кремлёвскими воротами, внезапно поднялся вихрь и заглушил звуки набатов, труб и литавр, как это было при везде Лжедимитрия. Многими это принято было за дурное предзнаменование. |
| Это был отец Савицкий, знаменитый богослов, модный духовник, человек светский; в то время он был настоятелем монастыря св. Варвары. Несомненно, он явился, чтобы говорить о перемене веры; Дмитрий не мог не знать этого. Но оба чувствовали себя стесненными, и разговор ограничился простыми учтивостями. При следующем свидании Савицкий заикнулся о разведении церквей. Только этого и нужно было царевичу. Его обуревали сомнения; душевный мир его был нарушен. Он желал выяснить для себя окончательно эти насущные вопросы; и с согласия краковского воеводы сговорились назначить для этого специальную конференцию. Она должна была остаться тайной, чтобы не возбудить подозрений москвичей, окружавших Дмитрия и неусыпно за ним следивших. Зебжидовскому устроить это было нетрудно. 7 апреля Дмитрий отправился к нему. По местному обычаю, он оставил своих спутников за дверью и один вошел в кабинет хозяина. Там уже ждали его два иезуита, Савицкий и Гродзицкий. Они проникли в дом потайным ходом. Воевода, верный до конца своей роли инициатора, обратился к «царевичу» с советами. Пусть он говорит смело и лучше взвешивает ответы собеседников. Никто не посягнет на свободу его мыслей. Лучше всего, если сомнения будут окончательно рассеяны. Дмитрий поблагодарил в кратких словах и немедленно приступил к делу. По-видимому, в Кракове он был экспансивнее, нежели в Самборе, и сумел лучше использовать свое положение. Его мысли не раз обращались к вопросам веры. Он обладал некоторыми догматическими познаниями. К удивлению иезуитов, он был осведомлен о заблуждениях ариан. Но в глубине души он оставался русским и православным, и его предрассудки носили отпечаток монастырского происхождения. Подобные взгляды могли быть только у грамотеев, а вне монастырей грамотеев на Руси не существовало. Впрочем, Дмитрий высказал редкую деликатность в выборе своих возражений. Обыкновенно, в чем только не упрекали поганых латинян! Им вменялись в преступление и бритье бороды, и пост по пятницам; каждое нарушение обычая считалось страшной ересью. |
| 15-го мая Лжедимитрий назначил аудиенцию иезуиту Савицкому, давно уже желавшему увидеть самозванца и напомнить ему об обещаниях, данных им римскому папе. Оставшись наедине с самозванцем, иезуит поцеловал ему руку и произнёс обычное приветствие. Лжедимитрий с восторгом встретил старого друга, подтвердил, что помнит свои обещания и готов исполнить их. Затем, приняв письмо от генерала иезуитского ордена и некоторые вещицы, самозванец встал с места и начал ходить большими шагами взад и вперёд по комнате, взял и Савицкого под руку, увлёк за собой и заставил ходить вместе с ним. Разговор оживился. Когда зашла речь о религии, иезуит сказал, что прислан выслушать приказания самозванца и привести их в исполнение. При этих словах самозванец прервал иезуита и сказал: – В Москве должна быть основана, и притом немедленно, коллегия с учениками и профессорами, выписанными из-за границы. Не дав возможности обсудить этот вопрос, самозванец переменил тон и заговорил о войске: сто тысяч человек, сказал он, стоят под знамёнами, готовые двинуться по мановению его руки, но он ещё колеблется, не зная, придётся ли двинуть их против турок или против кого-либо иного. Затем он без всякого повода стал жаловаться на Сигизмунда, который смеет отказывать ему в императорском титуле. – Будем надеяться, – произнёс Савицкий, – что Провидение не допустит вражды и неприязни между столь могущественными монархами. Савицкий спросил, следовало ли ему вернуться в Польшу или оставаться в Москве. Самозванец велел остаться и на просьбу иезуита дозволить ему являться во дворец всякий раз, когда он признает необходимым, немедленно сделал распоряжение своему секретарю. Простившись, Савицкий отправился домой и по дороге был поражён странным поведением москвичей. 16-го мая зловещие слухи усилились на столько, что даже Мнишек решился предостеречь самозванца. – Осторожность никогда не мешает, – сказал он. – Бога ради, не говорите мне более об этом, – отвечал самозванец с раздражением, – я знаю страну, которою я управляю; никто не злоумышляет против меня, я один властен в жизни и смерти. |
| Воевода вышел на хоры церкви для слушания проповеди , а Димитрий остался один с Савицким и сказал, что и он с своей стороны готов к выслушанию исповеди, но просил, чтобы Димитрий отдохнул и перед исповедью выслушал от него несколько слов. Савицкий сделал это потому, что от многих лиц слышал, что сей Димитрий не есть истинный сын Ивана Васильевича, но самозванец. Когда сели и Савицкий и Димитрий, первый с величайшим красноречием начал выхвалять намерение Димитрия и желать ему за то всякого счастья, а потом с всевозможной скромностью увещевал, чтобы он приступил к столь важному и священному действию надлежащим образом приготовившись, и чтобы он открыл самые тайные помыслы души своей, чтобы он не думал о светской суете и мирском величии, чтобы не предавался тщетной надежде, тем более, что, стремясь к столь высокой и трудно-достижимой цели, он нуждается в особенной помощи всемогущего Бога. Услышав эти слова Савицкого, Димитрий несколько смешался, но вскоре, собравшись с духом, отвечал, что он охотно принимает увещание Савицкого. Касательно слов Савицкого о мирском величии он убедительно уверял, что в этом отношении действует откровенно перед Богом и перед людьми и что в надежде на правоту своего дела он всё ожидает от Бога, Которого промысл уже так часто помогал ему в разных обстоятельствах его жизни и проч. После этого отец Савицкий уже не медлил более и сел на приготовленном для него месте, чтобы слушать исповедь. Димитрий тотчас приступил к нему и, упав на колена, начал каяться в грехах своих. Он отказался от схизмы, принял веру римско-католическую и, получив разрешение грехов по правилам церкви, радостно оставил Савицкого и опять надел то же самое рубище, в котором он пришёл к нему. На хорах он нашёл ожидавшего его воеводу; оба опять отправились собирать милостыню, после чего возвратились во дворец воеводы. Всё это происходило 17-го апреля, в страстную субботу пополудни“. „В следующий день наступило торжество Пасхи, при котором Димитрий желал присутствовать. Но так как он не смел сделать это публично, опасаясь прежде времени обнаружить свои действия перед русскими, чуждавшимися религии католической, а скрытно также невозможно было сделать это, ибо ему трудно было отлучаться от своей свиты среди столь великого торжества, то он целый день не выходил из дому. |
| Он бы и полней его, может, назвал, да некстати: Его Императорского и Королевского Величества Императора Германского Короля Прусского Вильгельма Второго полк. Теперь перестали то название повторять, а нового им ещё не придумали. Знал Воротынцев этот полк давно: он был под Ляояном, и на Шахэ, и под Мукденом, всё где-то рядом. С тех пор солдаты, наверно, уже все сменились, а полк, живое существо, остался как бы тот же. Да наверно офицеры с того времени есть, если поискать. И командир корпуса уехал. А Савицкий шёл направо, где фронт обрывался, – расположить там пулемётную полуроту. Воротынцев пошёл с ним. Грудь без тревоги не живёт. Теперь, когда миновало беспокойство, что армию обойдут слева, глодало другое: что справа от корпуса сквозняк, пустота. Савицкий говорил по делу и кратко, всё он понимал. Но почему понимание всегда слоится ниже власти?… Идя между селом и главной линией окопов, они вышли к мельнице. Особняком, ещё выше села, на обвеваемом месте, на юру, стояло гигантское чёрное тело мельницы, и по звёздному небу были видны её неподвижные крылья – как руки, перекрещенные в мольбе “не идите!”, или в запрете “не пустим!”. Есть на мельнице наблюдательный? Был, да снят: уж слишком напоказ, под вечер сюда били. А дальше шоссейная и железная дороги, выйдя из-за села, рядом, двумя насыпями круто поворачивали на север, поперёк фронта, – и по ту сторону полотна шёл Савицкий располагать пулемёты. Воротынцеву он предложил ночлег в доме, где и сам. Надо было, наконец, и отстать. Воротынцев пошёл пустынным тёмным полотном – и там, где Найденбургское шоссе выныривало из-под железной дороги, сел на откосе, на сухой редкой травке. Теперь во всём тёмном пространстве, сколько видел он его на восток, от севера и до юга, не моргало ни огонька, лишь раскинулись Андромеда с Пегасом, за изогнутым Персеем уже выползла яркая Капелла и скученные туманные Плеяды. Не слышно было ни артиллерии, ни ружейной стрельбы, ни копыт, ни колёс, – земля, какой она создана, но уже без зверей и вот без людей. Рядом зрел бой корпуса на корпус, от него зависела судьба армий, может быть и целой кампании, и тут же рядом – кати шаром, на рассвете выступит бригада Штемпеля. А немцы? – догадались или нет? сочатся или нет? |
|
|
