| Однако немалую часть средств гетман вкладывал в храмы, монастыри, в церковное строительство и устанавливал приятельские отношения с церковными иерархами. Понятно, что бескорыстным радетелем культуры и любителем барокко, как прославляется ныне на Украине, Мазепа не был. Он знал, что духовенство, в отличие от «черни», с рвением по всем церквям будет восхвалять своего благодетеля. Меценатством Мазепа занимался для того, чтобы перекрыть вражду простого люда. Гетман не отличался отвагой и страшился риска. Вся его жизнь прошла, по его словам, под страхом удара, которого он боялся «как вол обуха». Чтобы держаться на плаву, ему приходилось прибегать к интригам и коварству и этот макиавеллизм оправдывается частью историков Хотя «властитель дум украинской нации» и твердил, что за 12 лет участвовал в 11 походах, но никогда не рвался в бой, и за ним не числилось ни одного подвига. Самоотверженности в нём не было ни на грош. Не он возглавлял «крымский поход» 1689 г., а В.В. Голицын. Не брал он «лично» турецкие форты на нижнем Днепре в 1695 г. Ничего не было «победоносного» в походе Мазепы на Правобережье в 1705 г. Появление казачьих полков на Правом (польском) берегу Днепра в 1704 - 1712 гг. было результатом русско-польских союзных отношений, а не заслугой Мазепы В стрессовых ситуациях гетман терялся. У него не хватало твёрдости воли, чтобы глушить боязнь. С возрастом осторожность и подозрительность усилились Полководцем его считают только певцы информационной войны Как до луны, Мазепе далеко до воинственных польских гетманов - С. Жолкевского (1547 - 1620), С.Чарнецкого (1599 - 1665), гетмана-короля Яна III Собеского (1629 - 1696). Его нельзя сравнить ни с профессионалами военного дела шведскими генералами, ни со стратегом и полководцем Петром I, командовавшим войсками от Балтики до Причерноморья, ни с русскими военачальниками А.Д. Меншиковым, А.И. Репниным, Я.В. Брюсом и др., ни с любимцем солдат фельдмаршалом Б.П. Шереметевым. Записные пропагандисты вещают, что целью Мазепы был подъём Левобережья Днепра до ранга независимого и равноправного со Швецией, Россией, Османской империей и Речью Посполитой государства. Навешивать Мазепе идею независимости Малороссии - значит зачислять его в разряд недоумков. Мазепа, как и прошлые украинские гетманы, хорошо понимал несоизмеримость своих сил с соседними державами и видел, что со слабым нерегулярным войском он может существовать только под крылом какого-либо протектора. |
| Это ложе находилось в спальне, увешанной эмблемами королевы из черного бархата на серебряной парче. Луи Четырнадцатый имел в своих палатах расшитые золотом кариатиды высотой в пятнадцать футов. Парадное ложе Яна Собеского, короля Польши, стояло под шатром из золотого смирнского грезета, на котором были вышиты бирюзой строки из Корана. На прекрасных выточенных колоннах из золоченого серебра, которые поддерживали шатер, красовалось множество медальонов, украшенных эмалью и драгоценными камнями. Шатер этот поляки захватили в турецком лагере близ Вены – под его золоченым куполом стояло тогда знамя пророка Магомета. Целый год Дориан коллекционировал самые лучшие ткани и вышивки. Был у него замечательный муслин из Дели, затканный узором из золотых пальмовых листьев и радужных крылышек жуков; газ из Дакки, за свою прозрачность известный на всем Востоке под названиями «тканый воздух», «водяная струя» и «вечерняя роса»; удивительно разрисованные ткани с Явы; желтые китайские драпировки изящной работы; книги в переплете из коричневого атласа и красивого голубого шелка, затканного лилиями, цветком французских королей, птицами и другими рисунками; кружевные венгерские покрывала; сицилийская парча и жесткий испанский бархат; грузинские изделия, украшенные золотыми монетами; зелено-золотистые японские ткани с вышитыми на них замечательными птицами. Был у Дориана страстный интерес и к культовым облачениям, как и вообще ко всему, что связано с религиозными обрядами. В длинных кедровых сундуках, стоявших вдоль западного крыла его дома, хранилось немало редких и прекрасных нарядов, действительно достойных того, чтобы их носили невесты Христовы, которые должны одеваться в бархат, драгоценности и тонкое полотно, чтобы укрыть свои бледные тела, истощенные в праведных страданиях и израненные самобичеванием. Дориан был обладателем и пышной ризы из малинового шелка и золотой парчи с повторяющимся рисунком из плодов граната, венков из шестилепестковых цветков и ананасов, расшитых мелким жемчугом. |
| Рассмотрение этого материала наглядно показывает, когда именно вопрос о борьбе с унией оказался в центре внимания хрониста. Как уже отмечалось, в отличие от других казацких летописцев он явно уделял внимание вопросу о положении православных в Речи Посполитой, но делал это не систематически. Так, после послания митрополита Гедеона “воеводе русскому” следующим касающимся этой темы документом стало письмо из гетманской канцелярии, отправленное в Речь Посполиту после возвращения Мазепы из 2-го Крымского похода. В письме был выражен протест против действий униатов, которые “нагле набегают” и захватывают православные храмы, а православные не могут найти у королевской власти защиту от таких действий. Текст содержал также требование вернуть митрополичьей кафедре и монастырям имения, захваченные Шумлянским 34 . В повествовании о событиях последующих годов тема борьбы с униатами никак не затрагивается, хотя в 1692 г. перешел в унию Перемышльский епископ Иннокентий (Винницкий) 35 , новый Киевский митрополит Варлаам (Ясинский) отправил в Москву с просьбой о помощи Стефана (Яворского), а специальное посольство во главе с Иоасафом (Кроковским) было направлено укреплять связи кафедры с Виленским братством 36 . С 1694 г. характер повествования Величко заметно изменился. Так, под этим годом хронист поместил рассказ о съезде, созванном в сентябре 1694 г. во Львове по приказу Яна Собеского, на котором королевский посол Скарбек, каштелян галицкий, убеждал участников подчиниться власти папы, но нужного решения не добился 37 . В рассказе хрониста отмечалось, что речь королевского посланца вместе с письмом прислал митрополиту Варлааму Озарковский из Львова 30 сентября 38 . Это свидетельствует о существовании связей между митрополитом и православными противниками унии во Львове, которые поспешили известить его о происходящем. Вместе с тем подтверждается гипотеза о контактах между Величко и клиром митрополичьей кафедры. В последующем повествовании Величко привел большой комплекс документов о борьбе за сохранение позиций православной Церкви на Волыни. |
| Ответить на такую дерзость было нетрудно. Канцлер напомнил, что местное население выразило желание быть в российском подданстве, а Речь Посполитая по Журавинскому миру уступила все Правобережье общему врагу — Османской империи. В свою очередь, по Бахчисарайскому миру турки признали Киевщину и Запорожье владениями России. Но коли Империя считает, что ради общих интересов христианства государствам допустимо приносить подобные жертвы, — пусть покажет пример сама. Голицын выиграл переговоры не потому, конечно, что победил в словесной дуэли (хотя он свободно говорил на латыни, немецком и польском). Мало свойственная венским дипломатам неосторожность подтверждала, что канцлер верно оценил тяжесть военного положения Империи и степень заинтересованности в военно-политическом союзе с Россией. Это дало основания убедить Вену, что Москва согласится только на равноправное сотрудничество. 15 августа 1684 г. имперские послы в Регенсбурге пошли на уступки и заключили 20-летнее перемирие с Францией, позволяющее реально сосредоточить силы на борьбе с Турцией. Посольскому приказу оставалось убедить Францию считаться с этим договором — и поехавшее в начале 1685 г. в Париж посольство С. Е. Алмазова получило от имени короля (сделанное с некоторыми оговорками) обещание соблюдать нейтралитет на Рейне. Кроме того, Голицын поддержал усилия Империи по сохранению шляхетско-магнатской конституции Польши и способствовал заключению имперско-шведско-бранденбургского договора о противодействии абсолютистским притязаниям Яна Собеского. В самой Речи Посполитой российские и имперские дипломаты объединили усилия, чтобы склонить короля и сейм к отказу от территориальных притязаний на востоке. С этой целью Голицын даже провел в Москве неофициальные переговоры с посланником папы Иннокентия XI иезуитом Вота и сделал небольшие символические уступки папской курии, вызвавшие превеликое раздражение патриарха. В свою очередь, Ватикан (вослед Копенгагену и Вене) признал за Россией статус великой державы, а главное, использовал свое немалое влияние, склоняя Польшу к заключению Вечного мира. |
| Взятие Азова принадлежало к числу тех немногих торжеств, которые должны сильно поражать народное воображение; это было первое торжество над страшными турками, которые недавно еще разорили Чигирин в глазах нашего войска; после первого литовского похода царя Алексея Михайловича, похода, за которым следовали такие неудачи и тягости, русские люди впервые были порадованы блестящим делом русского оружия; помнили, что когда-то Азов был взят донскими козаками, и в Москве хотелось сильно удержать его, но не смели и отдали туркам. Но, разумеется, больше всех радовались люди, близкие к Петру, компания, потому что успех увенчал дело, показывалось ясно, что недаром употреблены были такие усилия для заведения флота, недаром вызывали иностранцев; новое правительство с его новизнами поднималось высоко над старым с его крымскими походами. «Всем известно, – писал Виниус Петру, – что единым промыслом вашим и одержанием помощи с моря столь знаменитый в свете град к ногам вашим преклонился». Теперь любопытно посмотреть, какое впечатление было произведено взятием Азова в Польше, где уже не было более Собеского. Еще прежде взятия Азова француз Фурни, провожавший в Россию иностранных офицеров и возвращавшийся чрез Варшаву, рассказывал панам с похвалою о действиях русских под Азовом, о действиях молодого царя. Сенаторы слушали, качали головами и говорили про Петра: «Какой отважный и беспечный человек! И что от него впредь будет?» Воевода русский Матчинский говорил: «Надобно москалям поминать покойного короля Яна, что поднял их и сделал людьми военными; а если б союза с ними не заключил, то и до сей поры дань Крыму платили бы, и сами валялись бы дома, а теперь выполируются». Воевода плоцкий заметил на это: «Лучше б было, чтоб дома сидели, это бы нам не вредило; а когда выполируются и крови нанюхаются, увидишь, что из них будет! до чего, господи Боже, не допусти». Резидент Никитин получил известие о взятии Азова 29 августа во время обедни и приказал священнику до отпуска литургии начать благодарственный молебен, и как начали петь великому государю многолетие, то один шляхтич православной веры Иван Матковский закричал что есть силы: «Виват царю его милости!» И весь народ трижды прокричал «виват!», а посланник велел в то же время трижды выстрелить из двух пушек и из ружей, сколько их набралось. На стрельбу прибежало множество народа, которому Никитин велел выкатить пять бочек пива и три бочки меду; народ голосил: «Виват царю его милости! Hex будет пан Бог благословен!» |
| Церкви в Речи Посполитой и на Украине, о чем свидетельствует его дипломатическая переписка. Из донесений нунциев И. было известно о намерении тур. султана Мехмета IV создать для гетмана Ю. Хмельницкого на территории Украины «княжество Малая Сарматия» (или «Роксоляния»), к-рое находилось бы в вассальной зависимости от Османской империи. Политика И., как и его предшественников на Папском престоле, была направлена на подчинение Риму правосл. населения через тайно принявших унию епископов. Важным шагом в этом направлении были решения польск. сейма 1676 г.: православным запрещались к.-л. контакты с К-польским патриархом, ставропигийные братства должны были подчиняться епархиальным архиереям. В дек. 1676 г. И. направил в нунциатуру в Варшаве 24 послания, адресованные польск. кор. Яну III Собескому и наиболее влиятельным лицам Речи Посполитой: примасу, епископам, сенаторам и членам Посольской избы, требуя от короля аннулировать все привилеи, выданные властью православным. Но власти Речи Посполитой избрали иной способ действий, стараясь возводить на правосл. кафедры людей готовых (тайно) принять унию. 7 марта 1677 г. в Варшаве в присутствии униатского митр. Киприана Жоховского и польск. кор. Яна III Собеского правосл. еп. Львовский Иосиф (Шумлянский) тайно произнес исповедание католич. веры и сообщил папе о намерении сохранять свое присоединение к унии в тайне. В послании от 11 сент. 1677 г. И., плохо ориентировавшегося в ситуации, к-рая заставляла епископов временно скрывать свой переход в унию, выразил одобрение по поводу действий еп. Иосифа и призвал того публично объявить о переходе в унию (открытое присоединение к унии Иосифа (Шумлянского) и Львовской епархии состоялось в 1700). Кроме того, Шумлянский был нужен кор. Яну III Собескому как правосл. иерарх для переговоров с казаками. Вдохновляемый И. кор. Ян III Собеский активно способствовал передаче правосл. епископских кафедр в Речи Посполитой сторонникам унии. Так, при содействии Иосифа (Шумлянского) на правосл. Перемышльскую кафедру был поставлен Иннокентий (Винницкий), к-рый в окт. |
| Последний джихад Ахмеда Киуприли произошёл в Польше в 1672 году. У нас возникает вопрос, сохранился ли к XVII веку первоначальный дух джихада, и не были ли его кампании, по сути, такими же, как и войны между европейскими державами за доминирующее положение в Европе? В турецких войнах уживались и религия, и завоевания, потому что джихад имел одновременно две стороны: религиозную и завоевательную. Но к тому времени политическая сторона ислама явно преобладала над религиозной, а религиозная только обосновывала необходимость завоеваний. Религия была лишь прикрытием для грабежа, получения богатства и власти. Джихад делал состояние войны между исламом и христианским миром постоянным и естественным, даже когда они как будто не воевали. Каковы бы ни были причины его появления в то или иное время, до тех пор, пока джихад будет оставаться политикой ислама, эта вражда и недоверие неизбежно сохранятся. Почти столетие назад Энциклопедия ислама (издание 1913 года) совершенно недвусмысленно сформулировала эту проблему: «Чтобы уничтожить джихад, нужно полностью переделать ислам.» Но джихад казался непоколебимым. Он придавал исламским завоеваниям святую окраску. Рудольф Питерс в своем трактате о джихаде старался подчеркнуть завоевательный характер священной войны мусульман. «Исторически сложилось так, что часто речь шла о чисто политических основаниях, таких как желание расширить территорию или о необходимости защищать ее от нападений извне.» Джихад, основанный на «расширении территории», как это часто бывало, как у арабов, так и у турок, вряд ли можно считать священной войной. Тем не менее в течение сотен лет и арабы, и турки считали, что это именно так, и не только в Европе, но и в Африке, Азии, на Ближнем и Среднем Востоке. «Империализм» и «колониализм» – лучшие слова для него. Джихад снова появился при неясной ссоре между Турцией, Польшей и Россией из-за донских казаков в 1670 году. И поляки, и русские претендовали на суверенитет над казаками Дона и Украины. Польская армия под командованием Яна Собеского, самого способного польского генерала, отправилась на Украину, чтобы «принудить казачьих недовольных», как выразился Кризи. |
| Страшные бури разразились теперь над исламской церковью. Турецкое племя сельджуков вырывает светскую власть у калифов в 1058 г. и храбро защищает гроб Господень в Иерусалиме от немецких крестоносцев, а в 1258 г. верхи одерживают монголы. Медленно, при Османе, образуется в Малой Азии повое царство Турок Османлисов. Вместе с храбрыми янычарами оно становится твердою ногой в Европе, в странах по нижнему течению Дуная, и, когда проходит, наконец, ужасная опасность, вызванная нашествием монголов Тимурленка, султан Мохаммед II завоевывает в 1453 г. со своими османлисами Константинополь и на Св. Софии вместо креста водружает бледный полумесяц. Это последнее событие, жертвой которого пала Византийская Империя, довольно истощила силы ислама. Все дальнейшие походы, напр., даже в Венгрию и Австрию под стены ее столицы Вены, были победоносно отражены христианами под предводительством сначала польского короля Яна Собеского, а потом принца Евгения. Точно также отражаются они и ныне. Уже несколько столетий, как ислам достиг предела развития своего могущества, хотя ему еще и теперь кое-где в Африке достаются в добычу незначительные племена, вроде, напр., кабильского, перешедшего во власть турок (в последние годы). Давно уже сказано им с неба: «доселе прейдеши»... Этот могучий территориальный рост мусульманского калифата неминуемо должен был оказать огромное влияние на развитие религиозного духа и учения мохаммеданства. Прежде всего, блестящие победы ярче озарили личность самого пророка, под знаменем и во имя которого велись все эти войны. По смерти Мохаммеда мусульмане могли бы отпасть от ислама; равным образом и мекканцы, евреи и христиане могли бы вздохнуть свободно; однако, случилось не это, а совершенно противоположное. Под знаменем пророка вскоре последовали одна за другой блестящие победы, и Абу-бекр с Омаром увлекли мусульман вперед, указав им вдали заманчивые перспективы. Опьяненные победами, массы забыли грехи пророка,– и последний с исторической почвы был быстро перенесен в область легенд и фантазий. |
| Бестужеву было поручено склонять польских панов, чтоб Польша также объявила войну Фридриху II, вступившись за своего короля; но старания его были напрасны, и он писал Воронцову: «Поляков я и сам ныне возненавидел, и дельно, что вы их не любите; я их пикировал славою и честью и собственным их интересом, чтоб они королю своему помогли: могут при сем случае все пруссы себе достать; представлял им пример короля Яна Собеского, когда он под Вену ходил против турок, какую тогда польская нация славу и честь себе получила. Ничто не успевает, но только злости свои между собою продолжают. И то им представлял, что когда король прусский в намерениях своих успех получит, то им первым достанется, ответ их был: Россия сама до того не допустит. Народ чудной: для своих интересов всякие низости делать готов, ноги обнимать и руки целовать». На дороге Бестужев съехался с умирающею женою, выгнанною из Саксонии прусским нашествием, и, сам больной, привез ее умирать в Париж. Несмотря на то, Бехтеев так описывал поведение Бестужева на приеме у короля: «Его сиятельство, невзирая на многие попытки от подводителя посольского, во всем по благорассудку своему с достоинством, принадлежащим своему характеру, поступал, не давая себя оглушить многословием здешним. Впрочем, мне казалось, что он шел на аудиенцию и говорил смелее самих тех прочих и с такою осанкою, что нарадоваться довольно не мог то видеть и слышать при том рассуждения французов». В Версале Бестужеву было легче говорить о польских делах, потому что он имел дело уже не с Рулье, находившимся под влиянием Брольи, а с новым министром, известным уже нам аббатом Берни. Бестужеву удалось убедить Берни, что нельзя верить всем вестям из Польши как по характеру поляков, так и по характеру Брольи и при настоящих отношениях нельзя мешать существенного с несущественным, прусского дела с польским. В Петербурге Дугласу было решительно объявлено, что требуемая его двором декларация нисколько не сходна с достоинством императрицы, что король сам ясно усмотрит, если отвергнет всякие коварные внушения беспокойных людей и положится на добрую веру ее величества. |
| В Речи Посполитой все же и в это время нашлись люди, желавшие сотрудничать с русской властью. В отписках В. М. Тяпкина неоднократно упоминается греческий купец из Львова и член Львовского братства Кирьяк Исаров Уже в мае 1674 г. он посетил резидента и сообщил ему, что польский резидент в Москве пишет в Варшаву «многие ссорные письма» Летом, очевидно, уже вернувшись во Львов, Кирьяк предостерегал резидента, что крымский главнокомандующий пошел «против государевых людей по совету с королем польским» и он «королю давнеи названой брат» В сентябре из Львова Кирьяк Исаров сообщал резиденту о ходе османо-польской войны Позднее Тяпкин писал в Москву, что не имеет возможности поехать на юг в королевский лагерь, но «гречанин Кирьяк Исаров, служа государю, о всем к нему пишет» Кирьяк Исаров выполнял и другие поручения резидента. Ему предписывалось приобретать и высылать в Москву сочинения «на укоризну Российскому государству» и в декабре 1674 г. Кирьяк доставил резиденту «пашквиль на государство Российское Павла Потоцкого» — изданную в 1670 г. книгу «Moschovia, sive brevis narratio de moribus magnae Russorum monarchiae». Летом 1674 г., а затем осенью В. М. Тяпкин занимал у Кирьяка деньги Кирьяк Исаров просил рекомендательных грамот для поездок в Москву, и резидент рекомендовал его А. С. Матвееву как человека, который «на Москве знатен и великому государю о имени и службе ево известно» Несмотря на наличие достаточно тесных и разнообразных контактов с видным членом Львовского братства, это не вызвало у резидента какого-либо интереса к вопросу о положении православных в Речи Посполитой. Однако собирая нужную русскому правительству информацию, В. М. Тяпкин обратился к этой проблематике, готовя сведения о переговорах властей Речи Посполитой с правобережным гетманом Петром Дорошенко зимой 1674/75 гг. Власти стремились добиться мирного восстановления своей власти над правобережным гетманством. В. М. Тяпкину удалось получить тексты 2 важных документов — «статей», представленных Дорошенко, и ответ на них короля Яна Собеского. «Статьи» открывались важным требованием, «дабы вера греко-русская, духовный чин, всякую имел почесть и тех же вольностей употреблял, которых римляне употребляют» Это главное требование было дополнено рядом других условий: православное духовенство должно получить возможность беспрепятственно осуществлять богослужения, ремонтировать и строить новые храмы, иметь свои типографии |
|
|
