| Опытным взглядом бывалого охотника Смирре оглядел скалу. «Не стоит и пробовать, только ноги переломаешь! — подумал он. — Зато поразвлечь их можно». Он сел на задние лапы, задрал кверху морду и начал выть, скулить, скрипеть зубами, щелкать языком… А эхо трижды повторяло за ним каждый звук, так что воздух кругом дрожал и гудел. Смирре недаром старался. Гуси проснулись, зашевелились, тревожно загоготали. Но резкий голос Акки Кебнекайсе остановил их: — Опасности нет! Спите спокойно. И когда гуси утихли, а Смирре замолчал на минуту, чтобы перевести дух, Акка подошла к самому краю утеса и сказала: — Это ты тут шляешься, Смирре? — Да, это я, — ответил Смирре. — Не хотите ли вы нанять меня в сторожа? Тогда вас ни одна куница, ни одна выдра не потревожит. А то, боюсь, вы не очень-то выспались сегодня. — Так это ты подослал к нам куницу и выдру? — спросила Акка. — Не стану отпираться — я, — сказал Смирре. — Я хотел отблагодарить вас за развлечение, которое вы мне доставили в лесу на берегу озера. Только ведь каждый развлекается, как умеет: вы по-гусиному, а я по-лисьему. Впрочем, я готов помириться с вами. Если ты, Акка, отдашь мне мальчишку, которого вы с собой таскаете, я оставлю вас в покое. Вот тебе мое честное лисье слово. — Нет, — сказала Акка, — мальчишку ты никогда не получишь. Вот тебе мое честное гусиное слово. — Ну что ж! Тогда пеняйте на себя, — сказал Смирре. — Пока меня носят ноги, вам не будет житья. Это так же верно, как то, что меня зовут Смирре! Глава VIII. Вороны с Разбойничьей горы 1 Лис Смирре был не из тех, кто забывает обиды. Он поклялся, что отомстит Нильсу и его крылатым товарищам, и был верен своей клятве. Куда бы ни летела стая, Смирре, как тень, бежал за ней по земле. Где бы ни спускались гуси, Смирре был уже тут как тут. Никогда еще старой Акке Кебнекайсе не было так трудно выбрать место для ночевки. То и дело она сворачивала с пути, чтобы отыскать какой-нибудь островок среди озера или глухое болото, куда бы Смирре не мог добраться. Да и самому Смирре приходилось несладко. Он не ел и не спал, бока у него ввалились, а рыжий пушистый хвост, которым он всегда так гордился, стал похож на жалкую мочалку, Но он не сдавался. |
| См. Линде Slownik iez. Polskiego, Ч. II, стр. 1086. Прим. Изд. 88 Витебской губернии в Лепельском уезде. Эти происшествия объяснены Преосв. Георгием в записке, присланной им в 1794 г. к Обер-Прокурору Св. Синода, Алексею Ив. Мусину-Пушкину. См. в конце Ист. об Унии. стр. 452. Прим. Изд. 89 Куница, по Польски kuna, иначе gasior, железная цепь с ошейником. Эти куницы и теперь случается видеть при Униатских церквях и костелах; в них замыкают и выставляют на позор провинившихся Прим. Изд. 92 Станислав Август III Понятовский. Преосвященный Георгий в Июле 1765 года был в Варшаве, с рекомендательной грамотой к сему Королю от Императрицы Екатерины II, чтобы получить от Него, по обряду, подтвердительную привилегию на Епископскую кафедру, и вместе с тем исходатайствовать Пастве своей защиту от гонений Католиков а Униатов. При сем-то случае произнес он Королю прекрасную речь, на Латинском языке, которая начинается следующими словами: Vinctus catenis и цроч. Прим. Изд. 93 Эти мысли, с разительной сплой и красноречием, изложены Сочинителем в приветственной речи его, Императрице Екатерине II, сказанной по совершении коронации Её Величества, 1762 г. Сентября 29, в Москве. Прим Изд. 95 Сей обычай и доныне существует в Белоруссии, между простым народом. Громадою там же называется мирская или сельская сходка. Прим. Изд. 96 Сама связь речи показывает, о каких владельцах говорит здесь Сочинитель. В Белоруссии, в прежнее время, особенно во время гонений за Веру, многие помещики – Католики утесняли и мучили крестьян своих, если они не склонялись на принятие Унии. Были такие даже жалкие примеры, что они, может быть, по этой самой ненависти, крестьян своих отдавали в управление Жидам, на правах арендаторов имений. Прим. Изд. 99 Т.е. Синодик, в который записывают имена покойников для постоянного поминовения их. По белоруски называется Суботником, потому что заупокойные Литургии обыкновенно совершаются в Субботы. Прим. Изд. 100 Ко Платону, бывшему впоследствии Митрополитом Московским, по случаю получения от него Рассуждения о Мельхиседеке. |
| Появление куницы возле туши лося заставило Казана выскочить из укрытия в ельнике. При свете луны произошла короткая, решительная схватка. Куница отбивалась, царапалась, потом, по-кошачьи взвыв от боли, обратилась в бегство, забыв про голод. Казан вернулся к Серой Волчице с расцарапанным носом. Серая Волчица сочувственно полизала кровоточащий нос, и Казан лег на снег, все еще напряженно прислушиваясь. Заслышав шум драки, лиса поспешила убраться подальше. Лиса — не боец, а убийца, наносящий удар сзади. Немного погодя она подкараулила сову и, разорвав ее, добралась до комочка мяса, спрятанного в огромной куче перьев. Но ничто не могло отпугнуть маленьких белых лесных разбойников — горностаев. Они не побоялись бы проскочить под ногами у человека, лишь бы добраться до мяса, до свежей крови. Казан отчаянно отбивался, но для него эти зверьки были слишком проворны. Они нырнули под тушу лося и преспокойно ели, пока Казан бесновался и в ярости хватал зубами снег. Серая Волчица невозмутимо наблюдала со стороны. Маленькие горностаи не вызывали в ней беспокойства, и Казан наконец понял это и лег рядом с ней, устав от бесполезной борьбы. Долгое время после этого почти ничто не нарушало ночной тишины. Один раз откуда-то издалека донесся волчий вой да время от времени раздраженно, обиженно ухала с верхушки ели сова, но эти звуки только подчеркивали безмолвие ночи. Луна сияла уже прямо над их головами, когда Серая Волчица почуяла первую настоящую опасность и тут же подала знак Казану, повернувшись в ту сторону, откуда шел кровавый след. Она дрожала всем телом, клыки ее сверкали при лунном свете, в горле поднималось рычание. Такое предупреждение она давала Казану, лишь когда чуяла присутствие их смертельного врага — рыси. Казан вскочил, уже готовый к бою, хотя сам он еще не чувствовал запаха подкрадывающейся красивой серой кошки. Но внезапно положение переменилось. Послышался протяжный свирепый вой, голос подлинного хозяина дикого леса — волка. От такого голодного воя у людей кровь стынет в жилах, лоси и олени, дрожа от страха, вскакивают на ноги. Этот клич, как песня смерти, летел над лесами и болотами, над покрытыми снегом холмами, и отголоски его в эту звездную ночь были слышны на мили вокруг. |
| Инстинкт предупредил куницу о том, что должно произойти, и она старалась спрятаться, прижаться к земле. Дикобразы, как маленькие дети, капризничали, недовольные присутствием драчунов и густыми тучами дыма; иглы их встали торчком. Рысь лежала на брюхе, как кошка, и задние лапы ее подрагивали, готовые к прыжку. А Казан кружил рядом, и лапы его, казалось, ступали не по песку, а по воздуху. Рысь следила за ним не отрывая глаз, а потом круглым рычащим комком пролетела те восемь футов, которые еще разделяли их. Казан не отскочил в сторону. Он не сделал попытки избежать нападения, а встретил его, собрав все силы, как в бою одна ездовая собака встречает другую. Казан был на десять фунтов тяжелее рыси, и на какое-то мгновение большая мягкая кошка с двадцатью когтями-бритвами оказалась опрокинутой на бок. С быстротой молнии Казан воспользовался своим превосходством и вцепился рыси в загривок. В ту же секунду подскочила Серая Волчица и, продолжая драку где-то под брюхом Казана, сомкнула свои челюсти на задней лапе кошки. Хрустнула кость. Рысь, оказавшись под двойной тяжестью, отскочила назад, волоча за собой волчицу и Казана. Но тут она упала на одного из дикобразов, и в тело ее вонзились его острые иглы. Еще прыжок, она вырвалась на свободу и бросилась навстречу дыму. Казан не стал преследовать ее. Серая Волчица подошла к нему и начала лизать ему шею, где темно-бурая его шкура окрасилась свежей кровью. Куница лежала как мертвая, только поглядывала на всех своими злыми черными глазками. Дикобразы продолжали болтать что-то, словно прося пощады. Затем густая черная удушливая завеса дыма низко опустилась над отмелью, и пахнуло жаром, как из паровозной топки. На самом краю отмели Казан и Серая Волчица легли на песок, свернувшись клубочками и спрятав головы под своими телами. Огонь был теперь совсем близко. Он ревел, как огромный водопад, а иногда раздавался оглушительный треск падающих деревьев. Воздух был наполнен искрами и пеплом. Несколько раз Казан поднимал голову и огрызался на горящие угольки, которые падали на него и жгли его тело. |
| Вдруг видит — по речке Хоттын-Лебедь плывёт, совсем близко. Остановился Инквой-Бобёр, брёвнышко с плеча скинул и вежливо сказал: — Узя-узя! Здравствуй, значит. Лебедь гордую шею поднял, чуть головой кивнул в ответ и говорит: — Близко же ты меня увидел! Я тебя ещё от самого поворота речки заметил. Пропадёшь ты с такими глазами. И стал насмехаться над Инквой-Бобром: — Тебя, слепыша, охотники голыми руками поймают и в карман положат. Инквой-Бобёр слушал, слушал и говорит: — Спору нет, видишь ты лучше меня. А вот слышишь ты тихий плеск вон там, за третьим поворотом речки? Хоттын-Лебедь прислушался и говорит: — Выдумываешь, никакого плеска нет. Тихо в лесу. Инквой-Бобёр подождал, подождал и опять спрашивает: — Теперь слышишь плеск? — Где? — спрашивает Хоттын-Лебедь. — А за вторым поворотом речки, на втором пустоплесье. — Нет, — говорит Хоттын-Лебедь, — ничего не слышу. Всё тихо в лесу. Инквой-Бобёр ещё подождал. Опять спрашивает: — Слышишь? — Где? — А вон за мысом, на ближнем пустоплесье! — Нет, — говорит Хоттын- Лебедь, — ничего не слышу. Тихо в лесу. Нарочно выдумываешь. — Тогда, — говорит Инквой-Бобёр, — прощай. И пускай тебе так же послужат твои глаза, как мне мои уши служат. Нырнул в воду и скрылся. А Хоттын-Лебедь поднял свою белую шею и гордо посмотрел вокруг: он думал, что его зоркие глаза всегда вовремя заметят опасность, и ничего не боялся. Тут из-за леса выскочила лёгонькая лодочка — айхой. В ней сидел Охотник. Охотник поднял ружьё — и не успел Хоттын-Лебедь взмахнуть крыльями, как грохнул выстрел. И свалилась гордая голова Хоттын-Лебедя в воду. Вот и говорят ханты — лесные люди: «В лесу первое дело — уши, глаза — второе». Терентий-Тетерев Жил в лесу Тетерев, Терентием звали. Летом ему хорошо было: в траве, в густой листве от злых глаз прятался. А пришла зима, облетели кусты и деревья — и схорониться негде. Вот звери лесные, злые, и заспорили, кому теперь Терентий-Тетерев на обед достанется. Лисица говорит — ей, Куница говорит — ей. Лисица говорит: — Терентий спать на землю сядет, в кусту. Летом его в кусту не видно, а нынче — вон он. Я понизу промышляю, я его и съем. |
| На самом деле, какие бы переходные формы мы ни находили, всегда остаётся изрядная доля сомнения по поводу реальности их переходного статуса. Дело в том, что понятие «переходная форма» – это очень трудно доказуемое понятие само по себе. Критик, которому, допустим, просто не нравится идея переходных форм, всегда сможет «убить» практически любую (предлагаемую) переходную форму с помощью достаточно простого и очевидного аргумента. Ведь почти никогда нельзя сказать совершенно точно – это действительно была переходная форма, или же это часть былого биологического разнообразия , которая уже вымерла, и которая просто была похожа на определенные биологические таксоны. Например, у нас имеется семейство куньих (Рис. 8): Рисунок 8. Характерные представители семейства куньих – виды рода куница ( Martes) . И еще в природе существует семейство псовые. А в этом семействе, в свою очередь, имеется один из самых оригинальных представителей этого семейства – кустарниковая собака (Рис. 9): Рисунок 9. Один из самых оригинальных представителей семейства псовых – кустарниковая собака ( Speothos venaticus). И наконец, у нас имеется семейство медвежьих (Рис. 10): Рисунок 10. Один из представителей семейства медвежьих – бурый медведь ( Ursus arctos). Очевидно, что кустарниковая собака, по внешнему сходству, находится в некоем «морфологическом гиперпространстве» между куньими и медвежьими. Теперь давайте представим, что куницы и кустарниковые собаки – уже вымерли от тех или иных причин. Остались только медвежьи. И вот Вы, допустим, дискутируете с неким оппонентом, считающим, что всё наблюдаемое биологическое разнообразие – это результат прямого дизайна, в котором, например, те же псовые, куньи и медвежьи – были созданы раздельно . А Вы доказываете, что медвежьи – это эволюционный продукт из куньих, через стадию кустарниковой собаки. В качестве доказательства Вы предъявляете Вашему оппоненту «окаменевший отпечаток» куницы, как «исходного эволюционного предка». А потом предъявляете еще «окаменевший отпечаток» кустарниковой собаки, как «переходную форму». И наконец, указываете на современного медведя, как на конечный продукт этой эволюции (Рис. 11): 20 |
| — А сам-то ты кто? — недоверчиво спросила гусыня. — И на человека не похож, и на гуся не похож. Постой-ка, постой! Уж не тот ли ты Нильс, о котором тут в лесу такие чудеса рассказывают! — Так и вы слышали обо мне? — обрадовался Нильс. — Выходит, мы с вами знакомы. А Мартина вы еще не видели? Он здесь, на полянке. Пойдемте к нему. Он, наверное, очень вам обрадуется. Знаете, он тоже домашний гусь и тоже убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала… Мартин и вправду очень обрадовался. Он даже забыл о своих ранах и, увидев гусыню, сразу стал прихорашиваться: пригладил клювом перышки, расправил крылья, выпятил грудь. — Очень, очень рад вас видеть, — сказал Мартин кланяясь. — Вы прекрасно сделали, что убежали от ваших хозяев. Это очень грубые люди. Но все-таки вам, наверное, страшно жить в лесу одной? В лесу так много врагов, вас всякий может обидеть. — Ах, я и сама не знаю, что мне делать, — жалобно заговорила гусыня. — У меня нет ни минутки покоя. Нынешней ночью куница чуть не оборвала мне крыло. А вчера муравьи до крови искусали. Но все равно я ни за что не вернусь домой! Ни за что! Хозяйский сынок только и делает, что дразнит меня. А хозяйская дочка никогда вовремя не накормит и не напоит. — И гусыня горько заплакала. Нильсу стало не по себе: он вспомнил, что и Мартину когда-то приходилось от него несладко. Может, и Мартин вспомнил об этом, но из деликатности не подал виду. А Марте он сказал: — Не надо плакать! Мы с Нильсом сейчас что-нибудь придумаем. — Я уже придумал! — крикнул Нильс. — Она полетит с нами. — Ну да, конечно же, она полетит с нами, — обрадовался Мартин. Ему очень понравилось предложение Нильса. — Правда, Марта, вы полетите с нами? — Ах, это было бы очень хорошо, — сказала Марта, — но я ведь почти не умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит. — Ничего, вы сами научитесь, — сказал Мартин. — Поверьте мне, это не так уж трудно. Надо только твердо помнить, что летать высоко легче, чем летать низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и вся наука. Я-то теперь хорошо это знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без правил — потихонечку, полегонечку, над самым леском. Чуть что, сразу опустимся на землю и отдохнем. |
| Кукиш с маслом тебе. Дать кому киселя (т. е. вытолкать коленом) . Поди, чего стоишь, ведь я тебя не бью (говор. в злую насмешку просителю) . Пришел не зван, поди ж не гнан (или: так поди же не дран). Отойди, до греха! Прочь поди, в грех не вводи! Вот тебе Бог, а вот тебе порог (или: двери). Знай нас, ходи дальше! Знай нас, обходи нас! Люби нас, ходи мимо! Здорово, сват! – Прощай, брат! Не любишь нас – не дохаживай; а любишь, так обхаживай! И видишь, да мимо идешь! Глядеть гляди, да кругом обходи! Знай нас плешивых, объезжай шелудивых! Молода, в Саксонии не была (солдатск. отказ) . Погоди, молода, еще не выкуняла (выкунятъ – выдремать; выкунеть – дойти шерстью, пухом, как рослая куница) . Приди по обед (т. е. после обеда), а теперь хлеба нет. Теперь у самих нет; а съедим, так и вам дадим. Пошла было баба в лес за грибами, да встречу ей медведь с зубами. Не честно просишь, не хотно дать. Бей челом в тюрьме да в богадельне! Возьми у Савки в лавке! Возьми у Савушки на прилавочке! И не этакие меня гладили, да и то не поладили. И не так подъезжали, да ни с чем отъезжали. Добро сыплешь и не подберешь. Мы и сами не чванны, кланяться умеем. Он и на подлад не дается. Вавила, утирай рыло, проваливай мимо! Не таранти, дорогой, ныне год не такой. Хорошо ты поешь (или: играешь), да мне плясать неохота. Плясать по чьей дудке. Он все по чужой дудке пляшет. Ладно баюкаешь, да сон не берет. От чужих (или: От наших) ворот живет и поворот. Живет и от ворот поворот. От чужих ворот легок поворот. Милости просим, на своих харчах. Из-за чужого обеда не стыдно не евши встать. Мимо стола дорога столбова . Поцелуй пробой, да и ступай домой! Проводила за овин (мужа) – да и прощай, жидовин. Дери вас горой, да и со двора долой! Посадили на лопату, да и вынесли за хату. Налево кругом, без приступа, марш (солдатск.) . Двери отворили, а нас не пустили. Поди на ошую, где мертвых суют (или: куда грешных суют). Где ты был, там и будь! Откуда исшел, туда и провались! Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, работай черт, а не я (Ванька Каин) . |
| Хоцу – вскоцу, не хоцу – не вскоцу (в старину невеста говорила: хочу – вскочу и, соглашаясь идти замуж, прыгала через положенный кругом пояс или в наставленную юбку) . Олянщина – воровщина (озеро, Псковской губ.) . Порховцы – толоконники. Тверитяне – ряпушники. Забегай, забегай! – А что? – Не видишь, куница бежит! – Это собака с Клементьева двора. – Ну, так пускай себе. Тверитяне вприглядку с сахаром чай пьют. Цуканы. Проедешь Погорелец и Кушалино – ступай смело до Москвы. Кушали (Твер. уезд, с. Кушалино) – бердники, частобаи. Кушалинские крестьянки – тонкопряхи. Осташи – ершееды, сапожники, золотошвеи; волчьи объедки. Селигерцы (Тверск.) – ершееды. Кимряки – сычужники (Кимры. Твер. губ., Корчев. у.; от блюда: свиной сычуг с кашей) . Петуха на канате держали, чтоб на чужую землю не ходил. Кимряки – летом штукатуры, зимой чеботари. Города Коростеня, владения Ольгина, народ кривичи. Новоторы – воры (говорят осташи, которым отвечают): и осташи хороши. Воры – новоторы, и осташи – хороши, а свято то место, где тихвинца нет. Ржевцы: ряпуха тухлая. Собачники. Отца на кобеля променяли. Козу сквозь забор пряником кормили. Старичане: Старица – дегтярница. Мазилку потеряли, да за Нов за ней ворочались. Возьми сорок алтын! «Сороцы не сороцы , а меньше рубля не отдам». Старичане – петуха встречали с хлебом-солью. Пришел грозен посол под Старицу: шуба навыворот, сам низенек, а поперек о пяти охватах; словечка не молвит, а только шипит: ан это – индейский петух. Кашинцы – водохлебы (т. е. чайники) . Кашинцы – собаку за волка убили да деньги заплатили. Калязинцы – свинью за бобра купили; собаку за волка купили. У нашего Макарьи по три деньги Натальи, а грош дай, любую выбирай. Калязинцы, угличане, вологжане – толоконники. Семендяевщина – булочник да колбасник, пряничник да пирожник (Твер. губ., Каляз. у.) . Бежечане – колокольню рожком подбили (т. е. встряхивая табак в рожке. Это присловье дается, впрочем, разным уроженцам) . Зубчане – таракана на канате на Волгу поить водили. Ты чей молодеч? – Зубчевский купеч. – А где был? – В Москву по миру ходил. |
| Если размер добычи оказывается большим, то сорока ест её по частям, отламывая куски мяса своим мощным клювом и удерживая остальную часть трапезы лапами. Особенно от хищных действий сорок страдают птицы, живущие в кустарниках или в открытом поле — куропатки, жаворонки, перепёлки и некоторые другие птицы, в чьи гнезда сороки забираются в сезон гнездования с целью кражи яиц или поедания вылупившихся птенцов. Интересный факт: излишки пищи сорока закапывает в землю в качестве запасов на случай голода. При этом интеллект птицы позволяет ей быстро находить свой тайник. В отличие от сорок, ни белки, ни запасливые мелкие грызуны повторить такое не могут. Опасности В дикой природе в числе врагов сорок в основном крупные виды хищных птиц: Птенцы сорок, обитающих в тропических регионах иногда также страдают от нападения на них змей. В наших широтах в гнездо к птице может забраться белка, орешниковая соня или куница. Причем, если последние два зверька поедают птенцов и яйца, то белка может даже не столько полакомиться яйцам птицы или ее птенцами, сколько просто повыбрасывать их из гнезда. А это тоже приводит к их гибели. Взрослые птицы же для таких животных оказываются слишком крупными. А вот среди млекопитающих покрупнее на взрослых сорок часто нападают дикие кошки. Иногда птицы становятся добычей лисиц и в очень редких случаях волков или медведей. Сорока очень осторожная, и поэтому попадается очень редко, а жертвами становятся в основном больные или очень старые птицы. Человек же на сегодня превратился из врага сороки в нечто нейтральное. Да, иногда случаются разорения гнезд или истребление сорок в качестве вредителей, но это встречается в очень редких случаях, а спасаться сорокам помогает смекалка и осторожность. В то же время, благодаря человеку у птиц появилась возможность постоянно находить корм на свалках. Популяция и статус вида Сороки относятся к не угрожаемым видам, и вымирание им в отличие от многих других птиц совсем не грозит. Их популяция очень стабильна. На сегодня общая численность обыкновенных сорок около 12 млн. пар. |
|
|
