| Продолжая подкоп, опишу что-то вроде «картин». Вот какой-то праздник в конце июля, может быть — годовщина нашей свадьбы, промыслительно оказавшаяся и днем католической Я захожу к Глазовым, Юра только что оделся к балу, и вдруг в трансформатор ударяет молния, из штепселя летит искра и прожигает его белую рубашку. Несмотря на это, мы пережидаем кратчайшую грозу, идем к нам, в избу Савукинасов, и Юра с Мариной за столом поют песни Галича, особенно помню «Парамоновых». А вот мы начинаем лекции по истории католичества. Сперва сидим под деревом, потом перебираемся к Глазовым, и они каждый раз меня кормят, повторяя, что пастуха надо кормить. Получается то лучше, то хуже, потому что именно в том году у меня началась язва, и тяжелая, а едим в основном угрей. С угрями — много картинок, самая обычная — Глазов в яме, где он коптит их. Голый до пояса, очень бронзовый, очень похож на Пастернака, только тот в молодости не был таким плакатно красивым. Эти райские сцены уравновешиваются страданиями, когда Юра расспрашивает местных жителей, как они относятся к оккупации. Большей частью те шарахаются, а Кястас с моим мужем потом заверяют их, что этот русский — наивный человек, а не стукач. 66 год идет примерно так же, только с Леной Глазовой, дочкой Юры, которую провозглашают принцессой Лесландии, т. е. леса у деревни. Марина — с пузом, непрерывно рвет и ест петрушку. Лекции читаем, угрей едим, а если я совсем не могу, мы с женой Кястаса варим на кирпичах овсяную кашку. Тут я четко помню сцену: Сидим на корточках, варим. Неподалеку бродит Томас Венцлова, собирающийся с Юрой и мной ехать на симпозиум в Кяарику. Юра стоит над нами и пламенно доказывает, что семиотики — соль земли. За год до этого солью земли были, кажется, буддисты (не ручаюсь). Мы соглашаемся с ним, но не полностью. Слово за слово, и я плачу, слезы капают в овсянку. Плачу я зря, Юрина пылкость похожа на агрессивность только с виду. Добрый он настолько, что неся по деревне с трудом добытые свежие яйца, неожиданно отдает их мне. |
| К вечеру собрались на центральной площади, на Майдане, возле церкви, где была возведена эстрада-трибуна. Мы взошли вслед за Шолоховым и Гагариным на неё. Площадь была живописна. Спереди и сбоку стояли старики в казачьей форме, в галифе с лампасами, но в галошах и в неизменно шерстяных носках. Кучками стояли молодицы, молодые женщины, доставшие из сундуков роскошные наряды, цветастые платки и красавицы-девушки - «чернобровые казачки». Между ними, расставив руки и изображая самолёты, бегали мальчишки. Шолохов подождал, когда Майдан стал стихать и, потрогав свои рыжеватые усы, сказал, слегка хрипловатым, но громким голосом: «Вёшенцы! (Вот так именно: не товарищи, не граждане, тем более не господа, что звучит сегодня.) «Вёшенцы, к нам приехал Юра Гагарин и писатели! Дадим им слово!» - «Любо!» - не так часто мы тогда слышали подобное казацкое одобрение - Любо! Любо!» «Ну, просим, Юра, скажи казакам». Честно говоря, я ни разу не видел и не слышал, чтобы Юрий Алексеевич так волновался. «Знаешь, - сказал он мне, - волнуюсь, как никогда! Шолохов же и казаки». Я успокаивал: «Да, что ты, расскажи: про полёт, про корабль, про то, какое Чёрное море и Дон сверху, ведь ты это видел». Юра шагнул к микрофону, и затем прозвучало его блестящее слово, какое я когда-либо слышал. Гений Космоса рассказывал об этом ощущении земли из космоса Гению Слова, сыну казачества сотоварищи о том, что единит мир и людей! На следующий день Юрий Гагарин улетел в Комсомольск-на-Амуре, где я был месяц назад, и обнаружил, что город, его жители не награждены никакой наградой. Павлов проверил, внёс записку в ЦК, там приняли решение: наградить. Юра полетел с Дона на Амур. Его везде ждал народ. Ну, и, конечно, Гагарин принёс с собой песни лёгкие, весёлые, а потом с глубоким раздумьем и горестью от его гибели. Вот несколько из них. Безусловно, песенный памятник Юре создавали Аля Пахмутова и Николай Добронравов. Счастлив, что присутствовал при первых прослушиваниях некоторых песен из их альбома. У них была выработана привычка: приходить в ЦК Комсомола или в издательство «Молодая гвардия» и исполнять написанную ими песню. |
| А вот эпизод, сохранившийся в памяти матери, Анны Тимофеевны: «О работе его было нам известно только одно: занят он от зари до зари, упорно учится, занимается спортом, проходит какие-то испытания... Сейчас припоминаю: среди множества тем поднималась и о полете в космос живых существ. Слетали и возвратились на Землю в космическом аппарате собаки. Однажды я заметила: – Так, пожалуй, и человек полетит. – Полетит! – громко сказал Юра. Алексей Иванович вступил в разговор: – Ты, что ль, собрался? Нет, не было в этом вопросе никакого желания разузнать о Юриных планах. Алексей Иванович, как всегда, в разговоре постарался осадить, на его взгляд, нескромного человека. Хвастовства он не любил, никому его не прощал. В ответе сына ему послышалась, верно, нескромность, вот он и вмешался. Юра ему ответил: – Поручат, и полечу. – Тю-тю-тю, полетишь! – с укоризной передразнил Алексей Иванович. – Там ученый потребуется, не тебе чета. Юра не обиделся, посмеялся. Алексей Иванович тоже был удовлетворен: воспитательную работу провел. Не подозревали мы, что сын намекает нам о своем будущем». Звездный путь Итак, всего за несколько дней до предполагаемого старта Юрий Гагарин был утвержден в качестве первого космонавта. Герман Титов – дублером. Волновался ли Гагарин? Несомненно, помимо обыкновенного для человека страха перед неизведанным, он прекрасно знал все риски. Знал, что вероятность благополучного возвращения – 50/50. Но… всех изумляло абсолютное спокойствие Юры. Он был не просто внешне абсолютно спокоен, он еще ухитрялся подбадривать и успокаивать очень сильно волновавшихся Королева и других, ответственных за полет. Единственное, что он себе позволил, – за два дня до старта написал прощальное письмо жене, в котором выражал уверенность в том, что она поймет его шаг, что достойно воспитает дочерей, и просил позаботиться о родителях. Письмо он отдал командиру отряда, генералу Николаю Каманину, и попросил отдать жене, если из полета не вернется. Вспоминает профессор, доктор медицинских наук, Ада Равгатовна Котовская, занимавшаяся подготовкой к полету первых космонавтов: «Волновался ли Юрий перед стартом? Да! Во время последней проверки датчиков и наших рекомендаций Юрий был молчалив, сосредоточен и очень серьезен. Изредка он напевал куплеты из популярных тогда песен, но больше молчал. За четыре часа до старта (есть у меня снятая ЭКГ) было видно, что Юра волнуется. Да кто бы не волновался! Просто он умел сдерживать свои эмоции». |
| И здесь, в госпитале, он мне сказал: «Мне бы уже побыстрее пройти комиссию – и опять на север, надо сдать на класс. Сейчас погода такая сложная, надо полетать». Вот мои первые впечатления. А дальше он – депутат Верховного совета. Когда он погиб, у него на столе осталось четыре письма, которые он не отправил. У него гигантская переписка была! Он был необыкновенной обязательности человек, физической силы большой, и внутренней тоже. Будучи ростом 165 см, он играл капитаном баскетбольной команды. В волейбол в нападение выходил, прыгучесть такая необыкновенная. Вот это сочетание внутренних качеств, внешнего обаяния и умения работать с людьми. Нас было 20 человек, отобранных из трех тысяч. В возрасте до 30 лет, летающих на последней супертехнике во всех условиях – вот какое было требование. Самые здоровые, только двадцать из трех тысяч! Если зубы больные – уже не брали, зрение не 100% – не брали. Хотя это глупость, потом все эти требования изменили несколько. Прошло 55 лет, и первый отряд космонавтов, все его представители, ушли только по возрасту или по гибели, а не по болезням. Стоял вопрос: кто же первый полетит? Разделили на две группы людей. Как разделили? 170 сантиметров рост – это первая группа, остальные, кто выше 170 см, – во второй группе. У меня был рост 174 сантиметра, я попал на корабли следующей серии, а здесь я был только инструктором. Паша Беляев, Володя Комаров, Валя Варламов и я – мы были инструкторами на корабле «Восток», а готовились ребята. А дальше вопрос: кто полетит? Надо посылать Юрия Гагарина. Так сказал Паша Беляев, так сказал Витя Горбатко, так сказал я. А мы с Юрием сверстники, он старше меня на два месяца всего лишь. Мы понимали задачу. Ведь он к этому времени состоялся как личность, он больше пережил, он в детстве жил на оккупированной территории, он уже понял, что такое свобода, он понял, что такое труд. Он к этому времени состоялся как личность, он больше пережил, он уже понял, что такое свобода, что такое труд Я, когда рассказываю детям одну историю из жизни Гагарина, никто даже не может мне поверить. Март 1943-го, весна. Приходит председатель колхоза к Анне Тимофеевне (так звали маму Юрия Гагарина): «Аня, хлеб нужен стране, армии хлеб нужен. Ты должна вырастить хлеб, сдать четыре мешка зерна». – «Иван Петрович, а у меня не только лошади, у меня коровенки нету, все позабирали». – «Ты сильная женщина, у тебя дочь старшая, Зоя, 17 лет, сын 14 лет и ещё подросток – девятилетний Юра». И вот картинка: Анна Тимофеевна надела на себя хомут, справа Зоя, слева – Валентин, Юра, 9-летний мальчик, – за сошками плуга, что вспахивает землю. Посадили, вырастили, сдали стране зерно. Пухли от голода, но все до зернышка отдали! Вот вам картина Перова «Тройка»! Он, Юра, почувствовал эту землю, он хорошо понимал, что он делает, Юра. |
| В Великую пятницу я успел увидеться с Юрой, спросил, как он себя чувствует. Он был сильно слаб и поэтому не мог долго присутствовать в храме. В это время в Оптиной жил еще один мой друг по Абрамцевскому училищу, Вадим, который в художественной резческой мастерской в скиту вырезал из дерева герб России – большого двуглавого орла, заказанного для Государственной Думы, где он теперь и находится. К нему-то [к Вадиму] и пошел Юра в гости. После выноса плащаницы вся братия вышла из Введенского собора и пошла на трапезу. Помолившись и сев за столы, мы услышали чей-то крик и поняли, что в скиту что-то случилось. Мне сказали, что там Юра. Я побежал со всех ног. Подбежав, увидел Юру уже с закатившимися глазами, распростертого крестом на траве у огромной сосны. Он задыхался от страшной боли, ничего не говорил, он умирал безмолвно. Подбежали еще несколько человек. Какой-то мужчина стал делать Юре искусственное дыхание и массаж сердца, не зная, что в него воткнута 12-сантиметровая игла от шприца и каждый нажим еще раз пронзает сердце Юры. Только когда задрали рубашку, увидели черную точку и в ней широкую часть иглы. Крови не было. Достали иглу и удивились ее размерам. Я смотрел на Юру, ломая себе руки, потому что был не в силах чем-нибудь помочь. Подошедший игумен Мелхиседек (который дал мне читать «Старца Силуана», а я передал эту книгу Юре на крыше дома в Тольятти) стал петь отходные молитвы и литию. Под молитву братии и нескольких паломников Юра перестал дышать. Душа его отошла ко Господу. Уже потом женщины, проходившие этой дорогой, рассказывали, что видели благочестивого паломника, стоящего на коленях с поднятыми в мольбе к монастырю руками. Они подумали: «Вот какой молитвенник!» – и не решились подойти к нему. На самом деле это был Юра, который от боли не мог даже произнести и звука. Это сатанисты взяли у живого молодого христианина кровь шприцем в своих ритуальных целях и оставили иглу Вызвали милицию, «скорую помощь». Милиция вела себя дерзко, ничего не стала искать. «Скорая помощь» увезла Юру. А так как место было то самое, где видели людей в белых балахонах (только с другой стороны дороги), то первой в голову пришла мысль, что это сатанисты взяли у живого молодого христианина кровь шприцем в своих ритуальных целях и оставили иглу. Тем более что в это же время опять видели «неизвестных» людей, выходящих примерно в том же месте из леса в направлении к белой машине. Причем четверо заставляли идти одного, а тот сопротивлялся и присаживался на пень. Лицо у этого человека было страшно расстроенным. Его взяли под руки, затащили в машину и уехали. |
| - Не только. - И Славка? - Даже я, Стас. Прости, пожалуйста. Он помолчал, методично скрипя ручкой катушки и спросил: - Ты в армии наколки делал? - Нет. - А вообще делали? - Было. - Вернемся к вагончику, выколешь мне на груди: “Нет в жизни счастья”. - Счастья нет, Стас, а артрозы всякие, радикулиты, — все это есть. - Это плата за страсть. Всё! — Стас снова засвистнул блесну в Макариху. Да, посчитай себестоимость пойманных хариусов. Поезд, самолет, вертолет, коробки. Зачем? Есть его не сможешь от почтения. Иди. Ты должен выжить: ты последний, кто видел меня в этой жизни. Скажи на редколлегии, что даже легче бороться с теми, кто считает себя гениальным, чем со своими привычками. - Добавлять: с дурными? - Это уже можешь от себя? Я побрел к вагончику. Мелкая изморозь висела в воздухе. Птиц не было слышно. Возник Юра, человек с ружьем. - Перед отъездом надо будет по ворону стрельнуть. Ну, не в него, а рядом, мимо. Только, чтобы испугать. А то привык, лезет, ведь пристрелят. Я его смотрителем называю. - Назови Мельником. - Да, может быть, повезете в Москву рога? - Чего? — спросил я с ужасом. - Рога. Лосиные. Над диваном повесить. - Юр, предложи Славе. Стаса спроси. Мне не надо. И вообще, в Москве рогов хватает. - Красивые, — сказал Юра, отходя, спеша проверить остальных членов группы. У вагончика веселый Слава воскликнул: - То ж воно у мэнэ е. Спросите, шо? - Шо? - Та ж сало. - Де ж ты раньше був? Ну что ж, отлично. Беги к Станиславу, вытаскивай из воды, сообщи, что сало е, горилка е, гарно время настае. Только, Слав, он уже знает, что ты поймал. - Не пойду. Юра сказал? - Я. С гордостью за молодое поколение. Есть на кого Россию бросить. Вы приходите на посты: Сегень, Артемов, Дорошенко, Козлов. Дерзайте. Удача с вами. Мы стали готовиться к отлету. Наготовили дров тем, кто прилетит после нас, прибрали в вагончике, около. Еду подвесили под потолок. Стеклянные банки пришлось везти обратно, тут завтра-послезавтра будут морозы. Прибежал Юра, беспокойно поглядывая на небо. Если так стремительно будет портиться погода, можем застрять. |
| – Юра, у нас будет ребенок. Шевчук уронил голову в руки, словно на него обрушилось страшное горе. – Я так и знал! – Но ты же сам говорил, что дети рождаются только от любви, а просто так не рождаются! – Тогда уходи из театра. А иначе как ты себе все это представляешь? У тебя сын, у меня сын. Я постоянно занят – концерты, поездки. Если у нас будет общий ребенок, бросай сцену и занимайся детьми. – Но я не хочу оставлять профессию. – Тогда делай аборт. – Я не буду уходить из театра. И сделаю аборт. Было видно, что после этих слов он испытал огромное облегчение. Конец наших отношений с Шевчуком, несмотря на «высокий штиль», оказался банальным. Выяснилось, что мое ощущение этого человека придуманное и чересчур возвышенное. А Юра – самый обыкновенный. Я благодарна ему за то, что много думала и чувствовала, переживая нашу историю. Наш роман был скоротечным и нанизался на мою с Женькой историю, не дав толком передохнуть от разочарований. Выплакав весь жизненный запас слёз с Дятловым, теперь я приняла всё гораздо спокойнее. Не выясняла отношений, разговор был короткий: «Больше никогда». Просто поняла, что на самом деле меня не любят. И я не люблю. Тогда на хрен мне это всё надо? Я просто ошиблась. С кем не бывает? Вот только когда пришла в себя после наркоза, сказала: «Абортов в моей жизни больше не будет». На операцию Юра меня устраивал через знакомых. Организовал всё и уехал во Францию на гастроли. В театре все знали, что случилось. Многие злорадствовали, как же без этого: «Шевчук? Фигу толстую с маком она получит, а не Шевчука!» Другие говорили: «А я бы на твоем месте взяла и родила». Согласна. Глупо поступила, неправильно. Надо было рожать. И плевать, стал бы Юра Шевчук участвовать в нашей с малышом жизни или нет. Зато я не чувствовала бы на душе тяжести греха. Анна Фроловцева Советская и российская актриса; заслуженная артистка Российской Федерации Шесть лет назад Анна Фроловцева дала откровенное интервью, в котором призналась, на что ей пришлось пойти ради карьеры. Актриса рассказала, что она избавилась от ребенка ради работы в театре: «Ради роли в театре, сейчас даже не помню точно, какой, пришлось сделать аборт. Я тогда скрывала от всех, сказала только Юре, он ответил: „Решай, но я бы хотел ребенка”. Тогда карьера казалась важнее». |
| «Представляю, что нас ждет дальше», — подумал отец Игорь, с трудом продвигаясь вперед. А впереди их ждала переправа через этот же бушующий потоки. Председатель остановился. — Странно, — крикнул он, указывая лучом фонаря, — здесь же был мостик. Неужели смыло? — Иваныч, — Юра подошел к нему, — было бы странно, если бы его под напором такой бешеной воды не смыло. Я похожие потоки последний раз видел в Аргунском ущелье. — Что с того? Раньше здесь действительно был хлипкий мостик, а в прошлом году мы поставили на металлических сваях. — Вот они и остались, — Юра посветил фонарем в направлении воды, — а мостик ищите ниже по течению. Сейчас нужно быстрее найти другую переправу. Пройдя по оврагу, он увидел лежащее через ручей старое дерево. Оно тоже было крайне ненадежным: сильно качалось от бушующего ветра и под напором поднимающейся воды: но другой переправы не было. — У меня есть канат, — крикнул Андрей, доставая его из рюкзака и разматывая. — Делаем растяжку — и вперед по стволу на ту сторону. — Молодец, хорошая смекалка! — похлопал его по плечу Юра. — Я — первый, закрепляю там, а ты остаешься и делаешь страховку здесь. Потом я подстрахую тебя, когда пойдешь через ручей. Взяв свободный конец каната, он, ловко балансируя над бушующей водой, перебрался на противоположную сторону и подал знак Андрею, чтобы тот сделал растяжку. Когда все было готово, махнул рукой, и отец Игорь, а за ним председатель пошли по шаткому бревну-переправе. Держась за натянутый канат и хватаясь за торчащие отовсюду ветки, быстро переправились на другую сторону. — Давай теперь сам! — крикнул он Андрею, не выпуская из рук канат. Тот был уже на середине, когда мощный порыв ветра буквально сдунул его в воду — вместе с бревном, по которому он шел. — Держись, братан! — крикнул Юрий, натянув канат, .чтобы вытащить скрывшегося под водой Андрея. Через мгновение тот был на берегу. — Случаем, не замочил ноги? — улыбнулся Юра и обнял его. — Слегка. Если бы не ты, то… — Потом доскажешь, — Юрий быстро смотал канат, и группа пошла дальше. |
| Сейчас Юра и его компания арендуют бывший актовый зал бывшего Дома культуры бывшего племсовхоза на окраине Иванова. Их бизнесу уже полтора года, за это время не было ни одного дня простоя. В данный момент у них в работе три кухни, две стенки и сорок тумбочек. Недавно Юра женился, снял квартиру, родил сына. На положенную ему государственную квартиру он особо не рассчитывает: «В лучшем случае мне ее дадут годам к сорока, а к тому времени я и сам на нее заработаю». Юра чем-то похож на русского Фореста Гампа. Ему никто не сказал, что детдом — это клеймо на всю жизнь, что он обречен на пьянку, тюрьму и удавку. Он не знает, что в стране разгул коррупции, что правоохранительные органы кошмарят бизнес, что административные барьеры выросли до небес. Он просто работает, и ему почему-то до сих пор никто не мешает. Может, потому, что еще не дорос до тех объемов, когда начинают мешать, а может, дело снова в том, что все гораздо проще, чем кажется. Помните, как Фореста Гампа научили играть в пинг-понг и сделали чемпионом мира? «Это очень просто. Главное правило — что бы ни случилось, не сводить глаз с шарика». У Юры вместо шарика и ракетки были вовремя подсунутые евровинт и восьмигранник. И еще Юра — настоящий, а Форест Гамп — выдуманный. Опубликовано в газете «Известия» Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 15 ноября, 2021 8 сентября, 2021 27 октября, 2023 18 апреля, 2022 17 декабря, 2021 13 декабря, 2021 16 ноября, 2021 15 ноября, 2021 15 ноября, 2021 15 ноября, 2021 8 сентября, 2021 27 октября, 2023 18 апреля, 2022 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! |
| За эту неделю и холод налетал, и дожди - но с сегодняшнего дня опять повернуло к теплу. В тени зданий ещг было прохладно и земля сыра, а на солнышке так грело, что даже демисезонное пальто Павел Николаевич еле на себе нгс и стал по одной пуговице расстггивать. Был особенно удобный случай поговорить рассудительно с сыном: сегодняшняя суббота считалась последним днгм его командировки, и он не спешил на работу. Тем более не торопился Павел Николаевич. А положение с сыном было запущенное, едва ли не опасное, это чувствовало отцовское сердце. И сейчас, по приезде, совесть у сына была нечиста, он всг что-то глаза отводил, не смотрел на отца прямо. Этой манеры с детства не было у Юры, он рос прямодушный мальчик, она появилась в студенческие годы и именно в обращении с отцом. Эта уклончивость или застенчивость раздражала Павла Николаевича, иногда он просто покрикивал: " А ну-ка голову выше! " Однако сегодня он решил удержаться от резкости, разговаривать только чутко. Он попросил рассказать подробно, чем же Юра проявил себя и прославил как представитель республиканского прокурорского надзора в тех дальних городках. Начал Юра рассказывать, один случай, другой, и всг так же отводил глаза. - Ты говори, говори! Они сели посидеть на просохшей скамеечке, на солнце. Юра был в кожаной куртке и в тгплой шерстяной кепке (фетровой шляпы нельзя было заставить его полюбить), вид у него был как будто и серьгзный, и мужественный, но внутренняя слабинка губила всг. - Ну, ещг был случай с шофгром... - сказал Юра, глядя в землю. - Что же с шофгром? - Ехал шофгр зимой и вгз потребсоюзовские продукты. Семьдесят километров ехать, а посредине застал буран. Всг занесло, колгса не берут, мороз, и нет никого. И крутил буран больше суток. И вот он в кабине не выдержал, бросил машину, как была, с продуктами, и пошгл искать ночлега. Утром стих буран, он вернулся с трактором, а ящика с макаронами не хватает одного. - А экспедитор? - Шофгр и за экспедитора, так получилось, один ехал. - Расхлябанность какая! |
|
|
