| Крёстный дядя Юра и тетя Аня в молодости Моим крёстным был назначен человек, далекий от Церкви и всего божественного. Было принято назначать своих, вот дядю Юру и назначили. Он был муж тети Ани, бабушкиной сестры. Дядя Юра работал в тюрьме и был, по моему мнению, толстым, лысым и грубым человеком. Заметив крест у жены и у бабушки, ругался: «Чего нацепили кресты, как монашки?» Я не помню, чтобы мы общались с ним, если не считать дежурного вопроса, учусь ли я без троек. Правда, один разговор у нас все же состоялся. Мне пять лет, я с бабушкой в гостях у дяди Юры, застолье еще идет не полным ходом, я кручусь у стола в поисках развлечения. Вижу чудо чудное небывалой красоты: перстень. Он сделан из прозрачной пластмассы, а внутри красный цветок. Это сделали сидельцы, но кто это такие, мне никогда не объясняли. Они же сделали чеканку, которая висит на стене, и разделочную доску. И вот я смотрю на перстень, великолепие которого не в силах описать язык человеческий, и желаю завладеть сокровищем. В пять лет я была бандиткой, говорила басом и без церемоний попросила: – Юра, подари перстень. Мужчины только что приняли на грудь и посмотрели на меня с интересом. Дядя Юра поставил условие: – Скажи: «крёстный» – подарю. Слово «крёстный» было уже у меня на языке, но вдруг я смутилась от возникшей тишины и устремленных на меня взглядов и поняла, что скорее умру, чем скажу странное слово «крёстный», значения которого я не знала. Так мне и не суждено было стать владелицей сокровища. С дядей Юрой я виделась регулярно на каникулах, но ничего примечательного вспомнить не могу. Повзрослев, я поняла, что бабушкина сестра прожила трудную жизнь со своим мужем. Однажды он ушел к другой. Тетя Аня поплакала, но собрала свою гордость в кулак и пошла к «ней». Пришла и сказала: «Юра, собирайся, пошли домой». Он молча вернулся. С сыном был неласков, с дочерью получше. Первая любовь его был старший внук, сын дочери, которого оставили деду с бабкой на несколько месяцев на время командировки родителей. Он полюбил его страстно, что не помешало ему растить малыша без церемоний, мыть ему попу холодной водой и сунуть трехмесячному петушка, купленного у цыган. |
| Так Юра получил визу. Встреча с семьей Из Москвы Юрий прилетел в Нью-Йорк, оттуда самолетом добрался до Атланты. В аэропорту его встретили братья. Он все еще не знал английского языка. Зорик помнил русский и хорошо на нем говорил, а вот Чингис уже мог только понимать. — Мы обнялись. Сели, поговорили. Было поначалу непонятно... Не верилось, что ты уже в Америке, что теперь братья рядом, что вот она — твоя семья. Мы не виделись с Чингисом и Зориком 10 лет! Не было ощущения, что это происходит в действительности. Они отвезли меня в местное кафе, вечером пришли их друзья. И вот тогда у меня появились слезы счастья. А в течение дня я был в каком-то затуманенном состоянии, — вспоминает Юрий. На следующий день братья уже поехали в магазин за продуктами. Чингис и Зорик попросили Юру приготовить буузы (традиционное бурятское блюдо с мясной начинкой. — Примеч. ред. ), борщ и оливье. В штат Висконсин к приемным родителям Юра приехал через пять месяцев — хотел, чтобы встреча совпала с той датой, когда, по семейной традиции, родственники Адлеров со всего мира собираются за общим столом. — Когда я приехал, у всех было очень много эмоций. Меня встретили с шариками и салютом. Наобнимались!.. Родные обступили меня кругом, это называется «семейный круг объятий». Семья Адлер (слева направо): Итан, Таня, Элли, Чингис, Петя, Зорик Чтобы Юра успел у всех пожить, Адлеры составили целое расписание. Два дня он ночевал у родителей, день — у бабушки со стороны мамы, второй день — у бабушки и дедушки со стороны отца, потом поехал к кузенам, потом — к другим родственникам. Таня в это время была в армии, с ней Юра увиделся спустя еще три месяца. — Без слез не обошлось. Для нее было очень важно обнять, почувствовать меня. Только при встрече она по-настоящему ощутила, что у нее теперь есть еще один родной человек, старший брат. Затем Юра вернулся в Южную Корею. Он был уверен, что проживет там еще несколько лет, но родители настояли и уговорили переехать в США навсегда: «Хватит мотаться по миру. Приезжай к себе домой. Это теперь вторая твоя родина, это твой дом». |
| – Здесь просили врачебной помощи. Я могу подать ее. Покажите мне вашу руку... Ну, счастлив ваш Бог. Это такие пустяки, что я не стал бы перевязывать. Впрочем, немного йоду не помешает. Вот Фелицата Семеновна, мы попросим у нее. На Свентицкой и Тоне, быстро приблизившихся к Юре, не было лица. Они сказали, чтобы он все бросил и шел скорее одеваться, за ними приехали, дома что-то неладное. Юра испугался, предположив самое худшее, и, позабыв обо всем на свете, побежал одеваться. Они уже не застали Анну Ивановну в живых, когда с подъезда в Сивцевом сломя голову вбежали в дом. Смерть наступила за десять минут до их приезда. Ее причиной был долгий припадок удушья вследствие острого, вовремя не распознанного отека легких. Первые часы Тоня кричала благим матом, билась в судорогах и никого не узнавала. На другой день она притихла, терпеливо выслушивая, что ей говорили отец и Юра, но могла отвечать только кивками, потому что, едва она открывала рот, горе овладевало ею с прежнею силой и крики сами собой начинали вырываться из нее как из одержимой. Она часами распластывалась на коленях возле покойницы, в промежутках между панихидами обнимая большими красивыми руками угол гроба вместе с краем помоста, на котором он стоял, и венками, которые его покрывали. Она никого кругом не замечала. Но едва ее взгляды встречались с глазами близких, она поспешно вставала с полу, быстрыми шагами выскальзывала из зала, сдерживая рыданье, стремительно взбегала по лесенке к себе наверх и, повалившись на кровать, зарывала в подушки взрывы бушевавшего в ней отчаяния. От горя, долгого стояния на ногах и недосыпания, от густого пения, и ослепляющего света свечей днем и ночью, и от простуды, схваченной на этих днях, у Юры в душе была сладкая неразбериха, блаженно-бредовая, скорбно-восторженная. Десять лет назад, когда хоронили маму, Юра был совсем еще маленький. Он до сих пор помнил, как он безутешно плакал, пораженный горем и ужасом. Тогда главное было не в нем. Тогда он едва ли даже соображал, что есть какой-то он, Юра, имеющийся в отдельности и представляющий интерес или цену. Тогда главное было в том, что стояло кругом, в наружном. Внешний мир обступал Юру со всех сторон, осязательный, непроходимый и бесспорный, как лес, и оттого-то был Юра так потрясен маминой смертью, что он с ней заблудился в этом лесу и вдруг остался в нем один, без нее. Этот лес составляли все вещи на свете – облака, городские вывески, и шары на пожарных каланчах, и скакавшие верхом перед каретой с Божьей Матерью служки с наушниками вместо шапок на обнаженных в присутствии святыни головах. Этот лес составляли витрины магазинов в пассажах и недосягаемо высокое ночное небо со звездами, боженькой и святыми. |
| Стихи про космос для детей и взрослых Стихи про космос для детей и взрослых. 14 апреля, 2012 Стихи про космос для детей и взрослых. Стихи про космос писали известные и начинающие поэты. Стихи про космос актуальны не только ко Дню космонавтики, который отмечается ежегодно 12 апреля. Космос во все времена манил исследователей и простых наблюдателей за звездным небом. Люди фантазировали о том, что может быть далеко за облаками, рождалось много мифов и легенд, поэты писали стихи про космос. Правмир собрал подборку стихов для взрослых и детей, которые можно выучить для утренник или тематического урока. Стихи про космос писали известные и начинающие поэты. До времен научных открытий и полетов в звездное пространство люди пытались осмыслить неведомое с помощью литературы. Их фантазию ничто не ограничивало, а предположения кажутся интересными и необычными. Может быть, эти стихи про космос вдохновят вас на создание собственного произведения. Стихи про космос для взрослых Анна Долгарева — Бог говорит Гагарину Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе: нет никакого разложения с гнилостным вкусом, нет внутри человека угасания никакого, а только мороженое на площади на руках у папы, запах травы да горячей железной подковы, березовые сережки, еловые лапы, только вот это мы носим в себе, Юра, видишь, я по небу рассыпал красные звезды, швырнул на небо от Калининграда и до Амура, исключительно для радости, Юра, ты же всегда понимал, как все это просто. Мы с тобой, Юра, потому-то здесь и болтаем о том, что спрятано у человека внутри. Никакого секрета у этого, никаких тайн, прямо как вернешься – так всем сразу и говори, что не смерть, а яблонев цвет у человека в дыхании, что человек – это дух небесный, а не шакалий, так им и рассказывай, Юра, а про меня не надо. И еще, когда будешь падать – не бойся падать. Леонид Мартынов — Вознесся в космос человек Всё — Как он набирался сил, Как в небесах владел собой И невесомость выносил — Да пусть почувствует любой Из нас! Он делал все для нас с тобой, |
| С угрями – много картинок, самая обычная: Глазов в яме, где он их коптит. Голый до пояса, бронзовый, очень похожий на Пастернака, только тот в молодости не был таким плакатно красивым. Эти райские сцены уравновешиваются страданиями, когда Юра расспрашивает местных жителей, как они относятся к оккупации. Большей частью те шарахаются, а Кястас с моим мужем потом заверяют их, что этот русский – наивный человек, а не стукач. 1966й год идет примерно так же, только с Леной Глазовой, дочкой Юры, которую провозглашают принцессой Лесландии, т. е. леса у деревни. Марина с пузом непрерывно ест петрушку. Лекции читаем, угрей едим, а если я совсем не могу, мы с женой Кястаса варим на кирпичах овсяную кашку. Тут четко помню сцену: сидим на корточках, варим. Неподалеку бродит Томас Венцлова, собирающийся с Юрой и со мной ехать на симпозиум в Кяари-ку. Юра стоит над нами и пламенно доказывает, что семиотики – соль земли. За год до этого солью земли были, кажется, буддисты (не ручаюсь). Мы соглашаемся с ним, но не полностью. Слово за слово, и я плачу, слезы капают в овсянку. Плачу я зря, Юри-на пылкость похожа на агрессивность только с виду. Добрый он настолько, что, неся по деревне с трудом добытые свежие яйца, неожиданно отдает их мне. Наконец мы едем на симпозиум. Юра везет доклад о чем-то индийском; однако, выйдя к столу и доске, начинает рассказывать о моделях семьи в разные советские периоды, и говорит такое, что после доклада все испуганно молчат. Среди участников – Роман Якобсон, с ним какие-то приставленные лица, народу вообще много, отвечает за все Юрий Михайлович Лотман. В общем, ситуация. Юра сидит за столом, в ярко-белой рубашке, обхватив руками голову. Томас жалобно смотрит на него, я – взываю к небесам, народ чуть не плачет. После этого многие спрашивают нас с Томасом, провокация ли это. Мы утверждаем, что нет, но с переменным успехом. Дня через два ведущий заседание (кажется, пастор Ма-зинг) сообщает, что у Юры родился сын, а кто-то (кажется, Иллич-Свитыч) трагически погиб. Потрясенные этими событиями, структуралисты отмякают; но Юра больше не говорит, что они – соль земли. Теперь ею оказались католики. |
| - Горшка! — ахнула бабушка. - Ну и фрукт же ты, Надежда, — подал голос дядя Юра. — Возьму я в одну руку твою косу, а в другую этот веник… Надежда стрельнула глазами в его сторону и слегка напружинила ноги. - Если кто-то думает, что меня можно догнать, так это просто смех. - А если кто-то думает, что пойдет сегодня в клуб на концерт, так это просто хохот, — заключил дядя Юра. - Ну и ладно, — заговорила Надежда. — Подумаешь! Больно мне надо всяких фокусников смотреть… Будто я нарочно ее разбила! Ну и ладно, идите сами в свой клуб. «Кислое дело, — подумал Володя. — Ждать дальше некуда». Вздохнув про себя, он оттолкнулся плечом от калитки и заговорил: - Врет ведь она, дядя Юра. Эту посудину я расколотил. Дядя Юра воткнул насаженный топор в чурбак и распрямился. - А, вернулся, — сказал он. — Ну как погулял? - Нет, в самом деле я, — повторил Володя. — Из рогатки нечаянно. Я хотел в нее попасть. — Он мстительно кивнул в сторону Надежды. — Прицелился, а ее угораздило на ровном месте запнуться. - Ишь ты, какое дело, — с интересом сказал дядя Юра. — А чего вы не поделили? - Да так. Ерунда… - Все одно, через нее это, — вмешалась бабушка. — Кто же это в хорошего человека станет из рогатки пулять? Надежда поднялась и гордо ушла в дом. Идти вечером в клуб она отказалась. Володя подумал и тоже не пошел. На концерт отправились дядя Юра и мать Надежды, которая вернулась с дежурства на почте. Бабушка заняла у соседей корчагу и заводила на кухне тесто. Володя вышел на крыльцо, не зная, куда себя девать. Надежда кормила кур. Она покосилась на Володю, хмыкнула и сказала: - Заступник какой… Цып-цып-цып, жрите вы, прорвы… Больно мне надо, чтоб за меня заступались. Кажется, я никого не просила вмешиваться… - Я не ради тебя вмешался, а ради собственной совести, — внушительно сказал Володя. - Па-думаешь! Ради совести! - Ты па-думай. Полезно, — ядовито предложил он и с беспокойством вспомнил, что разговор днем начинался так же и кончился печально. «Фиг с тобой, — решил Володя. — Буду молчать». |
| Но сейчас мы далеки от проблем снабжения экспедиции. Вполголоса на все лады обсуждаем нависшую надо мной угрозу. Накануне ночью на лагпункте Э 1 переарестовали много народу. Целый отряд “попок” ходил с начальниками по баракам, вызванных по длинным спискам выводили на улицу и рассаживали по грузовикам. Прошелестело: “Заложники”… Выкликнули и мою фамилию. Кто-то с нар ответил: “Ищите ветра в поле. Он освободился!” Вохровец отметил что-то в списке, тем дело и кончилось. — Опоздали. До следственной части еще не дошло, что вы уже освобождены. Машина лагерного учета громоздкая — не поспевает… Это дает нам крохотный срок, чтобы что-то предпринять. Пока в отдел сообщат, что вас больше нет на списочном составе лагпункта, узнают, что вы приняты на работу вольнонаемным, и начнутся розыски — пройдет день-другой. За этот срок надо отсюда вырваться во что бы то ни стало. Но как? Юра перечисляет разные варианты, я напряженно слушаю. Ничего путного не придумывается, и мы откладываем решение до утра. Оно, как известно, мудренее… Уже ночь. Мы потихоньку выходим на лестницу. Юра ведет меня вниз в пустую квартиру: сосед уехал в командировку и отдал ему ключ. Устроив меня, Юра запирает дверь снаружи и велит ни на какой стук не отворять. И я остаюсь один, на самодельном диване, наедине со своей тревогой. Но в безопасности: сюда за мной не придут. Полудремлю, перебирая в голове всевозможные планы. На всех дорогах заставы — проверка документов: если пробираться тайгой — буссоль есть, карт в отделе достаточно, — то куда? Задержат в первом поселке. Связанные с тайгой заманчивые планы не выдерживают трезвой оценки. Чтобы достать фальшивый документ, нужны не только деньги — они у Юры, может, и есть, — но и знакомства. Да и не вижу я себя живущим под чужим именем. Под утро я заснул как убитый. И снилось что-то праздничное, светлое. Юра разбудил меня, и сознание тотчас же, без перехода, возвратило к поискам выхода. Я казался себе обреченным, подумывал о самоубийстве: не трать, кума, силы — опускайся на дно! Но Юра — трезвый, находчивый, — был настроен иначе. Его рискованному плану я подчинился с облегчением: сейчас меня более всего устраивало поступать по чужой указке. |
| Одними из своих любимых называет стихотворения о Гагарине. Стихотворение о Гагарине выиграло во " Всемирном дне поэзии " . Фото: Архив Анны Долгаревой - Я очень люблю Юрия Гагарина, может потому, что я совершенно советский ребенок, - улыбается Аня. - Когда-то в 2016 году я пыталась сформулировать что-то хорошее и светлое, к чему нужно стремиться. И поняла, это высокое и есть Гагарин. На самом деле, мне очень жаль, что в какой-то момент мы, люди, променяли Космос на айфоны. Я надеюсь, что это временно и мы обязательно вернемся на этот путь. Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе: нет никакого разложения с гнилостным вкусом, нет внутри человека угасания никакого, а только мороженое на площади на руках у папы, запах травы да горячей железной подковы, березовые сережки, еловые лапы, только вот это мы носим в себе, Юра, видишь, я по небу рассыпал красные звезды, швырнул на небо от Калининграда и до Амура, исключительно для радости, Юра, ты же всегда понимал, как все это просто. Мы с тобой, Юра, потому-то здесь и болтаем о том, что спрятано у человека внутри. Никакого секрета у этого, никаких тайн, прямо как вернешься - так всем сразу и говори, что не смерть, а яблонев цвет у человека в дыхании, что человек - это дух небесный, а не шакалий, так им и рассказывай, Юра, а про меня не надо. И еще, когда будешь падать - не бойся падать. Кстати, это стихотворение Ани победило в конкурсе «Всемирный день поэзии». Вполне заслуженно. А еще понимаешь - не может быть плохим человек, который так любит котов. Бытие ее кота Феликса Виликалепного (именно так!), президента шкафа, аннексировавшего каёбочку (каёбочка - путь домой, каёбочка - наша), живописуется в Фейсбуке и имеет немало поклонников. Написано оно с такой теплотой и тонкой иронией, что читается всегда с улыбкой, порой переходящей в хохот. По стенаниям кота Феликса можно проследить перемещения «этой неразумной Анички», которая путешествует автостопом с рюкзачком за спиной по всей России, ищет себе приключения, много работает, вместо того, чтобы постичь кошачий дзен. |
| Ребят посадили в машину и повезли в больницу, ничего не объяснив. Юре там понравилось: и кормят хорошо, и относятся по-доброму. Но через день мальчик понял, что дальше их отправят в детский дом. Он испугался, выкрал свою одежду — и сбежал. Таню забрали в детский дом «Аистенок» в Улан-Удэ, Зорика и Чингиса — в Новобрянский интернат за 100 километров от города. Юра стал жить один. Сначала попросился к другу, потом перебрался в заброшенный дом, каких в поселке было много. Мальчика нашел участковый — оказалось, ребенок был с ним уже хорошо знаком. Он попытался вразумить беглеца, но понял, что говорить с ним бесполезно. Знакомые помогли Юре обустроиться, притащили диван и кровать, вместе сделали печку. Прокормить себя одного было легче: зимой дачи пустуют, а на участках всегда много металлолома. — Ну а что делать? Если для взрослых нет работы, то для нас, маленьких, и подавно. Пойти воровать на рынок, чтобы тебя посадили? Никто не хотел. А в пригородах лазить по дачам намного безопаснее. Дачники — они ведь тоже люди. Бывало, нас поймают, отхлещут ремнем, а потом начнут расспрашивать, где родители. И, конечно, они все понимали, — вспоминает Юрий. В школу он ходил «с переменным успехом». Но за прогулы и плохую учебу не исключали никого — таких, как Юра, было много. В своем поселке он знал по крайней мере 20 человек, которые с детства были вынуждены сами себя кормить, в соседнем — около 40. Через несколько месяцев над Юрой и Баиром взяла опекунство тетя Маргарита, родная сестра их отца. Баиру скоро должно было исполниться 18 лет. Вместе с Юрой они надеялись, что смогут забрать братьев и сестру, но Чингиса и Зорика перевели в другой детский дом — и братья потеряли связь. Таня жила отдельно, в детском доме для самых маленьких. Юра и Баир приходили ее навещать. Потом Баир куда-то уехал, Юра стал приходить один, но в какой-то момент его перестали пускать. Тане уже искали приемную семью, а она каждый раз после встречи надеялась, что Юра заберет ее домой. «А где мои братишки?» — спрашивала девочка воспитателей. |
| Юра послушался и, не переодеваясь, прошел в спальню. Комната носила следы недавнего переполоха. Сиделка бесшумными движениями перекладывала что-то на тумбочке. Кругом валялись скомканные салфетки и сырые полотенца из-под компрессов. Вода в полоскательнице была слегка розовата от сплюнутой крови. В ней валялись осколки стеклянных ампул с отломанными горлышками и взбухшие от воды клочки ваты. Больная плавала в поту и кончиком языка облизывала сухие губы. Она резко осунулась с утра, когда Юра видел ее в последний раз. «Не ошибка ли в диагнозе? – подумал он. – Все признаки крупозного. Кажется, это кризис». Поздоровавшись с Анною Ивановной и сказав что-то ободряюще-пустое, что говорится всегда в таких случаях, он выслал сиделку из комнаты. Взяв Анну Ивановну за руку, чтобы сосчитать пульс, он другой рукой полез в тужурку за стетоскопом. Движением головы Анна Ивановна показала, что это лишнее. Юра понял, что ей нужно от него что-то другое. Собравшись с силами, Анна Ивановна заговорила: – Вот, исповедовать хотели... Смерть нависла... Может каждую минуту... Зуб идешь рвать, боишься, больно, готовишься... А тут не зуб, всю, всю тебя, всю жизнь... хруп, и вон, как щипцами... А что это такое?.. Никто не знает... И мне тоскливо и страшно. Анна Ивановна замолчала. Слезы градом катились у нее по щекам. Юра ничего не говорил. Через минуту Анна Ивановна продолжала: – Ты талантливый... А талант, это... не как у всех... Ты должен что-то знать... Скажи мне что-нибудь... Успокой меня. – Ну что же мне сказать, – ответил Юра, беспокойно заерзал по стулу, встал, прошелся и снова сел. – Во-первых, завтра вам станет лучше – есть признаки, даю вам голову на отсечение. А затем – смерть, сознание, вера в воскресение... Вы хотите знать мое мнение естественника? Может быть, как-нибудь в другой раз? Нет? Немедленно? Ну как знаете. Только это ведь трудно так, сразу. И он прочел ей экспромтом целую лекцию, сам удивляясь, как это у него вышло. – Воскресение. В той грубейшей форме, как это утверждается для утешения слабейших, это мне чуждо. И слова Христа о живых и мертвых я понимал всегда по-другому. Где вы разместите эти полчища, набранные по всем тысячелетиям? Для них не хватит вселенной, и Богу, добру и смыслу придется убраться из мира. Их задавят в этой жадной животной толчее. |
|
|
