| – Оттуда – в Ригию, ныне Реджио, в южной Италии, против Мессины – на северо-восточном углу Сицилии. Отсюда, при благоприятном попутном ветре, быстро – на другой же день – прибыли в Путеолы: ныне Пуцолло, приморский город, в одной миле от Неаполя. Гавань Путеолы в то время была одна из самых значительных на западном берегу Италии и именно для торговли с востоком; здесь, обыкновенно, разгружались торговые корабли и потом уже сухим путем отсюда товары отправлялись в столицу тогдашнего мира – Рим. Здесь высадил Юлий своих узников и конвой, чтобы отсюда отправиться в Рим сухим путем. Но в Путеолах нашлись христиане, которые просили знаменитого спутника и его ближайших спутников (дееписателя и Аристарха) побыть у них и они пробыли у них семь дней. Это показывает великое доверие и расположение к Павлу сотника Юлия. Вероятно, Павел и его спутники оставлены были Юлием с небольшим конвоем, остальные же узники, прибывшие с ними в Путеолы, отправились вместе с самим Юлием и остальным конвоем в Рим.– По прошествии же семи дней и Павел со своими спутниками пошли из Путеол в Рим. Тамошние братия: т.е. римские христиане, без сомнения не все, а только некоторые из них. – Услышав о нас: так как в Путеолах Павел и его спутники пробыли целую неделю, то, при живых сношениях между этим городом и Римом, римские христиане могли услышать о них и чтобы приветствовать их и оказать особенное почтение к великому узнику, о котором много слышали и от которого имели великое послание, вышли навстречу из Рима до Аппиевой площади и трех гостиниц. Аппиева площадь – это небольшой городок, в 43 римских милях (около 60 верст) от Рима, по дороге ведущей из этого города в Капую и названной так по имени устроившего ее Аппия Клавдия. – Три гостиницы – так называлось местечко, где были гостиницы для проезжающих, по той же дороге, в 10 милях (около 15 верст) от Аппиевой площади, ближе к Риму. Значит, римские христиане, пошедшие навстречу Павлу и его спутникам, разделились на две группы, одна остановилась у трех гостиниц и там ждала апостола, другая пошла далее навстречу – до Аппиевой площади. |
| 1548 Червини являлся хранителем Ватиканской б-ки). На этой должности он собирал старинные рукописи; впосл. коллекция перешла к его секретарю Гульельмо Сирлето, к-рый сменил Червини на посту хранителя Ватиканской б-ки (1554-1557), а с 1572 г. был кардиналом-библиотекарем (см.: Luca S. Guglielmo Sirleto e la Vaticana//Storia della Biblioteca Apostolica Vaticana. Vat., 2012. Vol. 2: La Biblioteca Vaticana tra riforma cattolica, crescita delle collezioni e nuovo edificio (1535-1590)/A cura di M. Ceresa. P. 146-188; о поддержке Червини издательской деятельности см.: Paschini. 1959). В мае 1551 г. возобновилась работа Тридентского Собора. Червини, сославшись на ухудшение здоровья, удалился в еп-ство Губбио (о епископской деятельности Червини см.: Costi G. L " azione pastorale di Marcello Cervini vescovo//Papa Marcello II Cervini. 2003. P. 51-101). Как считают исследователи, кардинал т. о. продемонстрировал несогласие с политикой непотизма, проводимой папой Юлием III, к-рого Червини считал своим соратником в деле церковной реформы ( Hudon. 1992. P. 129-130; Giombi. 2010. P. 44). В это время в Губбио были проведены работы по перестройке кафедрального собора и изменению его убранства. Будучи кардиналом-протектором ордена регулярных каноников-августинцев (с 1551), Червини позаботился о его реорганизации. В июле 1552 г. кардинал был назначен протектором Германской коллегии в Риме (см. ст. Коллегии папские ), что способствовало его сближению с католич. св. Игнатием Лойолой и др. иезуитами (начало его сотрудничества с членами Об-ва Иисуса относится к 1545-1547 - на Тридентском Соборе Диего Лайнес и Альфонсо Сальмерон принимали участие в разработке декрета о таинствах). В день смерти папы Юлия III (23 марта 1555) Червини находился в Губбио. На открывшемся 6 апр. конклаве наиболее реальной считалась кандидатура кард. Ипполито д " Эсте, к-рого поддерживал франц. кор. Генрих II. Однако уже 9 апр. при поддержке декана коллегии кардиналов Дж. П. Караффы, сторонника церковных преобразований, кард. |
| 24 Аморреи (значение связано с аккад. «амуру», «запад») – происходят от Ханаана, сына Хама. Занимал область Сирии и Палестины, которую вавилоняне в III тысячелетии обозначали как «землю Аморреев». 25 В документах из архива Телль-Амарны также упоминается некая местность с названием Убе, которую ученые отождествляют с Арам-Хова. 26 Халдеи (евр. «касдим»; вавил. «калду»; греч. «халдайой») – арамейское полукочевое племя, поселились на юге Вавилонии, восприняли вавилонскую цивилизацию, заложив основу Нововавилонского, или Халдейского, царства. Слово «халдей» употребляется также как обозначение определенного разряда вавилонских жрецов, занимавшихся толкованием снов и астрологией. 27 Иудея – удел колена Иуды, а также Южное царство, образовавшееся после распада единого Израильского царства при царе Ровоаме. Кроме того, Иудеей позднее стала называться область в окрестностях Иерусалима, заселенная иудеями после их возвращения из вавилонского плена. 28 Самария – столица израильского Северного царства, находилась примерно в 12 км северо-западнее Сихема. 29 Иевусеи – народ, проживавший в Ханаане еще до прихода израильтян. Родоначальником иевусеев был один из сыновей Ханаана, внука Ноя. В Ветхом Завете они неоднократно упоминаются как жители Иерусалима. 30 Ирод – Ирод Великий, второй сын идумейского вождя Антипатра, глава семейства царей и правителей Иродов, правивших в Палестине в I в. до P.X. В 47 г. до P.X. после смерти Антипатра он был назначен Юлием Цезарем прокуратором Иудеи и вторгся туда с римскими войсками. В 37 г. до P. X. он взял Иерусалим, изгнал Хасмонеев (последнюю династию еврейских правителей) и стал царем Галилеи и Иудеи. 31 Тир (греч. форма евр. названия Цор, «скала») – укрепленный город финикийцев на острове, расположенном вблизи ливанского побережья, современный Сур, находящийся в 40 км севернее Акко. С течением времени Тир стал более значим, чем Сидон, вместе с которым он часто упоминается в Библии. В 27-й главе Книги пророка Иезекииля замечательно изображен этот торговый город, богатый и красивый, влияние которого распространялось и на финикийские колонии в Северной Африке (Карфаген). |
| Так, во Франции, среди этнических французов выделяются те же расовые типы и, приблизительно, в тех же регионах, что и за два тысячелетия до Р. Х. Стендаль, совершивший в 1837 г. путешествие по родной стране, которое он описал в «Записках туриста», сделал меткие наблюдения над антропологическими типами соотечественников, которые он, не без излишней категоричности, связывает с племенами времен покорения Галлии Юлием Цезарем. «Население Франции, – пишет он, – можно разделить на гэлов, кимров, иберийцев и метисов... Гэлы наиболее многочисленны. Они среднего роста. При чистоте типа, у них круглая голова, большие, широко расставленные глаза, довольно прямой, расширяющийся книзу, нос, без малейшей горбинки, свойственной орлиному носу. Расстояние от кончика носа до нижней челюсти подбородка равняется длине носа. Рот расположен немного ближе к носу, чем к нижней части лица. Скулы широкие, но не выдаются вперед. В целом, черты лица округлые. Обычно, волосы у них темные... Гэлы, и теперь еще, во множестве, населяют Бургундию, Дофине, Савойю, Пуату». (Стендаль. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 12, м., 1959, с. 120). Это, по существу, описание одной из разновидностей альпийского расового типа, который археологически выявлен на этой территории задолго до вероятного появления здесь гэлов, или галлов. Стендаль не ограничивается описанием внешнего вида этой расы, но характеризует и ее психологический тип: «они жизнерадостны, насмешливы, беспечны». Писатель находит у гэлов также «отвагу, беспечную веселость» и «полную неспособность наживать деньги» (Стендаль, цит. изд., с. 120), по контрасту с их соседями, кимрами, которые, по описанию Стендаля, «высокого роста, изящного телосложения, стройные. Голова у них удлиненной формы, расширенная сверху, череп очень развит, таким образом, глаза находятся посередине лица, считая с маковки. Лоб у них высокий и широкий, глаза продолговатые, нос с горбинкой, крылья носа приподняты. Подбородок выдается, поэтому, как говорят в народе, у кимра нос глядит вниз, а подбородок вверх. |
| В некоторых рукописях западной редакции говорится, что Павел со спутниками прибыли в Миры Ликийские через пятнадцать дней после начала путешествия. 564 Это вполне реалистичная оценка времени, необходимого для морского путешествия такой длины, однако добавление не считается частью оригинального текста. 565 Продолжение плавания В Мирах Ликийских путешественникам предстояло сменить корабль. Причиной этого была, во-первых, близость порта приписки адрамитского корабля, а во-вторых, то, что на нем нельзя было выходить в открытое море из-за штормовых ветров. Сотник нашел в Мирах «Александрийский корабль, плывущий в Италию», и посадил на него всех заключенных ( Деян. 27:6 ). Этот корабль был значительно больших размеров no сравнению с предыдущим и должен был выдержать непогоду, Рим экспортировал зерно из Египта в огромных количествах. Иосиф Флавий приводит речь царя Агриппы, в которой последний отмечает, что Египет «снабжает Рим хлебом на четыре месяца». 566 Иными словами, треть потребляемого римлянами хлеба выпекалась из зерна, которое доставляли из Египта. Для перевозки зерна использовали крупные грузовые корабли, подобные тому, который был выбран сотником Юлием для доставки осужденных в Рим. Этот корабль имел грузоподъемность не менее 150 тонн, 567 а возможно, значительно более. По размерам он мог достигать сорока и более метров (грузовой корабль I века, затонувший у берегов Кесарии, имел длину 45 м 568 ). Из дальнейшего повествования Луки мы узнаем, что общее число пассажиров, отправившихся из Мир Ликийских в Рим, составило 276 человек ( Деян. 27:37 ). Сюда входили Павел со спутниками, другие узники, сотник с охраной, корабельная команда (капитан, штурманы, матросы, гребцы), обслуживающий персонал. Возможно, были и еще какие-то пассажиры. С самого начала плавание было неблагополучным; «Медленно плавая многие дни и едва поравнявшись с Книдом, по причине неблагоприятного нам ветра, мы подплыли к Криту при Салмоне». – пишет Лука ( Деян. 27:7 ). Книд представлял собой древний портовый город, сведения о котором приводит Страбон: |
| Флавий Маркиан родился около 390 г. в семье офицера невысокого чина, вероятно центуриона, и по происхождению романизованного фракийца. В юные годы он поступил на службу в легион, расквартированный в Филиппополе (современном Пловдиве) простым солдатом. Имя его, как новобранца, полагалось в списке легионеров поместить на последнем месте, но, оценив его силу и стать, начальник велел записать его на место незадолго пред тем умершего легионера Августа. В результате получилась запись: «Маркиан, который также и Август» 792 . С ним и позже не раз случались знаменательные приключения. Во время войны с персами он заболел, был отчислен из армии и поселился в ликийском городе Сидиме, где подружился с двумя братьями, Юлием и Татианом. Когда он уже поправился, братья взяли его с собой на охоту, в полдень они легли спать, и по преданию, записанному в «Летописи» святого Феофана Исповедника, « Татиан , пробудившись, увидел, что Маркиан лежит против солнца, а огромнейший орел, спустившись над ним, распростер крылья и тенью своей закрыл его от лучей солнечных. Увидев это, он разбудил брата и показал ему чудо. Долго дивились они такой дружеской услужливости пернатого, наконец разбудили Маркиана и сказали ему: “Если ты когда-либо будешь царем, какую милость нам окажешь?». Тот отвечал им: “Что я за человек, чтобы со мной смогло это случиться?”. Они еще раз повторили свой вопрос, и Маркиан отвечал: “Если это Бог пошлет мне, то я буду величать вас отцами моими”» 793 . Братья посоветовали ему идти в Константинополь, чтобы там вновь поступить на службу, и дали ему денег на дорогу. Став императором, Маркиан назначил Татиана префектом столицы, а Юлиана правителем Ливийской провинции. В Константинополе Маркиан был принят в когорту личных телохранителей Ардавурия и его сына Аспара. В 430 г. он под командованием Аспара участвовал в походе против вандалов, оккупировавших Африку, и там был захвачен в плен. Пленников привели ко дворцу короля Гезериха, посадили их на землю под палящим африканским солнцем, а король рассматривал их. |
| Однако передача производного от этого корня в виде μδος; по формальным соображениям возможна только как фиксация кельтского или славянского, с меньшей степенью вероятия – готского (вообще германского) слова (Niederle. Staroitnosti, II, d. 1, 138, Приск, 59; Popovi. Strava, 198; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации 82–83; Гиндин. К вопросу о хронологии, 29–31). По историческим соображениям мало вероятно, чтобы в конце V в. н.э. в этом районе сохранялось нероманизированное кельтское население, жившее к тому же не в городах, а κατ κμας, «по деревням». Готская принадлежность слова невероятна главным образом по формальным признакам (наиболее возможна передача в греч. < гот. впрочем, Клюге (Kluge. Ethymologisches Wörterbuch, 476) производит праслав. лит. Medùs из гот. что совершенно необъяснимо. Убедительность примера М. Фасмера – отражение прагерм. е через > ь в ст.-слав. ШЛЬМЪ «шлем» из вост.-герм. helm, но при гот. (т.е. зап.-герм.) hilms – снижается тем, что слово заимствовано из восточногерманского в праславянскую эпоху. Итак, целесообразно рассматривать μδος как греческую фиксацию слав, medъ – названия хмельного напитка (см.: Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 81–83 и литература, ср.: Дёрфер. О языке гуннов, 84). 18 . τ κμον – название хмельного напитка из ячменя, видимо, вроде браги или пива. Род и окончание восстанавливаются на осноновании сопоставления с латинскими фиксациями термина: camum (Iust. Dig. XXXIII.6.9; Edict. Diocletiani II.11). Напиток явно неславянского происхождения, упомянут автором начала III в. н.э Юлием Африканом : πνουσι γον ζθον Αγπτιοι, κμον Παονες, Κλτοι κερβησαν – «ведь египтяне пьют дзютон, пеоны – камон, кельты – кербесию» (Thompson. Notes, 64; Приск, 60). Встречавшиеся в старой литературе (см., например: Дестунис. Сказания, 46) попытки сблизить κμον с тюрк, qïmïz «кумыс» должны быть отвергнуты (ср.: Дёрфер. О языке гуннов, 85). Более правдоподобное с формальной точки зрения сближение с с.-хорв. комина «виноградные выжимки» и другими производными праслав. |
| —201— существовало 370 лет 196 ; и после него до шестнадцатого года Тиверия Цезаря 60 лет 197 . А от Артаксер- —202— кса 198 до времени Христа протекло семьдесят седьмин, если примем счисление Иудейское. Именно, от Неемии, который отправился строить Иерусалим в сто пятнадцатом году царства Персидского, он же двадцатый год царствования Артаксеркса и четвертый год восемьдесят третьей олимпиады 199 , до того времени, когда шел второй год двести второй олимпиады, а царствования Тиверия Цезаря шестнадцатый, насчитывается четыреста семьдесят пять лет, которые по еврейскому счислению составят четыреста девяносто. Евреи имеют обычай измерять годы по течению луны, и потому год у них имеет триста пятьдесят четыре дня, тогда как год солнечный состоит из трех сот шестидесяти пяти дней с четвертью. Отсюда видно, что солнечный год больше лунного на одиннадцать с четвертью суток 200 . Поэтому и Греки и Иудеи к каждому восьмому году прибавляют три добавочных месяца; потому что одиннадцать с четвертью дней, взятые восьмикратно, составят три месяца. Таким образом, четыреста семьдесят пять лет составляют пятьдесят девять восьмериц лет и три месяца. Из дополнительных к каждому восьмилетию трехмесячий составится пятнадцать лет —203— без немногих дней. Прибавив их к четырем стам семидесяти пяти, получим семьдесят седьмин» 201 . По поводу этого рассуждения Юлия Африканск ого о седьминах Данииловых заметим, что в настоящее время принято седьмины исчислять не лунными или еврейскими годами, а солнечными; и потому теперь принимаемое протяжение времени семидесяти седьмин больше принятого Юлием Африканск им на пятнадцать лет. Разность же между четырьмя стами семидесятые пятью солнечными годами, которые насчитал Юлий Африканский от двадцатого года царствования Артаксеркса до начала общественного служения Иисуса Христа, и четырьмя стами девяноста солнечными годами, которые насчитывают теперешние хронологи, станет понятною, если мы примем во внимание следующие обстоятельства. Во 1-х, двадцатый год царствования Артаксеркса Юлий относит к 444 году до Рождества Христова, между тем как новейшие хронологи, относят его к пятидесятым годам. Во 2-х, он полагает, что до начала общественного служения Иисуса Христа прошли все семьдесят седьмин, между тем как теперь допускается, что до этого времени прошло только шестьдесят девять седьмин. |
| „Бог знает, что со мной делается, думает про себя К., – всему виной моя бессонница. Я уверен, что дома всё благополучно, а бегу, как сумасшедший!“ успокаивал самого себя К., не переставая бежать сломя голову домой. Через несколько минут К. добежал до ворот своей дачи и вскрикнул от ужаса. Дача была объята огнём; чёрные тучи дыма густыми тяжёлыми клубами неслись к небу. В одно мгновение К. стоял у окна спальни, которое вышиб одним ударом, и вскочил в комнату. Разбудить жену и помочь ей вылезти в окно было делом одной минуты. Тоже самое он успел сделать с детьми и гувернанткой, но когда кинулся вперёд, желая спасти кухарку, он вынужден был ради спасения собственной жизни отказаться от этого намерения: весь дом был уже в огне и К. сам чуть было не задохнулся. Дача сгорела дотла. Труп сгоревшей кухарки нашли только на другой день. (Там же стр. 7). 3) В воспоминаниях герцогини Аласонской, сгоревшей во время пожара в Париже, имеется следующий рассказ. Будучи семи лет от роду, принцесса, гуляя в окрестностях резиденции своего отца, встретила цыганку, которая, попросив позволения погадать, сказала ей: „тебя, маленький розанчик, ожидает большая слава, но вместе с тем и много глубоких страданий. Ты лишишься трона, но слёзы твои осушатся, и ты будешь счастлива многие годы. Твой враг не вода, но враг воды будет и твоим врагом. Я вижу красное пламя“. Испуганная принцесса расплакалась, и статс-дама не позволила цыганке продолжать (Там же, стр. 30). 4) Известен исторический факт с Юлием Цезарем и его женой Кальпурнией. В ночь, предшествующую убиению Цезаря, жена видела его во сне, израненного, окровавленного, умирающего у неё на руках. Она рассказала ему этот сон и умоляла не ходить в сенат. Он только посмеялся над „бабьими страхами“, отправился и был убит заговорщиками. Что сказать по поводу этих фактов? Можно ли объяснить их простым совпадением? Очевидно, что только при признании за душой способности смотреть вдаль и замечать грядущие события можно с достаточной основательностью объяснить такие случаи. |
| За редкими исключениями галлы приняли имена своих победителей. Фюстель де Куланж видит тому две причины: 1) «распространение прав римского гражданства между галлами» 652 и 2) «отпуск на волю» 653 . Рассмотрим их порознь. 1) Если галлы не обладали правами римского гражданства, то особый закон, о котором сообщает Светоний, запрещал им принимать римские фамильные имена: «Peregrinae conditionis homines vetuit usurpare romana nomina, duntaxat gentilicia» 654 . Стало быть, галлы не могли бы именоваться ни Юлиями, ни Сервилиями, ни Лициниями, ни Валериями. Но становясь римскими гражданами, они получали разрешение (пожалуй, обязательство) именоваться по-римски. Сохранилось письмо Клавдия, которым этот император подтверждает привилегию прав гражданства за одним маленьким народом, а затем прибавляет: «Nomina ea, quae habuerunt antea tanquam cives romani, ita habere his permittam». Таким образом, разрешая этим людям оставаться римскими гражданами, он вместе с тем позволяет им сохранить и имена, которые они приняли, когда впервые сделались таковыми» 655 . Установился обычай, чтобы каждый новый гражданин присваивал фамильное – nomen gentilicum – и даже личное имя того, кто ему даровал право. Так, некий Трог, сделанный римским гражданином по воле Гнея Помпея, с тех пор стал называться Гнеем Помпеем Трогом. Одни эдуй по имени Веркундаридуб, получивший права гражданства от Гая Юлия Цезаря, начал именовать себя Гаем Юлием Веркундаридубием 656 . «Как раб, вступая в общество свободных, принимал фамильное прозвище того, кто отпустил его на волю, так и иноземец, входя в состав римского гражданства, приобретал имя того, кто сделал его римлянином. Это было нечто вроде рождения человека к новому существованию, и тот, кто давал такую жизнь, рассматривался действительно как отец и родитель» 657 . Вероятнее всего, – говорит Фюстель де Куланж 658 , – это правило не было записано в законе, но как обычное право оно хранилось твердо. Косвенно сообщает о нем Дион Кассий, рассказывающий о том, как несколько провинциалов, принявших гражданство от Клавдия, не приняли однако его имени, за что подверглись судебному преследованию; при этом Дион Кассий хвалит Клавдия как за акт милости, за то, что он не приговорил их к наказанию. |
|
|
