| 239 Толстой Дмитрий Андреевич (1823–1889), граф – государственный деятель. Окончил Александровский лицей (1842). На службе в департаменте духовных дел иностранных исповеданий МВД (1847), вице-директор департамента (1851). Директор канцелярии Морского министерства (1853). Сенатор (1861). Обер-прокурор Св. Синода (1865–1880). Одновременно – министр народного просвещения (1866–1880). Президент Академии наук (с 1882). Министр внутренних дел (1882–1889). 240 Имеется в виду паломничество Антонина в Иерусалим в сентябре 1857 г. (Дневник путешествия опубликован: Антонин (Капустин) , архимандрит. Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. М., 2010). Напомним, что Антонин в период планов и прикидок 1856–1857 гг. упоминается в «четверке первачей», негласно привлеченных МИДовским и синодальным начальством к состязанию за пост начальника РДМ в Иерусалиме. По рекомендации А.Н. Муравьева в Петербург вызвали было на «смотрины» и даже скоропостижно назначили синодским указом епископа Поликарпа (Радкевича), но он не приглянулся князю А. М. Горчакову . МИД остановил свой выбор на епископе Кирилле (Наумове) . Обер-прокурор Св. Синода граф А.П. Толстой прочил на это место то молодого оптинского «старца» Ювеналия (Половцева) , то архимандрита Антонина (Капустина) . О последнем предположении узнаем из дневника архимандрита Порфирия (Успенского) : «В 1857 г. 13 января бывший посланник Титов и знаменитая госпожа Потемкина в доме министра Норова объявили мне, что архимандрита Антонина хотят послать в Иерусалим на место мое, а меня в Афины на его место». Речь шла не просто о салонной сплетне, вариант продолжал прорабатываться, о чем свидетельствует и вполне неожиданное предложение архимандриту Антонину в конце лета 1857 г. посетить Святую Землю, да еще на военном судне – находившемся в распоряжении русского посла в Греции винтовом фрегате «Палкан». Официальный повод и ознакомительный характер поездки, видимо, тоже оставались «секретными», опубликовать книгу с описанием своего паломничества Антонин сумел только в 1866 г., когда был уже начальником Русской Духовной Миссии, и даже в дневнике указанного времени нет ни намека на подоплеку событий. Тогда, в 1857, его назначение не состоялось – и, может быть, промыслительно. Ему нужно было до конца пройти свою церковно-дипломатическую школу в Афинах и Константинополе, чтобы позже, и уже до конца жизни, быть на своем, ему одному предуказанном месте в Иерусалиме. |
| В эти же годы посетил Оптину Пустынь и старца Макария Н. В. Гоголь. Сложное дело издательства, пересмотра и проверки рукописей, корректура и так далее не могли быть выполнены трудами одного о. Макария, и около него, как некогда и около старца Паисия, составилась группа помощников, обладавших богословским и высшим образованием, в которую входили: о. Амвросий Гренков (впоследстии знаменитый старец и преемник о. Макария), о. Леонид Кавелин (впоследствии наместник Троице-Сергиевой Лавры), о. Климент Зедергольм (магистр классической филологии Московского университета), о. Ювеналий Половцев (впоследствии архиепископ Литовский) и другие лица. Уже после кончины о. Макария эти ученики его, вспоминая свои занятия с покойным старцем, с отрадой и благодарным чувством передавали, как им приходилось по ходу работ слышать от старца толкования таких мест из святоотеческих книг, на объяснение которых при других обстоятельствах они не могли бы и рассчитывать, так как, если бы стали спрашивать его, то он, по своему глубокому смирению, ответил бы им: «Не моей меры углубляться в толкование подобных мест». В 1852 году старец Макарий по вызову митрополита Филарета посетил Москву и виделся с митрополитом. В эту же поездку от посетил Троице-Сергиеву Лавру и виделся с профессором протоиереем Ф. А. Голубинским. Так укреплялась связь Оптиной Пустыни с ученым, литературным и богословским миром Москвы. Вместе с тем все более и более возрастало духовное влияние и значение о. Макария среди монашествующих разных монастырей. Под его руководством находились женские обители в Великих Луках, Вязьме, Курске, Серпухове, Севске, Калуге, Ельце, Брянске, Казани, Осташкове, Смоленске и других местах. Отовсюду к нему обращались и миряне, лично и письменно, и приезжали к нему исповедываться. После кончины о. Макария заботами Η. П. Киреевской были напечатаны его письма к монашествующим в четырех томах и к мирским особам в одном томе, заключающие в себе драгоценные уроки христианской жизни, основанные на писаниях отцов-подвижников и собственном огромном духовном опыте, чуткости и проницательности смиренного и любящего сердца, изложенные с удивительной простотой, напоминающею писания святителя Тихона Задонского . |
| Уже и со стороны стали примечать что-то недоброе. Доргобужинов же был так неосторожен, что бросил подозрение даже мусульманам, уговаривая своих агентов из мусульман не говорить мне, что они получили комиссии в покупке земли: так у нас поддерживалось единство действий! Я уже решил поговорить с ним со всею дружескою откровенностью, чтобы допроситься прямо, чего он хочет, как вдруг разразилось событие, крайне запутанное и странное. На моего служителя пожаловался один из поклонников, что тот ему нагрубил, сказавши, между прочим, что «мы не смеем драться, ведь мы здесь не в России, а за границей». Дело было пустейшее, но Доргобужинову хотелось попробовать, что скажу, если из моего же дома взял бы консул служителя под арест. Он прислал ко мне своего секретаря Кривошеина спросить, согласен ли я, чтобы человек был посажен под арест в консульстве. Я не согласился, сказав, что ведь он же прибит, и просил ограничиться выговором. По обычной ли своей рассеянности или по чему другому, этот мальчик передал консулу, будто я согласен. На другой день вечером вдруг я узнаю, что мой человек под арестом. Я посылаю к консулу о. Ювеналия (Половцева) просить выпустить моего человека, тем более что в этот именно день уволен был мною другой человек и некому было накрыть у меня стол для членов Миссии. Консул отказал, прибавив, что лучше было бы написать на бумаге (здесь и далее подчеркнуто автором письма – Н.Л.) (что и требовалось доказать, как говорится в геометриях). Я написал: мне ответили, что мой человек и не смеют исполнить моей просьбы. Я вынужден был указать на инструкцию и попросить внять моей просьбе. Мне последовал ответ на др день, после того, как я отказался принять консула по самому простому соображению: моя-то бумага была там, а от меня еще хотели требовать словесного объяснения. Наконец, в письме договорил Доргобужинов до последнего слова. Все объяснилось разом, – что ему хочется объяснять инструкцию по-своему и что главная забота его не об общем деле, а об его персоне. Я был бы рад концу: виделось, что мы еще в недоразумении. вчера объяснились. Я ему прямо предложил вопрос самый существенный. Он сознался в своем подозрении. Я ему фактами доказал, что я не подал повода к этим вещам. Он поклялся мне памятью матери, что впредь будет думать благороднее о мне. Я удовольствовался единственною наградою: условием, чтобы мальчишка Кривошеин не являлся ко мне больше по делам. |
| Иосиф и стал принимать посетителей. Летом этого же 1888 года батюшка о. Амвросий благословил о. Иосифу поехать в Киев поклониться его святыням. И вот, почти через тридцать лет исполнилось его заветное желание. Невольно думается, сколько трепетного благоговения, сколько умиленных воздыханий, сколько молитв излилось там из этой чистой, смиренной души!... Наместником Киево-Печерской Лавры в то время был архимандрит Ювеналий (Половцев) , живший перед тем на покое в Оптиной Пустыне. По приезде в Лавру, о. Иосиф отправился к нему, чтобы передать поклон от старца Амвросия. Наместника не случилось дома, и келейники, привыкшие к важным и сановным гостям своего начальника, предложили незнакомому монаху подождать в передней. Долго пришлось ему ожидать; келейники не обращали на него никакого внимания. Наконец настало время обеда и, вспомнив о госте, они позвали его в келейную. Там перед обедом, по заведённому обычаю, предложили ему выпить. Но о. Иосиф, никогда не бравший в рот никакого вина, наотрез отказался. Келейники стали приставать и поднимали его на смех, но кончили тем, что оставили его в покое, а сами принялись за угощение и развязно разговаривали, нисколько не стесняясь присутствия незнакомца. В это время приехал наместник, и келейники доложили, что его дожидается какой-то Оптинский монах. Увидя о. Иосифа, наместник воскликнул: «Кого я вижу, – ведь это будущий старец!» – и поспешил заключить его в свои объятия, и оказал ему такие знаки уважения, что оторопевшие келейники не знали, что и подумать. Затем наместник повёл его к себе, а келейникам приказал перенести из гостиницы его вещи, приготовить для о. Иосифа помещение в его доме. До самого вечера беседовал он со своим гостем, вспоминая дорогую Оптину. Когда же о. Иосиф пришел в отведённую ему комнату, то там ожидали его два келейника и кинулись ему в ноги, прося прощения за свою грубость, и умоляли не передавать о. архимандриту об их невоздержании. Кроткий о. Иосиф с улыбкой любви обнял их и успокоил. Рассказ этот передавал один из этих келейников, бывший потом иеромонахом в одном из монастырей Курской губернии и прибавил: «Как варом обдал нас он тогда – мы думали: пропали мы теперь, нажалуется он наместнику. Но потом он поразил нас своим смирением и кротостью, и так хорошо говорил с нами, что мы искренно устыдились своего поведения». |
| В жизниописании Старца Василиска повествуется, что, когда по переселении О. Адриана в Коневец, он проходил уединенное и безмолвное житие в Рославльских лесах, другие пустынники, там жившие, весьма почитали, любили и уважали его; и он по временам посещал их; к дальним ходил и по месяцу у них гостил. Ближние же, поочередно друг к другу по праздникам сходились и вместе совершали всенощное моление ко Господу Богу; и все собравшиеся вместе ничем иным не занимались во весь тот день, как только чтением и дружелюбною беседою. А хозяин один уже пекся о приличном угощении. Далее повествуется, что, когда Василиск в 1790 г., вынужден был оставить свое пустынное пребывание в Рославльских лесах, оставшиеся там пустынножители провожали его с великою скорбию и слезами. Из этого рассказа видно, что в то время Брянские и Рославльские леса были населены многими пустынниками. К сожалению, только о немногих из этих современных Василиску пустынниках сохранились некоторыя сведения. На плане специального размежевания 1796 г. в лесных дачах помещиков Броневских, Рославльского уезда, близь сельца Якимовичей, значится урочище: «Ров монахов». Около этого оврага, проходившого дремучим лесом, по всей вероятности, были пустынные кельи О. Адриана и Василиска. Здесь же, на южной окраине этого оврага, около 1783 г. поселился монах Никита, уроженец г. Орла. О. Никита подвизался сперва в двух верстах от Белобережской пустыни в лесу, где и до ныне указывают место его подвигов; потом, когда его пустынная келья была сожжена каким-то недоброжелательным человеком, поступил в братство Белобережской пустыни; последние же годы своей жизни, более десяти лет, провел опять в вожделенном для него пустынном уединении в Рославльских лесах, где и скончался 29 марта 1793 года. Ученик О. Никиты, О. Досифей, за неимением гроба, положил почившего старца в пчелиный улей, в котором О. Никита и был погребен, близ своей кельи во рву. Но так как, в этом рву почти всегда стояла вода, то, лет через 7 после кончины О. Никиты, О. Досифей, по какому-то откровению, откопал гроб старца, чтобы перенести его на другое, более возвышенное место. При этом оказалось, что гроб старца (т. е. улей) был цел, одежда на нем цела и сам он нетленен; на одной ноге, ходачек (лапоть) сплетенный из липовых лык учеником О. Никиты, превратился в прах; а на другой ноге, такой же ходачек, сплетенный самим старцем, уцелел. При открытии гроба, было много монахов и священник с. Лугов О. Иоанн. О. Никиту из пчелиного улья переложили в новый гроб и, отслужив по нем паннихиду, похоронили на полу-горе, на северной окраине рва. При погребении был больной монах, страдавший желудком; выпил из гроба воды и исцелел. Лет через 15 (после кончины) О. Никиту по какому-то случаю вторично отрывали: опять оказался нетленен. На могиле его лежат два камня; один очень велик. Память об О. Никите доселе чтится во всей окрестности и на его могиле, по просьбе богомольцев, нередко служатся паннихиды местным священником. |
| И так здешний век наш, есть время непрестанных дел телесных и душевных, а будущий век – приятие по делам. Но надобно твердо знать, какие дела принести имеют благополучную вечность, и какие – несчастливую, дабы одних уклоняться, а других придерживаться всегда. Человек сугуб – из тела и души; сугубыя его и дела: один называется человеком, но внешним, другой именуется человеком внутренними. Сии в одной ипостаси человека, соединенные так между собою различны, как различны между собою небо с землею и так один другому противоборственны, что не бывшу просвещенну благодатию Христовою, не можно разобрать себя самого и управить безбедственно. Внешний бо человек, есть тело тленное, на послужение душе Богом устроенный, своего требует удовлетворения; внутренний человек есть душа бессмертная, по образу Божию и по подобию созданная на дела благая и требует своего свойственного делания и довлетворения. Дела наши называются сиянием, также сугубым: одни во внутреннего человека, а другие во внешнего и различные каждого плоды видятся. Сеяй бо в плот от плоти пожнет сеяй же в духъ, от духа пожнет живот вечный ( Гал. 6:8 ). Внешнего человека сияние и собирание в здешнем веке в трех обдержится видах: в похоти плоти, в похоти очес и в гордости житейской ( 1Ин. 2:16 ). Ежели внутренний человек не поучается в закона Божиеем и не питается, не укрепляется чтением и молитвою, то побеждается от внешнего, и имже побежден будет тому и работает. От сего видятся дела, угодныя телу, но противныя Богу, каковы суть: гордость, сребролюбие, чревообъядение, совершение всякого рода похотей, празднословия, смехи, гуляния, пьянство, злоба, лукавство, ложь, зависть, леность и прочие, вот плоды сеяния в плоть, и посему плоть и кровь царствия Божия наследити не могут ( 1Кор. 15:50 .). Когда же душа закону Божию поучается, а тело благоразумно души покорено, тогда дела видятся сии: любовь к Богу и ближнему, мир со всеми, кротость, простота, благосклонность, милосердие ко всем, скромность, воздержание, целомудрие, незлобие и прочее, и сии дела суть плоды Духа Святого и называются сеянием в дух. |
| д.; эти справедливые распоряжения были вызваны господствовавшими в то время в монастырях беспорядками, которые и следовало прекратить. Но вместе с мерами, которыя должны были пресечь злоупотребления в монастырях, издавалось немало таких правительственных распоряжений, которыя делали невозможным свободное процветание монастырей и подавляли дух монашества. Указом 1703 г. Петр I запретил строить новые монастыри; а духовным регламентом и указом 1724 г. обращал монастыри в приюты для больных солдат, или уволенных от службы, и неспособных к работе. При Бироне в 1734 г. предписано было не постригать никого, кроме вдовых священнослужителей и отставных солдата; вследствие чего в иных монастырях некому стало совершать богослужения, в других оставались только дряхлые и неспособные ни к работе, ни к богослужению. 75 Наконец в 1764 г. последовал указ об отобрании церковных и монастырских имуществ в ведение государства и о штатах денежного жалованья духовенству. Известно, что еще в 16 веке некоторые преподобные иноки – нестяжатели находили, что монастыри не должны владеть населенными имениями. Но в 1764 г. отобрание монастырских имуществ в казну сопровождалось такими распоряжениями, что этим был нанесен монашеству в России тяжелый удар, от которого оно и доселе отчасти не оправилось. Из 953 существовавших тогда мужеских и девичих монастырей вовсе упразднено 568. Из оставшихся за там 385 монастырей, только 225 штатным монастырям, в замен отнятых имений, назначалось пособие от казны. Остальным 160 заштатным монастырям, по отобрании от них всего недвижимого их имущества, предоставлялось содержаться на собственные их средства, 76 т. е. как знают. Нужно ли говорить, что эти заштатные монастыри внезапно очутились в самом крайнем нищенском состоянии. И из третьеклассных и второклассных монастырей многие, бывшие до того времени в цветущем состоянии, начали приходить в упадок. Никогда в русских монастырях не было такой частой смены настоятелей, как именно в конце 18 столетия. Настоятели, один за другим, отказывались от своей должности, не имея сил изобретать достаточныя средства к поддержанию вверенных им обителей. |
| Мы знаем, что Господь избирает людей, полагает им на сердце благую мысль отдать жизнь свою на служение Богу. Поэтому всякий, кто только услышит в сердце своем этот призыв Сладчайшего Божественного гласа, пусть не смущаясь никаким размышлением едет в Китай. Не смущайся, брат, тем, что не многоучен ты, что не владеешь искусными мастерствами, что не обладаешь физической силой, что, наконец, не чувствуешь особой склонности к подвигам поста и молитвы. Хорошо, если и все это будет в тебе, но главное не в этом. Испытай себя в другом. Бескорыстен ли ты, послушен ли, терпелив ли, не ищешь ли славы мирской, скорого возвышения над братьями своими. Не ищешь ли перемены места, простого развлечения или беспечной жизни. Ревнуешь ли о приведении ко Христу язычников. Полюбил ли ты их заочно. Если полюбил, если ревнуешь, то легко тебе будет жить здесь среди них, легко тебе будет прощать недостатки ближних, легко терпеть одиночество среди людей другого языка и верований. Ведь в последние девять лет немало прибывало в миссию людей, но многие вернулись в Россию... А все потому, что не знали, зачем приехали в Китай, не имели определенной цели в жизни и деятельности. Тут важно проверить себя на месте. Тут не страна, не климат и не дело были виноваты, а сами они, тем, что поставили пред собою идеал блестящей карьеры, а встретились с будничной прозой. Великие дела творятся в тиши, в уединении, в терпении, в смирении. Кто укрепится в сих чувствах, тот не потерпит срама. Кто не будет искать награды в сей жизни, тот всегда найдет здесь бодрость в трудах, взирая на вечное воздаяние. Кто склонен к пустынной жизни, к созерцанию, тот найдет здесь, среди многолюдных городов, тихое безмолвие. Не надо непременно учить ему китайский язык, не надо непременно говорить поучения, даже не надо домогаться священного сана: есть здесь проповедники, есть и учителя, есть и священники из туземцев, но везде недостает хозяйского глаза, всюду нуждаются в примере хорошей жизни, сердечного отношения к делу, руководства, хозяйского наблюдения, наконец, молитвы непрестанной, благоговения, послушания, терпения. |
| Бойся и зело блюдися злых и греховных навыков, которые заражают душу и тело и делают их неисцельными, а когда они придут в силу и укрепятся, тогда великое тебе горе и напасть будут; тогда они самовластно, даже против твоего желания будут прогневлять Бога, тебе самому причинять великое зло. В здешней жизни эти вкравшиеся в тебя страстные, греховные навыки приведут тебя к болезням и несчастьям, а в загробной жизни наведут на тебя вечное осуждение. Всякий злой навык вначале бывает подобен прилипчивой черной смоле, которая с трудом отмывается. Когда же навыки в нас усилятся, тогда они входят, так сказать, в нашу плоть и кровь и делаются второй природой нашей. В это время трудно, почти невозможно излечиться от них, потому что для этого придется встать войной против самого себя, против своей, испорченной злыми навыками, природы. «Аще пременит ефиоплянин кожу свою, и рысь пестроты своя, и вы можете благотворити научившеся злу» ( Иер.13:23 ), – говорит слово Божие, желая показать бессилие наше в борьбе с злыми навыками. Поэтому-то человекоубийца искони диавол главным образом и старается вкоренить в нас злые навыки, и если ему это удастся, то он уже беззаботен. Настроит он человека, как машину какую-либо по своему желанию, даст толчок, и заходит эта машина по воле диавола. А диавол только издали следит тогда за человеком, чтобы он не опомнился, не увидел бы беды своей или чрез Божественное писание, или чрез советы и вразумления богомудрых мужей не возвратился бы на путь истинный. Впрочем это последнее редко и бывает, а чаще всего человек, впавший в руки диавола, предавшийся гибельным навыкам, так и закоснеет в них, окаменеет и делается он тогда подобным железной наковальне, которая, сколько ни бьют в нее молотами, все стоит неподвижно, не поддается. Так и грешник, когда придет во глубину зол, презирает тогда и чтомые наставления и полезные советы и ничто ему не помогает. На все у него свое мудрование греховное, всему он потворствует. На призыв к исправлению он отвечает: «Бог милостив, простит». Верно ты говоришь, грешный человек: «Бог простит», но простит только грешника истинно кающегося, а не нераскаянного. Он долготерпелив и милостив, но не к тебе богопротивному, а к истинным рабам Своим, работающим Ему и исполняющим заповеди Его и святой закон. |
| Во все время своего настоятельства, как мы упомянули выше, О. Моисей старался неопустительно ходить в братскую трапезу, а в последние годы, ходил даже к ужину и на вечернее правило после него. Силы телесные оскудевали, но О. Архимандрит стал еще более ревновать и заботиться о строжайшем соблюдении монашеских правил и общежительного устава, так что некоторым могло казаться и казалось, что Старец, всю жизнь проведший в трудах и подвигах, под конец ее судил о других по себе и ему менее стали понятны немощи немощных. Но, как бы кто ни смотрел на это, для всех была очевидна высокая благонамеренность его действий. Все видели, что он руководился одною только мыслью – содействовать душевному спасению ближних. Нередко, приводил он на память себе и другим слова, сказанныя ему еще в 1842 году приснопамятным Иерархом, основателем Скита и духовным благодетелем Оптиной Пустыни Митрополитом Киевским Филаретом; «Отец Моисей! Веди всех их (Владыка указал на окружавших его братий) в Царство Небесное, ни одного не оставляй». Усиливая, с течением времени, свою ревность к личным подвигам и ко благу ближних, О. Архимандрит все более и более снисходил во глубину смиренномудрия. «Сам-то я хуже всех», смиренно повторял он, «другие, может быть, только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознал, что я хуже всех». – Сбывались на нем слова преподобного Аввы Дорофея : «Как деревья, когда на них бывает много плодов, то самые плоды преклоняют ветви к низу и нагибают их, так и душа, когда смиряется, тогда приносит плоды, и чем более приносит плода, тем более смиряется; ибо и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными» 55 . Наконец настала пора Старцу отрешиться от здешней жизни, как зрелому плоду от дерева. 15 января 1868 года минуло О. Архимандриту Моисею 80 лет, а в мае того же года, он заболел. В течение всей жизни, О. Моисей никогда не был сильно болен и с ним случилось так, как бывает с людьми крепкого телосложения: первая в жизни трудная болезнь была для него и последнею. |
|
|
