| В керамике и металле пока еще фиксируются отголоски традиций раннего бронзового века, но разрыв с ним выражен наиболее существенными показателями: полным запустением многих городов, на месте которых возникли бедные деревни, заселением Негевской возвышенности, Северного и Центрального Синая, появлением новых погребальных обрядов. Однако в это же время уже существовало большинство городов, упомянутых в патриархальных повествованиях, например Иерихон, Сихем, Вефиль, Хеврон, Дофан и Иерусалим. В Иерихоне дома беспорядочно спускаются по склонам телля и распространяются за его пределы. Одна из построек может рассматриваться как святилище или храм: крупные кирпичные блоки внутри нее могли служить алтарями. Предполагается, что продолжало функционировать святилище в Мегиддо: храм раннего бронзового века превратился в маленькую «часовню», пол которой, отмеченный следами жертвоприношений, непосредственно перекрыл остатки круглого храмового алтаря. Разрушение городской цивилизации раннего бронзового века Палестины обычно приписывается скотоводам – аморреям. С ними связывается изображение в Бени-Хасане, из гробницы Хнумхотепа, египетского сановника времен XII династии (1890 до Р.Х.). Группа людей с подчеркнуто семитскими чертами движется вместе с ослами, навьюченными, среди прочего груза, мехами для плавильных горнов (см. рис. 15). У главы клана аморрейское (западносемитское) имя Аб-Ша. Памятник отличается чрезвычайно высокой информативностью. В. Олбрайт считал его отображением быта полукочевых семитских племен, к которым принадлежало и семейство Авраама: «Это незабываемое изображение небольшого клана из полукочевого палестинского племени. Под главенством своего вождя, носящего сильно сокращенное семитское имя Аб-Ша, тридцать семь человек – мужчин, женщин и детей – доставляют, как отмечено надписью, черный пигмент из Шуту (Центральное Заиорданье) ко двору правителя одной из областей Среднего Египта к северу от Амарны. Как мужчины, так и женщины одеты в шерстяные туники, сшитые из двух полос цветной ткани. Туники закреплялись на одном плече, второе оставалось обнаженным. У женщин туники кончались между коленом и лодыжкой, тогда как у мужчин они доходили лишь до колен. В то же время некоторые мужчины одеты в длинные белые туники, а другие – в короткие – от талии до колен. Мужчины изображены в сандалиях, женщины – в низкой кожаной обуви. В числе вооружения изображены сложные луки, стрелы, дротики и, вероятно, изогнутые серповидные мечи». Полной неожиданностью для Олбрайта явилось наличие среди вещей лиры в руках одного из мужчин, а также уже отмеченных мехов (для плавильных горнов), навьюченных, наряду с прочим грузом, на ослов. |
| В настоящее время Юрий Кублановский стал известен как публицист и участник политических ток-шоу на телевидении, где дает отповедь либералам. Хочется верить, что для многих эта узнаваемость и медийность может стать трамплином к поэзии " смиренника-аристократа " , как его очень метко охарактеризовал критик Павел Басинский. Юрий Кублановский входил в литературу в 60-е годы ХХ столетия. И его можно смело отнести к поэтам Бронзового века. Сегодня эту концепцию активно разрабатывает и популяризирует богослов и культуролог Александр Щипков. Бронзовым веком он называет поэзию авторов, заявивших о себе в 1953-1990 годы. Этот период – антитеза декадансу Серебряного века и " поэзии Политеха " . К представителям Бронзового века Александр Щипков относит позднего Заболоцкого, Охапкина, Бродского, Кривулина, Чухонцева, Седакову. " Это поэты, которых коснулся Христос, – объясняет свою концепцию Щипков. – Они вернули в поэзию религиозную составляющую, которая была потеряна в декадансе и футуризме и почти не ощущалась в советской литературе. В Серебряном веке была оккультная религиозность. А Заболоцкий, прошедший войну и лагерь, стал родоначальником новой искренности, новой сакральности. " Поэты Политеха " , будь то Рождественский или Вознесенский, тоже были яркими и одаренными. Но это была публицистическая поэзия, альтернативный официоз. А поэты Бронзового века говорили о горних и несиюминутных вещах " . Конечно, деление литературы по " химическому принципу " – достаточно условный прием. Не хватит таблицы Менделеева, чтобы все структурировать. Но что делать – филологи составляют гербарий из увядших цветов и " опавших листьев " . А живое слово всегда – благоухает и не поддается " систематизации " . Но все же термины Золотой и Серебряный век давно прижились. Теперь укореняется и Бронзовый век, который состоялся как антитеза " поэтам Политеха " , а также литераторам постмодернизма, строившим свои произведения на игре с классикой, иронии, пародии, стебе (Ерофеевы, Пригов, Кибиров, Рубинштейн, Иртеньев, " куртуазные маньеристы " , Губерман). |
| Девятисотые годы того же XIX века – место зарождение века Серебренного. Его характеризует развитие последнего большого (то есть общего для всей Европейской цивилизации) стиля – модерн. Делает его таковым новое рождение нового языка, причём, не только литературного, но, благодаря бурной эпохе научных открытий – принципиально нового во всех сферах искусства. Этот " век " оказался кратким – всего два десятилетия, до Первой Мировой войны, нарушившей естественный ход развития искусства, но интенсивность мысли была таковой, что наработок хватило практически на целый календарный век развития. В отношении авторов: это время от Блока до Заболоцкого. Последнего можно считать междумирком. С него, по сути, начинается век Бронзовый. В этот период интерес к античному наследию был не столько стилистическим, как в Золотом веке, сколько духовным. Правомочно вполне назвать культурное явление века Серебренного русским Ренессансом (или Проторенессансом по концепции " Бронзового века " Натэллы Сперанской). В других образах: век Золотой назван веком Аполлонической Античности, век Серебренный – Дионисийской. Если тему развивать далее в этой системе координат, то Бронзовый век призван совместить опыт предыдущих эпох: " Известно, что на одном фронтоне Дельфийского храма был изображён Дионис и его фиас, в то время как на другом – Аполлон в окружении своей свиты. Нам предстоит осуществить этот синтез, помыслить божественный союз, открыть новую страницу в истории великой русской философии и культуры. За Серебряным веком следует век Бронзовый, век союза Аполлона и Диониса, век Третьего Возрождения " . (5) В символическом плане ожидание новой эры освоения Античности представляется и закономерным, и обнадёживающим. Однако, в первую очередь, речь вновь идёт о новом языке. Новые метафизики (это самоопределение философов Международного Евразийского движения) пребывают в ожидании Бронзового века, как Третьего Возрождения. Если к тексту " Теогонии " Гесиода относится, как к прикровенному изложению тайн мироздания (а не генеалогии языческих демонов, читай богов), то пять веков человечества (четыре по Овидию) предстают повторяющимися на каждом новом витке истории циклами. Этот постулат эпохи Античности на новом витке научного прогресса совпадает с открытием Дмитрия Михалевского фрактальности бытия на всех его уровнях. Обнаружив первоначально эти закономерности в сфере развития восприятия пространства и художественной формы, для объяснения этих закономерностей он ввёл понятия " парадигмы пространственной мерности " и " парадигмального цикла " . |
| Несмотря на мнение ученых о переселении племен с севера на юг в конце бронзового века, археологические данные указывают на континуитет поселений бронзового века в течение еще нескольких веков. В регионах за пределами долины Вардара (Аксьоса) - Пелагонийском и Охридско-Преспанском - многие элементы культуры бронзового века продолжали развиваться на протяжении переходного периода к железному веку, но к кон. XI в. туда проникает влияние гальштатской культуры железного века ( Mitrevski D. The Beginning of the Iron Age in Macedonia//The Struma/Strymon. 2007. P. 449), носителями к-рой были фригийские племена. В железном веке концентрация поселений была даже больше, чем в османский период. Появились курганные погребения аристократии, распространялись т. н. македон. ритуальная бронза и золотые погребальные украшения (в т. ч. маски): найдены в Требениште близ Охрида (VII-VI вв.), в некрополе в крепости Охрида, в Беранци близ Битолы, в Радолиште и в окрестностях Гевгелии. Погребения знати с золотыми погребальными масками, перчатками и сандалиями соответствуют некрополю в Синдосе близ Фессалоники (кон. VI в.). Македонский археолог Н. Проева высказала мнение, что в окрестностях Охрида проживали энхелеи (или энгеланы) ( Strabo. Geogr. VII 7 8), которые относились не к иллирийским, а к македонским племенам, а позднее - дассареты ( Proeva N. The Engelanes/Encheleis and the Golden Masks from Trebenishte Culture//Homage to Milutin Garašanin. Belgrade, 2006. P. 561-570). Образование Македонского государства Первоначально название Македония обозначало область между реками Лудьяс и Аксьос. Постепенно ее границы расширились до рек Стримонас и Альякмонас. Опираясь на лит. источники (Фукидид, Геродот, Страбон), можно утверждать, что эту территорию в разное время заселяли фригийские, фракийские, иллирийские и македон. племена. Происхождение языка македонян до сих пор вызывает острые дискуссии. Высказывались гипотезы, о том что он являлся самостоятельным индоевроп. языком, родственным греческому и фригийскому, или что он представлял собой смесь греческого, иллирийского и фракийского языков, или возник на основе иллирийского. Открытие археологами в последние десятилетия массового эпиграфического материала в М. позволяет утверждать, что язык македонян относился к числу греч. диалектов. Но исследователи не пришли к единому мнению, принадлежало ли наречие македонян к эолийскому или к дорическому диалекту, или содержало черты их обоих. Есть теория о существовании 2 диалектов у македонян: одного - родственного эолийскому, другого - дорическому. Согласно другой теории, на дорическом диалекте говорила только элита ( Παναγιτου Α. Η θση της Μακεδονικς//Ιστορα της ελληνικς γλσσας: Απ τις αρχς ως την στερη αρχαιτητα/Επιμ. Α.-Θ. Χριστδης. Θεσ., 2000. Σ. 319-325). В наст. время преобладает т. зр., что македоняне говорили на сев.-зап. разновидности дорического диалекта ( Crespo. 2012; Mendez Dosuna. 2012). |
| На суровом приполярном севере Европы, включая и часть Скандинавии, на рубеже 3 и 2 тысячелетий, еще сохранялись рудименты мезолитического общества – основным источником существования, обитавших тут, людей оставались охота и рыбная ловля, а земледелие вовсе не было известно. Впрочем, ввиду климатических особенностей крайнего севера, оно и потом никогда не составляло там основы хозяйственной деятельности. Халколитом, или энеолитом, называют эпоху, когда, при преобладании каменной индустрии, употребляли также изделия из цветных металлов – меди и золота. Энеолит продолжался относительно недолго, трансформируясь в культуру бронзового века, иными словами, на смену производству чистых металлов идет металлургия сплавов, основу которых составляет медь, смешиваемая с оловом, цинком, серебром или мышьяком. Высокоразвитые мировые цивилизации третьего тысячелетия, в том числе, и соседние для Европы, Египетская и Шумеро-Аккадская, в отношении индустрии не вышли за границы бронзового века, но изготовление бронзы возникло в это тысячелетие и в Европе в примитивных доисторических обществах на Северном Кавказе, на Балканах и на Пиренейском полуострове. На рубеже 3 и 2 тысячелетий, бронзовая индустрия распространяется на большей части Европы, включая нижнее и среднее Поволжье, Поднепровье, карпатский и альпийский регионы, территорию современной Франции и Италии. М. Элиаде предпринял опыт реконструкции парадигмы религиозных воззрений эпохи появления металлургии, которые свойственны были разным народам: «металлы “возрастают” в недрах земли. Пещеры и шахты уподобляются утробе матери-земли... Повсюду в мире шахтеры практикуют ритуалы, включающие в себя очищение, пост, медитацию, молитвы и культовые действия. Ритуалы определяются характером предстоящей операции, поскольку они проникают в сакральную зону, признаваемую запретной. Заряженные этой мрачной сакральностью руды, отправляются в печи. Печи выступают в роли, своего рода, новой утробы, где руды достигают своей зрелости. Металлург, как и кузнец, как и еще прежде – гончар, – это «хозяин огня». |
| Конец Киклад был весьма неожиданным и произошёл в 2300–2200 гг. до н. э. в результате резкого демографического спада и оттока населения с островов. Отвергая версию внешнего вторжения, большинство учёных склоняется к мысли о том, что причиной упадка кикладской культуры стало истощение её творческого потенциала. Как отмечает профессор Ю.В. Андреев, ей «не хватало запаса жизненных сил, необходимых для дальнейшего развития. По всей видимости, это была одна из тупиковых ветвей на древе великой художественной традиции европейского энеолита» 440 . §4 Минойская цивилизация. Крит в эпоху бронзового века Наиболее ранние культурные пласты Крита относятся примерно к V тыс. до н. э. и представляют собой образцы цивилизации неолитического типа. Нам мало что известно о первых жителях острова. По мнению некоторых исследователей 441 , население неолитического Крита составляли представители халафской культуры из Месопотамии, вынужденные покинуть свои земли под давлением представителей убейдской культуры на севере Междуречья. Хотя у этой точки зрения есть свои последователи, данная версия основывается лишь на нахождении дальнего сходства в стиле керамических изделий. К тому же сложно представить, что при отсутствии в то время надёжных средств передвижения халафиты смогли бы проделать такой долгий и сложный путь 442 . Существует также версия, что первые люди, заселившие Крит, могли прийти из Анатолии. Эти предположения подтверждают и современные сравнительные генетические исследования 443 . Опираясь на археологические находки, учёные полагают, что примерно в III тыс. до н. э. с востока и юга на остров прибыли новые поселенцы, знакомые с технологией обработки меди и бронзы. Вероятно, это была новая волна миграции из Анатолии и Леванта. В начале II тыс. до н. э. с севера на остров также проникают и первые племена индоевропейцев, уже начавших к тому времени заселять и территорию Малой Азии. Культура и религия Древнего Крита III–II тыс. до н. э., равно как и континентальной Греции и вообще всего Эгейского региона, явилась симбиозом, возникшим благодаря смешению средиземноморских элементов с культурой и мировоззрением индоевропейских завоевателей. |
| Затем Тесей, опасаясь мести Миноса, бежит с Крита, предварительно пробив днища критских кораблей и захватив с собой Ариадну. Посредине путешествия путники остановились переночевать на острове Наксос. Тесею во сне явился бог Дионис и поведал ему, что он должен оставить Ариадну на пустынном берегу Наксоса, так как боги назначили её в жены ему, богу Дионису. Тесей проснулся и, не дожидаясь Ариадны, немедленно отправился в путь. Ариадна же стала женой великого Диониса. Между тем корабль Тесея держал путь к Афинам. Но Тесей, опечаленный утратой возлюбленной, забыл о данном своему отцу Эгею обещании поменять парус. В отчаянии Эгей бросился с высокой скалы и погиб. Тесей причалил к берегам Аттики и со скорбью узнал, что стал невольной причиной смерти отца. После торжественных похорон он принял власть над Афинами. §8 Погребальный культ и критские обряды Важнейшим источником информации о религиозных представлениях минойцев являются раскопки некрополей. Для Крита эпохи бронзового века характерны два типа погребальных сооружений: – толос (греч. θλος – «купол», «свод») – большая коллективная усыпальница, представляющая собой круглое каменное здание с входом в виде крытого коридора и купольным перекрытием потолка; – оссуарий (от лат. os, ossis – «кость») – небольшой семейный склеп, представляющий собой прямоугольное здание с делением на несколько отсеков, в которых располагались одиночные захоронения. Толосные захоронения более всего распространены на юге Крита (в районе равнины Месары, недалеко от города Феста). У реки Геропотамос, протекающей в долине Месары, найден огромный заупокойный комплекс, построенный в раннеминойскую эпоху, на заре III тыс. до н. э. Захоронения находятся рядом (но не внутри) с жилыми помещениями. Комплекс ориентирован по оси запад-восток. В центре располагается круглый склеп (15–20 м), толщина стен в основании доходит до 2,5 м. Высота – около 15 м. К нему пристроен прямоугольник около 30 м длиной и 20 м шириной, перекрытый, вероятно, прямыми балками. Восточное солнце должно было попадать в пространство купола. Перед постройкой прямоугольного вида располагалась площадка (около 1.000 кв. м), замощённая плитами. |
| прот. Олег Корытко Глава XV. Религия и культура Эгейского Мира в III–II тысячелетиях до нашей эры. Крито-Микенская цивилизация §1 Общая характеристика региона и его жителей На самой окраине Восточного Средиземноморья вдали от серьёзных политических нестроений и военных конфликтов, которые сотрясали Ближний Восток в III и II тыс. до н. э., на периферии Древнего мира развивались совершенно особые культуры, находившиеся, с одной стороны, под определённым влиянием своих могущественных соседей (хеттов, египтян и финикийцев), но в то же время сохранявшие удивительную самобытность и некоторую творческую независимость. В исторической науке эти культуры известны под собирательным названием «Эгейский мир» или «Эгейская цивилизация». История Эгейского региона эпохи бронзового века обычно рассматривается учёными как своего рода пролог к истории античной Греции. Именно здесь, на территории Балканского полуострова и прилегающих к нему островов, из разрозненных грекоязычных племён постепенно формировалась единая греческая нация с её особым менталитетом, мировоззрением и культурой. Разумеется, Эгейский мир не был однородной культурно-исторической общностью. Некоторые его народы оставались на весьма примитивном уровне развития, в то время как другие, проявив творческую инициативу и культурную любознательность, вышли за пределы, очерченные ареалом их существования, и активно развивали контакты с внешним миром. Ведущими культурными центрами Эгейского мира были: – Кикладские острова – архипелаг в южной части Эгейского моря; – Микены – город в материковой Греции; – остров Крит . Особого внимания и отдельного рассмотрения заслуживают культуры Микен и Крита, которые многие исследователи склонны объединять в крито-микенскую цивилизационную общность в силу их тесных культурных связей и сильного взаимного влияния друг на друга. Регулярные и активно развивающиеся торгово-экономические отношения Крита и Микен с Передней Азией, Левантом 433 и Египтом в значительной степени определили и вектор культурного развития этих регионов Эгейского мира. Основной типологической чертой ближневосточных и анатолийских цивилизаций было то, что их структурообразующим элементом был дворец, выполнявший в древности и роль храма: он совмещал в себе, с одной стороны, функции святилища и царского жилища, а с другой – общественной житницы. Дворцово-храмовый принцип построения общества был усвоен и крито-микенской культурой. |
| То же и в поэзии. В 1990-е годы её развитие приостановилось, словно было искусственно задержано. После Кривулина, Охапкина, Бродского... Бронзовый век не породил сопоставимых по масштабу фигур. Он длился, но редко плодоносил. Произошло это, судя по всему, по причине " заморозки " 1990-х, благодаря которой развитие Бронзового века было искусственно задержано, а престиж высокой культуры в обществе в целом искусственно занижен. И эта ситуация в целом сохраняется до сих пор. Легко объяснить моду на верлибр, распространившуюся в 1990-е – 2000-е. Только работая над верлибрами, можно было попасть в поле зрения западных славистов. И это были не те верлибры, которые сочинялись во время оно французскими символистами. Здесь главная задача – заменить поэтическую речь фрагментами бытовой, профанной речи. При этом максимально расширив, а значит, отменив границы эстетического. Так при абсолютных монархиях в XVI веке были утеряны границы исторического. В историю " записывалось " всё: с какой ноги встал монарх, какого цвета туфли он надел и что ел на обед. " Это достойно истории! " – восклицали придворные хронисты. Всё было достойно истории. Но всё значит ничего. Так история государства превращалась в нечто вроде Марлезонского балета на тему королевской охоты на дроздов... Или вот молодёжная субкультура 1990-х. Это ведь тоже декаданс, только сильно приземлённый. Молодёжная субкультура была потребительской, завязанной на клубной индустрии с танцевально-наркотическим репертуаром. А рядом – приезжие западные звёзды, вышедшие в тираж на родине, но с удовольствием играющие для " этих русских " . Всё вроде бы движется – и всё стоит на месте. Жертва. Возвращение в историю Что Бронзовый век – не только литературное, но и социально-историческое понятие, мне стало ясно несколько позже. Тут сыграла свою роль драматичная история, связанная с Парком Победы в Петербурге. В Парке Победы горожане хотели возвести храм на месте, где стоял Блокадный крематорий. В течение 15 лет им мешала городская власть. Вот это сочетание, этот грандиозный резонанс – память о жертвах и мучениках войны и память о жертве Нового Завета – впервые осветило для меня всю суть Бронзового века как новой эпохи. Это было возвращение к моральным глубинам русской традиции, где всякая жертва – напоминание о Его жертве. Так зарастал исторический разрыв между традицией советской и дореволюционной, собирались воедино разные части народного тела. Это было возвращение к глубинным смыслам. " Так вот что такое Бронзовый век " , – подумал я тогда. |
| Борьба за признание Собственно именно Олег Охапкин и создал понятие Бронзового века, почувствовал его и дал ему название. Разумеется, всего этого недостаточно. Чтобы определить рамки явления профессионально, а не поэтически, нужен был кто-то, кто сумеет выйти за пределы поэтического цеха. Этим человеком и стал Слава Лён. Практически он оказал потомкам ту же услугу, которую когда-то оказал им и Николай Оцуп, застолбивший название соседней эпохи в своей статье " Серебряный век русской поэзии " , впервые напечатанной в 1933 году в парижском журнале " Числа " . А вот масштабная поэтическая антология " Бронзовый век русской поэзии " , составленная Лёном, увидела свет лишь в 2013 году (Бронзовый век русской поэзии. – Спб. : BBM, 2013). Причём судьба всей той масштабной работы с наследием Бронзового века, которую много лет подряд осуществлял автор, оказалась непростой. Это сейчас лёновская концепция – свершившийся научный факт. А в 1990-е просветительская деятельность Славы Лёна вызывала разные реакции в среде постперестроечных гуманитариев. Так, на одном из литературных диспутов один филолог саркастически возразил Лёну, предлагая поменять на его схеме временную шкалу на " степени возрастания градуса " . Возражение, может быть, и остроумное, но явно не по существу... Приходилось в разное время встречать и другие возражения. Например, что, мол, понятие " Бронзовый век " утверждает идею ухудшения и деградации: вслед за Бронзовым и Железным должны идти " плохонькие " века без имени. В этих рассуждениях проявляется культур-шовинизм новейшей культурной бюрократии. Во-первых, отказывая Бронзовому веку в праве так называться по причине якобы нисходящей оценочности, за веком Серебряным то же самое право охотно оставляли. Хотя " серебро " символически тоже менее ценно, чем золото. И логика подсказывает: возражение против " бронзы " рикошетом бьёт и по серебру. Вывод прост: надо или вовсе избавляться от шкалы нисходящих оценок и упразднять названия всех эпох или, сохраняя её, наделить Бронзовый век общими правами. Но этого не происходит. Что можно " серебру " , того нельзя " бронзе " . " Серебряный запас " русской литературы якобы должен считаться неиссякаемым. |
|
|
