| Ты сострадаешь, тебе заступиться за ближнего должно. 465 Следуй за мной, защитим Алкафоя; тебя он, почтенный, Будучи зятем, воспитывал юного в собственном доме. Идоменей, знаменитый копейщик, сразил Алкафоя”. Так произнес он – и душу в груди взволновал у Энея. Он полетел к Девкалиду, воинственным жаром пылая, 470 Но Девкалид не позорному бегству, как отрок, предался: Ждал неподвижный, как вепрь между гор, на могучесть надежный, Шумного вкруг нападения многих ловцов ожидает, Стоя в месте пустынном и грозно хребет ощетиня; Окрест очами, как пламенем, светит; а долгие зубы 475 Ярый острит он, и псов и ловцов опрокинуть готовый,— Так нажидал, ни на шаг не сходя, Девкалид Анхизида, Против летящего воина бурного; только соратных Криком сзывал, Аскалафа вождя, Афарея, Дейпира, Молова сына, и с ним Антилоха, испытанных бранью; 480 Их призывал Девкалид, устремляя крылатые речи: «Други, ко мне! защитите меня одинокого! Страшен Бурный Эней нападающий; он на меня нападает; Страшно могуществен он на убийство мужей в ратоборстве; Блещет и цветом он юности, первою силою жизни. 485 Если б мы были равны и годами с Энеем, как духом, Скоро иль он бы, иль я похвалился победою славной!» Так говорил он, – и все, устремившися с духом единым, Стали кругом Девкалида, щиты к раменам приклонивши. Но Эней и своих возбуждал сподвижников храбрых, 490 Звал Деифоба, Париса, почтенного звал Агенора, С ним предводивших троянские рати; за ним совокупно Все устремилися: так за овном устремляются овцы, С паствы бежа к водопою, и пастырь душой веселится,— Так Анхизид благородный, Эней, веселился душою, 495 Видя толпами за ним устремлявшихся граждан троянских. Вкруг Алкафоя они рукопашную подняли битву, Копьями бились огромными. Медь на груди ратоборцев Страшно звучала от частых ударов сшибавшихся толпищ. Два между тем браноносца, отличные мужеством оба, 500 Идоменей и Эней, подобные оба Арею, Вышли, пылая друг друга пронзить смертоносною медью. Первый Эней, размахнувшися, ринул копье в Девкалида; Тот же, завидев удар, уклонился от меди летящей, |
| Но разве можно почитать то, чего не знаешь? Далее, если они уже имели известных богов, то должны были быть довольны ими и не должны были желать отобранных. Здесь их можно уличить в нечестии. Ибо если они богов отбирают, как луковицы, то те, которых они не выбирают, объявляются негодными. Мы же разделяем богов римских на два рода: на богов общих и частных, то есть на таких. которых они имеют вместе со всеми другими народами, и на таких, которых они сами изобрели. Не следует ли их отождествить с общественными и пришлыми богами? Ибо об этом свидетельствуют жертвенники пришлых богов при храме Карны и общественных - на Палатине. Так как общие боги находятся среди физических либо мифических богов, то о них уже сказано. Говоря о частных богах римских, мы изумляемся этому третьему роду неприятельских богов, потому что никакой другой народ не принял их столько, сколько приняли они. Всех остальных богов мы разделяем на два вида: одни взяты из людей, а другие просто выдуманы. Итак, поскольку мертвых обоготворяют будто бы за их заслуги при жизни, нам следует возразить и показать, что они не заслужили этого. Верят, что Эней, этот не стяжавший славы воин, поверженный камнем, обожал своего отца. Что за низменное, прямо на собак оружие! И как позорна рана от него! Но Эней оказывается еще изменником отечества, таким же, как Антенор. И хотя это многим не нравится, следует знать, что Эней покинул соотечественников, когда родина его была в огне, и что его нужно ставить куда ниже той карфагенской женщины, которая не последовала за своим мужем Гасдрубалом, робко умолявшим врагов, как Эней, не подумала, взяв с собой детей, сохранить через бегство свою красоту и своего отца, но бросилась в огонь пылавшего Карфагена, словно в объятия погибающего отечества. Благочестив ли Эней лишь потому, что взял с собой единственного сына и престарелого отца, когда бросил Приама и Астианакта? Но римлянам он должен быть еще ненавистнее, ибо они в своих клятвах благосостояние императоров и их семейств ставят выше блата своих детей, жен и всего того, что для них дорого. |
| Таковы разделы всего труда. Отчет о гражданских войнах содержит первую войну между Марием и Суллой, затем таковую между Помпеем и Юлием Цезарем, от того как их соперничество приняло форму жестокой вражды, до того как судьба благоприятствовала Цезарю и Помпей был побежден и обращен в бегство. Затем описывается разбирательство Антония и Октавиана Цезаря (также известного как Август) против убийц Юлия Цезаря, в то время, когда многие уважаемые римляне были казнены без суда и следствия. Наконец, отчаянная борьба между Антонием и Августом, сопровождаемая страшной бойней, в которой победа осталась за Августом. Антоний, покинутый своими союзниками, был вынужден бежать в Египет, где он и умер от собственной руки. Последняя книга «Гражданских войн» описывает как Египет попал во власть римлян и как Август стал единоличным правителем Рима. История начинается с Энея, сына Анхиза, сына Капа, который жил во времена Троянской войны. После взятия Трои Эней бежал и после долгих скитаний высадился на побережье Италии в месте под названием Лаврент, где показывают его лагерь, и побережье в его честь названо Тройя (Troja). Фавн, сын Марса, который в то время был правителем первоначальных итальянских обитателей, отдал свою дочь Лавинию замуж за Энея и участок земли 400 стадий в окружности, на которой Эней построил город и назвал его Лавиний в честь своей жены Лавинии. Три года спустя Фавн умер, и Эней, который вступил на престол по праву родства, дал аборигинам 74 5 имя латинян от своего тестя Латиния Фавна. Еще через три года Эней был убит в сражении против рутулов из Тиррении, с царем которых Лавиния раньше была обручена. Ему наследовал Эврилеон по прозвищу Асканий, сын Энея от Креусы, дочери Приама, которая был его женой в Трое. По другим данным, однако, Асканий, который наследовал ему, был его сыном от Лавинии. Асканий умер через четыре года после того как он основал город Альба в основном поселенцами из Лавинии, и Сильвий стал царем. Сын этого Сильвия, как говорят, был Эней Сильвий, а сыном Энея – Латиний Сильвий. Его потомками были Капус, Капет, Тиберин, и Агриппа, говорят был отцом Ромула, который был убит молнией, оставивший сына Авентина, который имел сына по имени Прока. Все они говорят носили прозвище Сильвии. Прока имел двоих детей, старшего звали Нумитор, младшего Амулий. Когда старший вступил на престол после смерти своего отца, младший получил власть силой и злодеянием, убил сына своего брата Эгеста и сделал его дочь Рею жрицей, так что она не могла иметь детей. Но мягкость и кротость Нумитора спасли его от заговора против его жизни. Сильвия нарушила обеты ее и забеременела, 75 и была схвачена Амулием для наказания, ее двое сыновей были отданы каким-то пастухам и были брошены в ближайшую реку Тибр. Младенцы Ромул и Ромус 76 были потомками Энея со стороны матери, имя их отца неизвестно. 77 |
| 22 Савл улам бргн, Иисус дьи Христос буоларын дакаастаан, Дамаска олорор иудейдары муннукка ыкпыта. Савл лртн быыанар 23 Онтон ыла балайда кэм ааспыта. 24 Иудейдар, сбэлээн баран, Савлы лррг санаммыттара. Ол гынан баран тугу соруммуттарын Савл билбитэ: кинини лрр, куораттан тахсар ааны кннэри-тннэри маныыллара. 25 Ол иин рэнээччилэр тн кинини, тымтайга олордон баран, куорат истиэнэтин тас ттгэр тэрбиттэрэ. Савл Иерусалима сырыыта 26 Савл Иерусалима кэлэн рэнээччилэргэ холбоо сатаабыта да, бары киниттэн куттанар этилэр, рэнээччи буолбутун ким да итээйбэтээ. 27 Онон Варнава, кинини Апостолларга илдьэ кэлэн, Савл, Дамаска баран иэн Айыы Тойону крбтн, Айыы Тойон киниэхэ тугу эппитин, кини, Дамаска сылдьан, Иисус аатын хорсуннук иитиннэрбитин кэпсээбитэ. 28 Онон Савл аны кинилэрдиин бииргэ сылдьар буолбута, уонна туохтан да чаыйбакка, Иерусалим устун сылдьан, Айыы Тойон Иисус аатынан рэтэрэ. 29 Грек тыллаах еврейдэр, Савлы, утарыласпытын иин, лррг санаммыттара. 30 Ону билэн, бырааттара Савлы Кесарияа илдьибиттэрэ, онтон Тарска ыыппыттара. 31 Иудея, Галилея уонна Самария устун баар церковтарга уоскула кэмэ ммтэ. Кинилэр улам нэн-бргн, Айыы Тойону дириник ытыктыыр, Киниттэн толлор буоланнар, Сибэтиэй Тыын кмтнэн ахсааннара элбии турбута. Эней уонна Тавифа 32 Петр сир-сири кэрийэн Лиддаа олорор сибэтиэйдэргэ тиийэн кэлбитэ. 33 Онно босхоноон сыппыта аыс сыл буолбут Эней диэн киини крсбтэ. 34 «Эней! Иисус Христос эйигин трдэр, туран тэллэххин хомуй», – диэбитэ Петр. Эней сонно туран кэлбитэ. 35 Лидда, Сарон олохтоохторо бука бары, маны крн, Айыы Тойоо эргиллибиттэрэ. 36 Иоппияа биир Тавифа (Серна) диэн ааттаах рэнээччи дьахтар баара, кини р тн оороро, дьадаыларга кмлр. 37 Ол кннэргэ Тавифа ыалдьан лн хаалбыта. Кинини сууйан баран, ээ хоско сытыарбыттара. 38 Лидда Иоппияттан чугас, онон Петр Лиддаа баарын истэн, рэнээччилэр суаллык кэлэ оустун диэн икки киинэн илдьит ыыппыттара. 39 Петр ол дьону кытта барсыбыта; тиийбитигэр кинини ээи хоско тааарбыттара; онно огдооболор тгрйэн туран, ытыы-ытыы, Серна тыыннааар тикпит ырбаахыларын, онтон да атын тааын крдрбттэрэ. |
| при переезде из Сицилии в Италию на седьмом году странствования и ниспосланной Юноною, жестокою ненавистницею Троян. Венера, исходатайствовав у Юпитера укрощение бури, приводит Энея в Корфаген, где он, как и Одиссей у Феаков, сам рассказывает пред царицею Дидоною историю своих приключений. Картина падения и сожжения Трои, изображаемая во второй песни Энеиды, нарисована поэтом с большим мастерством; но излагаемые в третьей песни приключения Энея не отличаются особенною оригинальностию и представляют собою лишь смутный отголосок Одиссеи. В четвертой песни выступает пред нами романтический элемент Энеиды. Это – несчастная любовь Дидоны к Энею и ее трагическая смерть. Удаленный из Карфагена повелением богов, Эней, преодолев препятствия, изображенные в пятой песни, заезжает в Кумы и здесь, на подобие Улисса в Одиссее, посещает ад, подробно описываемый в шестой песни. – С седьмой песни Энеиды картина опасных странствований Энея сменяется изображением почти непрерывных битв, напоминающих собою Илиаду. Эней ступил на почву Лациума и так расположил к себе царя его Латина, что тот даже предлагает ему в супруги свою дочь Лавинию. Но последняя уже просватана своею матерью за рутульского князя Турна, который поэтому и действует всеми своими силами против иноземных пришельцев (VII п.). Эней просит помощи у Эвандра, царствовавшего на холме Палатинском; но прежде чем подоспел на помощь сын Эвандра Паллант со своею дружиною, в оставленный Энеем стан троянский грозно вторгается Турн, при чем погибают двое благородных юношей, Низ и Евриал (VIII и IX п.). Возвратившийся Эней вступает в битву с Рутуллами, при чем со стороны Троян падает молодой Паллаит, а со стороны Рутуллов героически погибает амазонка Камилла, в личности которой снова выступает на сцену романтический элемент Энеиды (X и XI п.). Энею приходится теперь мстить за смерть своего молодого друга, подобно тому как в Илиаде Ахиллес мстил за Патрокла и война может быть прекращена только поединком Энея с Турном. Победой Энея в этом поединке и оканчивается поэма (XII п.). |
| Эней, следовательно, не просто человек, наделенный неким количеством добродетелей, из которых каждая представляет собой определенный род благочестия, так что при отнесении к нему слова pius мы бы просто использовали удобный собирательный термин. Благочестие едино. В разных контекстах обнаруживаются его разные аспекты, и каждый из них подразумевает другой. Проявляя преданность по отношению к отцу, Эней не просто выказывает качества достойного подражания сына. Существует личное чувство любви, без которого сыновнее благочестие было бы неполным; однако личное чувство — это еще не благочестие. В его понятие входит помимо прочего преданность отцу как родителю, предку: благочестие в данном случае заключается в приятии связи, которой человек сам не избирал. Содержание чувства любви несколько видоизменяется, оно приобретает большую глубину, когда становится любовью, обязанной своим появлением ее объекту. Более того, в сыновнем благочестии содержится также признание еще далее идущей связи, связи с богами, которым подобное поведение приятно: отсутствие его, означало бы бесчинство и по отношению к богам. Боги, таким образом, должны быть достойны подобного почитания, а без почитаемых богов (или бога) не существует и сыновнего благочестия. Ибо тогда оно перестает быть долгом, ваше чувство к вашему отцу в таком случае станет лишь результатом случайного факта вашего родства или окажется сведено к чувству благодарности за воспитание и заботу. Эней благочестив по отношению к богам, и более всего его благочестие обнаруживается, когда боги насылают на него несчастья. Он многого натерпелся от Юноны, и даже Венера, всегда оказывающая благоприятное влияние на судьбу своего сына, поставила его однажды в весьма неловкое положение. Есть у Энея одна добродетель, — очень существенный ингредиент его благочестия, — которую можно рассматривать как аналог и предвосхищение христианского смирения. Эней во многих отношениях является антиподом как Ахилла, так и Одиссея. Его героизм — это героизм самого первого Перемещенного Лица, беженца из разрушенного города, покинувшего свою уничтоженную общину, от которой, кроме его собственного небольшого войска, остались лишь те немногие, кто попал в рабство к грекам. |
| Позднее образ чистилища появится у Вергилия, который в " Энеиде " заставит Энея спуститься, как некогда сделал это Одиссей, туда, где пребывают тени умерших. Вергилий подробно описывает скорбные поля, где Эней встречает души безвременно умерших младенцев, самоубийц и, наконец, тех, кто погиб от несчастной любви, — страсть не оставляет их и после смерти. Сразу вспоминается посмертная судьба Паоло и Франчески и вообще первые круги Ада у Данте. Как в " Энеиде " , так и у Данте умершие не мучаются физически, но чудовищно страдают от нравственной боли. Далее Эней видит убитых в бою воинов и только затем попадает (сказать, что он туда спускается, исходя из текста Вергилия, невозможно — это резко отличает Аид " Энеиды " от Ада " Божественной комедии " ) в " жестокие царства " , где корчатся от мук те, кто до самой смерти (dum vita manebat — " пока в них оставалась жизнь " ) продолжали совершать нечестивые поступки. Они наказаны и будут мучаться вечно. Это уже очень похоже на дантов Ад. Оттуда Эней попадает в Элизий, где в тенистых и в то же время напитанных солнечным светом рощах живут счастливые души. Но их мало, ибо в большинстве своем одни усопшие " наказанья несут, прегрешенья былые в муках свои искупая " , другие — " в пучине широкой грех омывают постыдный " , у третьих греховность выжигается огнем (exuritur igni). Эней видит это " чистилище " только издалека и поэтому узнает о нем из рассказа своего отца Анхиза. Слово " очищаются " Вергилий (в отличие от Платона) не употребляет, но нарисованная им картина в целом уже близка к тому образу " очистительного огня " , что появится в VI веке в " Диалогах " святого Григория Великого и затем займет важное место в средневековых латинских видениях. Важно отметить, что Платон и Вергилий говорят о посмертном очищении от грехов в контексте переселения душ, чего христианские авторы, разумеется, в виду не имеют. С точки зрения Вергилия, души человеческие очищаются для того, чтобы затем, " память утратив, свод увидели вышний снова они и желанье познали бы в тело вернуться " . У святого Григория очищение душ усопших " от некоторых не тяжких прегрешений " осуществляется не для возвращения к этой, но для будущейжизни. Поэтому он говорит о чистилище намного более сдержанно (чем это делает Платон), предупреждая читателя, что ему " следует знать, что даже и от самых малых грехов никто не получит очищения, если он, находясь еще в этой жизни, не заслужит добрыми делами прощения в будущей " . |
| Ирида – богиня радуги, крылатая вестница богов. Полит – 1) сын Приама; 2) спутник Одиссея. Ватиея – холм около Трои, считавшийся могильным курганом амазонки Мирины. Мирина – амазонка, могильный холм которой находится у стен Трои. Никаких мифов о ней мы не знаем. Анхиз – отец Энея, представитель младшей ветви троянских царей. Боги, разгневавшиеся на Афродиту за то, что она все время внушает им любовь к людям, а сама ни разу не любила смертного, заставили ее полюбить Анхиза, пасшего стада на Иде. От их любви родится Эней. Афродита запретила Анхизу разглашать тайну их любви, но Анхиз ослушался и за это был искалечен молнией. Эней – сын Анхиза и Афродиты, родственник Приама, один из главных троянских героев. После падения Трои Эней спасся, вынеся из горящего города на своих плечах старика отца и уведя с собою сына. После долгих странствий Эней создал свое царство в Италии. Афродита – богиня любви и красоты; по одной версии мифа – дочь Зевса и Дионы, по другой – вышла из морской пены. По гомеровскому представлению (в “Одиссее”), она – жена Гефеста, по другим мифам – жена Ареса. Ее постоянные определения – Киприда и Киферея – происходят от названий двух важнейших мест ее культа островов Кипра и Киферы. Ида – высокая лесистая горная цепь в Малой Азии над Геллеспонтом, у подножья которой расположена Троя. Акамас – сын Антенора и Феано, предводитель дарданцев; другой Акамас – предводитель союзных с троянцами фракийцев; Акамасом зовут и сына Азия. Антенор – троянский старец, друг Приама и отец одиннадцати сыновей – защитников Трои; сторонник выдачи Елены Менелаю и прекращения войны. Зелия – владение Пандара, город у подножия Иды. Пандар – 1) царевич из Ликии, искусный лучник, сражающийся в войсках троянцев; 2) милетянин, похитивший золотого пса из святилища Зевса на Крите. За это боги предали его и его жену преждевременной смерти. Их дочери Клеотера и Мерена были взяты на небо и воспитаны богами; однако когда они выросли и настала пора выдать их замуж, Зевс убил их за грех отца. |
| О жестокосердый рыцарь! Отпусти поводья малость, Не спеши коня лихого Острой шпорой в бок ужалить. Не от алчного дракона Ты, неверный, убегаешь, Но от агницы, которой И овцой-то зваться рано. Изверг! Ты обидел деву, Краше коей не видали Ни в лесах своих Венера, Ни в горах своих Диана, Беглец Эней, Бирено беспощадный , Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Ты в когтях своих кровавых, Зверь бесчувственный, увозишь Сердце той, что так смиренно Быть твоей рабыней жаждет. Ты увозишь — о злодейство! Три косынки и подвязки, Черно-белые в полоску, С ножек гладких, словно мрамор. И еще сто тысяч вздохов, Чье неистовое племя, Будь сто тысяч Трой на свете, Все их разом бы пожрало. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Пусть безжалостен пребудет Твой оруженосец Санчо, Чтоб вовеки Дульсинея Не сняла с себя заклятья. Пусть за твой поступок низкий Взыщется с нее, несчастной, Ибо часто в этом мире Праведник за грешных платит. Пусть тебе всегда приносят Жажда славы неудачу, Радость — горькое похмелье, Верность — разочарованье. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! Пусть от Лондона до Темзы, От Гранады до Атарфе, От Севильи до Марчены Все зовут тебя коварным. Если в «сотню», в «королевство» Иль в «кто первый» дуться сядешь, Пусть нейдут к тебе тузы, Короли не попадают. Если стричь пойдешь мозоли, Пусть тебе их режут с мясом; Если вырвать зуб решиться, Корень пусть в десне оставят. Беглец Эней, Бирено беспощадный, Сгинь, пропади, гори в аду с Вараввой! В то время как горюющая Альтисидора вышеописанным образом сетовала, Дон Кихот молча на нее взирал, а затем, обратившись к Санчо, спросил: — Заклинаю тебя памятью твоих предков, милый Санчо, не скрывай от меня правды. Скажи, не захватил ли ты случайно три косынки и подвязки, о которых толкует влюбленная эта девушка? Санчо же ему на это ответил: — Косынки я и правда захватил, а насчет подвязок — ни сном, ни духом. Герцогиня не могла надивиться дерзости Альтисидоры; впрочем, она и прежде знала ее за девицу бедовую, проказливую и разбитную, но все же не представляла себе, что развязность ее дойдет до такой степени, и тем сильнее было удивление герцогини, что об этой шутке Альтисидора ее не предуведомила. Герцог, желая подлить масла в огонь, сказал: |
| Для одних Вергилий похож на существо, которое в прошлые века называли льстецом, а в нашем веке предпочитают называть официозным пропагандистом; для других он «пророк» и «провидец» – и все это за одни и те же его слова. Ясно, что ни одна из крайних точек зрения – ни либеральная, ни антилиберальная – не соответствует существу Вергилиевой поэзии. Сама их однозначная жесткость несовместима ни с глубоким страданием, лежащим в основе этой поэзии, ни с несравненной деликатностью Вергилия. Вспомним: Титир из первой эклоги радуется, что держатель власти его пощадил, он полон к нему самой искренней благодарности и готов назвать его богом – но он, как и его поэт, совершенно отчетливо видит рядом с собой Мелибея, которого та же власть не пожалела и не спасла, который должен без всякой вины идти в изгнание, и оба, Титир и поэт, не отворачиваются от его беды; плач Мелибея звучит ничуть не менее громко, чем благодарения Титира, это две стороны единой, очень непростой правды, и Вергилий ничего не делает, чтобы дать одной из двух чаш весов несправедливый перевес. Или еще лучше: Эней покинул Дидону по прямому приказу богов, во имя долга перед будущим, причиняя своему сердцу жестокое насилие, – но когда он встречает тень Дидоны в мире теней (кн. VI, 455–475), уверенность в своей правоте, точное знание о своей правоте ничуть не защищают его от чувств боли и стыда; ни долг, ни собственное страдание не дают ему алиби, он виноват, ему некуда деваться. Слез Эней не сдержал и с любовью ласкою молвил: «Значит, правдива была та весть, что до нас долетела? Бедной Дидоны уж нет, от меча ее жизнь оборвалась? Я ли причиною был кончины твоей? Стой! От кого ты бежишь? Дай еще на тебя поглядеть мне! Рок в последний ведь раз говорить мне с тобой дозволяет». Речью такою Эней царице, гневно глядевшей, Душу старался смягчить, Но отвернулась она и глаза потупила в землю, Будто не внемля ему, и стояла, в лице не меняясь, Твердая, словно кремень иль холодный мрамор марпесский. И наконец убежала стремглав, не простив, не смирившись, Скрылась в тенистом лесу, где по-прежнему жаркой любовью Муж ее первый, Сихей, на любовь отвечает царице Долго Эней, потрясенный ее судьбою жестокой, Вслед уходящей смотрел, и жалостью полнилось сердце (Пер. |
|
|
