| По вторникам на Светлой седмице на литургии всегда читается отрывок из Евангелия от Луки о том, как по дороге из Иерусалима в Эммаус воскресший Господь Иисус Христос встречает апостолов Луку и Клеопу и беседует с ними на пути. Йозеф фон Фюрих. Путь в Эммаус Этот рассказ – непосредственное свидетельство Луки о том, что он пережил сам. Личное духовное переживание апостола на все времена открыло для читающих Евангелие возможность приобщения к живому евангельскому опыту святых апостолов и первых христиан, живших любовью Христовой — главной действующей и преображающей силой в мире. Кроме Светлой, этот евангельский отрывок читается в ряду воскресных Евангелий – в течение года несколько раз на всенощных бдениях под воскресенье. Для меня это самое любимое воскресное евангелие, наверное, нельзя проявлять такую избирательность к Писанию, но… любимое. Ничего не могу с собой поделать. Я не сразу расслышал эту евангельскую историю, поначалу она была для меня рядовой, ну, насколько само Евангелие может быть рядовым. Наверное, тут надо было сказать так: поскольку все Евангелие было исключительным и не поддающимся никакому сравнению ни с чем, то и история о Луке и Клеопе была в целом за пределами сравнений. Я уже делился с читателями ЖЖ воспоминаниями, как мы впервые читали Новый Завет — небольшую зеленого цвета книжечку в мягком переплете, полученную из-за границы и купленную за большие, по советским временам, деньги – 15 рублей. Как мы буквально вырывали из рук друг у друга Книгу, не успевая насытиться сладким (почти буквально, но без всякой прелести прелестной) евангельским словом. В один из первых годов моего священнического служения в мой далекий маленький сельский храм приехал послужить знакомый батюшка из Москвы, о.С. Мы вместе совершали всенощную, как раз в этот субботний вечер и читалось 5-е воскресное евангелие, о эммаусских путниках. Мой гость читал посреди храма. Я все услышал сердцем, как будто и сам был спутником апостолов. Это было какое-то удивительное открытие в жизни молодого священника. Я честно скажу, что не испытывал какого-то мистического переживания — как говорится, все пришло на сердце без «заламывания рук и закатывания глаз». Слава Богу за это благодатное посещение. Но с тех пор я не могу «просто и по-служебному» читать этот отрывок, слезы умиления сами наворачиваются на глаза. |
| Таким объяснением дают понять, как 500 братий за раз могли, по сообщению апостола Павла, увидеть Иисуса. Нельзя сказать, чтобы эти психологические попытки объяснения явлений Воскресшего были удовлетворительны. Прежде всего, то, что сообщается об Иакове, является совершенно —817— новостью для простого читателя Библии. Новый Завет, во всяком случае, ничего не знает о единодушии братьев Господа, какое здесь предполагается. Правда, можно сослаться на замечание евангелия от Евреев, но последнее в своих частностях слишком маловероятно и недостаточно для того, чтобы дать прочную основу для такого замечания. Равным образом и у Петра от указания его душевного настроения до констатирования визионирования большое расстояние. Что же касается более пятисот, одновременно видевших Воскресшего, то, разумеется, можно сослаться на бывшие исторические примеры массового визионирования. Однако, поскольку мы можем в настоящее время контролировать подобные сообщения, всюду мы наблюдаем глубокое душевное возбуждение, сопровождающееся более или менее бурным состоянием визионирующих. Наоборот, для сообщений о явлениях Иисуса характерно то, что в них совсем отсутствует подобный тумультизм. Единственно большое собрание первенствующей церкви, с большим оживлением, происходило в день 50-цы, но визионирование здесь как раз не наблюдается. Равным образом из посланий к Коринфянам мы знаем, что богослужебная жизнь коринфской общины многократно принимала экстатические черты; но нигде нет следа того, чтобы богослужебные собрания сопровождались визионерными состояниями или явлениями Воскресшего. Там же, где рассказывается о явлениях Иисуса, нет следа экстатической возбужденности. Эти простые факты должно всегда противопоставлять друг другу 1400 . Допустим, что возможность визионерных состояний по смерти Иисуса доказана, но главный вопрос этим еще не решается. Нам ясно показано, как по смерти Господа все мысли и чувства учеников вращались вокруг Него, пока не началось визионирование. Однако, вопрос: как по- —818— нять, что сами ученики думали о явлениях Иисуса совсем иное, чем думают о видениях умерших – другими словами, каким образом ученики уверовали, что они видят Воскресшего, этот вопрос остается без ответа. О Воскресении говорит пустой гроб, при котором никакая теория не может помочь. Выше мы указали, что и визионеры не в состоянии проецировать ничего вовне, что бы не заключалось в душе. Теперь мы должны отметить, что для созерцания Воскресшего в учениках не имелось никакой психологической основы. Насколько говорят нам источники, ученики ни о чем менее всего не помышляли, как о Воскресении своего Учителя. Их настроение того времени нашло свое выражение в откровенных словах эммаусских спутников: мы надеялись, было, что Он избавит Израиля. «Мы надеялись»... и только. |
| И затем мы должны прислушиваться к тому, что Он говорит, и вглядываться в то, что Он творит, всматриваясь во все ситуации, которые описаны в том или другом евангельском отрывке, с благоговением, с интересом, с трепетом, потому что это Он говорит нам, Его мы видим движущимся, действующим, спасающим. И мы должны постараться найти свое место в толпе, Его окружающей, слушать, как если бы мы присутствовали действительно, когда Он произносил эти слова, слушать, как если бы мы стояли в толпе, когда Он целил, спасал, звал к покаянию людей, пришедших к Нему. И слушать, будто слова, которые Он произносил, как говорит в Евангелии апостол Петр — слова жизни (Ин 6:68), не слова смерти: слова, способные пробудить в нас все, что есть живого и по-человечески, и по-Божиему, по вечности. Слова жизни, а не слова смерти в том смысле, что они должны привести нас к жизни, а не осудить нас даже прежде нашей смерти. И это очень важно, потому что из страха, из чувства осужденности мы никогда ничего не достигнем. Итак, будем читать Евангелие, выбирая все те отрывки, которые доходят до нас, — не те отрывки, которые проходят мимо; отрывки, которые бьют нас в сердце или, словами эммаусских путников, заставляют гореть наши сердца, когда Он говорит нам (Лк 24:32). Будем читать эти отрывки, которые, воспламенив наши сердца, могут также привести — или приводят — к жизни наш ум, подвигают нашу волю, побуждают нас к новой жизни. И вспомните — или поймите впервые, — что эти отрывки показывают нам, что вэтом (и это может быть что-то очень малое) Бог и мы едины умом, едины сердцем, что мы коснулись чего-то, в чем мы уже, пусть потенциально, подобны Богу. Это — откровение Божие нам, когда мы обнаруживаем, что Он подобен нам, а мы — Ему. Это и откровение о нас самих: в этой точке Бог и я — сродни, мы подобны, это уже отблеск Божественного образа, который я могу уловить в себе. И обнаружив это, мы можем прибавить: Дай мне быть верным этому, потому что сохранив верность этому, я буду также верен себе и верен Богу. |
| И затем мы должны прислушиваться к тому, что Он говорит, и вглядываться в то, что Он творит, всматриваясь во все ситуации, которые описаны в том или другом евангельском отрывке, с благоговением, с интересом, с трепетом, потому что это Он говорит нам, Его мы видим движущимся, действующим, спасающим. И мы должны постараться найти свое место в толпе, Его окружающей, слушать, как если бы мы присутствовали действительно, когда Он произносил эти слова, слушать, как если бы мы стояли в толпе, когда Он целил, спасал, звал к покаянию людей, пришедших к Нему. И слушать, будто слова, которые Он произносил, как говорит в Евангелии апостол Петр – слова жизни ( Ин.6:68 ), не слова смерти: слова, способные пробудить в нас все, что есть живого и по-человечески, и по-Божиему, по вечности. Слова жизни, а не слова смерти в том смысле, что они должны привести нас к жизни, а не осудить нас даже прежде нашей смерти. И это очень важно, потому что из страха, из чувства осужденности мы никогда ничего не достигнем. Итак, будем читать Евангелие, выбирая все те отрывки, которые доходят до нас, – не те отрывки, которые проходят мимо; отрывки, которые бьют нас в сердце или, словами эммаусских путников, заставляют гореть наши сердца, когда Он говорит нам ( Лк.24:32 ). Будем читать эти отрывки, которые, воспламенив наши сердца, могут также привести – или приводят – к жизни наш ум, подвигают нашу волю, побуждают нас к новой жизни. И вспомните – или поймите впервые, – что эти отрывки показывают нам, что вэтом (и это может быть что-то очень малое) Бог и мы едины умом, едины сердцем, что мы коснулись чего-то, в чем мы уже, пусть потенциально, подобны Богу. Это – откровение Божие нам, когда мы обнаруживаем, что Он подобен нам, а мы – Ему. Это и откровение о нас самих: в этой точке Бог и я – сродни, мы подобны, это уже отблеск Божественного образа, который я могу уловить в себе. И обнаружив это, мы можем прибавить: Дай мне быть верным этому, потому что сохранив верность этому, я буду также верен себе и верен Богу. |
| 34 На вопрос: почему Христос не хотел, чтобы ученики узнали Его сразу, блаженный Феофилакт говорит: «Для того, чтобы они открыли все свои недоумения, обнаружили свою рану и потом уже приняли лекарство», «чтобы научить их из Моисея и пророков...». 35 Греческий текст этого места довольно непонятен. Τρτην τατην μραν γει σμερον – уже третий день ныне. К чему относится здесь глагол γει? Некоторые относят его к слову ατς – Он, но тут получается совершенно нескладное выражение: «Он (Христос) ведет уже третий день». Поэтому лучше на основании исследования Меркса (1906, с. 526–528) читать это место так: κα δο τρες μραι – и вот три дня... В Синайском кодексе глагол γει также опущен. Слово σμερον – «ныне» опущено и у Тишендорфа. 36 То, что Господь «благословил и разделил хлеб», еще не может служить признаком совершения здесь Евхаристии. Во-первых, здесь употреблено выражение ελογεν, а не εχαριστεν, как в Лк.22:19 , где сообщается об учреждении Евхаристии, а потом, главное, Господь не предлагает здесь «Своего Тела» и «Своей Крови», тогда как именно это, собственно, и отличало Евхаристию от обыкновенной трапезы. Притом все дело здесь, кажется, ограничилось только благословением и подачей ученикам преломленного хлеба, который ученики, очевидно, даже и не вкусили, так как тогда же, в самый момент принятия хлеба, у них открылись глаза и они узнали Христа, Который сейчас же незаметно исчез. 37 Стихи 34–35 Меркс (1905, с. 533 и сл.) считает вставкой, потому что заявление 11-ти, во-первых, несогласно с тем, что сказано в этой главе до сих пор, а во-вторых, несогласно и с тем, что сказано об их душевном состоянии, в каком они находились, увидев Господа (стих 37). Если они уже знали о воскресении Христа, могли ли они испугаться, увидев Его и принять за «дух»? Но что касается внезапного перехода от уверенности в воскресении Христа к страху, то это не представляет психологической невозможности для апостолов, которые еще сами-то и не видели Христа. А с первой половиной главы здесь противоречия нет, потому что здесь изображаются уже совершенно новые обстоятельства, неизвестные Эммаусским путникам. |
| Древнейшую чеш. лит-ру X-XI вв. В. рассматривал как непосредственное продолжение великоморавской. Второе слав. Житие кн. Вячеслава он считал не переводом лат. текста, а особой редакцией, существенно дополненной слав. книжниками XI в. (издал с комментариями в Сборнике старослав. лит. памятников о св. Вячеславе и св. Людмиле. Прага, 1929). В. занимался проблемой средневек. чеш. перевода Библии , откомментировал все известные к тому времени чеш. средневек. сборники евангельских чтений (Старочешские евангелиарии. Прага, 1931). В. исследовал чеш. глаголитизм XIV-XV вв. (деятельность Эммаусского мон-ря и его филиалов в Польше и Силезии) в связи с древнейшей эпохой чеш. письменности. Выполненные В. описания кириллических и глаголических рукописей чеш. собраний (Народного музея (1955, совм. с Й. Вайсом), Народной б-ки и Славянской б-ки (1953-1954, опубл. в 1995) в Праге) страдают неточностью датировок, что искупается полнотой раскрытия их содержания. Перу В. принадлежит значительное число статей в церковной периодике 1920-1930 гг. о проблемах католицизма и церковной унии в слав. странах, связанных, как он считал, с кирилло-мефодиевской миссией и кирилло-мефодиевским наследием, о церковных памятниках и вопросах церковной жизни в Закарпатской (Подкарпатской, по чеш. терминологии) Руси. В. переводил на чеш. со старослав. (Проглас св. Евангелия Кирилла (Константина) Философа, Житие, похвала и службы ему, Житие архиеп. Мефодия, Похвала Клименту, папе Римскому, св. Климента Охридского, «О письменах» Храбра Черноризца и др.), со старочеш. (памятники барочной лит-ры) и рус. («Размышления о Божественной литургии» Н. В. Гоголя, «Уединенное», комментарии к Легенде о великом инквизиторе и др. произведения В. В. Розанова, С. М. Соловьëва, Н. Ф. Фëдорова, П. Я. Чаадаева, прозу и поэзию К. Д. Бальмонта, М. А. Волошина, З. Н. Гиппиус, М. А. Кузмина, О. Э. Мандельштама, А. М. Ремизова и др.) языков. Соч.: Va š ica J. Z církevneslovanskych rukopisu Národni knihovny v Praze a Slovanske knihovny. Praha, 1995; Literarní památky epochy velkomoravské (863-885). Praha, 19962. |
| После сего некоторые спрашивали, говорят, Феодора, были ли ощутительны для него причиняемые ему мучения, — и он отвечал, что не мог совершенно не чувствовать их, но что подле него стоял какой-то юноша, который смягчал его страдания. Отирая с него пот тончайшим полотенцем, возливая на него самую холодную воду и тем удерживая кровь его от воспаления, этот юноша воодушевлял его на подвиги. До такой степени презирать свое тело кажется мне делом не одного человека, сколь бы мужествен ни был он; надобно, чтоб ему помогала и божественная сила. Итак мученик Вавила, по вышесказанным причинам, сперва перенесен был в Дафну, а потом опять вынесен оттуда. В непродолжительном времени после сего события, на храм дафнийского Аполлона неожиданно упал огонь и сжег на нем кровлю, а в нем статую. Остались одни обнаженные стены, ограда и колонны, которыми поддерживалась передняя и задняя сторона здания. Христианам казалось, что этот огонь на демона послан был от Бога, по молитве мученика: а язычники толковали, будто он был делом Христиан. Когда это подозрение разошлось повсюду, — жреца Аполлонова привели в суд с тем, чтобы он показал, кто дерзнул произвести упомянутый пожар. Но жрец, заключенный в узы, жестоко высеченный и вытерпев множество побоев, не сделал никакого показания. Это-то особенно заставило Христиан думать, что разрушение храма было делом не человеческих козней, а мщения Божия, и произведено ниспадшим с неба огнем. Все сие совершилось, как сказано. Вероятно, по случаю этого события в Дафне ради мученика Вавилы, царь, узнав, что в Милете, близ храма Аполлона дидимейского, построены молитвенные домы в честь мучеников, написал префекту Карии, что, если они имеют кровлю и священную трапезу, сжечь их, а когда эти здания выведены только в половину, то раскопать их до основания. Глава 21 Об изображении Христа в Панеаде, которое Юлиан низверг и разрушил и на место которого поставил изображение самого себя; о том, что это последнее поражено и истреблено молниею, также об эммаусском источнике, где Христос умывал ноги, о дереве Персисе, которое в Египте поклонилось Христу и о производимых чрез него чудесах. |
| Лучшим для этого запечатления средством является совершение таинства св. евхаристии и приобщение свв. тела и крови Христовых. Что евхаристией дается истинное разумение Христа, это доказывается повествованием об эммаусских путниках. Они долго не узнавали беседовавшего с ними Незнакомца: «очи же ею держастеся, да Его не познаета» Лк.24:16 . Не открылся Он им и в некратком собеседовании. И что замечательно, в них «горело сердце» ст. 82, то сердце, которым, по Апостолу Рим.10:10 , «веруется в правду», – и, однако, требовалось еще одно условие для узнавания учениками Своего Учителя. «Когда Господь, взяв хлеб, благословил, преломил и подал его им», – тогда «онема отверзостеся очи», замечает св. Лука, «и познаста Его» ст. 31. Возвратившись в Иерусалим, путники рассказали другим Апостолам о всем, происшедшем с ними на пути, о встрече и собеседовании с Воскресшим, о том, – полагать надо, – как они вначале не узнали Его и как, наконец, Он «познася има в преломлении хлеба» ст. 85. Если только одно евхаристическое действие – преломление хлеба – «отверзло очи» Апостолам, то как же нам не зреть Господа очами сердца в самом таинстве евхаристии?! Эта мысль (т.е. о познании Христа именно в евхаристии и чрез евхаристию), только с обратной стороны, выражается следующими словами св. Иринея-Лионского: «Иные, почитая окружающий нас мир произведением недостатка, неведения и страсти», пишет св. отец, «когда приносят плоды неведения, страсти и несовершенства, тем самым грешат против своего Отца, скорее нанося Ему оскорбление, чем воздавая благодарность. Каким же образом они могут говорить, что тот хлеб, над которым совершено благодарение, есть тело их Господа, и чаша есть кровь Его, когда утверждают, что Он Сам не есть Сын Творца мира, т.е. Слово Его, чрез Которое дерево приносит плоды, текут источники, «земля дает сперва зелень, потом колос, наконец, полное зерно в колосе» Мк.4:28 146 . В другом месте тот же св. отец обличает тех «безрассудных, которые презирают устроение Божие и отрицают спасение плоти, и отвергают её возрождение, говоря, что она не участвует в нетлении. |
| Движимое любовью созерцание в особой перспективе открывает связи явлений, не улавливаемые под другим углом зрения: малейшие осуществленные в мире события любви, но также цепочки актов, ведущих к ее разрушению. До тех пор пока у супругов, как у Эммаусских путников, не откроются глаза и они не увидят Христа друг в друге, их брак, даже страстный, спаянный, радостный, останется лишь перемирием двух эгоизмов, двух влечений, двух потребностей, наконец, двух удобств 207 . Таинство любви, каждый из его элементов, заслуживает внимательного соотнесения с другими, на первый взгляд далекими, событиями человеческой жизни, каким бы ограниченным ни казался частный опыт их взаимного освещения. Присутствующий на православном чине венчания западный христианин может быть удивлен, как отмечает митр. Каллист, двумя вещами: отсутствием и присутствием. Отсутствует элемент, составляющий ключевой момент западного обряда венчания, – обмен клятвами. Присутствует момент, которого не знает западный обряд, – увенчание венцами (у славян венцы золотые, серебряные или из других металлов, у греков – гирлянды цветов, порой искусственных). И восточная, и западная форма обряда венчания включает благословение кольцами невесты и жениха. Кольца символизируют и для восточных, и для западных христиан обет взаимной верности друг другу, скрепляющий новый союз. Символ обета сопровожден в западной традиции торжественным актом обмена обещаниями. Последний элемент отсутствует в греческой практике: здесь венчаемые не произносят слов обещания; на всем протяжении обряда не предполагается эксплицитных высказываний ни женщины, ни мужчины. В современных греческих богослужебных изданиях только упомянуто, что перед началом службы священник спрашивает у молодых, вполне ли свободно они принимают решение объединить свои судьбы, и убеждается в их взаимном согласии. Но это недавний подход. Никакого упоминания о вопросе, задаваемом молодой чете, нет в греческих литургических книгах XIX – начала XX века. Русская богослужебная практика предполагает определенные вопросы. |
| По сказаниям Матфея и Марка; ангелы сказали женам, чтобы апостолы шли в Галилею, где Господь намерен был явиться им. Между тем, по другим евангельским сказаниям, Господь явился ученикам своим несколько раз в Иерусалиме, прежде чем они пошли в Галилею ( Mapk. XVI:2–12–14 ; Лyk. XXIV:13–35 и друг.). Если Иисус Христос намерен был явиться в Иерусалиме, то для чего Ему нужно было посылать апостолов в Галилею? На это нужно сказать, что иерусалимские явления не могли исключать галилейских. Галилея, как известно, была по преимуществу местом деятельности Иисуса Христа и в ней было более последователей Его, чем в Иудее. Понятно, что в Галилее могло видеть Его большее число последователей, чем в Иудее; несомненная истина Его воскресения могла быть засвидетельствована большим числом лиц, и явление Его могло привести к Нему большее число верующих. Далее, нужно принять во внимание, что Господь по воскресении являлся ученикам для подробного разъяснения того, что раньше говорил кратко ( Деян. 1, 3 ). По этому необходимо было избрать удобное место для явлений. Но какое место могло быть более удобным для продолжительных бесед, как не тихая Галилея, где Господь мог спокойно беседовать с учениками своими и всеми вообще верующими в Него, не возбуждая негодования и преследования со стороны врагов? И до страданий своих Господь преимущественно проповедовал в Галилее, избрав для этого определенные места. Галилея, затем, была родиною Его учеников; по этому последние могли иметь здесь средства к жизни более надежные, чем в Иерусалиме. Вот почему ангел указывает на Галилею, как на преимущественное место явлений Господа. Его слова, однако, не исключали иерусалимских явлений. Если ангел не упоминает о них, то это обусловливаюсь тем, что Иисус Христос ранее не говорил о явлениях в Иерусалиме, тогда как о галилейских явлениях он говорил неоднократно ( Mamф. XXVI:32 ; Mapk. XIV:28 и друг.). Явления Господа в Иерусалиме необходимы были для того, чтобы ученики убедились в Его воскресении и пошли в Галилею. Одного свидетельства ангела о воскресении Господа недостаточно было, чтобы утешить учеников и не дать погаснуть их вере в Иисуса. Мы же надеяхомся, говорят, например, эммаусские спутники, – ученики Господа, яко сей есть хотя избавити израиля: но и над всеми сими третий сей день есть, отнелиже сия быша ( Лyk. XXIV:21 ). Вот состояние учеников даже после того, как жены сказали им о явлении ангела и о воскресении Иисуса! Их надежда на избавление Израиля Иисусом Христом оставила их, даже несмотря на то, что жены сказали им о явлении ангелов и о воскресении Иисуса. Ученики по прежнему были несмысленны и косны сердцем, чтобы уверовать в Него. Вера учеников была подобна потухающему светильнику; этот светильник угас бы, если б Господь своими явлениями не возжег его ярким пламенем. |
|
|
