| Рис. 70. Элевсин. «Колодец дев». Фото автора Что же происходило за закрытыми воротами святилища? Сведения об этом крайне отрывочны и имеют косвенный и даже зачастую полемический (христианский) характер. В силу недоступности сведений о мистериях учёных – и древних, и новых – всегда волновал вопрос: было ли в Элевсинских мистериях ещё нечто, кроме торжественных ритуалов, реактуализирующих и обыгрывающих вновь и вновь миф о Деметре и Персефоне? Стояло ли за этой «игрой» собственное учение, дававшее участникам, прошедшим последнюю степень инициации, некое тайное, сакральное знание? Некоторые учёные были склонны полагать, что мистерии Деметры сводились лишь к ритуалам и что участвовавшие в них выносили из мистерий лишь то, до чего сами смогли додуматься: каждый сообразно с собственными умственными и душевными способностями мог объяснить себе смысл всех обрядов 592 . Но всё же мистерии Элевсина не ограничивались лишь обрядами и их истолкованием. О том, что через совершаемые ритуалы проводилось некое сакральное учение, «освещавшее те запросы мысли древнего эллина, на которые не давала решения общая, всем открытая народная эллинская религия» 593 , свидетельствуют многие античные авторы. Пиндар с восторгом пишет: Блажен, кто сошёл под землю, Увидев, что он увидел: Ведом ему жизненный конец, Ведомо дарованное от бога начало 594 . Софокл свидетельствует: Блаженны трижды смертные, что узрят Тех таинств непорочных благодать И уж затем в Аидову обитель Сойдут. Одни в ней жизнь они обрящут, Всем прочим в ней лишь горе суждено 595 . Знаменательны и слова Платона в диалоге «Федон»: Сошедший в Аид непосвящённым будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов 596 . Древнегреческий историк Луций Флавий Арриан сообщал в записанных им «Беседах Эпиктета», что целью установления древними Элевсинских мистерий было не что иное, как воспитание и исправление образа жизни людей 597 . О нравственном значении мистерий, об их облагораживающем влиянии на жизнь человечества говорят и другие авторы. |
| 4 Тихо душа излетевши из тела нисходит к Аиду, Плачась на жребий печальный, бросая и крепость, и юность. (Илиад. XVI, 855). Душа Менетида, как облако дыма, сквозь землю С воем ушла. (Илиад. XXIII, 100). 12 Кадм из Милета около 540 г. до Р.Х.; Акусилай из Аргоса (более, впрочем, мифограф, нежели логограф (Clem. Alex. Strom. VI, 629); Гекатей из Милета (в начале VI в. до Р. X.); современник Геродота, Ферекид, занимавшийся более мифологией и генеалогией богов, нежели земными событиями; Харон из Лампсака (около половины V века до Р. X.), писавший о восточных странах; Гелланик митиленский; Ксанф лидиец, получивший греческое образование; Дионисий милетский и другие. (О них в Geschichte der griechischen Literatur, v. К. Otfried Müller, Breslau, 1857, Th. I. S. 468, sqq), Название логографов присвоил им Фукидид. 14 Xenophanes, fr. 7 (Sext. Emp. adv. Math. IX, 193). Clemens Alex. Strom. V, p, 601. Ed. Sylburg. Lutetiae Parisiorum, 1641. 17 Различные названия мистерий: μυστρια, ργια, (первое преимущественно для элевсинских, последнее для орфических мистерий); также τλη или τελετα; для обозначения собственно высшего посвящения; иногда πρρητα и ρρητα; у Римлянъ – initia. Название мистерий обнимает как внещннно сторону культа (посвящения, очищения, посты, песни, жертвы и прочие обряды, вообще τ δρμενα, quae fiebant), так и внутреннюю (феологическое и нравственное содержание культа: τ λεγμενα). Pausan. II, 37, 3. III, 22, 2. IX, 25, 6, 30, 6. Plutarch v. Solon. 9. 18 «Религиозные мистерии Греков имели чужеземное происхождение; родина их не в Египте; у нас ость блистательный единственный факт, открывающий их истинное отечество» (Индию). (Гр. Уварова, Исследование об элевсинских таинствах. Соврем. 1847 г. кн. 2, стр. 86). Этот единственный факт, указывающий на индийское происхождение мистерий, составляют заключительные слова элевсинских праздников (ονξ ομπαξ), имеющие, по исследованию Вильфорда (в V томе записок Азиатского Общества) санскритское происхождение. 19 Sainte–Croix, Histoire de la religion secrète des anciens peuples, Paris, 1774. |
| § XX. Об Элевсинских мистериях И что удивительного, если этруски, варвары, посвящаются в гнусные таинства в честь этих ужасных событий, когда и у афинян, и во всей Элладе мифология, касающаяся Деметры, полна позора, о котором даже говорить стыдно. Ведь Деметра, блуждая в поисках дочери Коры, сильно устает и садится удрученная, на колодец в Элевсине (это местность в Аттике). Делать это до сих пор запрещается посвященным, дабы не казалось, что они подражают горюющей богине. А жили в Элевсине тогда землеродные. Имена им Баубо, Дисавл, Триптолем, а еще Евмолп и Евбулей. От них происходит афинский род Евмолпидов и Кириков. Баубо же (не премину сказать об этом), приняв гостеприимно Деметру, предлагает ей кикеон. Когда та отказалась взять и не пожелала пить, так как была печальна, Баубо, огорчившись, словно ее обидели, задирает подол и показывает богине срам. Деметра же радуется зрелищу и отведывает напиток, насладившись увиденным. Это и есть мистерии афинян. § XXI. Об Элевсинских мистериях (продолжение) Это и Орфей описывает. Приведу тебе сии его слова, дабы ты имел мистагога в качестве свидетельства бесстыдства: Так изрекла и, одежды подняв, показала Деметре То, что показывать стыд не велит; был Иакх там малютка. Этого Иакха, смеясь, теребит под подолом рукою. Тут улыбнулась богиня, улыбкою сердце согрела И приняла благосклонно сосуд, где напиток был налит. Имеется и пароль Элевсинских мистерий: Я постился, пил кикеон, получил из корзины («кисты»), потрудившись, отложил в лукошко («калатос») и из лукошка в корзину. Прекрасное и подобающее богине зрелище! § XXII. О тайных символах мистерий Посвящения, достойные ночи и огня, и многомужественного, скорее же многосуетного племени Эрехтидов, а также и остальных эллинов, которых ждет после кончины то, чего они не ожидают. Кому пророчествует Гераклит Эфесский? Странствующим по ночам, магам, вакхантам, вакханкам, мистам; им угрожает тем, что после смерти; им предсказывает огонь, ведь они нечестиво посвящаются в то, что у людей считается мистериями. |
| На пятый день приходилась кульминация публичных ритуалов. Массовая процессия, включавшая в себя жриц со священными предметами в руках (сосуд с кикеоном и ветви мирта), мистов (младших жрецов) и неофитов с их наставниками, на рассвете выходила из Афин и направлялась в Элевсин по «Священной дороге». К полудню процессия пересекала мост через реку Кефисий. Процессию встречали люди в масках, которые поносили уважаемых граждан города. К закату путники с факелами входили во внешний двор святилища. Затем следовали ритуальные танцы и воспевания гимнов. Мисты с факелами в руках изображали скитания Деметры в поисках Персефоны при свете факела. На следующий день посвящаемые постились и приносили жертвы. Затем следовали тайные обряды – τελετα («посвящения») – и ночная инициация неофитов – ποπτεια («созерцание») –высшая ступень мистериального посвящения, к которой готовились в течение целого года. На следующий день совершались обряды с упоминанием покойных. На девятый же день процессия возвращалась в Афины. §4 Тайные действия и смысл Элевсинских мистерий Описав внешнюю сторону мистериальных действ, перейдём к внутреннему содержанию таинств, насколько только оно вообще поддаётся реконструкции. Тайнодействия совершались внутри священного комплекса, огороженного внешней стеной (см. рис. 69). Внутри находился двор, торговая аркада и булевтерий (здание совета), несколько жилых построек (вероятно, для жрецов), храм Артемиды, храм Персефоны (Коры), высеченный в скале. Рис. 69. Священный комплекс, ограждённый внешней стеной, внутри которого совершались мистерии. Современный макет. Фото автора Кроме того, особое значение для мистерий имели Колодец дев (см. рис. 70) (Каллихора), где согласно мифу Деметра оплакивала Персефону; Плутониум – небольшой храм, примыкающий дальней своей стороной к пещере, из которой, как считалось, Персефона ежегодно выходила из Аида, возвращаясь к матери; Телестерион (от греч. τλος – «священный обряд», «церемония», «кульминация», «предел», «высшая точка») – самый важный храм Элевсина, занимавший основное пространство комплекса; внутри Телестериона находился Анакторон (греч. νακτρον – букв. «царский чертог») – маленькое прямоугольное строение, состоящее из двух комнат, самое сакральное место Элевсинских мистерий, где хранились святыни культа и совершался главный акт, главное посвящение «великих мистерий». |
| По орфическо-мистическому миросозерцанию в человеческой природе соединены два противоположные начала – божественное и титаническое. Все доброе, разумное, живое в человеке сводится к доброму, одушевляющему началу, олицетворяемому в Дионисе; все грубое, нечистое, злое – титанического происхождения. Органом этого нечистого в человеке служит тело и возбуждаемые им чувственные желания. Земная жизнь есть поприще очищения и борьбы для духа, освобождения из-под грубой силы чувственности. Цель её и конец борьбы составляет восстановление первобытной чистоты, возвращение души в то блаженное состояние, из которого она ниспала. Дионис есть бог, освобождающий от уз и скорбей этой жизни. Религиозно-нравственная сторона мифа о Дионисе, точно так же, как мифа о Деметре в элевсинских мистериях, покоится на физической основе. Бог , податель вина в физической сфере, является в духовной сфере освободителем от нужд, забот и печалей ежедневной жизни, виновником чистого духовного энтузиазма, в состоянии которого человек возвышается до истинного знания, до высокого творчества и духовных радостей 122 . Наконец тот же бог является освободителем родственных ему по природе человеческих душ от тягостей и скорбей земной жизни, в которой они заключены как в темнице, и переводит их в небесные страны. Союз его с Персефоной под образом Коры или Ариадны есть союз с человеческой душой, возвратившейся в свое небесное отечество. Постоянными атрибутами Диониса были две чаши (кратира) – чаша забвения и чаша мудрости. Когда чистая душа, провождающая блаженную жизнь на небе, пьет из чаши рождения, то теряя память о небесном низвергается в область временного чувственного бытия, как в темницу; но когда при окончании нежной жизни душа пьет из другой чаши – возрождения, мудрости, то забывает о земном и возвращается снова в небесное отечество 123 . Таким образом смутное чаяние бессмертия в элевсинских мистериях получило в орфических мистериях определенный вид религиозного догмата. Этот догмат сделался средоточием целого мировоззрения. К идее бессмертия в орфических мистериях присоединились идея падения и идея очищения, примирения с Божеством и возрождения души к новой лучшей жизни. Орфическо-дионисовское мировоззрение условливало собою если не прямо печальное, то серьёзное душенастроение и нравственно-аскетический взгляд на жизнь. По этому мировоззрению жизнь не есть светлый пир чувственности и всяких утех, но поприще труда, подвигов и очищения. Это мировоззрение проникнуто идеей падения из первобытного состояния, которое может быть возвращено или восстановлено только посредством нравственного подвига и очищения. Но при этом как жизнь получила более важности и строгости, так смерть перестала быть страшной, какой она являлась в общем гелленском сознании. |
| (Это – преимущественно в сочинении «Строматы»), Первая часть апологетики Климента, представляющая критику язычества, не составляет у него чего-либо оригинального, не имеет особого значения в дальнейшем движении апологетики вообще и в некоторых пунктах решительно противоречит идеям самого Климента. Мы изложим ее поэтому в самых кратких чертах. Воззрения Климента на языческий культ ничем не отличаются от воззрений апологетов времени ему предшествующего. Климент в почитании идолов видит фетишизм и доказывает довольно пространно нелепость обожания дерева и камня. Как человек в высшей степени образованный, Климент, при раскрытии этого устарелого воззрения на языческий культ, сумел все-таки стать занимательным. Он на основании исторических памятников доказывает, когда произошли те статуи, которым язычники приписывали чудесное происхождение и которые они в следствие этого особенно почитали. Он доказывает историческими примерами, когда кощунственное отношение к статуям не делало никакого вреда для тех лиц, которые кощунствовали. Вместе с предшествующими апологетами и Климент указывает на то, что статуи не имеют ни чувства, ни движения, что они ниже животных; они не ощущают, когда их полируют, калят и т. под. 74 ). Есть у Климента еще одна черта, которую он указывает в осуждение языческому культу и указание которой вполне достойно его. Языческие статуи вредны потому, что они чрезвычайно изящны. Они воочию и в прекрасной форме представляют порок, и в следствие этого возбуждают его. Высокое искусство увековечивает непотребства, созерцание которых раздражает страсть в язычниках 75 ) Климент, как и ранее его Тациан, знаком был не только с открытым культом язычников; он знал и языческие мистерии. Мистический культ, как известно, особенно развит был в Египте, местопребывании Климента. Многоученость Климента и здесь, как и в других случаях, и как не у него одного, не соединяется с глубиною воззрения. Религия эллинов, говорит Прессансэ, была изобретена для прекрасных дней, для торжества искусства и веселых часов. Но она не могла удовлетворить душу, как скоро скорбь о бесконечном и невидимом обнимала ее и пугала ее тенью смерти. Мистерии были основаны, чтобы утешить эту скорбь и прогнать страх. Во всех них лежала мысль об обновлении человека чрез смерть и об очищении его души, по отделении от тела. Эти идеи мы находим и в мистериях элевсинских, и в мистериях Бахуса, Орфея и Эроса. Климент в жару полемики опускает из вида многочисленные свидетельства древних писателей, которые в ясном свете выставляют эту сторону мистерий. Он с настойчивостью восстает против грубых сказок, нелепых и безнравственных эпизодов мистерий, забывая, что мистерии, как тесно связанные с естественными религиями, могли не уничтожать, а только видоизменять и идеализировать их мифы. В элевсинских мистериях Климент видит только, как молодую девушку похищает охотник, вместо того, чтобы в дочери Цереры узнать душу, которая похищается смертью с тем, чтобы ожить в другом месте 76 ). |
| Leiden, 1969. P. 15 – 18; Элиаде М. История веры и религиозных идей. М., 2001. T.I. От каменного века до элевсинских мистерий. С. 84–87. 17. См.: James E. O. Creation and Cosmology: A Historical and Comparative Inquiry. Leiden, 1969. P. 15 – 18; Элиаде М. История веры и религиозных идей. М., 2001. T.I. От каменного века до элевсинских мистерий. С. 84–87. 18. Obenga T. African Philosophy: The Pharaonic Period, 2780-330 B.C. Per Ankh Press, 2004. P. 542. 19. Obenga T. Egypt: Ancient History of African Philosophy.//A Companion to African Philosophy. Ed. by K. Wiredu. Bodmin, 2006. P. 43. 20. De Moor J.C. The Crisis of Polytheism in Late Bronze Ugarit.//Oudtestamentische smudien. Deel XXIV. Uitgegeven door A.S. Van der Woude. Leiden, 1986. P. 3. 21. Ancient Near Eastern Texts… P. 61. 22. Ibid. 23. Eichrodt W. Theology of the Old Testament. Philadelphia, 1967. Vol. 2. P. 99. 24. Ibid. 25. Ancient Near Eastern Texts… P. 66–67. 26. Грей Д. Ханаанцы. На земле чудес Ветхозаветных. М., 2003. С. 151. 27. Ancient Near Eastern Texts… P. 11–12. 28. Brown F., Driver S. R., Briggs C. The Brown-Driver-Briggs Hebrew and English Lexicon… Р. 965. 29. Аргумент D.T. Tsumura; излаг. по.: Van Leeuwen R. C. Bara//New International Dictionary of Old Testament Theology and Exegesis. Gen. ed. Willem Van Gemeren. Grand Rapids, 1997. Vol. 1. P. 729. 30. Ancient Near Eastern Texts… P. 68. 31. «Творец в определенном смысле слова уступает здесь человеку Свое право нарекать имя, приобщая его тем самым Своему творчеству и Своей власти над сотворенным миром».// Десницкий А.С. Поэтика библейского параллелизма. М., 2007. С. 101. 32. См. например шумерское повествование о Рае «Энки и Нинхурсаг»: Ancient Near Eastern Texts… P. 37 – 41. 33. A concise Hebrew and Aramaic Lexicon of the Old Testament. Ed. by W. L. Holladay. Leiden, 2000. P. 80. 34. Spillman R. The Passion Of Job. Xulon Press, 2004. Р. 84–85. 35. См.: Brodie T.L. Genesis as dialogue. New York, 2001. P. 139. Похожее на древо жизни дерево упоминается в шумерском повествовании о рае «Энки и Нинхурсаг». |
| Поэтому Сократ может быть назван истинным Дионисом философии 47 . Что касается, ближайшим образом, до значения Диониса – Якха в элевсинских мистериях, то оно определяется само собою в виду предшествующих исследований. За первоначальным блаженством, которым наслаждалась Персефона в своем невинно-чистом состоянии, последовало её падение, похищение её Плутоном. Возвращение её из Аида было для неё возвращением потерянного блаженства, обручением с богом, свойства которого должны были соответствовать её новому состоянию. Только Дионис, обозначавший собою господство духа, владыка идеального царства, мог сделаться её женихом; но, чтобы войти в святилище элевсиний и приблизиться к чистой Коре, он должен был принять вид отрока, сделаться Якхом. Персефона в этом виде отождествляется в греческой мифологии с Ариадной. Прекрасный миф об Ариадне слишком известен. Афины в продолжение девяти лет (или через каждые девять лет) должны были отправлять на остров Крит по семи юношей и семи девиц в жертву Минотавру, скрывавшемуся в Лабиринте. Когда нужно было отправить юные жертвы в третий раз, один благородный афинский юноша, Тесей, добровольно вступил в их число, обещаясь убить Минотавра. По прибытии в Крит, Тесей привлек к себе склонность Ариадны, прекрасной дочери царя Миноса и, получив от неё нить, с помощью которой мог выбраться из Лабиринта, убил Минотавра. По возвращении с острова Крит Тесей взял с собой Ариадну, но прибыв на остров Наксос покинул ее там, отплыв во время её сна. Ариадна уже близка была к отчаянию, но приближающееся шествие Диониса утешило царевну в её скорби, и дало ей счастье, большее прежнего. Ариадна сделалась богиней, супругой Диониса 48 . Под образом Ариадны нельзя не узнать человеческой души, которая отдала своему земному супругу лучшие свои сокровища – любовь и верность. Но конец и назначение её жизни не здесь, на земле, а на небе. Любовь и верность – это нить, которая проводит через лабиринт земного бытия. Тесей не оценил этих сокровищ. Но вот к верной душе приближается бессмертный бог и возносит ее из низкой страны своекорыстия и себялюбия на небо. Зевс возвратил ей юность и с той поры она называется Κρη. Дионис подарил Ариадне золотой венец с драгоценными украшениями 49 . Этот венец перенесен был потом на небо, где и блестит между созвездиями. По подражанию ему в элевсинских мистериях украшаемы были венком из цветов посвященные на последней степени посвящения. |
| При всем том в философском изъяснении Шеллинга столько новых и поразительных сближений, что оно невольно располагает и как бы подкупает в свою пользу. В эти нестройные, разрозненные останки разрушенного здания греческой мифологии он влагает дух жизни. В религию Эсхила, Софокла, Пиндара, Эврипида, Платона, которая является нередко лишенною смысла и чуждой первых и существенных требований нравственного чувства, он влагает смысл и благородное чувство, как бы оправдывая ее перед религиозными и нравственными требованиями человеческого духа. Этого мало. В виду всеобщего уважения в христианском мире к лучшим проявлениям жизни классического мира, который считал в числе своих граждан таких достойных людей и такие высокие умы, как названные нами, и весьма многие другие не названные, но известные каждому образованному человеку, он делает попытку оправдать их религию перед христианским сознанием, по крайней мере настолько, насколько человек, даже в своем падении, сохранил в себе и мог проявить свои лучшие силы, свои высшие инстинкты, и насколько предоставленный самому себе он мог если не удовлетворить требованиям своего разума, сердца и нравственного чувства, то по крайней мере заявить эти требования, выразить глубокочувствуемую потребность и надежду божественной помощи. Идея духовного царства, идея бога, изводящего души из мира, от неправд и скорбей земного бытия, идея жизни более чистой и совершенной нежели земная жизнь, были искрами божественного света во тьме язычества, даром божественной благости, руководствовавшей людей, живших вне божественного откровенного закона, естественными путями ко Христу и спасению. Но эти идеи и составляли душу элевсинских и орфических мистерий, смысл элевсинских и орфических символов. Символы эти возбуждали в посвященных лучшие надежды на будущее, пробуждали и укрепляли веру в будущую жизнь. «Наши (священные) истории – говорит Ориген в сочинении против Цельса (Lib. IV. с. 512, р. 1047. Patrologiae cursus completus, T. IX, 1857), – когда они понимаются как следует, разве не больше имеют важности, чем история Диониса, сначала обольщенного Титанами, потом ниспадшего с престола Зевса, растерзанного ими и наконец снова оживающего и восходящего на небо? И какое право имели Геллены переносить все это на душу и изъяснять символически применительно к ней?» – Приведем другое свидетельство Плутарха из письма его к жене, которым он, находясь в отсутствии, утешает ее в смерти малолетней их дочери. «Что касается до того, что тебе внушают другие, смущающие многих простых людей, будто с той поры, как душа разлучается с телом, для неё уже нет больше ни горя, ни печали, потому что она погибает, – я убежден, что ты не веришь этому и что наставления, которые ты получила от предков ( πτριος λγος), равно как священные обряды и тайные священнодействия религиозных мистерий Диониса, которые знаем мы составляющие братство, не допустят тебя преклонить слух к этим внушениям» 121 . |
| Сохранившиеся орфические поэмы и фрагменты суть остатки этой орфической литературы. К числу таких значительных остатков относятся Аргонавтика, Литика и Гимны. От других сохранились только фрагменты у последующих языческих и христианских писателей, а от иных не осталось ничего кроме названий 115 . 4 Религиозно-нравственное значение орфических мистерий Идею Орфизма, развившегося в связи с культом Диониса, определить довольно трудно. По изъяснению Шеллинга, Орфей сначала является противником Диониса, потому что был представителем принципа враждебного Дионису. Дионис есть освобождающий бог, начало политеистического множества, движения, разнообразной жизни: Орфей олицетворял собою принцип охранения прошлого, косности, задерживающей ход мифологического процесса, враждебной всякому нововведению, всякому свежему побегу жизни 116 . В этом же смысле он был противником Гомера, который представлял собой завершившуюся борьбу богов, развившийся политеизм. Вследствие своей вражды с Дионисом Орфей растерзан был его жрицами. Принцип Орфизма не устоял и ход мифологического процесса совершился. Боги политеизма, «вчерашние», как называет их Геродот (II, 63), явились, низвергши с престола всепоглощающего Кроноса 117 , и растерзанный Орфей сделался служителем нового бога – Диониса, так что, по свидетельству Павзания (V, 26:3), в древних греческих храмах статуи Орфея ставились рядом с образами Диониса, и сам Орфей в предании выступил то как посвященный в мистерии Диониса, то как установитель этих мистерий 118 . Таким образом мифическое лицо Орфея становится символом тех перемен, которые совершились в религиозном сознании Греков, олицетворением этого сознании. Как служитель бога природы (бога первой потенции), он страдает вместе с ним и умирает; но, когда этот бог восстает в чистом идеальном виде, как бог духовного царства, он оживает вместе с ним и становится служителем этого бога. Этот процесс перехода сознания из одного момента в другой, представляемый объективно, как страдания 119 , смерть и новое рождение или возрождение бога в младенчески чистом образе Якха, и составлял священный предмет мистерий Загрея. Поэтому общая идея их та же, что и элевсинских мистерий, с той разницей, что орфические мистерии идут дальше Элевсиний и составляют как бы естественное заключение их. Между тем как в элевсинских мистериях Деметра составляет только начало наступающего духовного царства Диониса, в орфических рождается властитель этого царства, составляющий, по Шеллингу, цель и последнее звено мифологии 120 . |
|
|
