| Эдмунд почувствовал такое облегчение, что, несмотря на мороз, ему стало тепло. И в тот же миг пришла а голову расчудесная, как ему показалось, мысль: «А вдруг это и есть тот великий Аслан, о котором говорили бобры? Королева уже поймала его и обратила в камень. Вот чем кончились их великолепные планы! Ха, кому он теперь страшен, этот Аслан?!» Так Эдмунд стоял и радовался беде, постигшей льва, а затем позволил себе очень глупую и неуместную выходку: достал из кармана огрызок карандаша и нарисовал на каменной морде очки. «Ну, глупый старый Аслан, – сказал он, – как тебе нравится быть камнем? Больше не будешь воображать себя невесть кем». Но, несмотря на очки, морда огромного каменного зверя, глядевшего незрячими глазами на луну, была такой грозной, печальной и гордой, что Эдмунд не получил никакой радости от своей проделки. Он отвернулся от льва и пошел по двору. Дойдя до середины, он увидел, что его окружают десятки статуй: они стояли там и тут вроде фигур на шахматной доске во время игры. Там были каменные сатиры и каменные волки, и медведи, и лисы, и рыси из камня. Там были изящные каменные изваяния, похожие на женщин, – духи деревьев. Там были огромный кентавр, и крылатая лошадь, и какое-то длинное существо вроде змеи. «Вероятно, дракон», – решил Эдмунд. Они стояли в ярком холодном свете луны совсем как живые, словно на секунду застыли на месте, и выглядели так фантастично, что, пока Эдмунд пересекал двор, сердце его то и дело замирало от страха. Прямо посредине двора возвышалась огромная статуя, похожая на человека, но высотой с дерево; лицо ее, окаймленное бородой, было искажено гневом, в правой руке – громадная дубина, Эдмунд знал, что великан этот тоже из камня, и все же ему было неприятно проходить мимо. Теперь Эдмунд заметил тусклый свет в дальнем конце двора. Приблизившись, он увидел, что свет льется из распахнутой двери, к которой ведут несколько каменных ступеней. Эдмунд поднялся по ним. На пороге лежал большущий волк. «А мне не страшно, вовсе не страшно, – успокаивал себя Эдмунд, – это всего-навсего статуя. Он не может мне ничего сделать», – и поднял ногу, чтобы переступить через волка, В тот же миг огромный зверь вскочил с места, шерсть у него на спине поднялась дыбом, он разинул большую красную пасть и прорычал: |
| Эдмунд почувствовал такое облегчение, что, несмотря на мороз, ему стало тепло. И в тот же миг пришла в голову расчудесная, как ему показалось, мысль: «А вдруг это и есть тот великий Аслан, о котором говорили бобры? Королева уже поймала его и обратила в камень. Вот чем кончились их великолепные планы! Ха, кому он теперь страшен, этот Аслан?!» Так Эдмунд стоял и радовался беде, постигшей льва, а затем позволил себе очень глупую и неуместную выходку: достал из кармана огрызок карандаша и нарисовал на каменной морде очки. «Ну, глупый старый Аслан, — сказал он, — как тебе нравится быть камнем? Больше не будешь воображать себя невесть кем». Но, несмотря на очки, морда огромного каменного зверя, глядевшего незрячими глазами на луну, была» такой грозной, печальной и гордой, что Эдмунд не получил никакой радости от своей проделки. Он отвернулся от льва и пошел по двору. Дойдя до середины, он увидел, что его окружают десятки статуй: они стояли там и тут вроде фигур на шахматной доске во время игры. Там были каменные сатиры а каменные волки, и медведи, и лисы, и рыси из камня. Там были изящные каменные изваяния, похожие на женщин, духи деревьев. Там были огромный кентавр, и крылатая лошадь, и какоето длинное существо вроде змеи. «Вероятно, дракон», -решил Эдмунд. Они стояли в ярком холодном свете луны совсем как живые, словно на секунду застыли на месте, и выглядели так фантастично, что, пока Эдмунд пересекал двор, сердце его то и дело замирало от страха. Прямо посредине двора возвышалась огромная статуя, похожая на человека, но высотой с дерево; лицо ее, окаймленное бородой,было искажено гневом, в правой руке — громадная дубина. Эдмунд знал,что великан этот тоже из камня, и все же ему было неприятно проходить мимо. Теперь Эдмунд заметил тусклый свет в дальнем конце двора. Приблизившись, он увидел, что свет льется из распахнутой двери, к которой ведут несколько каменных ступеней. Эдмунд поднялся по ним. На пороге лежал большущий волк. «А мне не страшно, вовсе не страшно, — успокаивал себя Эдмунд, это всего-навсего статуя. Он не может мне ничего сделать», — и поднял ногу, чтобы переступить через волка. В тот же миг огромный зверь вскочил с места, шерсть у него на спине поднялась дыбом, он разинул большую красную пасть и прорычал: |
| Наконец подъем стал более пологим, и перед Эдмундом раскрылась широкая долина. И тут на противоположном берегу реки, совсем рядом, рукой подать, посреди небольшой поляны между двух холмов, перед ним возник замок. Конечно же, это был замок Белой Колдуньи. Казалось, он состоит из одних башенок, украшенных высокими остроконечными шпилями. Башенки были похожи на волшебные колпаки, которые носят чародеи. Они сверкали в ярком лунном свете, их длинные тени таинственно чернели на снегу. Эдмунду стало страшно. Но возвращаться было поздно. Он пересек замерзшую речушку и приблизился к замку. Кругом – ни движения, ни звука. Даже его собственные шаги приглушались глубоким, свежевыпавшим снегом. Эдмунд пошел вокруг замка – угол за углом, башенка за башенкой – в поисках входа. Наконец, в самой задней стене он увидел большую арку. Громадные железные ворота были распахнуты настежь. Эдмунд подкрался к арке и заглянул во двор, и тут сердце у него ушло в пятки. Сразу же за воротами, залитый лунным светом, стоял огромный лев, припав к земле, словно для прыжка. Эдмунд ни жив ни мертв застыл в тени возле арки, не смея двинуться с места. Он стоял так долго, что, не трясись он уже от страха, стал бы трястись от холода. Сколько времени он так простоял, я не знаю, но для самого Эдмунда это тянулось целую вечность. Однако мало-помалу ему стало казаться странным, почему лев не двигается с места, – все это время Эдмунд не спускал с него глаз, и зверь ни разу не пошевельнулся. Эдмунд, все еще держась в тени арки, осмелился подойти к нему чуть ближе. И тут он понял, что лев вовсе на него не смотрит. «Ну, а если он повернет голову?» – подумал Эдмунд. Смотрел лев совсем на другое, а именно на гномика, стоявшего к нему спиной шагах в трех-четырех. «Ага, – решил Эдмунд, – пока он прыгает на гнома, я убегу». Но лев был по-прежнему недвижим, гном тоже. Только теперь Эдмунд вспомнил слова бобра о том, что Колдунья может любое существо обратить в камень. Что, если это всего-навсего каменный лев? И только он так подумал, как заметил, что на спине и голове льва лежит снег. Конечно же, это просто статуя льва! Живой зверь обязательно отряхнулся бы от снега. Медленно-медленно Эдмунд подошел ко льву. Сердце билось у него так, что готово было выскочить из груди. Даже теперь он не отважился дотронуться до зверя. Наконец быстро протянул руку… она коснулась холодного камня. Вот дурак! Испугался какой-то каменной фигуры. |
| Король Эдмунд призвал к себе епископа , которому доверялся во всем, и спросил, как советует он ответить свирепому язычнику Ингвару. Епископ устрашился ужасных бедствий, обрушившихся на страну, и испугался за жизнь короля. Он ответил, что будет лучше, если король признает власть Ингвара. Король выслушал этот совет молча, опустив глаза долу. Наконец он произнес: «Видишь, Господи, как страждет мой бедный народ! Так пусть и я лучше паду в сражении с теми, кто пришел завоевать землю наших предков». Епископ же отвечал ему на это: «Увы, мой король, но люди твои побиты, и нет у тебя сильного войска, с которым можно было бы выйти на битву. Разбойники придут и пленят тебя, если ты не скроешься, чтобы спастись. Ты сохранишь себе жизнь и тем, что подчинишься им». Но Эдмунд, храбрый король, возразил: «Я не желаю жить, если разбойники убьют моих возлюбленных подданных, захватив их врасплох, может быть даже спящими, вместе с их женами и детьми. Эдмунд не привык спасаться бегством и – если так будет нужно – готов отдать жизнь за свою страну. Господь-Вседержитель знает, что я никогда не отрекусь от Него и не отвергну Его любви, даже если мне придется умереть». Сказав это, Эдмунд, ничуть не устрашившись, обратился к посланнику Ингвара и ответил ему так: «Поистине ты заслуживаешь смерти, но я не обагрю своих рук твоей кровью, ибо я во всем следую Христу, Который Собою дал нам пример для подражания. Я готов с радостью принять смерть от вас, если Богу так будет угодно. Ступай не мешкая и передай своему жестокому господину, что король Эдмунд никогда не склонится перед Ингваром, предводителем язычников, пока сам Ингвар не поклонится Иисусу Христу как истинному Богу». Посланник тотчас ушел. Вскоре он встретил кровожадного Ингвара, который во главе своего войска спешил к Эдмунду, и передал этому злодею все, что слышал от короля. Охваченный гневом, Ингвар приказал своим воинам найти и схватить Эдмунда, который осмелился не подчиниться ему, и связать его. И вот появилось войско Ингвара. Эдмунд в это время возносился умом ко Спасителю . Увидев язычников, он бросил оружие, желая уподобиться Христу, Который помешал апостолу Петру обратить меч свой против воинов, посланных теми, кто жаждал Его крови. Злодеи язычники, связав святого Эдмунда, принялись глумиться над ним и бить его своими дубинами. Потом изверги подвели святого короля к дереву и крепко-накрепко привязали мученика к его стволу. Они еще долго истязали короля, Эдмунд же все это время не переставал молиться. Эти молитвы ко Христу, эта стойкая вера в Него лишь еще больше разъярили язычников. С дикой радостью они стали пускать в него стрелы, пока все тело его не было утыкано ими и не стало походить на тело покрытого иглами дикобраза. Так король Эдмунд принял те же муки, что и святой Севастиан, в тело которого тоже вонзились несколько сот стрел. |
| Это была правда. Все увидели, как безвольно повис щит Питера. Крики тельмаринцев усилились вдвое. – Ты видел больше битв, чем я, – спросил Каспиан, – есть ли еще какой-нибудь шанс? – Небольшой, – ответил Эдмунд, – и надеюсь, что он его не упустит. При удаче. – Зачем мы ему позволили? – сказал Каспиан. Внезапно крики с обеих сторон замерли. Сперва Эдмунд был в недоумении, а затем произнес: «О, я понял. Оба согласились отдохнуть. Пойдемте, доктор. Может быть, мы сможем что-нибудь сделать для Верховного Короля». Они побежали к полю. и Питер вышел из-за веревок навстречу им. Его лицо было красным и потным, грудь тяжело поднималась. – Ты ранен в левую руку? – спросил Эдмунд. – Это не совсем рана, – ответил Питер, – я принял всю тяжесть удара на свой щит – это было как вагон кирпича – и край щита ударил по запястью. Я не думаю, что оно сломано, но может быть вывих. Если вы туго перевяжете, я наверно смогу владеть рукой. Пока они делали перевязку, Эдмунд тревожно спросил: «Что ты думаешь о нем, Питер?» – Выносливый, – ответил Питер, – очень выносливый. У меня есть шанс, если я смогу заставить его попрыгать так долго, что его вес и короткое дыхание обернутся против него – и к тому же жаркое солнце. Сказать по правде, у меня нет других шансов. Передай мою любовь всем… всем дома, Эд, если он справится со мной. Вот он снова идет на поле. Прощай, старина. До свиданья, доктор. И пожалуйста, Эд, скажи что-нибудь приятное Траму. Он молодец. Эдмунд не мог произнести ни слова. Он пошел назад к их линии, чувствуя ужасную тошноту. Началась новая схватка. Питер снова мог пользоваться щитом и куда больше бегал. Теперь он все время играл с Миразом в салки, держа его на расстоянии, уворачиваясь, заставляя врага работать. – Трус, – свистели тальмаринцы. – Почему ты не дерешься лицом к лицу? Не нравится тебе? Вспомни, что ты пришел сражаться, а не танцевать. Эге-гей! – Я надеюсь только, что он не слышит их, – сказал Каспиан. – Не слышит, – заверил Эдмунд. – Ты не знаешь его… Ой! – В этот момент Мираз нанес наконец удар по шлему Питера, Питер зашатался, поскользнулся и упал на одно колено. Рев тельмаринцев поднялся, как шум моря. «Ну же, Мираз, – выкрикивали они, – ну же. Быстрей! Убей его». Но подстрекать узурпатора не было нужды. Он навис над Питером. Эдмунд прикусил губу так, что выступила кровь, когда над Питером сверкнул меч. Казалось, удар должен срубить ему голову. Но слава Небесам! – меч соскользнул по правому плечу. Сработанная гномами кольчуга была крепка и не порвалась. |
| – Ну и ну! – присвистнул Каспиан. – Вот бы достать ее. – Позвольте мне нырнуть, ваше величество, – сказал Рипичип. – Незачем, – сказал Эдмунд. – Если она и впрямь золотая, ее не поднять. Да и глубоко здесь, я думаю, футов пятнадцать. Впрочем, минутку! Я взял с собой охотничье копье, попробую измерить глубину. Каспиан, подержи меня. – Каспиан взял Эдмунда за руку, и тот, наклонившись, стал опускать копье в воду. Когда оно погрузилось примерно наполовину, Люси заметила: – Зря мы решили, что статуя золотая. Это солнце так светит. Смотрите, копье в воде тоже совсем как золотое. – Что случилось? – послышалось сразу несколько голосов, так как Эдмунд неожиданно выронил копье. – Я не мог его удержать, – удивился Эдмунд. – Оно очень тяжелое. – Вон оно, на дне, – сказал Каспиан. – Люси, кажется, права. Оно блестит, как статуя. Но Эдмунда вдруг заинтересовали его башмаки, и он, склонившись, стал их разглядывать, а потом выпрямился и вскрикнул тем голосом, которому повинуются все: – Назад! Прочь от воды! Скорее! Все отбежали и остановились, ожидая объяснений. – Посмотрите на мои ботинки, – сказал Эдмунд. – Они пожелтели, – сказал Юстэс. – Не пожелтели, а позолотели, – прервал его Эдмунд. – Это чистое золото! Пощупайте, это не кожа, а металл. И тяжелые, как свинец. – Клянусь Асланом! – воскликнул Каспиан. – Ты хочешь сказать… – Да, хочу, – подхватил Эдмунд. – Вода волшебная. Она все превращает в золото. Мое копье стало золотым и потяжелело. Волна плеснула на мои ботинки, и они стали золотыми. Хорошо еще, что я не босиком. А эта статуя на дне… – …совсем не статуя, – тихо сказала Люси. – Вот именно. Бедняга! Теперь понятно, что случилось. Он оказался здесь в жаркий день и решил искупаться. Разделся на том валуне, где мы сидели, потом нырнул… – Не надо! – вскрикнула Люси. – Мне страшно! – Мы и сами были на волосок от смерти, – заметил Эдмунд. – Именно, на волосок, – сказал Рипичип. – Ведь каждый мог окунуть в воду ногу, ус или хвост. – Это можно проверить, – решил Каспиан. Он сорвал ветку вереска и, осторожно опустившись на колено, погрузил ее в воду. Когда он снова вынул ее, в его руке оказалась точная копия из чистейшего золота. |
| Эдмунд, как мог, организовывал сопротивление вторжению с целью защиты Англии от датчан. Так, в 868 году он сражался за освобождение Ноттингхема бок о бок с будущим королем Альфредом Великим. В земле восточных англов он также заботился о возведении и восстановлении защитных насыпей к востоку от Кембриджа, до сих пор известных как «Ров св. Эдмунда» в районе «Низин св. Эдмунда». Однако в 869 году огромное войско датчан вновь совершило нападение на земли восточных англов. Было ограблено множество монастырей, включая Эли и Сохам. Поздней осенью король Эдмунд дал сражение в селении Тетфорд в Норфолке. Несмотря на то, что враг понес крупные потери, король вынужден был отступить к деревне Хоксен в северном Суффолке, где и был схвачен датчанами. Эдмунд, всегда защищавший других, отказался защищать себя. Он остался верен Христу и со словами: «Мне одному подобает умереть за людей моих, дабы не погиб весь народ», отверг мирные предложения датчан, ценой которых было предательство веры. Датчане глумились над ним и избивали его. Эдмунд отказался стать вероотступником, заявив: «Ничто не может отлучить меня – живого или мертвого – от любви Христовой». Тогда мучители привязали его к дубу и стали нещадно стегать бичом, затем они выпустили в него несколько стрел из лука и наконец обезглавили короля, который непрестанно, вплоть до самой кончины, призывал имя Спасителя. Это случилось в понедельник, 20 ноября 869 года. Вслед за этим датчане покинули местность, бросив голову короля в находившиеся неподалеку заросли ежевики. Позже люди, пришедшие искать главу мученика, были уведомлены о ее местонахождении воем волкодава, стерегущего ее. Эдмунд был похоронен в часовне деревни Хоксен, и вскоре после его смерти начались чудеса. Самым необычным из этих чудес было то, что не минуло и одного поколения, как потомки тех самых датчан, которые его замучили, стали православными христианами и сами начали почитать убиенного ими короля как святого. В начале X века тело св. Эдмунда было перенесено в монастырский город Бедриксворт, впоследствии ставший известным под названием Бери Сэйнт Эдмундс (Bury St Edmunds – «Город св. Эдмунда»). В течение последующих столетий место упокоения святого сделалось великой святыней и превратилось в один из лучших и крупнейших монастырей Англии. Пять столетий подряд воитель Эдмунд считался святым заступником не только земли восточных англов, но и всей Англии. Поистине, святой Эдмунд был национальным героем, светом с Востока, «блаженным покровителем» земли восточных англов и всей Англии 899 . 3. Св. княгиня Евфросиния Полоцкая |
| Великолепное это было зрелище, когда сани во весь опор неслись по направлению к Эдмунду: звенели колокольчики, гном щелкал хлыстом, по обеим сторонам взлетал сверкающий снег. – Стой! – сказала дама, и гном так натянул вожжи, что олени чуть не присели на задние ноги. Затем стали как вкопанные, грызя удила и тяжело дыша. В морозном воздухе пар вырывался у них из ноздрей, словно клубы дыма. – А это что такое? – сказала дама, пристально глядя на мальчика. – Я… я… меня зовут Эдмунд, – пробормотал он, запинаясь. Ему не понравилось, как она на него смотрит. Дама нахмурилась. – Кто так обращается к королеве? – сказала она, глядя на Эдмунда еще более сурово, чем прежде. – Простите меня, ваше величество, – сказал Эдмунд. – Я не знал. – Не знать королеву Нарнии! – вскричала она. – Ну, скоро ты нас узнаешь! Еще раз спрашиваю: что ты такое? – Простите, ваше величество, я вас не совсем понимаю, – сказал Эдмунд. – Я школьник… хожу в школу, во всяком случае. Сейчас у нас каникулы. 4. РАХАТ-ЛУКУМ – Какой ты породы? – снова спросила Колдунья. – Ты что – переросший карлик, который обрезал бороду? – Нет, ваше величество. У меня еще нет бороды. Я – мальчик. – Мальчик! – воскликнула Колдунья. – Ты хочешь сказать, ты – сын Адама? Эдмунд стоял не двигаясь и молчал. К этому времени в голове у него был такой ералаш, что он не понял вопроса королевы. – Я вижу, что ты – олух, кем бы ты ни был еще, – промолвила королева. – Отвечай мне наконец, пока у меня не лопнуло терпение. Ты – Человек? – Да, ваше величество, – сказал Эдмунд. – А как ты, скажи на милость, попал в мои владения? – Простите, ваше величество, я прошел сквозь платяной шкаф. – Платяной шкаф? Что ты имеешь в виду? – Я… я отворил дверцу и… и очутился здесь, ваше величество, – пролепетал Эдмунд. – Ха! – сказала королева скорее самой себе, чем ему. – Дверцу! Дверь из мира Людей! Я слышала о подобных вещах. Это может все погубить. Но он всего один, и с ним нетрудно управиться. С этими словами Колдунья привстала с сиденья и взглянула Эдмунду прямо в лицо. Глаза ее сверкали. Она подняла волшебную палочку. Эдмунд был уверен, что она собирается сделать с ним что-то ужасное, но не мог и шевельнуться. И тут, когда мальчик окончательно решил, что пропал, она, видимо, передумала. |
| Давайте. Времени на это ушло больше, чем они ожидали, и прежде, чем они закончили, спустились сумерки и над головой показались звезды. Теперь не только Сьюзен чувствовала легкую дрожь. Мальчики стояли над кучей расколотого дерева, вытирая руки и вглядываясь в холодное темное отверстие. – Сделаем факел, – сказал Питер. – Какой в этом смысл? Эдмунд сказал… – начала Сьюзен. – Сейчас я уже ничего не говорю, – прервал ее Эдмунд, – мне кажется, скоро все будет понятно. Спустимся вниз, Питер? – Мы должны спуститься, – ответил Питер, – приободрись. Сьюзен. Не будем вести себя как дети, теперь, когда мы вернулись в Нарнию. Ты королева здесь. А потом, кто из нас сможет заснуть, не разрешив этой загадки? Они безуспешно пытались сделать факелы из длинных веток. Если их держать горящим концом вверх, они гаснут, а если вниз, то обжигают руки, а дым ест глаза. В конце концов пришлось взять электрический фонарик Эдмунда; к счастью он получил его в подарок на день рождения всего неделю назад и батарейки еще не сели. Эдмунд шел первым и светил. За ним Люси, потом Сьюзен; Питер замыкал шествие. – Я на верхней ступеньке, – сказал Эдмунд. – Сосчитай их, – предложил Питер. – Одна… две… три, – произносил Эдмунд, спускаясь вниз, и так до шестнадцати. – Я уже в самом низу, – закричал он. – Тогда это действительно Кэр-Паравел, – сказала Люси. – Их было шестнадцать. – Больше она ничего не говорила, пока все четверо не собрались у подножия лестницы. Эдмунд медленно повел фонариком по кругу. – О-о-о-о! – разом воскликнули дети. Теперь все поняли, что действительно находятся в древней сокровищнице Кэр-Паравела, своего королевского замка. Посередине шел проход (как в оранжереях), и с обеих сторон стояли, как рыцари, охраняющие сокровища, богатые доспехи. Затем шли полки с драгоценностями – ожерельями, браслетами, кольцами, золотыми чашами и блюдами, брошами, диадемами и золотыми цепями. Неоправленные камни громоздились как куча картофеля – алмазы, рубины, карбункулы, изумруды, топазы и аметисты. На полу стояли большие дубовые сундуки, окованные железом и запертые на висячие замки. |
| И ведь он был прав! – Да, да, – воскликнула Люси и захлопала в ладоши. – Но послушай, Питер, – начал Эдмунд. – Это все вздор. Начни с того, что мы не сажали деревья прямо в воротах. Не так уж мы были глупы. – Нет, конечно, – ответил Питер, – но с тех пор сад разросся до самых ворот. – И еще одно. – сказал Эдмунд, – Кэр-Паравел не был на острове. – Да, этому я и сам удивляюсь. Но ведь тогда здесь был полуостров – почти то же самое, что остров. Разве он не мог с тех пор стать островом? Кто-то прорыл канал. – Подожди минуту, – прервал его Эдмунд. – Ты говоришь, с тех пор. Но прошел только год, как мы вернулись из Нарнии. И ты думаешь, что за один год замок может развалиться, огромный лес – вырасти, а маленькие деревца, которые мы сами посадили, превратиться в громадный старый сад? Это невозможно. – Вот что, – вступила в разговор Люси, – если это Кэр-Паравел, то здесь, в конце помоста, должна быть дверь. Мы сейчас, наверно, сидим к ней спиной. Помните – дверь в сокровищницу. – Вероятно, здесь нет двери, – сказал Питер, подымаясь. Стена позади них была увита плющом. – Мы можем поискать, – Эдмунд взял сук, который они приготовили для костра, и начал простукивать увитую плющом стену. «Тук-тук» била палка по камню, и снова «тук-тук». Но внезапно раздался совершенно другой звук: «бум-бум», – отозвалось дерево. – О, Боже, – воскликнул Эдмунд. – Надо очистить плющ, – сказал Питер. – Давайте отложим до утра, – предложила Сьюзен. – Если мы останемся здесь на ночь, не хочется иметь за спиной открытую дверь и огромную черную дыру, из которой может появиться что-нибудь похуже сквозняка и сырости. И скоро стемнеет. – Сьюзен! Как ты можешь так говорить? – сказала Люси, бросая на сестру укоризненный взгляд. Мальчики же были слишком возбуждены, чтобы услышать Сьюзен. Они обрывали плющ руками, обрезали его перочинным ножом Питера, пока тот не сломался. Тогда они взяли нож Эдмунда. Скоро все вокруг было покрыто плющом и наконец они расчистили дверь. – Заперта, конечно, – сказал Питер. – Но дерево сгнило, – возразил Эдмунд. – Мы быстро раз ломаем дверь на куски и будут отличные дрова. |
|
|
