| Если он исправится, ты приобрел душу брата твоего: если не перестанет быть порочным, перестань до времени ему благодетельствовать. Так поступали древние христиане: видя развратных бедняков, они почитали за полезнейшее, оказывать к ним строгую любовь, нежели излишним потворством причинять им же вред; они думали, что лучше отнять хлеб у голодного, когда он, будучи уверен в попечении о себе, не перестает быть распутным, нежели кормить его, тогда как он, в надежде на неосмотрительную раздачу, больше развращается 290 . Ηо заметь, что те же христиане всегда помнили опасность пристрастного выбора и весьма боялись, чтобы не отказать таким бедным, которые всех прочих достойнее милости 291 . Подобно им делая добро, ты не подвергнешься укоризне, будто споспешествуешь беспечному убожеству, и вместе избежишь опасности, не различить истинно бедных от мнимых, и оставить без помощи первых, тогда как думаешь наказывать последних. Человек, которому Бог дал богатство и разум, чтобы с пользою употреблять его, есть возлюбленный Божий, есть человек истинно счастливый, и счастьем своим наслаждается богоугодно; ибо оно доставляет ему способы делать добро. Можно сказать, что сей счастливец не узким и не трудным путем достигает Царствия небесного; он, услаждая горести других, и сам услаждается истинными радостями, какие только могут быть в сей жизни. Таким образом благодетельствуя, подражай древним христианам и в бескорыстии. Во имя Господа и по чистой любви наделяя убогих братьев, они верили, что отдают Господу; их милостыня была дар, за который они не предполагали на земли никакого вознаграждения 292 ; они слышали только приветствие Иисуса Христа: блажен будешь, если облагодетельствованные тобою не могут воздать тебе; ибо воздастся тебе в воскресение праведных 293 . Сие бескорыстие отнюдь не устрашало их разорением. «Некоторые опасаются, говорит святой Киприан, чтобы щедрость не сделала их бедными. Напрасный страх! Чем жертвуем Христу, в том никогда не будем иметь недостатка. Не щедрость, но маловерие нас разоряет. |
| В отношении к грешникам это милосердие или милость. В отношении к нераскаянным это долготерпение. В отношении к обетованиям – надежда и неизменная верность. В отношении к неразумной природе – щедрость и т. д. Милость, долготерпение, щедрость и есть проявления благости Божией. Раз Бог так благ, то почему же возникло зло? Зло – это не творение Божие; зло есть результат деятельности свободно разумных тварей в сотворенном Богом мире, тогда, когда эта свобода создает различного рода зло. Мы знаем, как у развратника или чревоугодника возникают болезни, каким образом влияет на нас недоброжелательство, как возникают в коллективе разного рода нестроения, как эти нестроения возникают в семье. То есть мы на самых элементарных уровнях можем видеть, как грех порождает те или другие неприятные следствия. Мы знаем, как грех порождает войны, но мы не знаем одного: каким образом грехопадение связано, скажем, с извержением вулкана или землетрясением. То, что такая связь существует, несомненно, потому что именно в эпоху наиболее обостренного отрицательного порождения зла силы природы начинают действовать отрицательным образом. Это не только в эпоху гибели Содома и Гоморры, но и сейчас, когда в нашей стране зло усилилось даже по сравнению с годами сталинского режима. С усилением этого зла природные катаклизмы тоже усилились. При обучении в школе нашего поколения мы твердо знали, что уже кончилась активная деятельность магмы, что никакой вулканической деятельности никогда больше не будет. Увы, знания становятся злом. Казалось бы, разум человеческий должен бы быть тем, что роднит человека с Богом, что это один из признаков образа Божия. Тем не менее, когда делаются: новые открытия, в это время удивительнейшим образом наша греховная природа, вместо того чтобы дать радость человеку, дает ему зло. Например, с появлением холодильников отмечено усиление онкологических заболеваний. Развитие математики, как следствие, ничего хорошего не дает, и не потому что она плоха, а потому что греховный человек все свои знания умеет использовать для греха, а не для блага. Огорчительно то, что расширение горизонтов знания в математике или физике не дает в конечном итоге ничего положительного. Но разум дав человеку не для зла и не для умственных упражнений, а это необходимое свойство человека, так же как и свобода и многое другое. Наука должна двигаться и должна давать радость людям, но в греховном мире все это превращается во зло. Почему продукты настоящего времени менее вкусны, чем продукты, которые были в 50-Х годах? |
| Видите силу (духовного) врачевства, возлюбленные? Приготовим же его себе все; оно не дорого, хотя имеет столь великую силу; оно даже очень дешево и не требует больших издержек, потому что важность милостыни ценится не по множеству (раздаваемых) денег, а по усердию подающих. И подавший чашу холодной воды (Мф.10:42), и положившая две лепты одобрены, дабы мы знали, что Господь всяческих во всяком случае требует только чистого намерения. Часто бывает, что и не богатый показывает великую щедрость в милостыне, когда бывает полное усердие; и наоборот, много стяжавший оказывается хуже имеющих немногое, по скудости своего расположения. Итак, убеждаю вас, с душевною щедростью отдадим нуждающимся то, что есть, что даровал нам Господь, то самое, что Он нам дал, отдадим Ему обратно, чтобы таким образом снова получить свое с большим приращением. Он так щедродателен, что, принимая от нас Свои же дары, не считает, что получает Свою собственность, но обещает возвратить нам их еще с большею щедростью, если только мы захотим проявить свою готовность и будем так раздавать свое добро бедным, как бы передавали его Самому Богу, зная, что десница Божия возвратит нам не только полученное от нас, но дарует еще в большей мере, - так как она всегда и во всем являет свою щедрость. И что я говорю: воздаст снова еще в большей мере! Рука та воздает не только это, но вместе с этим дарует и царство небесное, прославляет, увенчивает, дает бесчисленные блага, если мы пожертвуем хотя нечто немногое из того, что дано нам ею. Да и тяжкого ли или обременительного чего-нибудь требует от нас Господь? Он хочет, чтобы мы избыток сверх необходимого сделали для себя пригодным, чтобы мы сами хорошо распределили то, что понапрасну и без нужды лежит в наших кладовых, дабы это послужило поводом для Него к дарованию нам светлого венца. Он поспешает Сам и понуждает нас, и все делает и направляет к тому, чтобы удостоить нас обещанных Им самим благ. 5. Итак, не лишим себя, умоляю, столь великих благ. Если трудящиеся над возделыванием земли истощают свои запасы, бросая семена в землю и прежде собранное рассевая, и делают это с удовольствием, утешая себя надеждою получить большее и при том зная, как часто обманывают ожидания их и перемена погоды, и бесплодие почвы, и разные другие обстоятельства, или множество саранчи, или нападение зловредной росы, и однако, питаясь добрыми надеждами, вверяют земле то, что было собрано в житницы, то тем более нам следует рассеивать на пропитание нищих то, что просто лежит у нас; здесь никогда нельзя обмануться в (добром) конце и нельзя опасаться неудачи, бывающей при (возделывании) земли. |
| Завистливый же работник пытался, не имея на то основания, из щедрости хозяина сделать правовую норму, надеясь на то, что и ему, как пришедшему в 11-м часу, будет заплачено по динарию за час работы, а не динарий за целый день, как было условлено, и упрекал хозяина за то, что тот не обнаружил равной щедрости ко всем работникам. Завистливый работник из евангельской притчи обнаружил очевидное неумение отличать право от морали. Важное отличие права от морали заключается также в том, что в его компетенцию входят главным образом внешние действия, поступки людей, а не их внутренние мотивы; и, наконец, правовым нормам свойствен обязательный и даже принудительный характер, обеспечиваемый применением санкций к нарушителям этих норм. Русский философ В. С. Соловьев писал: «Право есть низший предел, некоторый минимум нравственности, для всех обязательный». Задача права, считал он, «не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он до времени не превратился в ад». В соответствии с «Основами социальной концепции Русской Православной Церкви», «право призвано быть проявлением единого божественного закона мироздания в социальной и политической сфере. Вместе с тем всякая система права, создаваемая человеческим сообществом, являясь продуктом исторического развития, несет на себе печать ограниченности и несовершенства» (IV. 2). Таким образом, право, с одной стороны, – необходимый элемент человеческого существования, возникновение и развитие которого не лишено Божественной санкции; но, с другой стороны, само существование права, во-первых, является симптомом неблагополучия, ибо «праведнику закон не лежит», и если бы все человеческое общество состояло из безгрешных праведников, не было бы никакой почвы для существования права, а во-вторых, само право, вырабатываемое в процессе истории, не без Божия благословения, но самодеятельным творчеством самих человеческих сообществ, не может быть лишено изъянов, как вообще всякий продукт человеческой деятельности. Антропологическая причина этой двойственности права очевидна. |
| Есть расстояние между послушанием Ее Сына и Ее послушанием, и это тайна всего христианства. Божия Матерь первая в роде человеческом научается этому. И оттого что Она — Первая Ученица, Она должна более всех пострадать. Это расстояние может рождать у христиан чувство неспособности принять страдания, соответствовать в полноте замыслу Божию и принимать его. Открывается бесконечное расстояние между Богом и человеком. И Сам Сын ведет к этому непониманию, указуя на него перстом: «Разве вы не знали?» Он не дает объяснений. Он подчеркивает дистанцию. Божия Матерь должна извлечь из этого великий урок — научиться не понимать. Она не знает теперь, что Она не понимает, Она знает только, что Ее непонимание не ограничивается одним этим единственным случаем, и это начало того, что не будет иметь конца. Она сохраняет все это в сердце Своем, не препятствуя росту этого непонимания. Она понимает, что все, что есть в этом нового, — следствие Ее первого «да», которое Она должна научиться непрестанно приносить Богу. Она отдала тогда Ему Свое тело, Свою жизнь. Она отдала Ему все, что у Нее было, и исполнилась решимости всегда все отдавать. Она знала, что Ее самоотдача была полной, что Она сделала все, что требовалось от Нее. Теперь Она прибавляет к этому новое требование, в котором никогда не сомневалась: надо было присоединить к этому Свое непонимание и предать Себя в нем Богу. Это совершенно новая открытость Богу, которая будет длиться, и отныне Она будет непрестанно сталкиваться со скорбью непонимания. Но это не будет пустотой небытия, но возможностью шире открыться душой Богу и узнать новую Его щедрость. Эта самоотдача непонимания не только на уровне ума. Она охватывает всю Ее Личность. Божия Матерь радуется этому непониманию. Эта радость в Ней как огонь. Пусть то, что Он сделал, не будет отдельным эпизодом. Это знамение внезапно освещает все, что будет постепенно открываться. Божия Матерь понимает: эта рана не закроется никогда, но будет все более увеличиваться. Все, что делает Сын, все, что отныне Он дает разуметь, все, что Он обращает к Отцу на пути, избранном Им, где Он будет все более возрастать и открываться все более Божественным. Он обратится к Отцу во время Крестных Страстей, которым Она будет приобщаться в полноте. На Кресте Он также задаст вопрос Отцу, на который Ему не будет дано ответа. Он окажется в ночи всецелой оставленности. Но Ее Сын — Бог. Его Божественное всемогущество позволяет Ему углубляться в бездну, не приобщаясь ей. А Божия Матерь, Которая есть Существо человеческое, должна теперь учиться науке непонимания, чтобы стоять потом у Креста Богочеловека на высоте Его служения. |
| И кто исчислит дары Божии человеку? Но нельзя не указать еще одного наибольшего. Бог дал тебе Единородного Сына Своего посредством воплощения. Не возрази, что говорю дерзновенно. Говорю то, что сказал Пророк: «Отроча родися нам сын, и дадеся нам» ( Ис.9:6 ). Говорю то, что сказал Сам Сын Божий: «тако... возлюби Бог мир, яко... Сына Своего Единороднаго дал есть». И с какою страшною щедростию дал Его! Дал Его не только для того, чтобы Он был для нас наставником истины, руководителем и примером жизни, но дал Его на смерть за нас, «да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный» ( Ин. 3:16 ). После сего нужно ли определять, как и в какой мере должен ты «воздать Божия Богови»? Если отдашь Богу, не только все, что имеешь, но и все, что мыслишь, чувствуешь, делаешь, душу, тело, жизнь: можешь ли не признать, что сим еще мало воздашь «Божия Богови»? Если сие можно почесть достаточным: то не потому ли только: что не можешь сделать более? Но расширяя таким образом до беспредельности область заповеди: «Божия Богови», не отнимаем ли мы уже места у другой заповеди: «Кесарева Кесареви»? – Отнюдь нет. Царь и Его благотворная власть не есть ли также дар Божий? «Несть... власть, аще не от Бога» ( Рим. 13:1 ), учит Апостол. «Мною царие царствуют» ( Притч. 8:15 ), провозглашает премудрость Божия. Следственно и за Царя и Его державную власть должно воздать давшему Его Богу. Чем? – Тем, чтобы сей дар Божий благоговейно принять и верно сохранять; а это значит быть деятельно верноподданным, «воздавать Кесарева Кесареви». Так обе заповеди не только совместимы, но и содружны и неразрывны. Надобно, впрочем, не оставить без внимания того, что между заповедями Божиими и Христовыми есть порядок, которого не должно нарушать. Сей порядок ясно показан в слове Христовом: «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею. Сия есть первая и большая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе» ( Mamф. XXII. 37–39 ). Тот же самый порядок должен быть и между заповедями, которыя суть особый только вид оных главных и общих. Заповедь: «Божия Богови», есть «первая и большая»; заповедь: «Касарева Кесареви», есть «вторая». Мысль о сем порядке не дожна ослаблять сию вторую заповедь, но должна способствовать полной силе и действию первой, для подкрепления и последней. |
| Языческий философ называет благотворительность денежную более лёгкой, чем благотворительность делом, особенно для богатого (facilior – locupleti praesertim). Он советует благотворить из процентов, а не из капитала, и осуждает благотворительность из капитала, так как такая щедрость сама себя уничтожает и становится невозможной в будущем (largitio, quae fit ex re familiari, fontem ipsum benignitatis exhaurit. Ita benignitate benignitas tollitur; qua quo in plures usus sis, eo minus in multos uti possis. Cicer. De off. II, 15)... Иудеи считали богатство даром Божиим, наградой за праведность. Правда, лучшие из них чувствовали нравственную тяжесть тех средств, которыми богатство приобретается. Но в богатстве они видели ту особенность, что оно само в себе даёт возможность искупления всех грехов и, в частности, соединённых с его приобретением, т. е. путём благотворительности. Для них был живым вопрос, какую часть имения нужно тратить на благотворения. Приточный фарисей „давал десятую часть из всего, что приобретал“. Это была очень широкая благотворительность. Но это не то, что требуется Евангелием. В отличие от язычества и иудейства, Евангелие учит, что богач может войти в царство Божие лишь становясь нищим, – богатство служит Евангелию, лишь исчезая, растаивая. Поэтому для сынов света характерна неверность богатству. „Приобретайте себе друзей неверностью мамоне, чтобы они приняли вас в вечные обители“ ( Лк.16:9 ): друзья, принимающие сынов света, это ещё образный язык, – друзья, принимающие их в вечные обители, это то же, что блага царства Божия. „Достигайте благ царства Божия неверностью богатству“. Что в притче разумеется неверность богатству, ведущая к его оскудению, это находит себе следующее текстуальное подтверждение. Стих 9 читается так: приобретайте себе друзей (неверностью богатству), чтобы они, когда обнищаете, слав. оскудеете (λπητε tex. гес.), приняли вас в вечные обители“. Перевод „обнищаете“ неверно передаёт значение греческого глагола, почему у комментаторов заменяется; когда умрёте (прекратитесь, перестанете). |
| Ту же мысль мы находим и у других Отцов, например у аввы Херемона, рассматривающего степени страха Божия в соответствии с тремя основными христианскими добродетелями - верой, надеждой и любовью: «Три побуждения заставляют людей уклоняться от пороков, т.е. страх будущего мучения в геенне, или боязнь настоящей строгости законов; надежда и желание получить царство небесное; наконец расположение и любовь к самой добродетели» Вера страхом будущего суда и мучений отклоняет нас от скверны пороков; надежда ожиданием небесных воздаяний, отторгая ум наш от настоящего, заставляет презирать все плотские удовольствия; любовь, огнем своим воспламеняя в душе нашей любовь ко Христу и к преспеянию в духовных добродетелях, побуждает с совершенной ненавистью отвращаться всего, что противно им» . Свт. Игнатий Брянчанинов говорил, что «страх очищает человека, предуготовляет для любви: мы бываем рабами для того, чтобы законно соделаться чадами» . Страх первой ступени - это страх раба , по аналогии с тем, как раб старается выполнять волю господина по страху наказания. Так же и человек находящийся как бы в преддверии духовной жизни: он внутренне осознал реальность бытия Божия, Его всемогущества, всеведения, всеправосудности, для него нет сомнения, что следствием нераскаянной греховной жизни будут вечные муки, а потому он, страшась их, старается удаляться от греха, если же ловит себя на чем-либо противоречащем заповедям, сокрушенно кается в сердце, стремясь как можно скорее исповедоваться, а в будущем остерегается всего, что привело к падению. Он готов любые скорби претерпеть здесь (в т.ч. и муки совести, почему не боится увидеть себя в истинном свете), только бы не оказаться «извергнутым вон во тьму кромешную». Если человек последователен в этом пути, для него настает следующий этап - это путь слуги и, соответственно, другая ступень страха Божия - страх слуги . «...Если кто уклоняется от зла по страху наказания, как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало помалу начинает как наемник надеяться некоторого воздаяния за свое благое делание» . Слуга может любить или не любить своего господина, но его отношение к работодателю корыстное в своей основе. Он рассчитывает на вознаграждение, на продвижение по службе, и боится это потерять из-за какой-нибудь оплошности или проступка. Слуга может быть предан господину до самопожертвования, будучи побуждаем благодарностью именно за его заботу и щедрость. Аналогично и в духовной жизни. Взошедший на эту ступень надежды, ожидает вечной радости неизмеримо превышающей все здешние временные скорби, и это помогает ему продвигаться к цели, побуждает бережно относиться к достигнутому, дорожить своей причастностью Божественному и грядущими благами, тщательно оберегая свою душу от всего губительного, греховного. |
| Моисей горит, однако, ненасытимою жаждою боговедения и стремится увидеть Бога лицом к лицу. «И щедрость Божия соизволяет исполнить желание Моисея; но не обещает ему какого-либо успокоения и пресыщения в этом желании. Бог не показал бы Себя Своему служителю, если видимое было бы таково, что могло бы успокоить вожделение взирающего. В том и состоит истинное видение Бога, что у взирающего на Него никогда не прекращается это вожделение». Вот они, эти страшные библейские дерзания жаждущего божественного наслаждения ума человеческого: борющийся с Богом Иаков, настоятельно требующий видеть лицо Божие Моисей. Что же означает этот образ «увидеть задняя Божия», а не лицо Божие? Нельзя становиться лицом к лицу перед ведущим, потому что тогда шествие будет в противоположную сторону. Доброе не в лицо смотрит доброму, но следует за ним. Посему увидеть лицо Божие и невозможно, так как это значило бы зайти Богу навстречу, т.е. идти Ему наперекор, в противоположном направлении. Моисей, таким образом, смотрит не в лицо Божие, а видит Его «задняя», и потому только и остается жив. Из всего сказанного ясным должно быть, что для св. Григория очевидны два вывода из жизнеописания Моисея: а) Законодатель запечатлел на хартии то, или лучше сказать, часть того, что ему было в таинственном созерцании открыто свыше; б) Моисей не только сам является совершенным мистиком, избранным Божиим сосудом для получения исключительных откровений, но и для других, для всех стремящихся к мистической жизни, да и вообще для всякого богослова Моисей должен быть образцом духовного совершенствования и подвижнического восхождения на гору добродетелей, без которых невозможно ни занятие богословием, ни правильное понимание и толкование Слова Божия. Иными словами, в приложении ко всем другим попыткам толковать библейский текст, прежде всякого применения того или иного научного метода (буквального, типологического, аллегорического, филологического и под.), безусловно, необходимо внутреннее духовное самоочищение. |
| Предательство и преданность Предательство и преданность – пара-перевертыш. Корень тот же, растет в разные стороны. Женщина предает себя. Прежде всего, свои интересы и, вообще, всю себя – в руки Божии. И тогда не важно – все ли заповеди она исполняет и правильно ли она это делает, ее ведет по жизни Божия воля и тогда все ясно и просто – как идти по воде. 31 марта, 2009 Предательство и преданность – пара-перевертыш. Корень тот же, растет в разные стороны. Женщина предает себя. Прежде всего, свои интересы и, вообще, всю себя – в руки Божии. И тогда не важно – все ли заповеди она исполняет и правильно ли она это делает, ее ведет по жизни Божия воля и тогда все ясно и просто – как идти по воде. Сегодня Церковь вспоминает антагонистов: безымянную женщину, помазавшую Христа миром, и ученика-предателя , имя которого стало нарицательным. Предательство и преданность, расчет и стихию. Щедрость женщины совершенно стихийна, так проливается дождь, так текут реки зимой в пустыне, так без меры дает Господь. И эта щедрость со стороны кажется совершенно бессмысленной, как часто кажется такой щедрость творения, зачем, например, цветет пустыня? Для кого? А зачем поливать голову простого учителя миром? Простого Учителя… Ученики все были не на высоте. Все подсчитали, взвесили, оценили и осудили. Причем, обратите внимание, они ведь не о себе заботились – о нищих, что может быть похвальней? И не лицемерили, искренне не понимали, к чему эта трата. Есть ведь заповедь, есть обычай, что пользы от такой экзальтации? Не в этом ли дело: заповедь и обычай против безудержной и безоглядной любви? Предательство и преданность – пара-перевертыш. Корень тот же, растет в разные стороны. Женщина предает себя. Прежде всего, свои интересы и, вообще, всю себя – в руки Божии. И тогда не важно – все ли заповеди она исполняет и правильно ли она это делает, ее ведет по жизни Божия воля и тогда все ясно и просто – как идти по воде. А можно и по-другому: делать все правильно. По закону, по заповеди, по обычаю. И даже не надо следовать злым похотям, достаточно без любви делать все, что делаешь, и тогда логично приходишь к расчету: «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?» Неужели, если бы предложили меньше, не предал бы? Или стоит сделать первый шаг и дальше начатое уже не только идет, но и ведет своего создателя само по себе? И каждый совершенствуется в своем: злой в зле, добрый в милости и каждый часто делает больше, чем разумеет |
|
|
