| В русском языке много заимствованных слов, оканчивающихся на -ер и на -ёр. Чаще всего это английские или французские слова, а иногда они есть и в английском и во французском языке. Но ударение во французских словах стоит обычно на конце, а в английских – тяготеет к началу слова. Естественно, кто знает английский язык, делает в этих словах ударение на английский манер, а кто учил французский, ставит ударение на конце. Но ведь есть слова, представленные в обоих языках, например репортёр, пионер, а русский язык – не склад иноязычного материала. Он имеет свою систему, которая приспосабливает иноязычные элементы к своим нормам. Так вот, в русском языке сложились следующие тенденции: в названиях машин, механизмов, различных устройств предпочтительно ударение на первом слоге, а точнее – предпоследнем, то есть триер, глиссер, танкер, планер, а в обозначении действующего лица – на последнем: шофёр, вахтёр, комбайнёр. В. Маяковский в одном из своих стихотворений даже назвал соловья трелёром – выводящим трели. Ряд слов оканчивается на безусловное ударное -ер : гондольер, гренадер, офицер, камергер, терьер, тамплиер, интерьер. Вот мы с вами и подошли к специальной лексике, потому что среди только что перечисленных терминов много технических. Лёгкости вхождения в русский язык таких слов, как штекер, тумблер, бампер, эркер, флюгер, безусловно, способствовало длительное предшествовавшее употребление в нём таких иноязычных имён и фамилий, как Вальтер, Шустер, Вассер, Шрёдер, Лотер, Лютер, а также православных имён типа Нестер, Сивер, Еспер, а лёгкости вхождения слов типа бретёр, филёр – формы имён на -ёр: Алфёр, Панфёр. Большую трудность для русской орфографии представляют фамилии, содержащие о или ё после шипящих. С одной стороны, они могут иметь разное написание: Борщёв и Борщов, Хрущёв и Хрущов, Порхачёв и Порхачов, Плечёв и Плечов, Сургучёв и Сургучов, Поляшёв и Поляшов, Саюшёв и Саюшов, Рыжёв и Рыжов. Как известно, буква ё подспудно сообщает, что на ней надо делать ударение. С другой стороны, если в таких фамилиях точки над е не поставлены, это провоцирует неверное ударение, а следовательно — искажение фамилии. Например, известная фамилия Свищёв, если её написать через е , превращается в Свищев, Рыбачёв – в Рыбачев, Пургашёв – в Пургашев, Булычёв – в Булычев, Гаврюсёв – в Г а врюсев или Гавр ю сев, Губарёв – в Губарев, Дождёв – в Дождев и т.д. |
| Для меня изначально, даже когда я не был религиозным человеком, искусство не было кумиром. Где-то в глубине души было стремление к какой-то последней правде, к безусловной истине. Когда ум ищет божества, а сердце не находит - И каким же был ваш путь к православной вере? - Очень непростым. Я длительное время находился в положении, которое точно описал Пушкин: «Ум ищет божества, а сердце не находит». А далее возник путь - к сожалению, типичный для нашей интеллигенции - через восточные учения. Мы шли по нему с группой единомышленников, в которую входила и моя супруга - актриса, режиссёр и директор театра Тамара Сергеевна Баснина, и другие сотрудники театра. Это было очень серьёзное увлечение. В Театре-студии на улице Чехова мы ставили спектакли, в которых воплощались наши идеи. Спектакль «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» сделался нашим манифестом и имел огромный успех. Мы очень остро ощущали, что в нашей постановке есть свет, но холодный. И это настораживало. Мы попытались трансформировать спектакль в христианском духе, но не получилось. Уже потом, когда пришли к вере православной, поняли, что находились в состоянии прелести. А что такое прелесть по-христиански? «Лесть» по-церковнославянски - ложь; получается, что «прелесть» - ложь в превосходной степени. В конечном счёте стало очевидным, что совместить восточные учения с христианством невозможно. С тех пор у нас нет иного пути, кроме Христа. Чудо в «Склифе» - Доводилось ли вам ощущать благотворное воздействие молитвы, святого места? - Конечно. Лет пятнадцать назад мы попали в аварию и чудом остались живы. На большой скорости произошло столкновение милицейского «Форда», он вылетел на встречную полосу, с нашим «жигулёнком». Все потеряли сознание. Очень сильно пострадали моя супруга Тамара Сергеевна и шофёр, которому в больнице им. Склифосовского консилиум поставил диагноз «перелом позвоночника и грудины». Он лежал в реанимации. В то время у нас в театре работала очень верующая женщина, которую между собой мы называли Маша Блаженная. Она привезла Тамаре Сергеевне святую воду из источника Василия Великого. Тамара Сергеевна сказала ей: «Вези воду Васе в Склифосовского. Это же его святой». Василий попил, а остатки вылил на себя крестообразно. Утром он встал и сам пошёл. Врачи его, конечно, отправили на рентген, а снимок показывает, что никаких переломов у Васи нет. Разве не чудо?! Были и другие случаи в нашей жизни. |
| желтёшенек (В.Д.) желтозём желтощёк желудёвый и (обл.) желудо’вый женёшка (СГУЯК) женщина-шофёр жербеёк (СГУЯК) жеребеёк (СГУЯК) жеребеёчек (СГУЯК) жеребёна (СГУЯК) жеребёнок жеребёнок-первак (РСЯР) жеребёнок-прошлогодок (РСЯР) жеребёночек жеребьёвка жеребьёвщик жеребьёвый жерёба (СГУЯК) жерёбана (СГУЯК) жерёбая (жерёбая кобыла) жерёбовая (СГУЯК) жерёбость жерёло (СГУЯК) жерёлышек (СГУЯК) жерёха (еда) (прост.) жестылёвец (В.Ч.) жестылёвцы (В.Ч.) жёв (РСЯР) жёванный, -ан, -ана (прич.) жёваный (прил.) жёваный-пережёваный жёвка р. мн. жёвок жёвочка (СГУЯК) жёг(ся) [жечь(ся)] жёглый (РСЯР) жёгший(ся) жёлоб, мн. ч. желоба жёлт, жёлто жёлтень (октябрь) жёлтоплёкий (СГУЯК) жёлтость (В.Д.) жёлтошалий (СГУЯК) жёлтенький жёлто-голубой жёлто-красно-фиолетовый (НВРЛ) жёлто-красный желтопёрый жёлтопузёнок жёлто-серый желто-синий жёлтый и (СГУЯК) жёлудь, жёлудя, мн. ч. жёлуди жёлчно-кАменный и жЕлчно-кАменный жёлчность и жЕлчность жёлчный и жЕлчный жёлчна жёлчь и желчь жёнка, жёнки, р. мн. жёнок жёнодАвица (термин календаря, 7.12, Екатерина) жён-премьер жёнушка жёны, жён и т. д. [жена] жёны-мироносицы жёпис (аббр. жёны писателей, «ЛГ», 2005) жёрдочка жёрлушко (СГУЯК) жёрнов жёсткий, -ая, -ое жёсткозакреплённый жёстко (СГУЯК) жёстко-нежно жёстко-пристрАстно (НВРЛ) жёсткореалистИчный (НВРЛ) жёсткость жесткошёрстный и жесткошёрстый жёсток, жёстко (но жестОк) жёстче жжёнка (напиток) жжёнка (порошок) жжённый, жжён (прич.) жжёночка жжёный (прил.) жжёт(ся) [жечь(ся)] живЕте (название буквы) живёте-можете (СГУЯК) живётся (безличн.) живёхонький, -нек, -нька живёхонько живёшенький, -нек, -нька живёт [жить] жив-живёхонек живодёр живодёрка живодёрная шкура (РСЯР) живодёрничать живодёрня живодёрство живодёрствовать живорождённый животворённый, -ён, -ена живьё (Даль) живьём живьём (нареч.) жиганёт [жигануть] (прост.) жигулёвский, -ое жигулёнок жидёнок (Е) жидёныш жизнёнка («У») жиклёр жильё, жильём жиманёт [жимануть] жирафёнок жирафёночек жирдёла жирёна (РСЯР) жирёха (РСЯР) жирнозём жирнопёхий (СГУЯК) |
| Мы долго кружили по сравнительно лёгким дорогам, пока не добрались до расщелины и не увидели снова нашу подругу. Вернее сказать, мы думали, что это она, но, приглядевшись, поняли, что это — другая лошадь, новое знакомство. На пологом склоне дивного дола белел столь же грубый и чёткий, столь же древний и новый силуэт. Я подумал, что это и есть белый конь, которого связывают с именем Альфреда, но прежде, чем мы добрались до Уоктейджа и увидели в ярком солнечном свете серую статую короля, нам попалась ещё одна лошадь. Эта, третья, была настолько не похожа на лошадь, что мы поняли: она — настоящая. Последняя, истинная лошадь, лошадь Лошадиной долины, была такой большой и такой детской, каким бывает всё очень древнее. Она была дикой и доисторической, как странные рисунки зулусов или новозеландцев. Да, вот эту, несомненно, создали наши предки, когда только что стали людьми, а о цивилизации ещё и не слышали. Зачем же они её создали? Зачем они так старались изобразить огромную лошадь, которая не могла бы нести ни охотника, ни поклажи? Какой титанический инстинкт велел им портить зелёный склон уродливым изображением? Какая прихоть правит людьми, владыками земными, если, начав с таких лошадей, они дошли до автомобилей и, видимо, ими не кончат? Отдаляясь от этого края, я размышлял о том, на что обычным людям эти странные белые твари, как вдруг шофёр заговорил. Отпустив какую-то рукоятку, он указал на зелёный склон и сказал: — Вот хорошее место. Естественно, я связал эту фразу с замечанием двухчасовой давности и решил, что место годится для пашни. Молча поудивлявшись, зачем же сеять на такой крутизне, я внезапно понял, почему он так радуется. Ну, конечно! Он считал, что место годится для белой лошади. Зачем их изображали, он тоже не знал; но, по чувствительности сердца, просто не мог видеть холма, на котором нет белой лошади. У него руки чесались это исправить. Тогда я и перестал решать загадку Белой Лошади. Я перестал удивляться, зачем обычные, вечные люди портили холмы. Достаточно знать, что им этого хотелось, как хочется и сейчас одному из них. |
| – А чего ж делать? – Ну, берегись. Если подлетает – сразу наземь грохайся. Ещё приду – проверю, цела ты там? Порх, порх, вертляночка, по ступенькам – убежала. Изводим ленту. Слитный гул в небе, наших и ваших. Ах, рычат, извизгивают, на воздушных изворотах, кому достанется. И ещё друг по другу из пулемётов. Сверху, от входа, истошно: – Где ваш комбат? И наш дежурный линейный – сюда, в лестницу: – Товарищ старший лейтенант! Вас спрашивают. Поднимаюсь. Стоит по-штабному чистенький сержант, автомат с плеча дулом вниз, а проворный, и впопыхах: – Таащ стартенан! Вас – комбриг вызывает! Срочно! – Где? Куда? – Срочно! Бежимте, доведу! И что ж? Бежим. Вприпуск. Пистолет шлёпает по бедру, придерживаю. Через все ухабы отводка просёлочной к Выселкам. Во-он «виллис»-козёл стоит на открытой дороге. Подъехать не мог? Или он это мне впроучку? Бежим. Подбегаем. Сидит жгуче-чёрный полковник Айруметов. Докладываюсь, рука к виску. Испепеляя меня чёрным взором: – Командир батареи! За такую работу отправлю в штрафной батальон!! Так и обжёг. За что?.. А и – отправит, у нас это быстро. Руки по швам, бормочу про атмосферную инверсию. (Да никогда им не принять! – и зачем им что понимать?) А на постороннюю стрельбу вздорно и ссылаться: боевой работе – и никогда не миновать всех шумов. Слегка отпустил от грозности и усмехнулся: – А бриться – надо, старший лейтенант, даже и в бою. Ещё б чего сказал? Но откуда ни возьмись – вывернулись поверх леска два одномоторных «юнкерса». И как им не увидеть одинокий «виллис» на дороге, а значит – начальство? Да! Закрутил, пошёл на пикировку! А тот связной – уже в «козле» сзади. А зоркий шофёр, не дожидаясь комбригова решения, – раз-во-рот! раз-во-рот! Так и не договорил полковник. А первый «юнкерс» – уже в пике. И, всегда у него: передние колёса – как когти, на тебя выпущенные, бомбу – как из клюва каплю выранивает. (А потом, выходя из пике, – как спину изогнёт, аж дрожит от восторга.) Отпущен? – бегу и я к себе. И – хлоп в углубинку. Позади – взр-р-ыв! Оглушение! |
| Оба в тёмных плащах и фуражках, они вышли на улицу. Дул прохладный, но приятный ветер и нёс на себе мелкие свежие капли. – Между прочим, – нахмурился Грачиков, – ты не знаешь, Хабалыгин в министерстве на каком счету? – О-о! Он там большой человек! Он давно говорил: у него там дружки-и! А ты думаешь – он мог бы помочь? – с минутной надеждой спросил Фёдор Михеевич. – Нет. Если б мог помочь, он бы тут же и возражал, когда с комиссией ходил. А он – соглашался… Прочно расставив ноги, Грачиков смотрел вдоль улицы. Ещё спросил: – Он что? Специалист по релейным приборам? – Да ну, какой специалист. Просто – руководитель с опытом. – Ну, бувай! – вздохнул Грачиков, с размаху подал и крепко пожал ему руку. Он шёл к себе, обдумывая Хабалыгина. Конечно, такой НИИ – не заводик релейной аппаратуры. Тут директору и ставка не та, и почёт не тот, и к лауреатству можно славировать. Изловили и клеймили в областной газете какого-то шофёра с женой-учительницей, которые развели при доме цветник, а цветы продавали на базаре. Но как поймать Хабалыгина?.. Пешком, медленно пошёл Фёдор Михеевич, чтоб его хорошенько продуло. От безсонницы, и от двух порошков нембутала, и от всего, что он передумал за эти сутки, внутри у него стояло что-то неповоротливое, отравное – но ветром этим свежим оно по маленьким кусочкам из него выдувалось. Что ж, думал он, начнём опять сначала. Соберём всех девятьсот и объявим: здания у нас, ребята, нет. Надо строить. Поможем – будет быстрей. Ну, сперва со скрипом. Потом ещё раз увлекутся, как увлекает работа сама по себе. Поверят. И построят. Ещё годок переживём и в старом, ладно. …А пришёл, сам не замечая, – к новому, сверкающему металлом и стеклом. Второе, рядом, – чуть поднялось из земли, заплыло песком и глиной. В безлукавой памяти Фёдора Михеевича после вопросов Грачикова зашевелились какие-то оборванные, повисшие нити о Хабалыгине – и кончиками тянулись друг к другу связаться: и как оттягивал приём объекта в августе, и его радостный вид в комиссии. И странно – о ком он только начал доумевать по дороге сюда, того и увидел первого на заднем большом дворе строительного участка: Хабалыгин в твёрдой зелёной шляпе и хорошем коричневом пальто решительно ходил по размокшей глине, пренебрегая тем, что измазал полуботинки, и распоряжался несколькими рабочими, видно своими же. Двое рабочих и шофёр стягивали из кузова грузовика столбы – и свежеокрашенные, и уже посеревшие, послужившие в столбовской службе, с отрубленными гнилыми концами. Двое других рабочих, наклонясь, что-то делали, как показывал им Хабалыгин командными взмахами коротких рук. |
| И сообразить бы: вернуться назад в автомобиль – нет уж, как задумали, пошли. Вяземский вис на шеях, уже совсем ногами не перебирал. Шофёр подменил Гучкова. Через распахнутую освещённую дверь с крыльца уметнулись перед ними в темноту две солдатских грабительских фигуры. Гучков крикнул на них, для острастки. Женщина стала в двери закрыть её – а на неё надвигалось строенное чудовище. Гучков назвался и попросился войти. Там ещё другая была женщина, обе возбуждены до дрожи рук, – а тут вносили раненого, сгромождение невозможное, всё на одну семью в короткие минуты. Сняли шинель. Надо было осмотреть рану – но в нижней части спины и так уже густо насочилось через брюки, через китель, видно было, что серьёзно. Надо было раненого положить – и придумали, что ничком, чтобы кровь не так стекала. – Подстелите, пожалуйста, на диван клеёнку, найдётся у вас? Выдержанный Дмитрий сильно стонал, и со стороны было видно, что положить его – будет ещё больней. Сам ли, или поддерживали ему ноги, назад оттягивали, – всяко хуже. Видно что-то было повреждено в спине. Уложили – стало легче. Совсем потный, он уронил лицо. Принесли, подложили ему под лицо подушку. Тут сразу всё, что в квартире случилось, и что в Семёновском делается, и – где у вас близко телефон? – Александр Иваныч, – ещё не слабо просил раненый, – звоните Дильке, она дома и быстро что-нибудь. Но пусть не говорит Мама. Дилька-Лидия была единственная его сестра, очень решительная, случайно родилась девочкой. Вся семья Вяземских была в центре общества, на пересечении с Воронцовыми, Вельяминовыми, старший брат Борис женат на Шереметьевой, сам Дмитрий на Шуваловой, младший брат на Воронцовой-Дашковой, и все вместе дружны с молодыми великими князьями Константиновичами. Лидия сама ведёт фронтовой госпиталь, у неё много знакомых хирургов, сейчас она, правда, быстро… Одна женщина накинула шубку, повела Гучкова. Он разговаривал с ней рассеянно. И как же Дмитрию не везёт! – уже третье ранение. Вот осенью у него была прострелена навылет грудь, и с тех пор он ещё не долечился. |
| Маленькая беленькая собачонка услыхала этот немыслимый звук, поглядела на меня с берега и вдруг бросилась в воду. Ничего подобного ожидать я никак не мог. Это ненормальное «пцу-пцу» я произнёс нарочно, юмористически. Я подманивал собачонку, прекрасно понимая, что она подойти ко мне никак не может. Это самое «пцу-пцу» подчёркивало разницу наших положений: я – в лодке, а собака – на берегу. Нас разделяла бездна, то есть вода. Никакая нормальная собака в воду не полезет, если её не подтолкнёт хозяин. Маленькая беленькая собачонка оказалась ненормальной. Она кинулась на первое приглашение, не раздумывая преодолевала бездну. Она плыла ко мне. Когда она подплыла к лодке, я схватил её за шкирку и втащил в судно. Маленькая беленькая собачонка чудовищно отряхнулась среди полуживых подлещиков. Брат мой Боря бросил вёсла. Он должен был что-то сказать. Но он молчал, он не знал, что сказать. моё беспардонное «пцу-пцу», реакция собачонки, её плаванье, втаскиванье за шкирку и чудовищное отряхиванье – всё это произошло мгновенно. Боря не знал, что сказать, а сказать что-то было надо. Старший брат в таких случаях всегда должен что-то сказать. Я не знаю, что сказали бы в таком случае другие старшие братья, но мой гениальный брат думал недолго. Строго осмотрев собачонку, он сказал: – Гладкошёрстный фокстерьер. Брат мой Боря спешил, торопился Боря. Мигом подогнали мы лодку к тому месту, где стоял на берегу её хозяин. Мигом отдали хозяину трёшку, мигом добавили ещё рубль, мигом связали удочки и покидали в мешок подлещиков. И вот мы уже бежали на автобус. Маленькая беленькая собачонка бежала за нами. Автобус мчался по шоссе, мы бежали вдоль дороги. И нам, и автобусу надо было сойтись в одной точке, у которой уже толпился народ. Эта точка называлась «Карманово». Автобус всё-таки нас опередил. Он уже стоял, а мы ещё бежали, но шофёр-добряк видел нас, бегущих, и не торопился отъехать. Мы добежали, мы ввалились в автобус, мы сбросили рюкзаки, мы уселись на эти особенные автобусные диванчики, мы устроились, и все пассажиры устроились, и мы могли уже ехать. Шофер почему-то медлил. Может быть, он прикуривал? |
| О том, что епископ Пимен убит в Баумской роще, знал митрополит Казахстанский Иосиф (Чернов). Он помнил архимандрита Пимена ректором Ардонской духовной семинарии и очень дорожил этими воспоминаниями. О поездках митрополита в рощу рассказывал шофёр митрополита Захар Иванович Самойленко. Они приезжали в рощу, захватив для конспирации корзинки для грибов. Место расстрела им показала нищенка Катя. Когда-то крещёная калмычка Екатерина Петровна Завьялова служила горничной в архиерейском доме 492 . В присутствии митрополита она разрывала руками старые листья и едва не целовала землю вблизи дерева. По её словам, нашли убитого здесь, но расстреляли в другом месте, неподалёку. Захар Иванович отвечал категорическим отказом на предложение поехать в рощу вместе с ним. Через два года, в 1996 году, постаревший и ослабевший, уже не выходивший из дому, сославшись на то, что он уже стар, и теперь ему бояться нечего, он рассказал подробно о расположении дерева, на которое для ориентира прибивал башмак. − Он, может, и сохранился, потому что, прибивая, я встал на капот ЗИЛа. Захар Иванович посоветовал обратиться к своему племяннику Алексею Ефремовичу Кушнерику. Молодым парнем, году в 1949-ом, Алексей Ефремович слышал от деда Евсея, сторожившего возле рощи огороды, о том, что здесь поблизости расстреляли архиерея. Произошло это на поляне, а нашли тело спустя какое-то время под деревом, от поляны в шагах сорока. Старик повёл его к тому месту и показал поляну и дерево. В роще имелась одна единственная поляна, созданная устроителем рощи. Лесничий Баум оставил её для отдыха на природе и засадил по кругу сиренью. Её так и называли Сиреневый круг. Сильно изменившаяся поляна находилась в нескольких минутах ходьбы от бывшего Копальского тракта (впоследствии Красногвардейского) − всем хорошо известной в Алма-Ате трассы, ведущей на аэропорт. Вдоль тракта на этом участке действительно тянулся лог, на влажном и сумрачном дне которого журчал ручей. Переходили его по камушкам. Теперь на месте лога стоит посёлок под названием «Пятый километр горветки». Рядом проходит железная дорога, соединяющая вокзалы Алма-Ата I и Алма-Ата II. Там где теперь стоит знак переезда, фургон и всадники, сопровождавшие арестованного епископа Пимена, остановились. Группа спустилась в лог, перешла ручей и углубилась в рощу. Слух епископа напрасно ловил набатные звуки: его последнее распоряжение звонить в колокола и поднимать православный народ – духовенство не выполнило. |
| Впервые после падения богоборческого режима, РПЦ берёт на себя ответственность и миссию активного помошника в устроении жизни на равне с государством. По пути милосердия (а само слово прекрасно, оно ведь составлено из милости сердца или сердечной милостыни) почти сто лет шёл весь русский народ, интеллигенция, дворянство и купечество, вплоть до 1917 года. На милосердии к ближнему и вере в Бога была воспитана лучшая часть русского общества. Все больницы, приюты, сельские школы, помощь неимущим, благотворительность в самом широком смысле — стали традицией в России. Мать Мария ( Скоб-цова), о которой я расскажу, — целиком отражение этого явления и более того, эта удивительная женщина, достигла наивысшего духовного расцвета потеряв свою родину. Эмиграция людей часто не объединяет, а ожесточает и размежевывает. Первая эмиграция (как её принято называть) людей, выброшенных в пустоту и нищету, насчитывала сотни тысяч. Надо сказать, что эмиграция русская была разнообразна сословно, то есть были совсем простые и малообразованные люди, аристократия, интеллектуалы, писатели, художники, артисты, духовенство. Но почти все эти слои находились в бедственном материальном положении. Ведь русские люди бежали от пули, от большевистских расстрелов, пересекали страны (Сербия, Турция, Чехия, Германия, Франция…). По дороге если и удавалось хоть что-то сохранить из своих сбережений и ценных вещей, всё тратилось и продавалось. Редко кто из прибывающих на Запад, мог заработать себе на жизнь своей настоящей специальностью, если таковая была. Расхожий образ русского эмигранта, кстати внедрённый советской пропагандой: русский князь — шофёр парижского такси. Были конечно и такие, но большинство из тех, кто знал иностранные языки (а в среде интеллигенции и аристократии их было большинство), всё-таки устраивались гувернёрами в богатые дома, манекенщицами в Дома мод, снимались в кино, шли во французскую армию, поступали в Сорбонну и получали французские дипломы. Со временем жизнь устраивалась, кто-то адаптировался, но многие попали в страшное бедственное положение, превращались в бездомных бродяг, спивались, сходили с ума… Семья Скобцовых приехала из Сербии в Париж в январе 1924 года. Выезжали они из России в эмиграцию в 1920 году. В продолжении этого долгого пути, в Тифлисе, у них родился сын Юрий, а в Сербии в 1922 году родилась Настя. |
|
|
