| Разделы портала «Азбука веры» Библиотека нот церковного хора Типографский устав (ТУ) — это уникальный памятник русского певческого искусства, который представляет интересен своими текстами и музыкальной письменностью. Он отражает раннюю стадию развития певческого искусства на Руси, этап ее становления 1 . Две певческие нотации ранней эпохи, использовавшиеся для записи песнопений, — знаменная для пения большинства песнопений годового круга и кондакарная для пения весьма ограниченного круга песнопений — кондаков, киноников и некоторых других, говорят об особом способе, характере исполнения этих песнопений, которые невозможно было записать с помощью знаменной. Истоком древнерусских певческих нотаций послужили палеовизантийские нотации — куаленская и шартрская 2 . Ближе других по начертанию знаков к кондакарной нотации стоит шартрская нотация, хотя совпадения знаков между ними составляют не более 50%, а внешний вид и устройство обеих нотаций различны. Как видно из самой записи кондаков, структура кондакарного пения была мелодически развитой, мелизматической и требовала не только виртуозности, но и особой манеры подачи звука. Распевщик, излагавший кондакарную мелодию, вместе со знаками кондакарного письма, изображающими кондакарную мелодию, подробно записал звучание слов. “Записывая тексты для пения растяжным письмом (с повторением обозначения тянущегося гласного в соответствии с длительностью его звучания в певческом исполнении), писец должен был их себе напевать (что способствовало, естественно, отражению произношения)“ 3 , и при этом буквы ъ и ь, как отмечает Б. А. Успенский 4 , в книжном произношении читались как о и е (впоследствии, когда изменилась система книжно¬го произношения и буквы ъ и ь перестали читаться таким образом, в певческих текстах вместо буквы ъ стали писать о, а вместо ь — е, что получило название хомонии) 5 . К. Леви в исследовании о кондакарной нотации отмечает, что одним из достоверных подтверждений византийского мелизматического стиля кондакарного пения являются хабувы 6 . |
| С др. стороны, в отношении «стенографических» символов («больших» знаков) шартрская нотация осталась неразвитой. Ее многочисленные «большие» знаки никогда не подвергались «анализу». Преимущество большей диастематической точности в определенный момент перешло к куаленской нотации, и шартрская нотация, недостатки которой не удалось преодолеть, в сер. XI в. уступила место первой. Используя преимущества шартской нотации, визант. писцам удалось достичь почти такой же точностити записи в куаленской нотации, а после исчезновения шартрской нотации — сделать большой шаг вперед: благодаря изначально большей «экономичности» и простоте куаленской нотации стало возможным постепенно начать истолковывать «стенографические» символы. Развитие, происходившее в течение столетия (ок. 1050 — ок. 1150) на 2 уровнях — диастематической точности и «анализа» «стенографических» символов, — привело к появлению полностью диастематической и аналитической средневизант. нотации. Нотация ранневизант. Асматикона в рукописи нач. XVI в. (Kastoria 8. Fol. 33 v — 34) Нотация ранневизант. Асматикона в рукописи нач. XVI в. (Kastoria 8. Fol. 33 v — 34) Как можно увидеть из сравнения греч. и слав. рукописей, наряду с шартрской и куаленской нотациями, которые присутствуют гл. обр. в Стихирарях и Ирмологиях и с помощью которых нотированы в большинстве случаев одни и те же песнопения, получила развитие нотация ранневизант. Асматикона, имеющая как сходство, так и различия с указанными выше системами. Отличительной чертой этой нотации является расположение знаков в 2 ряда: знаки большого размера в верхнем ряду, «охватывающие» неск. малых знаков в нижнем ряду. Отдельных рукописей ранневизант. Асматиконов не сохранилось. Единственными греч. источниками, где содержится эта система нотации, являются рукописи Paris. gr. 242 (некоторые добавления в Стихираре с куаленской нотацией) и Kastoria 8 (большие знаки над нижним рядом знаков средневизант. нотации) (см. ил.). Однако существуют соответствующие слав. рукописи — Кондакари, содержащие подобную двойную нотацию. |
| Однако графическое тождество формул еще не означает их тождества мелодического. С одной стороны, формула это только рамка, внутри которой кроме постоянных есть также и изменяющиеся элементы, с другой стороны, славянская крюковая нотация, равно как и старовизантийская, допускала значительные отклонения в ее интерпретации различными певческими группами, что приводило к многовариантности, крайне характерной для православного певческого дела. Если византийская мелодика носила взволнованный характер и тяготела к подчеркнутой экспрессии, то при пересадке ее на славянскую почву она обретала более плавный, спокойный характер, мелодическая линия выравнивалась, сглаживалась острота очертаний, что приводило в свою очередь к появлению специфических русских оригинальных формул – попевок. Стихиры, посвященные памяти святых мучеников Бориса и Глеба, а также преподобного Феодосия Печерского , составленные и вотированные на рубеже XI и XII вв., представляют собой, очевидно, уже совершенно самостоятельный национальный вариант восточнохристианской певческой мелодической системы и могут служить первыми известными нам примерами чисто русских богослужебных песнопений. Принцип «мелодической иерархии» византийской системы, подразделяющий мелодии на три типа – ирмологический (силлабический), стихирарический (невменный) и азматиче-ский (мелизматический), также может быть прослежен в самых ранних певческих книгах Древней Руси, ибо сложность знакового состава песнопений в них неодинакова. Во многом это за шартрской нотации были частично возрождены в Византии в начале XIV в. для заучивания певческих формул в учебных пособиях. К.Хег приписывает возвращение к ним деятельности славянских певцов во главе с Иоанном Кукузелем. Связь знаков кондакарной нотации со знаками шартрской нотации и знаками учебных пособий XIV в. служит одним из главных опорных пунктов в предпринимавшихся за последнее время опытах расшифровки кондакарной нотации. Так, видный исследователь кондакарного пения К.Флорос полагает, что кондакарная нотация может быть точно расшифрована и переведена на современную пятилинейную систему. |
| В письме к Одо К. А. заявляет, что он намеревается излагать не собственные мнения, но лишь то, что он усвоил от своих учителей, Гуго Сен-Викторского и Теодорика Шартрского ( Clarembaldus. Ep. ad Odon. 3). По мнению исследователей, влияние Гуго на К. А. заметно, гл. обр., в общей ориентации К. А. на классическую августинианскую теологию и церковное учение, а также в простом и логически выверенном стиле изложения материала. Гораздо более серьезным и многогранным было влияние Теодорика, оказавшего определяющее воздействие на формирование богословских убеждений К. А. Осуществленное Херингом сопоставление текста «Трактата...» с 3 известными в наст. время сочинениями Теодорика Шартрского, в которых он комментировал трактат Боэция «О Троице», показало, что во мн. случаях К. А. пересказывает содержание, а в ряде мест даже дословно переписывает, не ссылаясь на него и никак не обозначая цитирования, текст наиболее раннего комментария Теодорика, известного в совр. науке под условным названием «Librum hunc» (по первым словам; критическое изд.: Commentum super Boethii librum de Trinitate// H ä ring. 1971. P. 57-116). Хотя в столь сильной зависимости легко увидеть основание для того, чтобы посчитать К. А. лишь талантливым эпигоном и плагиатором, более внимательное сравнение текста К. А. с текстом Теодорика демонстрирует ошибочность такого представления ( H ä ring. 1965. P. 57-116; Fortin. 1995. P. 52-53). Если текст Теодорика написан сухим, кратким, ученым языком и является комментарием-схолией, то «Трактат...» К. А. есть скорее живой и доступный комментарий-лекция; если Теодорик не упоминает о богословских спорах, свидетелем которых он был, и не называет имен современников, то К. А. постоянно подчеркивает, что одной из важнейших целей его комментирования является предостережение о вероучительной опасности мнений «новых учителей», т. е. Петра Абеляра, Гильберта Порретанского и их сторонников. Наконец, намного чаще, чем Теодорик, К. А. делает авторские отступления, чтобы рассмотреть некую заинтересовавшую его частную богословскую проблему, не связанную напрямую с трактатом Боэция. |
| Основными правовыми сочинениями Иво Шартрского считаются Декрет (Decretum), «Трехчастный свод» (Collectio tripartita) и «Панормия» (Pan(n)ormia, или «Книга декретов» (Liber decretorum)). Самое большое сочинение (атрибуция спорная) - «Трехчастный свод». Первые 2 части созданы ок. 1093-1094 гг., они слабо систематизированы, представленный в них в хронологическом порядке материал заимствовался из Лжеисидоровых декреталий, Декрета Бурхарда Вормсского и итал. григорианских сводов. 3-я часть (кон. XI в.) представляет собой сокращенный вариант Декрета Иво Шартрского (известно ок. 20 списков; K é ry. 1999. P. 244-250). Декрет был составлен после 1093 г. Это слабо систематизированный свод на основе Декрета Бурхарда Вормсского, папских декреталий из «Британского собрания», а также высказываний отцов Церкви; представлен в неск. редакциях и ок. 20 списках (Ibid. P. 250-253). Имевший строго систематизированный характер свод «Панормия» (букв.- «все нормы») был составлен в 1094-1095 гг. (или в нач. XII в.- Rolker. 2010). В его основу лег Декрет, дополненный текстами др. канонических собраний. Быстро завоевав популярность, свод получил широкое распространение в Европе (ок. 150 списков; K é ry. 1999. P. 253-260); материал из «Панормии» довольно активно использован в Декрете Грациана. Важное значение для развития католич. К. п. и применения в нем нового, «схоластического», метода имел теоретический пролог «De consonantia canonum» (О согласии канонов), нередко переписывавшийся в XII в. в качестве отдельного трактата. Декрет Бурхарда Вормсского и «Панормия» стали главными сводами К. п. этого периода; количество их списков сопоставимо с общим числом списков всех др. сводов. Из григорианских правовых сборников, созданных в кон. XI - нач. XII в., выделяется анонимное «Британское собрание» (Collectio Britannica - Lond. Brit. Lib. Add. 8873), которое было составлено ок. 1090-1093 гг. или после 1095 г. в Сев. Франции (или, возможно, в Риме) и содержало большое количество посланий и декреталий папы Григория VII и др. |
| Встреча папы Римского Пасхалия II с франц. кор. Филиппом I. Миниатюра из «Больших французских хроник». 1375–1380 гг. (Paris. fr. 2813. Fol. 187) Фото: gallica.bnf.fr Встреча папы Римского Пасхалия II с франц. кор. Филиппом I. Миниатюра из «Больших французских хроник». 1375–1380 гг. (Paris. fr. 2813. Fol. 187) Фото: gallica.bnf.fr Быстрее удалось уладить спор из-за инвеституры с англ. кор. Генрихом I (1100-1135) (в результате этого конфликта Ансельм , архиеп. Кентерберийский (1093-1109), в 1103 был повторно изгнан на континент). К весне 1106 г. были выработаны компромиссные условия, утвержденные Лондонским Собором (авг. 1107), к-рый созвал вернувшийся в Англию архиеп. Ансельм. Король отказывался от совершения инвеституры, но сохранял контроль над выборами епископов и аббатов крупнейших мон-рей, к-рые совершались в королевской капелле. Избранные прелаты были обязаны приносить монарху оммаж, чтобы получить подтверждение владений и привилегий своих церквей. По-видимому, сходный компромисс в вопросе об инвеституре был достигнут и в отношениях с франц. кор. Филиппом I (1060-1108) и его сыном, Людовиком (кор. Людовик VI Толстый в 1108-1137). Посредником в контактах франц. двора с Папским престолом выступал видный канонист еп. Иво Шартрский (1090-1115). При его участии в дек. 1104 г. кор. Филипп I добился снятия с себя церковного отлучения, наложенного папой Урбаном II за развод. Еще в 1097 г. в послании к Гуго, архиеп. Лионскому, Иво Шартрский предложил различать «духовный» и «мирской» аспекты инвеституры, что в дальнейшем открыло путь к достижению компромисса (подробнее см. в ст. Инвеститура ). В кон. 1106 г. П. поехал во Францию и на Соборе в Труа (кон. мая 1107) подтвердил запрет светской инвеституры, а также повторил требование обязательного целибата для клириков. Состоявшиеся во время этой поездки переговоры с послами нем. кор. Генриха V в Шалон-ан-Шампань оказались безрезультатными (см. в ст. Оттон , св. Римско-католической Церкви, еп. Бамбергский), поскольку нем. король не желал отказаться от своего права на инвеституру. Осуждение светской инвеституры П. повторил на Соборах в Беневенто (окт. 1108) и Риме (март 1110). |
| 4-й способ - «временность» (temporalitas); так существуют все прочие тварные вещи, начинающие и прекращающие свое бытие во времени ( Clarembaldus. In Gen. 47-48). Обращаясь к передаваемой Марцианом Капеллой легенде о том, как Юпитер подарил Психее (Ψυχ), т. е. Душе, круглую золотую диадему, сняв ее с головы своей дочери Вечности ( Mart. Cap. De Nupt. I 7), К. А. видел в ней указание на то, что в своем бытии человеческая душа оказывается возвышенной Творцом над первоначальным естественным положением и получает возможность быть причастной Его наивысшей вечности, так что «бессмертие души становится как бы неограниченной вечностью (imminuta aeternitas)» (Ibid. 49; подробнее о трактовке времени и вечности у К. А. и др. представителей Шартрской школы см.: Martello. 2002). Влияние и значение Влияние К. А. на его современников и на католич. теологов последующих веков, по-видимому, было незначительным. К подобному выводу исследователи приходят как на основании слабой представленности его сочинений в рукописях (всего 5 рукописей), так и на основании отсутствия цитат и заимствований из его работ у последующих церковных писателей и теологов. Рукописная традиция позволяет заключить, что его сочинения в XII-XIII вв. читались во Франции, гл. обр. в ориентированных на богословские принципы Шартрской школы провинциальных аббатствах. Отсутствие к.-л. упоминаний о К. А. в трудах схоластов во многом объясняется общим снижением интереса к платонической схоластике среди европ. университетских теологов начиная с XIII в., что было связано с появлением на лат. Западе неизвестных прежде трудов Аристотеля и его араб. комментаторов, изучение к-рых значительно изменило методологические принципы и тематическое поле схоластики. Единственный известный в наст. время случай цитирования К. А. в средневек. теологии является скорее загадкой для исследователей, чем доказательством востребованности его идей: дословная цитата из «Трактата на книгу Боэция О Троице», содержащая учение о делении наук, встречается в одной из проповедей Иоанна Экхарта (1260-1327/28). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание КЛАРЕМБАЛЬД АРРАССКИЙ [лат. Clarembaldus Atrebatensis; также Clarenbaldus, Clarebaldus] (XII в.), франц. католич. богослов и философ периода ранней схоластики , представитель Шартрской школы , ученик и последователь Теодорика Шартрского ( ок. 1150). Жизнь О жизни и деятельности К. А. сохранились лишь отрывочные и неточные сведения; о его происхождении и месте рождения ничего не известно. Вслед. недостатка достоверных свидетельств и распространенности в XII в. имени Кларембальд К. А. в лит-ре XIX в. неск. раз ошибочно отождествлялся с др. лицами, носившими то же имя (см.: Jansen. 1926. S. 3-6; H ä ring. 1965. P. 4-7). Так, франц. историк А. Дюпюи смешал информацию о К. А. со сведениями о др. Кларембальде, к-рый также нек-рое время нес служение архидиакона в Аррасе, был учеником Иво Шартрского и в последний период жизни (1117-1133) являлся еп. Санлисским ( Dupuis. 1859; о еп. Кларембальде см.: Gallia christiana in provincia ecclesiasticas distributa. P., 1751. T. 10. Col. 1397-1398); франц. исследователь Ю. Шевалье в библиографическом словаре средневек. авторов наряду с источниками, содержащими верные сведения о К. А., предложил под его именем ссылку на статью из нидерланд. биографического словаря о фламанд. хронисте Кларембальде, который предположительно жил в XII-XIII вв. ( Chevalier U. Répertoire des sources historiques du moyen âge: Bio-bibliographie. P., 1905. Vol. 1. Col. 938; Biographie nationale [de Belgique]. Brux., 1873. T. 4. Col. 130-131). Еще об одном современнике К. А., имевшем то же имя, известно из англ. источников; этот Кларембальд в 1163 г. был назначен англ. кор. Генрихом II (1154-1189) аббатом мон-ря св. Августина в Кентербери, но не смог вступить в должность из-за недовольства им монахов и конфликта с Фомой Бекетом , архиеп. Кентерберийским (см.: Hunt W. Clarembald//The Dictionary of National Biography. N. Y.; L., 19082. Vol. 4. P. 397-398; Greatrex J. Clarembald (fl. 1155-1173)//ODNB. Vol. 11. P. 769-770). |
| ч. Латеранского Собора 1059 г. (известно ок. 30 списков; K é ry. 1999. P. 239-243). Со 2-й пол. XI в. в правовых сводах появились разделы о покаянии, помещенные в них каноны заимствовались из других сводов права и пенитенциалиев IX-X вв. Наиболее значимые разделы о покаянии находятся в Декрете Бурхарда Вормсского (Кн. 19 - «Corrector et medicus»), в итал. «Собрании пяти книг» (Кн. 4 - «De poenitentia»), в «Собрании Ансельма, епископа Луккского» (Кн. 11 - «De poenitentia»), в Декрете Иво Шартрского (Кн. 15 - «De poenitentia», составлена на основе Декрета Бурхарда и пенитенциалия Фульберта Шартрского). Материал о покаянии из Декрета Бурхарда и «Собрания пяти книг» лег в основу мн. сводов К. п. В период григорианской реформы стали составляться сборники канонов по к.-л. конкретному вопросу, создавались подборки норм римского права по церковным вопросам, подборки канонов о десятине, симонии, браке и др. Так, напр., трактат Петра Дамиани «De parentelae gradibus» (О степенях родства, ок. 1063) был направлен против равеннских правоведов, к-рые утверждали, что степень допустимого родства для вступления в брак следует определять по римскому, а не по К. п. Кард. Деусдедиту приписывается авторство «Книжицы против захватчиков и святопродавцев» (Libellus contra invasores et simoniacos). Во 2-й пол. IX - кон. XI в. количество текстов с нормами римского права в церковно-правовых сборниках постепенно росло, а с обнаружением «Дигест» Юстиниана и началом их комментирования в Болонье К. п. стало основным инструментом рецепции римского права в Европе (с 80-х гг. XI в.). На отдельные нормы римского права начали активно ссылаться Римские папы и канонисты, создавались предназначавшиеся для духовенства сборники норм римского права о Церкви, а также сборники норм процессуального, имущественного, договорного права, к-рые использовались клириками, управлявшими церковным имуществом, церковными администраторами, а также церковными судьями при исполнении сеньориальных обязанностей. Значительное число норм римского права вошло в Лжеисидоровы декреталии, капитулярии Псевдо-Ангильрамна и Бенедикта Левиты. |
| 1999. P. 234-237). Между 1104 и 1113 гг. в Риме кард. Григорий составил свод «Поликарп» (Polycarpus) и посвятил его Диего Хельмиресу, еп. Сантьяго-де-Компостела. В этом систематическом своде был использован материал из «Собрания 74 титулов», из «Собрания Ансельма, епископа Луккского», а также из Декрета Бурхарда Вормсского ( K é ry. 1999. P. 266-269). Григорианские своды имели сравнительно малое распространение и бытовали по преимуществу в Италии, что отражает уровень влияния папы Римского в отношениях с Церквами в европ. странах в этот период. Большую группу составляют т. н. заальпийские своды - сборники, созданные к северу от Альп, прежде всего во Франции и в Германии. Акцент в них сделан на богослужебно-канонических вопросах и на устранении противоречий между канонами, для чего применялись новые методы критического анализа. Наиболее значительными являются своды крупного франц. теолога и канониста еп. Иво Шартрского (ок. 1040-1115) - сторонника умеренной церковной реформы, признававшего папский примат, но ратовавшего за гармоничное сотрудничество между sacerdotium (духовной властью) и regnum (властью светского государя). Главной целью составления его сводов было разрешение противоречий в канонах, для чего Иво Шартрский использовал метод согласования и трактовки канонов, восходивший к герменевтическим принципам, к-рые были разработаны в библейской экзегезе и риторике. Иво Шартрский не ограничился компиляцией канонов из разных сводов, он давал собственные комментарии, интерпретировал текст канонов, привлекая для этого др. документы того же происхождения и вида: для разъяснения постановлений Собора он использовал решения др. Соборов того же периода и региона, содержание декреталий объяснялось с привлечением др. декреталий и т. п. Он разработал принцип иерархии источников права, т. е. инстанций, издающих церковные законы: при наличии противоречий в канонах следовало предпочесть канон, изданный более авторитетной инстанцией. Самыми авторитетными он считал тексты Свящ. Писания, затем папские декреталии, правила Вселенских Соборов, высказывания отцов Церкви, постановления светских монархов, решения провинциальных и диоцезных Соборов, епископские статуты. |
|
|
