| – Так оно и есть, – сказал Сайм. – Глупости! – воскликнул Грегори, обретавший здравомыслие, как только на парадоксы отваживался кто-нибудь другой. – Почему матросы и клерки в вагоне так утомлены и унылы, ужасно унылы, ужасно утомлены? Потому что, проехав Слоун-сквер, они знают, что дальше будет Виктория . Как засияли бы их глаза, какое испытали бы они блаженство, если бы следующей станцией оказалась Бейкер-стрит! – Это вы не чувствуете поэзии, – сказал Сайм. – Если клерки и впрямь обрадуются этому, они прозаичны, как ваши стихи. Необычно и ценно попасть в цель; промах – нелеп и скучен. Когда человек, приручив стрелу, поражает далекую птицу, мы видим в этом величие. Почему же не увидеть его, когда, приручив поезд, он попадает на дальнюю станцию? Хаос уныл, ибо в хаосе можно попасть и на Бейкер-стрит, и в Багдад. Но человек – волшебник, и волшебство его в том, что он скажет «Виктория» и приедет туда. Мне не нужны ваши стихи и рассказы, мне нужно расписание поездов! Мне не нужен Байрон, запечатлевший наши поражения, мне нужен Брэдшоу , запечатлевший наши победы! Где расписание Брэдшоу, спрашиваю я? – Вам пора ехать? – насмешливо сказал Грегори. – Да слушайте же! – страстно продолжал Сайм. – Всякий раз, когда поезд приходит к станции, я чувствую, что он прорвал засаду, победил в битве с хаосом. Вы брезгливо сетуете на то, что после Слоун-сквер непременно будет Виктория. О нет! Может случиться многое другое, и, доехав до нее, я чувствую, что едва ушел от гибели. Когда кондуктор кричит: «Виктория!», это не пустое слово. Для меня это крик герольда, возвещающего победу. Да это и впрямь виктория, победа адамовых сынов. Грегори покачал тяжелой рыжей головой и печально усмехнулся. – Даже и тогда, – сказал он, – мы, поэты, спросим: а что такое Виктория? Для вас она подобна Новому Иерусалиму. Мы же знаем, что Новый Иерусалим будет таким же, как Виктория. Поэта не усмирят и улицы небесного града. Поэт всегда мятежен. – Ну вот! – сердито сказал Сайм. – Какая поэзия в мятеже? Тогда и морская болезнь поэтична. Тошнота – тот же мятеж. Конечно, в крайности может стошнить, можно и взбунтоваться. Но, черт меня подери, при чем тут поэзия? Чистое, бесцельное возмущение – возмущение и есть. Вроде рвоты. |
| Итак, Иудеи пользовались независимостию только 79 лет: из них 8 лет принадлежат Симону, 31 год Иоанну Гиркану, 1 год Аристовулу I, 27 лет Александру Ианнею, 9 лет его супруге и 3 года Аристовулу II. VII. Иудея под владычеством Рима 1. Происшествия при первосвященнике и народоначальнике Гиркане Иос. Флав. Древн. кн. XIV, гл. 5:2. 6:1–3. 7:1. 3. 4 После покорения Помпеем Иудея была в полной зависимости от проконсулов и военачальников Римских. Гиркан имел только тень власти, и тою пользовался более друг его, Антипатр, впрочем, так осторожно, что все свои распоряжения и предприятия прикрывал именем Гиркана. Проконсул Габиний при помощи Антипатра победил старшего сына Аристовулова, Александра, который бежал из плена и произвел возмущение в Иудеи. Другое возмущение произвел отец его, Аристовул, который с младшим сыном своим, Антигеном, также бежал из Рима и собрал большое войско. Габиний взял их в плен и обратно отослал в Рим. Антипатр помог ему укротить и третий мятеж, который снова поднял было Александр во время похода Габиниева в Египет. Преемник Габиния, Красс, предпринявши поход на Парфян, вошел в Иерусалим с намерением воспользоваться сокровищами храма. Один из священников, хранитель сокровищ, чтобы спасти их от жадности Красса, предложил ему золотую перекладину, которая весила 800 Еврейских мин 233 , и взял с него клятву, что он не коснется прочих сокровищ. Римлянин взял и то, что предлагали, и то, что охраняли; но этот клятвопреступннк и святотатец в скором времени со всем войском своим погиб в походе против Парфян. Между тем Аристовулу польстила надежда. Юлий Кесарь, овладевши верховною властию в Риме, освободил Аристовула от уз и отправил его с двумя легионами в Сирию, чтобы там иметь себе союзника против Помпея, но сообщники Помпеевы отравили его, а сына его, Александра, по письму Помпееву умертвил Сципион. Иос. Флав. XIV, 8. 9 и 11, 3–6 По смерти Помпея Антипатр тотчас же послал вспомогательное войско к Кесарю, который воевал в Египте; склонил на его сторону Аравийских владельцев и Сириян, и личным мужеством помог одному военачальнику Кесареву одержать победу над Египтянами. |
| VIII Мятеж 1794 года начал зарождаться с того самого времени, когда очевидным сделался перевес русской силы в Польше в 1792 году и, под давлением России, были уничтожены предпринятые Польшей за последние два года реформы. Творцы и приверженцы этих реформ убежали тогда заграницу и там выращивали зерно предстоящего возмущения. Даровитый польский генерал, отточивший своё оружие в Америке, уроженец Новогрудского повета, Минской губернии, Фаддей Костюшко сделался главой восстания 1082 . Агенты возмущения смело могли разсчитывать – и не ошиблись в своих рассчётах – найти себе преданных пособников по всему западному краю в лице римскокатолического и отчасти униатского духовенства, которому не давал покоя страшный для него призрак приближающегося воссоединения 1083 . Охотно пристала к мятежу и мелкая польская шляхта, которая, не имея, как говорится, ничего за душой, давно уже привыкла жить на чужой счёт и слепо следовать приказанию тех, которые давали ей хлеб, а иногда и деньги 1084 . Но народ, отупевший в безысходном терпении под тяжёлым гнётом польского «панства», в огромном большинстве оседлого крестьянства, оставался глухим и к обманчивому призраку обещаемой «вольности», и к зажигательным призывам ополчиться на «спасение отечества», которого он к тому же не хотел знать 1085 . Любопытно, что накануне политической кончины Польши ум стоявших во главе её лиц прояснился и, кажется, в первый раз открыто признал, что спасение государства в том самом народе, которого поляки унизили до чрезвычайной степени, превратив его на своём спесивом языке в рабочий скот – «быдло». «Вы, наши милые братья, – все люди, живущие на нашей вольной земле! Вы хорошо знаете сами, что ваше мужество, ваша отвага, ваша сила, есть единственное средство спасения отечества», – взывали теперь распространяемые по всей Польше и Литве прокламации 1086 . Признание силы народной верхними слоями в тяжёлое время всегда сильно воодушевляет народные массы и двигает их к беззаветным подвигам; но слишком поздний голос и здесь может прозвучать только обидной и глухой нотой. |
| Тут и еще он увидал, что какой-то военный человек быстрою походкой направлялся к преподобному. Когда он подошел к последнему и стал просить у него благословения, старец лишил его оного и сказал: «Гряди туда, откуда пришел». Пришлец снова протянул к нему свои руки, но тут преподобный с удвоенною уже суровостью строго заметил: «Я тебе сказал, гряди туда, откуда ты пришел!» Пораженный гневным видом и голосом св. старца военный смирился, но все-таки и еще стал просить у него благословения. Но тут преподобный не только по-прежнему лишил его оного, но на этот раз закричал так громко и немилостиво, как на самого величайшего противника и отступника Церкви. Ученик преподобного, увидя его в таком страшном гневе, смутился и подумал: уж не находится ли старец в каком-либо искушении, потому что даже страшно было смотреть на него в эти минуты. Между тем когда военный посетитель удалился, преподобный сказал своему ученику: «Видел ли ты этого человека, который ко мне приходил?» Ученик отвечал, что видел. Тогда св. старец снова обратился взором к своему источнику и еще сказал ученику: «Посмотри в источник; он-то мне и показал этого человека, кто он такой». Ученик посмотрел в источник и увидел его совершенно возмущенным. Вода в нем до такой степени в эту минуту была мутна и грязна, как бывает в колодцах, когда последние чистят, чтобы освободить от ила, наростов мха, сора и всякой нечистоты. Когда после этого ученик взглянул на старца, он сказал: «Вот видишь, как возмущен этот источник, так-то этот человек, который приходил, хочет возмутить Россию». Ученик ужаснулся дивному прозрению преподобного, равно как и ревности его по Богу, которую он показал против этого тайного врага Церкви, государя и отечества. Вскоре потом сделалось известно, что Господь торжественно обнаружил и разрушил все нечестивые замыслы злоумышленников. Так вот пред вами, братья, и еще одна добродетель старца Божия: это пламенная любовь его к родине. Вы, конечно, заметили, как он, всегда тихий и благодушнейший старец, возмущен был против врага отечества, каким гневом пылал против него, как несколько раз, возвышая свой голос, восклицал: «Гряди, гряди туда, откуда ты пришел!» Не пламенная ли, повторим, любовь к родине тогда так говорила устами преподобного? И не эта ли любовь невольно заставляла его возмущаться против врага родины и сильно-сильно гневаться на него? Да, она, именно она переполняла, так сказать, сердце старца Божия тогда, и она одна ратовала против намеревавшегося внести смуту и мятеж внутрь нашего дорогого отечества. |
| К этому отряду примыкает и отставленный полководец Иоав и, по убиении Амессая, становится опять главным военачалъником в этой экспедиции. Появление его во главе Давидова войска на место Амессая могло служить для израильтян некоторым опровержением слов тех из них, которые были при Давиде, о мнимых преимуществах, будто бы данных иудеям, и о новом, бывшем во главе мятежников, полководце; a верность Иоава Давиду и его испытанная храбрость и опытность, недавно доказанные и на них самих, уже наперед говорили об успехе его предприятия и ослабляли в них охоту присоединяться к Савею. Кроме того быстрое преследование со стороны Иоава не давало последнему возможности где-либо сосредоточиться и лишь уже почти на северной границе Палестины удается ему запереться в городе Авель-Беф-Маахе. Но жители этого города, по совету одной умной женщины, во избежание бесполезного кровопролития, отрубают ему голову и выдают ее Иоаву (20:6–22). Так подавлено и это возмущение, и приостановлено вначале готовившееся разделение народа. Но коленная особенность или лучше противоположность Иуды и остального Израиля, как видно, заявляет себя резко в это время, и Давид вынужден, как некогда Саул, опереться в этом случае на свое родное колено Иудино. Этот мятеж с характером соперничества колен между собою последний при жизни Давида; возмущение Адонии такого характера не имеет. 266 Следы соперничества колен в истории переписи народа, предпринятой Давидом Тем не менее, полного примирения колен нельзя предполагать и для времени, по крайней мере, ближайшего, после усмирения мятежа Савея. Из хода народной переписи ( 2Цар.24 ; 1Пар.21 ), предпринятой Давидом, по мнению большинства ученых, 267 после мятежа Савея, можно заключать, что мятежный дух и тогда был еще очень силен в Вениаминовом колене. Иоав, неохотно подчинившийся приказанию исчислить израильтян, не доводит переписи до конца: именно не исчисляет левитов и вениаминян ( 1Пар.21:6 ). Неисчисление тех и других нельзя объяснять из того, будто Давид, сознав свою вину, взял назад свое повеление прежде окончания переписи. |
| Еще более можно удивляться тому, что Эвнапий не был наказан смертью за сочинение, оскорблявшее не только государей, но и всякого христианина 327 . Что касается до Малха, то он старался более говорить истину, нежели злословить. Трудно объяснить слова Суиды, будто Малх начал «Историю» от Константина Великого . В этом свидетельстве тем менее можно предполагать ошибку, что, по уверению Фотия, из начальных слов первой книги видно, что ей предшествуют другие, того же автора и того же содержания. Один случай не мог произвести того, чтобы часть сочинения, уцелевшего без начала и без конца, начиналась там, где Приск остановился. Это заставляет думать или что предыдущая часть отсечена кем-нибудь, составлявшим так называемую историческую нить 328 (чему много примеров), или что происшествия от Константина Великого до конца Присковой «Истории» описаны Малхом в особом сочинении. Малх ниже Приска умом и красноречием. Фотий его превозносит более должного, называя образцовым историком. Все же его должно причислить к весьма хорошим историкам. Фотий полагает, что он не был чужд христианской веры... Свидетельство из Суиды: «Малх, софист византийский, сочинил „Историю“ от Константина до Анастасия. В ней описывает он происшествия, случившиеся в царствование Зинона и Василиска: пожар публичной библиотеки 329 и кумиров Августиона и другие события описывает он с важностью и оплакивает их трагически». Из Фотия, код. 78: «Читано сочинение Малха, софиста, под заглавием Византийские события ( ΒυζαντιακEQ o( в семи книгах. Сочинитель начинает с того времени, как император Леонт (Лев) был тяжко болен на семнадцатом году своего царствования; описывает провозглашение Зинона, удаление его от престола, восшествие на престол Василиска, свержение его, возвращение Зинона в столицу, убиение Василиска от меча. По беззаконному приговору этой казни подверглись и жена его, и дети. Армат, восстановивший Зинона, по-лучил в награду смерть от руки Онульфа. В книге Малха описано возмущение Февдериха, сына Триариева 330 , и союз с Февдерихом, сыном Валамировым 331 , война с первым и новое возмущение его против Зинона; мятеж Маркиана и до этого козни Вирины, тещи его; пожизненное заточение ее за эти козни; прежние козни Вирины против Илла; занятие изменой Эпидамна Февдерихом, сыном Валамира. |
| Самые виновные, самые жаркие бунтовщики, освободившись от овладевшего ими чувства раздражения, не могли без смущения смотреть на свой поступок. Представление изображений императора испачканных и обезображенных, остатков статуй, валявшихся кое-где по улицам и в грязи, производило на них страшное впечатление. Стыд, сожаление, мучительные угрызения совести появились в душе вместо неразумного увлечения; вместо восклицаний водворилась смертная тишина. Все улицы, все публичные места, где так еще недавно кипела многолюдная толпа, представляли страшное запустение. Весь город был в тоске и сильной скорби; нельзя было думать, чтоб все случившееся происходило не во сне, а на яву; столь быстрому и страшному происшествию нельзя было не предположить какойлибо сверхъестественной причины. И действительно, «рассказывали, что в ночь предшествовавшую тому дню, в который произошло это возмущение, царь видел призрак женщины, чрезвычайной величины и ужасного образа, которая, проходя по воздуху над городскими улицами, поражала воздух страшными ударами бича. Из этого видно, что некий злой демон коварно возбудил тот мятеж» 181 . Но как ни искренно и как ни глубоко было раскаяние народа, но так как оно было уже поздно, потому и не могло остановить действий грозного правосудия. Курьеры уже неслись из Антиохии с печальною вестию к императору: между тем как гражданские власти бдительно занимались разысканием виновных, судилища были отворены день и ночь, и все темницы были наполнены гражданами всякого возраста и состояния, сколько-нибудь подозреваемыми в возмущении. Но настоящие бедствия, как ни велики были, однако же, не столь страшное производили впечатление на несчастных жителей Антиохии, сколько те, которых они ожидали от неизбежного и заслуженного гнева Феодосия. В минуты увлечения духом возмущения и буйства, народ не думал о своем сладкоглаголивом пресвитере, забыл его мудрые слова и усладительное красноречие; но в часы скорби он имел счастие опять обрести его. Этот святый, любвеобильный пастырь, во время возмущения и после возмущения, не переставал воздевать руки к небу, умоляя Бога о милосердии к народу; ибо никто лучше его не понимал неблагодарности и бедствия, постигшего его сограждан. |
| 6, 2). Люди наиболее устремляются в противное этому состояние: они ищут от ближних неупустительности и совершенства в добродетели, несвойственных и невозможных человеку, притом имея о добродетели самое недостаточное, даже превратное понятие. Такое безрассудное стремление не допускает сердцу погрузиться в самовоззрение и истинное смирение, из которых истекают умная молитва и сердечное безмолвие; такое безрассудное стремление содержит сердце в непрестанном возмущении и приносит уму множество чуждых смысла помыслов и мечтаний. Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов. В обширной пустыне Скит совмещалось разнообразное жительство иноческое. Там были и общежития, и жительство вдвоем или втроем, называемое царский путь, и отшельничество или жительство наедине. Из оставшихся повестей о Пимене Великом очевидно, что по духовному преуспеянию он первенствовал между братиями, что для духовного назидания стекались иноки к нему, хотя он, постоянно смиренномудрый, отдавал преимущество по всем отношениям старшему своему брату авве Ануву. В этих повестях имеется основание к догадке, что по времени Пимен стал в главе своего общежития, вероятно по смерти Анува. В повестях келлия Пимена Великого иногда называется монастырем, чем означается вообще уединенное помещение. 14. По разорении Скита варварами, Пимен с братиями своими жил в разных местах. Об одном из таких мест братия его сказали ему: уйдем отсюда, потому что здешние монастыри смущают нас и мы губим души наши. К тому же и дети плачем своим нарушают наше безмолвие. Авва Пимен отвечал: вы хотите бежать отсюда, чтоб не слышать ангельских голосов [ 12 ]! " Всякая милостыня, говорит святой Исаак Сирский безмолвнику, или любовь, или милосердие, словом все, что повидимому признается делом ради Бога, но отвлекает от безмолвия, обращает внимание твое к миру, ввергает тебя в попечение и заботы, прерывает в тебе память Божию, прерывает твои молитвы, вводит в твои помыслы мятеж и разнообразное колебание, препятствует тебе заниматься чтением Божественных Писаний, ослабляет твое охранение, вынуждает тебя, после входа твоего в затвор, к выходам из него и после удаления от людей к общению с людьми, возбуждает от сна погребенные в тебе страсти, разрешает узду, которою обузданы твои чувства, воскрешает твое умерщвление для мира, сводит тебя с высоты делания ангельского к добродетелям человеческим, - все это, все эти правды да погибнут. |
| Некоторые историки предполагают, что александрийцы уклонялись от вербовки в легионы и тем срывали план парфянской кампании. Как бы там ни было, по приказу Каракаллы в городе устроена была резня, жертвой которой пали тысячи; на горожан наложены были обременительные штрафы, а еще император приказал разрушить общежития (сисситии) тамошних философов, которых он счел подстрекателями к возмущению. Эти репрессии побудили Оригена оставить родной город. Опасность ему на сей раз угрожала не как христианину, а как философу. Евсевий Кесарийский рассказывает об этом так: «В Александрии разгорелся мятеж, и Ориген , тайно выбравшись из Александрии, направился в Палестину и поселился в Кесарии» (Евсевий, цит. изд., с. 217). В правление Каракаллы христиане, как считает В. В. Болотов, «не подвергались никакому преследованию» (Болотов, цит. изд., т. 2, с. 111), хотя, по его же словам, гонение, учиненное его отцом Севером, «местами отзывалось еще при сыне его Антонине Каракалле» (Болотов, цит. изд., с. 111). Вернувшись из Александрии в Антиохию, Каракалла, опятьтаки подражая Александру Македонскому, женившемуся на дочери Дария, попросил руки дочери парфянского царя Артабана V – подобный династический брак призван был, по мысли императора, создать политический союз двух держав, которому вынужден будет покориться весь мир, но предубежденные против римлян парфянские вельможи убедили Артабана не идти на этот шаг. Оскорбленный отказом, Каракалла направил в Парфию легионы. Когда в ходе войны был взят город Арбела, император приказал разрыть находившиеся там могилы парфянских царей и рассеять их прах. Потерпев поражение, Артабан склонился к мирным переговорам. Правители враждебных государств встретились – Артабан устроил пир в честь императора Рима, но на этом пиру по приказу Каракаллы римляне напали на парфян; Артабану удалось бежать, а римляне начали опустошать Парфию. В честь одержанной победы Каракалла принял новое победное имя Парфянский. Но противник не был сломлен до конца и готовился к реваншу; к продолжению войны готовились и римляне. |
| Одна из главных надежд Чарторыйского и Чайковского состояла в том, чтобы использовать в борьбе с русским правительством недовольную часть населения Российской империи. Константинополь в частности и Турция в целом были местом, куда направлялись самые ранние волны эмиграции из России, и этим эмигрантам, по мнению польских лидеров, предстояло стать главным звеном связи с нелегальными общинами и национальными меньшинствами северного колосса. Чайковский деятельно помогал крымским татарам и кавказским черкесам в их сопротивлении русским. Во время трагических Кавказских войн он активно посылал туда обмундирование, провиант, оружие и даже добровольцев, а кроме того, организовал в 1863 г. с финансовой помощью Англии и Франции небольшой экспедиционный корпус из поляков и венгров – в подмогу кавказским горцам 1840 . Неудачи этого корпуса не обескуражили Чайковского, он продолжил свою активность Кавказе, устанавливал связи с казанскими татарами, живущими в Турции, и надеялся поднять всеобщее восстание казаков юга России и Кавказа. В то время кубанские казаки, втянутые в бесконечную войну с черкесами, были глубоко возмущены планами российского правительства переселить их в горы на место черкесов, которых предполагалось выселить в долины, на казачьи земли. Черкесы, наводнившие тогда улицы и площади турецкой столицы (потому что предпочитали эмиграцию жизни в долинах под контролем русских властей), даже сообщили Кельсиеву, что казаки решили объединиться с горцами. Черкесские князья распространяли слухи, что казацкие атаманы предлагают им заключить союз и создать федеративное казацко-горское государство. Но русское правительство раскрыло эти проекты, « " девять казацких генералов» (?) было в Сибирь сослано, а один расстрелян» 1841 . Мятеж казаков, по плану Чайковского, должен был стать лишь частью общего выступления татар, малороссов, литовцев, кавказцев и других народов России против царского правительства во время польского восстания, которое было запланировано и действительно началось в 1863 г. Насколько хорошо Кельсиев знал детали этого плана и насколько близко сотрудничал с поляками – сказать трудно, но его приезд в Константинополь, близкое знакомство с самыми непримиримыми врагами России и дальнейшая деятельность в Константинополе и Добрудже не оставляют сомнений в том, что целью его поездки было убедить русских староверов принять участие во всеобщем восстании против российской короны. |
|
|
