| На снимке туманности видны детали более яркой внутренней части Улитки, занимающей в пространстве около трех световых лет. Вокруг яркой внутренней части распростерлось слабое внешнее гало, отдельные части которого тянутся более чем на 6 световых лет. Эта простая, на первый взгляд, туманность имеет неожиданно сложную геометрию, напоминающую глаз. Из-за этого космический объект и получил свое прозвище. Благодаря камере ACS на космическом телескопе «Хаббл» и данным Национальной обсерватории Китт-Пик установлено, что скорость расширения туманности составляет 31 км/с, отсюда следует, что возраст туманности достигает не меньше 10 600 лет. 9. Благословение с «Аполлона» Известно, что в ходе миссии «Аполлон-8» командир экипажа Фрэнк Борман во время выхода на связь с Землей заявил, что у экипажа есть послание для всех землян Послание заключалось в том, что каждый участник экспедиции прочитал отрывок из первой главы библейской Книги Бытия. После командир завершил сеанс словами: «От имени экипажа мы заканчиваем трансляцию, желая вам спокойной ночи, удачи, счастливого Рождества и благослови Господь всех вас там, на прекрасной Земле». Участники миссии «Аполлон-8»: Джеймс Ловелл, Вильям Елисон Андерс, Фрэнк Борман После этих слов корабль в последний раз зашел за Луну. 10. Гагарин не был атеистом Гагарин не говорил, что не видел Бога «В космосе был, Бога не видел». Эту фразу растиражировали все атеистические СМИ СССР. Но на самом деле Юрий Алексеевич Гагарин сказал вовсе не это. Как уверяет генерал-майор, Герой России, летчик-космонавт Валерий Корзун, первому человеку в космосе принадлежит следующая фраза: «Если Бога не встретил на Земле, то не увидишь и в космосе». Юрий Гагарин Сказанное подтверждает коллега Корзуна, доцент Военно-воздушной академии полковник Валентин Петров, друживший с первым космонавтом Земли. Он считает, что Гагарин, будучи человеком верующим, просто не мог произнести таких слов, а высказывание на самом деле принадлежит первому секретарю ЦК КПСС того времени Никите Хрущеву, который произнес их на партийном пленуме по вопросам антирелигиозной пропаганды. |
| Филаретов свет был светом гневным и жгучим, он не терпел приближения мipa. Свет Иннокентия – белый, лучистый, как великолепное северное сияние. Слова «лучи», «сияние» характерны для него. Свет его – серебряные иглы, ореолы блестки, искры. «Лучи небесного милосердия» 1212 , «последние лучи света от лица преобразившегося Господа» 1213 , «лучи Вифлеемской звезды» 1214 – почти всегда именно лучи. Свет Иннокентия – холодный, как свет звезд, без жгучести. В огне священном затушеваны моменты палящие. Языки огненные в горнице Сионской «никого не опаляли собою» 1215 . Серафимы – жгучие, пламенные; но Иннокентий говорит об океане света и пламени 1216 , о воодушевлении огнем серафимским 1217 – стихия водная и воздушная господствуют над огненной, океан и дыхание – над жгучестью. И даже там, где появляется слепящий очи свет, свет этот не жгучий, палящий, огненный, а ослепительно-белый, яркий, без теплоты. «Трудно смотреть на солнце; еще труднее взирать на пресвятую и npeмiphyю Троицу: там теряется зрение; здесь слепнет ум! Так ослепли: Арий, Македоний, Савеллий, Несторий! Так слепнут и ныне те, кои собственными очами дерзают прямо взирать на пресветлый лик Существа творческого» 1218 . «Как для больного зрения несносен свет дневной, так для недугующего грехами ума будет нестерпимо сияние небесного» 1219 . Вспомним Филаретово: «который жжет ему глаза». Больное зрение, больные глаза, не выносящие сильного света и предпочитающие солнцу свет гнилого дерева 1220 – как непохоже это на Филарета, у которого свет жжет и ранит, не подавляет слепительными потоками, как у Иннокентия, а возбраняет приближаться к себе. Свет Иннокентия центробежен, сообщается тварям, хотя не греет их. Отсюда, из этой центробежности, акцентирование лучей 1221 . Иннокентий всегда ощущал связь с окружающей средой. Погодину он писал, что «народность» – первое качество в проповедях. «Кафедра и опыт меня переменили, – писал он ему же. – Если бы вы преподавали историю на площади Кремлевской, то у вас не только бы переменился язык, а может быть и многие мысли» 1222 . Проповеди Иннокентия центробежны, как его свет; это все расширяющиеся круги, стремящиеся уловить все новые души, примениться к различным умам и различным состояниям. Иеромонах Иоасаф приводит в своих воспоминаниях слова Иннокентия: «Помните, что исходя на среду церкви для проповедания, выходите как бы на всемирную апостольскую проповедь» 1223 . |
| По Гербарту, говорит наш философ, самосохранения души состоят в представлениях, которые или прямо вызываются взаимодействием души с другими реальными существами, или же, раз возникнув, продолжают, в ней по закону инерции бесконечное существование, входя в конфликт или в связь друг с другом. Все остальные феномены духовной жизни происходят только из этого сцепления представлений по чисто механическим законам, вовсе не имея никакого отношения к существу души: 611 однажды произведя из своей природы первоначальный материал – мир ощущений или представлений, она уже прекращает, свою деятельность, предоставляя эти свои порождения самим себе и общим законам их взаимодействия; она является, таким образом, только ареною для того, что происходит между ощущениями и представлениями, – ареною, которая, правда, все случающееся на ней сопровождает сознанием, однако не оказывает, на него никакого другого влияния, кроме охватывания и удерживания в связи, т. е. представляет собою нечто вроде рамы для картины. 612 Прежде всего, по убеждению Лотце, утверждение Гербарта, будто душа – существо, сохраняющее само себя в форме представления, есть отнюдь не полное, но частичное определение, даже случайный взгляд, – столь же частичное и случайное, как если бы мы, напр., сказали, будто душа есть существо, под воздействием эфирных волн видящее цвета. Мы никогда не могли бы из этого последнего определения вывести необходимости того, что тоже самое существо под воздействием воздушных волн должно слышать звуки, и, однако, мы не сомневались бы, что в единстве его природы лежит последовательность, по которой на это второе раздражение не может быть иной реакции, как скорое на первое отвечено указанною первою реакциею. Точно также никогда мы из представления самого по себе не сможем вывести явлений чувствования и воли: никогда они в действительности не будут зависеть от него, а только с ним вместе будут принадлежать духу в его последовательном развитии. Будь полная природа духа постижима в своем исчерпывающем выражении, мы могли бы с нее и начинать, как с высшей основы объяснения; но так как этого нет, то мы должны начать ступенью ниже, – там, где различные формы ее деятельности уже разделились. |
| Если это и похоже на Ренессанс, то на ранний: не случайно “Гавриилиаду” связывают со второй новеллой четвертого дня “Декамерона” Боккаччо (о проказнике, выдавшем себя за архангела Гавриила) — произведения хоть и фривольного, но еще не затронутого десакрализующими мотивами. Ренессансный художник, пиша “церковную” картину, проходит сквозь святыню как через неощутимую воздушную среду; русский поэт, надевая бесовскую маску, натыкается на нечто, кощунству не поддающееся. Дар, обнаруживающий связь с национальной духовной традицией и соприродность “тайному” верованию автора, ограничивает бесчинство “убеждений”. Тем лучше для русского читателя; “Гавриилиада” “соблазнит” его, только если он к этому уже хорошо подготовлен (так случилось с Блоком. До него “Гавриилиада”, несмотря на авторитет Пушкина и на притягательность запретного плода, не давала “традиции” (вспомним слова Ходасевича о “неглубоком жале” пушкинского кощунства). Единственное в большой русской литературе подлинное, “глубокое” кощунство, совершаемое Толстым в “Воскресении” над таинством Евхаристии, осуществляется на совсем иных основаниях. Блок же — человек новой эпохи, и в своем “Благовещении” с его подлинно кощунственным эротизмом, несравнимым с “Гавриилиадой”, он тем не менее именно на нее оглядывается. — В.Н.). И тем хуже для автора. Все, что у него “не получилось” в его надругательстве над религиозной и народной святыней — образом Богоматери, — не получилось вопреки его стараниям. В отличие от Рафаэля он изрекает хулу вопреки глухому голосу совести, в итоге не позволившему ему осквернить героиню. Если как произведение “Гавриилиада” есть продукт исторических, культурных и иных внеличных факторов, то как поступок и намерение она целиком на совести автора. Тем более что поступок этот преследует определенную личную цель, которая связана с главной темой поэмы. Выше уже говорилось, что происходящая в сюжете вакханалия касается только тела героини, ее плоти, над которой и одерживается “победа”. Могущество плоти — основная тема “Гавриилиады”: та сила, перед которой бессильно все и вся — от повелителя вселенной до самой чистой и невинной девушки. Это — то, про что написана кощунственная поэма и ради чего использован в ней священный сюжет. Здесь — личный интерес молодого автора с его “необузданными страстями” и, мягко говоря, беспорядочной жизнью. Профанация святыни совершается не только сознательно, но и небескорыстно. |
| На конференции движения " Новая Эра " ( " New Age " ), посвященной проблеме здоровья, в Сан-Франциско в 1976 году д-р Кублер-Росс поделилась перед аудиторией из 2300 врачей, медицинских сестер и других профессиональных медицинских работников " глубоким мистическим опытом " , который она имела накануне ночью. (Этот опыт явно такой же, как и случай в Эшленде.) " Прошлой ночью меня посетил Салем, мой дух-руководитель, и два его спутника Анка и Вилли. Они были с нами до трех ночи. Мы беседовали, смеялись и пели вместе. Они говорили, касались меня с самой невероятной любовью и невообразимой нежностью. Это был самый важный момент в моей жизни " . В публике, " когда она закончила, наступила мгновенная тишина, а затем все воедино вскочили на ноги в знак признательности. Большая часть аудитории, в основном врачи и другие профессионалы в области здравоохранения, казалось, были тронуты до слез " . (Ленни Крониш, " Йога журнал " , сентябрь-октябрь 1976, стр. 18-20). Из оккультных кругов хорошо известно, что " духи-руководители " (которые, конечно, являются падшими духами воздушного царства) не показываются так легко, если человек не продвинут достаточно в медиумической восприимчивости. Но, возможно, еще более удивительным, чем связь д-ра Кублер-Росс со " знакомыми духами " , является восторженный отклик на ее рассказ со стороны аудитории, состоящей не из оккультистов и медиумов, а из обычных людей среднего класса и профессионалов. Несомненно, это одно из религиозных знамений времени: люди стали восприимчивы к контактам с миром духов и готовы принять оккультное объяснение этих контактов, которое противоречит христианской истине. Совсем недавно широкую известность получили скандалы в новом убежище д-ра Кублер-Росс в Южной Калифорнии, " Шанти Нилая " . Согласно этим сообщениям, многие из заседаний в " Шанти Нилая " основываются на старомодных медиумических сеансах, а ряд бывших участников заявили, что эти сеансы - жульничество. ( " Сан Диэго Юнион " , 2 сентября 1979, стр. А-1, 3, 6, 14). Может быть, что в общении д-ра Кублер-Росс с духами больше желаемого, чем действительного; но это не влияет на то учение о жизни после смерти, которое распространяет она и подобные ей. |
| пришло мастерство, Завершенье искусное всякого дела. Нужен меч-кладенец, чтоб осилить врага, Нужен ключ расписной, чтоб распались затворы. Дышит сдобой воздушная плоть пирога, На холстах петухами краснеют узоры… Вникни в дело и внутренне весь соберись. Выжидай: а в последний момент напряжения Ухвати промелькнувшие образ и мысль, Не просрочь подоспевшего к месту движенья! Это — древняя битва, живая игра С хитрым духом непрочности, порчи, слабинки… Словно воины в поле, встают мастера, Чтоб помериться силами с ним в поединке. Недалеко от старого овина... Недалеко от старого овина, На три дороги головы клоня, Растут береза, елка и осина Из одного чернеющего пня. За ними ждет таинственная чаща: И впереди, за елкою густой, И слева, за осиною дрожащей, И справа, за слепящей белизной. Они растут по-древнерусски крепко, Напоминая трех богатырей, И каждый раз, при злом напоре ветра, Друг к другу прижимаются тесней. Подбросишь в печь еловых дров... Подбросишь в печь еловых дров — И побегут по дому скоро Треск и шипенье, вроде слов Языческого наговора. А вот березы кругляши Светлы на вид, усердны в деле. Пылают в топке от души, Огонь распихивая в щели. У, как чадливы и горьки Осины, проклятые роком! А яблонь свежие сучки В огне вскипают белым соком. Мудрено ль дело — печь топить? Но в пламя вперившись глазами, Здесь можно вспомнить и постичь Живую истинность сказаний… Когда услышу имя Василиса... Когда услышу имя ВАСИЛИСА — В глаза зеленым цветом полыхнет. Листва и травы — сверху и донизу, Леса, луга, цветение болот… А МАРЬЮ вижу только белым цветом, Пустым, еще не затканным, холстом, А КАТЕРИНУ — красным, словно летом Глядит полянка ягодным пластом. Как имя НАСТЯ звонко и упруго, Как будто тесто шлепнулось о стол!.. Давным-давно полна была округа Таких имен — да видно, срок прошел… А вот теперь, как к прошлому причастье, Как связь времен, что заново сплелись, Вновь подрастает много Катей, Настей, И Марьюшек, и даже Василис. А это значит — гуще станет зелень, И уродится ягода в свой срок, |
| Продолжая выяснять ту мысль, что все на земле при первоначальном творении, происходило не вследствие известных ныне сил природы, но единственно по действию творческого слова Божия, обращает внимание на следующие места Писания: и да явится суша. «Не сказал Бог: да явится земля; чтобы не показать ее еще не устроенною, грязною, смешанною с водою, не получившею свойственного ей образа и надлежащей силы, а вместе чтобы причину осушения земли не приписали мы солнцу, – Создатель произвел сухость земли до сотворения солнца. Вникни же в смысл написанного; не только излишек вод стек с земли, но даже вода, смешанная с землею во глубине, вышла из нее (т. е. из земли, от чего и произошла суша), повинуясь непреложному повелению Владыки». И не тысячелетия требовались для этого, как ныне думают некоторые, но за творческим словом Божиим тотчас же следовало исполнение. И рече Бог: да явится суша, и быстъ тако. Обращая опять внимание на слова: и виде Бог яко добро, говорит: «Писание показывает не то, что Богу открылся какой-то приятный вид моря. Ибо Творец не очами рассматривает красоту тварей, но с неизреченною премудростью созерцает происходящее. Усладительно правда зрелище – море белеющееся, когда царствует на нем постоянная тишина; усладительно также, когда хребет его, зыблемый тихими ветрами, представляется зрителям в пурпурном или лазурном цвете, когда оно не ударяет сильно в смежную сушу, но как бы лобзает ее в мирных объятиях: однако не должно думать, чтобы по словам Писания и Богу в таком же смысле казалось море прекрасным и приятным; напротив того в Писании красота определяется относительно к мирозданию». «Итак, море прекрасно перед Богом, потому что влага из него идет по земным глубинам; оно прекрасно также и потому, что служит приемником рек, принимает в себя отовсюду потоки и не выступает из своих пределов. Прекрасно и потому, что служит началом и источником воздушных вод, когда нагревается лучами солнечными и отлагает от себя посредством испарения тонкие частицы воды, которые будучи привлечены в горнее пространство и потом охлаждены, как возвысившиеся далее, нежели куда простираются лучи, отраженные земною поверхностью, при возрастающем холоде делаются дождем и утучняют землю... Море прекрасно перед Богом и в другом отношении, потому что ограничивает собою острова и служит им вместе и украшением и ограждением; а еще и потому, что приводит собою в связь самые отдаленные друг от друга части твердой земли, доставляя беспрепятственное сообщение мореплавателям, через которых снабжает нас сведениями о неизвестном, обогащает купцов, удобно удовлетворяет нашим жизненным потребностям, доставляет возможность изобилующим сбывать излишнее, а нуждающимся вознаграждать свои недостатки.» Далее показывает, что всей красоты моря, в какой оно явилось очам Творца определяющего достоинство части по отношению к целому и описать невозможно. |
| И когда бывает она заперта в кривых и не прямо идущих проходах, тогда гонимая движущим ее духом стремится наружу, проторгая поверхность, и делается годною к питью, чрез процеживание теряя горечь. Когда же во время перехождения заимствует у металлов качество теплоты, тогда по такой же причине, заключающейся в движущем духе, делается она часто кипящею, даже огненною, что можно видеть на многих островах и во многих приморских странах. А если сравнивать малое с великим, иногда и в средине материка некоторые места, смежные с ручными водами, терпят почти то же самое. К чему же сказал я это? К тому, что вся земля имеет в себе множество проходов, и чрез неприметные скважины из начал моря расходится по ней вода. Итак море прекрасно пред Богом, потому что влага из него идет по земным глубинам. Оно прекрасно также и потому, что служит приемником рек, принимает в себя отовсюду потоки, и не выступает из своих пределов. Прекрасно и потому, что служит началом и источником воздушных вод, когда нагревается лучами солнечными, и отлагает от себя, посредством испарения, тонкия частицы воды, которые, будучи привлечены в горнее пространство и потом охлаждены, как возвысившиеся далее, нежели куда простираются лучи отражаемые земною поверхностью, при возрастающем холоде, также и от тени облаков, делаются дождем и утучняют землю. И в этом, конечно, никто не усомнится, если представить себе поставленные на огонь котлы, которые, будучи наполнены влагою, нередко делаются пустыми, потому что все варимое в них разрешилось в пары. Можно еще видеть, как мореплаватели варят самую морскую воду, и собирая пары губками, в случае нужды, удовлетворяют несколько своей потребности. Но море прекрасно пред Богом и в другом отношении, потому что ограничивает собою острова, и служит им вместе и украшением и ограждением, а еще и потому, что приводит собою в связь самые отдаленные друг от друга части твердой земли, доставляя беспрепятственное сообщение мореплавателям, чрез которых снабжает нас сведениями о неизвестном, обогащает купцов, удобно удовлетворяет нашим жизненным потребностям, доставляет возможность изобилующим сбывать излишнее, а нуждающимся вознаграждать свои недостатки. |
| Район, где пропал самолет обследуется уже более 2 часов 6 июля. ПРАВМИР. Спасательные службы определили район возможного нахождения Ан-26 на Камчатке. Туда выдвинутся спасатели и поисковые службы. Район, где пропал самолет обследуется уже более 2 часов. Пока никаких обломков воздушного судна не обнаружено. АН-26 заходил выполнял рейс по маршруту Петропавловск-Камчатский — Палана, когда с ним пропала связь. На борту находились 22 пассажира и шесть членов экипажа. В числе пассажиров было двое детей и глава Паланы. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 9 апреля, 2024 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. Мнение авторов статей портала может не совпадать с позицией редакции. Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе |
| — в зависимости от того, какова в каждый данный момент пространственная позиция лирического субъекта. Когда Я-поэт находится в воздухе, то «этой» для него будет «воздушная могила». Когда же он будет приближаться к земле, то «этим» для него становится «варево», то есть земная жизнь («Я ль без выбора пью это варево…»). Получается: указательное слово одно и то же, говорящий — один и тот же, но в зависимости от пространственной позиции говорящего (в воздухе и на земле) речь идет о качественно разных «это». Мотивное движение от «воздуха» и «воздушной» к «воздушной яме» и «воздуху прожиточному», продолжая тему поэта (и поэтов), позволяет нам уже в первой строке («Этот воздух пусть будет…») увидеть начало разговора о поэтическом дыхании (пока в третьем лице), о том, чтó останется после смерти «неизвестного солдата» (то есть «Я-поэта») и чтó будет свидетельствовать о его времени перед будущим. В таком прочтении проясняется связь «воздуха» с его «сердцем» («Дальнобойное сердце его…»). Чье это сердце? Если это сердце поэтического дыхания, то понятно, что все это имеет отношение к «неизвестному солдату», то есть поэту. Проясняется и духовный смысл «дальнобойности». Благодаря дыханию Я-поэта, «сердце» его оказывается «дальнобойным». Как писал Мандельштам в 1934 г. в рецензии на книгу Аделины Адалис «Власть»: «…прежде всего, необходимо дышать не для себя, не для своей грудной клетки, а для других, для многих, в пределе — для всех. Воздух, который мы в себя вобрали, нам уже не принадлежит, и меньше всего тогда, когда он находится в наших легких». — То есть в наших легких находится воздух эпохи, и он нам не принадлежит: мы вдохнули то, чем дышат все. — «Второе, — продолжает Мандельштам, — и это второе, очевидно, первее первого — это то, что я назвал бы убежденностью поэтического дыхания или выбором того воздуха, которым хочешь дышать». То есть, участвуя в «этом» бытии при отсутствии «выбора» («Я ль без выбора пью это варево»), Я-поэт говорит не только о личной трагедии в доставшейся ему эпохе, но и о сознательной созидательной установке — разделить общую участь, вобрать в себя воздух эпохи («эти миры», что «угрожают нам») и претворить его в «этот воздух», который «будет свидетелем». |
|
|
