| А. Ретроспектива всей жизни Б. Сверхъестественные явления, видения и звуки В. Опасность заблуждения Г. Пограничный опыт и его ценность Глава III. С первого по третий день после смерти:отделение души от тела Природа смерти: отделение души от тела Разделение души и тела проходит более или менее легко Присутствие души на земле в первые три дня после смерти Смерть как процесс Этические последствия Отделение души от тела как испытание Духовная поддержка умирающего со стороны его окружения и Церкви Духовное состояние души после смерти Сохранение связи души с телом в постоянстве ипостаси Духовное состояние тела после смерти Глава IV. С третьего по девятый день: прохождение воздушных мытарств Восхождение души к небесам Действия демонов, стремящихся завладеть душой Прохождение воздушных мытарств Глава V. С девятого по сороковой день: введение в мир иной Глава VI. Сороковой день: частный суд Частный суд Кем совершается частный суд Частный суд как следствие выбора самого человека Частный суд как осуждение человека его собственной совестью Частный суд и Всеобщий Суд Глава VII. От сорокового дня до Последнего Суда: промежуточное состояние Природа промежуточного состояния Временный и частичный характер промежуточного состояния Ложная концепция: сон души Еще одна ложная концепция: переселение душ Глава VIII. Проблема чистилища Латинская позиция А. Латинское учение о чистилище Б. Новизна латинского учения о чистилище В. Согласованность с принципами латинского богословия Защита учения о чистилище латинянами и его опровержение православными богословами на Флорентийском соборе А. Изложение латинской позиции кардиналом Чезарини Б. Первое слово святого Марка Ефесского В. Слово Виссариона Никейского Г. Второе слово святого Марка Ефесского Д. Третье слово святого Марка Ефесского Учение православных богословов после Флорентийского собора Краткий итог католической и православной позиций А. Католическая позиция Б. Православная позиция Глава IX. Связь между живыми и умершими Взаимоотношения живых с умершими |
| Честный разговор о душе и теле с самого начала должен таким образом натолкнуться на расплывчатость этих вещей. Оказывается, мы в принципе не видим их границ. На нас могут конечно рассердиться и указать: тело вот это, а душа то. Но ведь рассердившийся сделает это именно потому, что чувствует необходимость навести здесь порядок. Порядок надо навести потому, что вещь расплывается. Ясно, что, как ни определяй тело, всякое тело диффузно. Человеческое тело привязано к воздушной среде, без которой не может жить, воздух зависит от жизни лесов, эта последняя от круговорота воды в природе. Человек в скафандре конечно не зависит от воздушной среды, лесов и воды, но тогда он ничуть не меньше зависит от научно–промышленной системы, подключен к поставу. Если смотреть древнерусские карты, особенно крупномасштабные чертежи земельных наделов, то можно убедиться, что ручьи, деревья, трава прорисованы на них не потому, что это было необходимо для проведения межи, а потому, что пространство не мыслилось иначе как дышащее, зеленеющее, т. е. как тело, переплетающееся с человеческим телом. Геометрические соотношения были менее существенны чем теперь; существеннее было встроить участок, строение, храм в ландшафт. В отличие от этой готовности древнего хозяина видеть в ландшафте плавное продолжение человеческого тела, современный индивид подчеркивает свою автономность, независимость от «внешнего» мира. У современного строителя, приезжающего на «объект» с типовым проектом в портфеле, чувство тела не ослаблено, но связь его со средой разорвана, тело произвольно очерчено кожей, и для того, что внутри кожи, есть хорошая одежда, удобная машина, сауна, отборные сигареты, но их окурки уже можно бросать под ноги, потому что там начинается чужое, чуть ли не враждебное. Конечно, мнимая автономность индивида, который не хочет ничего знать, кроме благополучия себя, очерченного кожей (или, как в таких случаях говорят, «шкурой»), по меньшей мере смешна, потому что его самочувствие на самом деле целиком зависит от того, будет или не будет разрывов в ионосфере, выпадут или нет радиоактивные дожди, сработает ли служба здравоохранения, останавливающая холеру. Нам следовало бы удивляться не тому, почему мы не можем найти границ своего тела, а другому: почему мы надеемся, что это возможно. Наше тело вплетено в окружение, в тело мира способами, о которых мы еще очень мало знаем. То же надо сказать о границах «души». О стабильности ее границ не может быть речи, если даже без вина и наркотика на нас то и дело наплывают состояния и настроения, с которыми мы справляемся лишь путем насильственного фармакологического или дисциплинарного вмешательства в жизнь «психики» с ее так называемым бессознательным. |
| 13. Это есть наш истинный мир и крепкая связь наша с Творцом нашим посредством очищения и примирения через Посредника жизни. Ведь (прежде) мы, запятнанные и отчужденные, удалились от Него через посредника смерти. Ибо как дьявол, возгордясь, привел возгордившихся людей к смерти, так смиренный Христос вернул людей послушных к жизни. Ибо как тот, вознесшись, пал и низвергнул согласного (с ним человека), так Этот, уничижившись, воскрес и восстановил уверовавшего (в Него). Ибо поскольку дьявол сам не спустился туда, куда он низвел (ведь в нечестивости своей он нес смерть духа, но он не подлежал смерти плоти, потому что не принимал на себя одеяние плоти), он показался человеку великим князем легионов демонов, посредством которых он правит своим царством обмана. Так разду-вая человека, жаждущего более власти, нежели праведности, по-средством гордыни возвышения или же ложной философии, или сплетая его сетями святотатственных обрядов, в которых, низвергая обманом и видимостью души наиболее любопытных и гордых, он улавливает его, подчинив козням волшебства, и даже сулит ему очищение души посредством того, что они называют τελεται превращаясь в ангела света посредством разнообразных махинаций лживыми знамениями и чудесами. 14. Ибо посредством воздушных тел лукавые духи легко делают многое из того, что удивляет даже лучшие души, отягощенные земными телами. Ведь если сами земные тела посредством искусства и опыта выказывают на театральных зрелищах столькие чудеса, что те, кто никогда их не видел, едва верят, когда о них рассказывают, что трудного для дьявола и ангелов его сотворить из телесных элементов посредством воздушных тел то, что удивляет плоть, для того, чтобы сокровенными внушениями, содеяв призраки образов, ввести в заблуждение человеческие чувства, которыми он обманывает и бодрствующих, и спящих или возмущает бесноватых. Но как может произойти так, что человек, лучший по своей жизни и нравам, созерцает наихудших людей или ходящими по канату, или творящими много невероятного посредством разнообразных телесных движений, и, (однако), никоим образом не желает делать этого, и не оценивает их вследствие того как предпочтительных в сравнении с собой, так и верная и благочестивая душа не только если видит, но даже если вследствие немощи плоти содрогается от демонских чудес, все же не будет скорбеть по тому поводу, что не может того же, и не будет поэтому считать их лучшими; в особенности же потому, что она пребывает в единстве со святыми, которые, будь они людьми или благими ангелами, с помощью силы Божией, которой все подчинено, творили более великие чудеса и совсем без обмана. |
| Единственный раз читаем: Духи Божий от устов Его. (307) Последняя формула звучит необычайно резко даже для общей плотски-натуралистической концепции стиха. При всем наивном натурализме ее мы не можем не чувствовать известной осторожности, налагаемой христианским спиритуализмом на эту натуралистическую схему. В самом деле, ответы даются почти исключительно о происхождении небесных или воздушных явлений. Для них уместны наиболее одухотворенные или наиболее поэтические элементы божественной телесности. («Сапоги» и «крови» являются скорее срывами певца.) Стих не дерзает говорить о теле, о костях Божиих и в связи с этим отказывается ставить вопросы о происхождении земли, моря и гор (камней). Ответы на эти вопросы легко угадываются; они становятся ясны по аналогии с происхождением тела Адамова. Но певец умалчивает о них, думается, по требованию религиозного целомудрия, подавляя в себе естественный интерес к космологии матери-земли. Этим соблюдается и известная, не очень строгая, градация в божественности высших (воздушных) и низших (земных) элементов природного мира. Вопрос о происхождении человека (Адама) тоже поставлен в стихе о Голубиной книге, который дает на него следующий ответ: У нас мир-народ от Адамия; Кости крепкия от камени; Телеса наши от сырой земли; Кровь-руда наша от черна моря. (301; 270; 318) Конечно, и здесь отдельные моменты неустойчивы. Очи Адама взяты от солнца, мысли от облаков (однако разум от Святого Духа)... Но устойчива основная мысль. Развивая, по следам апокрифов, библейскую идею о сотворении Адама из земли, певец видит в существе Адамовом те же элементы, что и в космосе. Между миром и человеком та же неразрывная связь, что между организмом матери и сына. И если мир божественного происхождения, то и человек обладает природой божественной, могли бы мы продолжить мысль певца, – только божественность его не второго, а третьего порядка. Он не царь земли, а сын ее. Лишь через мать свою он носит в себе печать божественности. Так, очи его не прямо от очей Божиих, а от солнца, которое само от очей Божиих. Народная антропология подчинена космологии. |
| Нравственная деятельность человека должна носить отрицательный характер, характер очищения (κθαρσις) и, соответственно трем главным моментам эманации, распадаться на три главные ступени. Употребляя терминологию неоплатоников, эти ступени можно обозначить как 1) κθαρσις, в тесном смысле, или очищение от чувственности, 2) θεωρα, или отрешение от и 3) κστασις, или слияние с Единым 19 . Так метафизика Плотина определяет собой как общий характер, так и основные моменты нравственной деятельности человека. Но эта зависимость этики от метафизики – логическая, но отнюдь не психологическая. Психологически дело нужно представлять как раз в обратном порядке: не этическое учение Плотина есть вывод из метафизических положений его системы, а наоборот, его метафизика есть отображение и проектирование вовне этико-мистического процесса, совершающегося внутри, в его душе. Факты внутреннего опыта послужили исходным пунктом и последней базой его метафизической концепции. В этом особенность построения всех мистических учений. Но к этому вопросу мы возвратимся ещё ниже, а теперь посмотрим, что представляют в неоплатоническом понимании отмеченные нами ступени нравственной деятельности человека. 1) Κθαρσις. Душа человека, рассматриваемая сама по себе, в своей субстанциальной основе, вне отношения её к телу и миру, есть чистая, ничем незапятнанная эманация. Ни в каком очищении она сама по себе не нуждается. Её несовершенство и нечистота имеет своим источником её связь с телом, а чрез тело с чувственным миром. Уничтожив эту связь, изгладить всякую склонность к чувственному значит возвратить душе её первоначальную чистоту. Отсюда нравственная деятельность неизбежно должна принять отрицательный характер и все добродетели получат значение очищения (κθαρσις) 20 . Освобождённая от всякой инородной примеси, душа так же легко и необходимо устремится в сверхчувственный мир, как легко поднимается в высоту воздушный шар, не удерживаемый более связью, прикрепляющей его к земле 21 . По-видимому, самым радикальным средством порвать связь души с телом и чувственным миром было бы стоическое самоубийство. |
| В предыдущих главах мы уже обсуждали причину различия в этих двух опытах: христианский опыт есть подлинный иной мир неба и ада, а спиритический опыт - это только воздушная часть этого мира, " астральная плоскость " падших духов. Современный опыт явно принадлежит к последней категории - но мы не могли бы этого знать, если бы мы не приняли (на веру) христианского откровения о природе потустороннего мира. Сходным образом, если д-р Кублер-Росс и другие исследователи принимают (или сочувствуют) нехристианской интерпретации этих опытов, то это не потому, что современные опыты доказывают ее, а потому, что сами исследователи уже имеют веру в ее нехристианскую интерпретацию. Значение современных опытов поэтому и заключается в том, что они становятся широко известны как раз в то время, когда они могут послужить " подтверждением " нехристианского взгляда на жизнь после смерти; они используются как часть нехристианского религиозного движения. Посмотрим теперь пристальнее на природу этого движения. 2. Связь с оккультизмом У исследователей " посмертного " опыта снова и снова можно видеть более или менее очевидную связь с оккультными идеями и практикой. Мы можем здесь определить понятие " оккультный " (буквально означает то, что спрятано) как относящееся к любому запрещенному Божиим откровением общению людей с невидимыми духами и силами (см. Левит. 19, 31; 20, 6 и т.п.). Этого общения могут искать сами люди (как на спиритических сеансах), или же оно может быть спровоцировано падшими духами (когда они спонтанно являются людям). Противоположностью " оккультному " являются термины " духовный " и " религиозный " , которые относятся к разрешенным Богом контактам с Богом и Его Ангелами и святыми: молитве - со стороны человека, благодатным явлениям Бога, Ангелов и святых - с другой стороны. Вот пример подобной оккультной связи: д-р Ханс Хольпер ( " За пределами этой жизни " , 1977) считает, что значение " посмертных " опытов заключается в том, что они открывают людям связь с умершими, и он полагает, что при этом получаются такие же сообщения, какие " умершие " дают на спиритических сеансах. Д-р Моуди и многие другие современные исследователи, как мы уже видели, ищут объяснения современных опытов в писаниях Сведенборга и " Тибетской книге мертвых " . Роберт Крукел, который является, возможно, самым серьезным исследователем в этой области, использует в качестве основных источников информации о " потустороннем " мире сообщения медиумов. Роберт Монро и другие, занимающиеся " выходом из тела " , являются чистыми практиками оккультного эксперимента вплоть до того, что получают руководства-советы от встреченных бесплотных существ. |
| Немецкая авиация господствовала в воздухе и колонны топлезаправщиков, машины с боеприпасами наших мехкорпусов уничтожали на марше. А что такое танк без топлива и боекомплекта? Без топлива и снарядов он становится беспомощным. Но бились наши танкисты, нанося контрудары в таких масштабных танковых сражениях, как бои под Дубно, повторяю, очень упорно, наносили немецким войскам также тяжелые потери. В бронетанковых дивизиях вермахта было оптимальное соотношение танков, бронетранспортеров и автомобилей для пехоты и дивизионов противотанковой артиллерии. И тактика боя, слаженность действий, а также взаимодействие с авиацией, которая немедленно наносила удары по противнику, было в германских танковых войсках отлаженно до мелочей. И работала мощная военная машина вермахта, как отлично отлаженный механизм. Кроме того, на более высоком уровне в немецкой армии была связь. Немецкие самолеты и танки во всех звеньях были оснащены радиосвязью. А в советских танковых частях командир, вступая в бой, обычно приказывал: «Делай как я!». Связь не только позволяла немецким командирам умело руководить и управлять боем, но и давала возможность постоянно сосредотачивать в нужном месте численное превосходство. Особенно связь была важна в воздушных боях. Немецкая авиация на всех участках создавала подавляющее преимущество. Можно называть еще много деталей и подробностей в организации боя, в тыловом обеспечении, в материально-технической части, в которых вермахт превосходил Красную армию. Учитывая боевой опыт и тактическую грамотность немецких офицеров, унтер-офицеров и солдат, прекрасную выучку и боевую подготовку германских летчиков, танкистов и артиллеристов, ясно, что в сражениях и боях 41-го года они часто обладали преимуществом над советскими бойцами и командирами. Враг был сильнее, враг был опытнее и лучше обучен, прекрасно вооружен и оснащен. Враг, обрушивший свой удар на СССР 22 июня 41-го года, был очень жестокий, самоуверенный и беспощадный. План «Барбаросса» предполагал в молниеносной войне разгромить и уничтожить войска Красной армии. Германские армии должны были овладеть Москвой, Ленинградом, Киевом и через 3-4 месяца войны выйти на линию Архангельск – Астрахань. |
| Нравственная деятельность человека должна носить отрицательный характер, характер очищения ( κθαρσις) и, соответственно трем главным моментам эманации, распадаться на три главные ступени. Употребляя терминологию неоплатоников, эти ступени можно обозначить как 1) κθαρσις в тесном смысле, или очищение от чувственности, 2) θεωρα, или отрешение от мышления и 3) κστασις, или слияние с Единым 18 . Так метафизика Плотина определяет собой как общий характер, так и основные моменты нравственной деятельности человека. Но эта зависимость этики от метафизики – логическая, но отнюдь не психологическая. Психологически дело нужно представлять как раз в обратном порядке: не этическое учение Плотина есть вывод из метафизических положений его системы, а наоборот, его метафизика есть отображение и проектирование вовне этико-мистического процесса, совершающегося внутри, в его душе. Факты внутреннего опыта послужили исходным пунктом и последней базой его метафизической концепции. В этом особенность построения всех мистических учений. Но к этому вопросу мы возвратимся еще ниже, а теперь посмотрим, что представляют в неоплатоническом понимании отмеченные нами ступени нравственной деятельности человека. 1) Κθαρσις. Душа человека, рассматриваемая сама по себе, в своей субстанциальной основе, вне отношения ее к телу и миру, есть чистая, ничем незапятнанная эманация. Ни в каком очищении она сама по себе не нуждается. Ее несовершенство и нечистота имеет своим источником ее связь с телом, а чрез тело с чувственным миром. Уничтожив эту связь, изгладить всякую склонность к чувственному значит возвратить душе ее первоначальную чистоту. Отсюда нравственная деятельность неизбежно должна принять отрицательный характер и все добродетели получат значение очищения ( κθαρσις) 19 . Освобожденная от всякой инородной примеси, душа так же легко и необходимо устремится в сверхчувственный мир, как легко поднимается в высоту воздушный шар, не удерживаемый более связью, прикрепляющей его к земле 20 . По-видимому, самым радикальным средством порвать связь души с телом и чувственным миром было бы стоическое самоубийство. |
| Таким образом, камни являются в связи с культом звезд. На эту связь камней со звездными и планетными божествами навели язычников, по всей вероятности, метеориты, камни, по временам падающие на землю и нередко в значительном количестве, тем более, что эти метеориты, во время снижения в атмосфере Земли от трения с воздушными частицами при страшной быстроте их движения, раскаляются и не вооруженному глазу наблюдателя представляются падающими звездами. Нет ничего удивительного, что примитивный язычник, видя блестящий, подобно звезде, падающий на землю предмет, считал его за особенное проявление своего божества или за самое божество. При ближайшем рассмотрении этого упавшего метеорита он видел, что это камень, по-видимому, ничем не отличающийся от обыкновенного камня, отсюда уже легок был переход от почитания метеоритов к почитанию вообще чем-либо замечательных камней, поражающих воображение или своею формою, или своим одиноким положением среди ровной песчаной пустыни. Подтверждением нашей мысли может служить и знаменитый черный камень Каабы, который, по всей вероятности, как это мы скоро увидим, есть ничто иное, как метеорит, конечно, в последствии времени когда установился уже взгляд на божественный характер некоторых камней благодаря влиянию метеоритов на воображение язычников, и простые камни, поставленные в воспоминание какого-либо события, легко могли сделаться в своем роде идолами и богами, и, в частности, и камни, взятые из окрестности Каабы, как повествуют об этом приведённые нами мусульманские писатели, легко могли со временем превратиться в божества. Но все же основу этого нужно искать, по нашему мнению, в выше указанной связи камней со звездными и планетными божествами. Допустив такое верование язычников вообще в связь некоторых камней со звездами, мы легко можем объяснить повсеместное почитание камней в древних языческих культах, почитание, которое существовало во всех древних известных нам языческих религиях. В виду этого повсеместного распространения почитания камней в языческих религиях божественный Законодатель, особенно, предостерегает иудеев, чтобы они наделали себе камней предметами почитания: «не делайте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями не кладите в земле вашей, чтобы кланяться на них», – говорит Божественный глас народу еврейскому. 1172 Можно полагать, что такое запрещение камней вызвано повсеместно распространением поклонением камням у языческих народов, окрестных евреям. |
| Но Вяч. Иванов словно бы проходит «сквозь» Тютчева к дотютчевскому и предтютчевскому еще в одном смысле: благодаря своей погруженности в немецкую культуру и специально в стихию немецкой романтики он находится в контакте с немецкими истоками тютчевской поэзии 401 . Его подход к Тютчеву реактуализирует связь с этими истоками; в этом смысле поистине символично, что однажды он выполнил поэтический перевод стихотворения Тютчева на смерть Гёте на немецкий язык 402 . Специфическое отношение Вяч. Иванова к слову, отличающее его от всего русского XIX века и от Тютчева в том числе, отчасти приближает его к поэзии немецкой; это проявляется уже на уровне ритмической и фонической фактуры стиха, определяемой тремя взаимосоотнесенными моментами – необычным обилием односложных и вообще кратких слов, а потому сверхсхемных ударений, столь же необычной густотой и плотностью согласных, наконец, преобладанием симметричной ритмики стиха над асимметричной, которая вызвана сравнительно редким пропуском ударений 403 . Интересно, что все три момента «германизации» стиха сильно стимулируются «славянщиной» (прежде всего, конечно, употреблением архаических усеченных форм). Возвращаясь к наследию русского XIX века, отметим, что для Вяч. Иванова был возможен, более того, неизбежен такой взгляд на панораму этого наследия, который ставит в центр панорамы – именно Тютчева. Все остальные фигуры, не исключая самого Пушкина, располагаются вокруг Тютчева. Действительно, в статье 1910 г. «Заветы символизма» мы читаем: «Тютчев был не одинок, как зачинатель течения, предназначенного – мы верим в это – выразить в будущем заветную святыню нашей народной души. Его окружали – после Жуковского, на лире которого русская Муза нашла впервые воздушные созвучия мистической душевности, – Пушкин, чей гений, подобный алмазу редчайшей чистоты и игры, не мог не преломить в своих гранях, где отсветилась вся жизнь, раздробленные, но слепительные лучи внутреннего опыта; Боратынский, чья задумчивая и глухоторжественная мелодия кажется голосом темной памяти о каком-то давнем живом знании, открывавшем перед зрячим некогда взором поэта тайную книгу мировой души; Гоголь, знавший трепет и восторг второго зрения, данного «лирическому поэту», и обреченный быть только испуганным соглядатаем жизни, которая, чтобы скрыть от его вещего духа последний смысл своей символики, вся окуталась перед ним волшебно-зыблемым покрывалом причудливого мифа; наконец, серафический (как говорили в средние века) и вместе демонический (как любил выражаться Гёте) Лермонтов…» 404 . |
|
|
