| Том второй: Ботаника. 1) Сто семьдесят шесть рисунков с натуры разного рода трав и хлебных злаков; ароматических мелких кустарников и чайного деревца, горных, полевых, болотных; с их китайскими названиями. 2) Восемьдесят рисунков крупных кустарников и деревьев. Зоология: Разные китайские насекомые, черви, куколки, и прочие превращения, встречающиеся в земле, на полях и в садах, на деревьях, листьях, цветах и траве, восемьдесят рисунков с натуры – пояснительный текст к каждому из означенных отделений. Третий том (продолжение) зоология: 19 родов рыб, 8 родов моллюсков и раков; гады, землеводные, метаморфозы и роды лягушек 4 родов, 9 рис. змеи с её метаморфозами, 14 рис. черепахи, с её разновидностями обыкновенная черепаха – «гуй», 5 рис., огненная черепаха – «хо-чуй» (10-я по эрр-я), похожая на дракона – «лун-гуй», маленькая – «цзинь-гуй»; прочие виды (по эрр-я). 1-я черепаха чудесная, – «шэнь-гуй» 1000 летняя, с выдающимися костями на подобие рогов (лун-гуй); 2-я – «лин-гуй»; чудотворная и 10,000-летняя, держащая острова блаженных – «цзюй-гуй»; 3-я – «шэ-гуй», питающаяся змеями; 4-я – «бао-гуй», или драгоценная; 5-я – «вэнь-гуй», струистая «гуй-фу», с чудесною дщицей на спине дающей победу; и «ву-цзун-гуй», пятая черепаха, обладающая всезнанием; 6-я – «ши-гуй», гадательная черепаха; 7-я – «шань-гуй» – горная ; 8-я – «цзэ-гуй», – озерная ; 9-я – «шуй-гуй», – водяная, (всего 56 рис.). – Птицы; – 46 рис. разного рода мелких птиц, прочие – орлы, аисты, лебеди, ястреба, утки, петухи и куры, попугаи, райские птицы, дятлы, воробьи, соловей, жаворонок, ворон, колибри и проч. (всего 70 рис.). – Животные домашние и другие лесные: – свиньи, боров, кабан, кошка, собаки, бараны, козлы, быки-единороги, волк, лисица, лев, конь, еж, обезьяны, орангутанг, горилла, дикий человек, покрытый весь волосами, баснословные животные – 3 вида дракона четвероногого, покрытого чешуей, с парою или одним рогом и пушистым хвостом или тонким; рыси, леопарды, тигры, слоны, дикие кошки, кабарга, (всего 48 рис.). Грызуны – мыши крысы, заяц (8 рис.); конь и его разные виды, с одним баснословным пожирающим тигров (имеет огненную гриву и лапы дракона, (всего 36 рис.); ж) рогатый домашний скот – быки и коровы, телята разной породы (всего 12 рис.). |
| Можно возразить, что в некоторых случаях попавшие под подозрение члены организации сами переставали приходить на все встречи собрания. Однако это ни в коей мере не означало, что они стали плохо относиться к отдельным Свидетелям Иеговы, что они хотели разорвать всяческие дружеские отношения и всякое общение с членами собрания. Полное прекращение отношений являлось следствием жестких решений старейшин. Необычайное рвение в преследовании подозреваемых со стороны старейшин проявилось в городке Дэнси (штат Миссисипи) – достаточно маленьком, чтобы не быть обозначенным на большинстве географических карт – и затронуло семью Уокеров. В 1940–х годах сначала мать, а затем и три ее дочери стали Свидетелями Иеговы. Со временем Рей Филлипс, муж одной из дочерей, построил прямо напротив дома Уокеров, на принадлежавшей ему земле, Зал Царства и впоследствии пожертвовал его собранию. Сью Уокер, одна из трех дочерей, стала «пионеркой», а впоследствии закончила миссионерскую школу Галаад. Она была направлена служить в Боливию, где, живя в сложных условиях, провела 12 лет. Как–то проповедуя в граничившем с джунглями городе Тринидад, Сью вместе со своей спутницей оказалась совершенно отрезанной от собрания Свидетелей. Находящийся в низине город в сезоны дождей часто затапливало, и единственным средством передвижения становились небольшие лодки. (Сью рассказывает, как однажды изучала Библию с женщиной, все время державшей подле себя деревянную палку. Сью было любопытно, для какой цели мог понадобиться этот инструмент. И вот, во время одной из встреч на порог дома выползла водяная змея. Женщина спокойно взяла свою палку и столкнула змею обратно в воду.) Вместе со своей напарницей Сью на протяжении многих лет верно выполняла назначение, справляясь с плохим питанием и болезнями. В 1962 году Сью перевели служить в Доминиканскую Республику, где в это время работали мы с женой. Времена тогда были неспокойные. В 1965 году произошла крупная революция. Возвращаясь домой после изучений Библии, Сью не единожды приходилось укрываться от пуль. Несмотря на проблемы со здоровьем, к двенадцати годам, проведенным в Боливии, Сью добавила еще тринадцать в Доминиканской Республике. После этих 25 лет миссионерского служения Сью посчитала долгом вернуться в Дэнси, чтобы заботиться о престарелых родителях (которым на тот момент было за восемьдесят). Хотя, вернувшись в родные края, она продолжала полновременное (теперь уже «пионерское») служение, её обескуражили высказывания некоторых местных Свидетелей, посчитавших, что она «оставила свое назначение». Ходили даже совершенно беспочвенные слухи о том, что Общество само отправило ее домой за плохое поведение. |
| Далай-Лама умирает в тот месяц, день и час, когда заблагорассудит, или покидает, говоря точнее, одно тело и переселяется в другое. Впрочем, ламаизм составляет раскол в буддизме. 171 Лотос – это водяная роза, в изобилии произрастающая в болотах Индии. В иных местах это растение употребляется даже и в пищу. По воззрению браминов, этот цветок служит символом творческой, производительной силы в природе. Из него родился даже сам Брама. С лотоса проявляется и каждый Будда, по воззрению тех буддийских школ, которые наиболее воплотили в себе дух браманизма. Отсюда-то – лотос, как одна из лучших жертв, ставится перед кумирами на божницах буддийских. 182 Каждый день года, проведенного в аду, равняется в действительности 50 обыкновенным нашим годам. 189 Слово «бесконечность» мы употребляем здесь в буддийском смысле, несомненно разнящемся от нашего взгляда на это. 191 Вот образчик таких речей Будды. «Доброе дело, – говорит Будда, – не остается без награды. Те, которые совершают его вместе, вместе и получают за него должное воздаяние. Например, у Прасэначжаты, шравастийского государя, были две любимые жены; обе они отличались необыкновенной красотой и представляли пример редкой дружбы и согласия; в Шравасти только и было толков, что о двух красавицах, заключенных во дворце государя. Будда объяснил, что счастливый удел, доставшийся этим двум женщинам, их красота и дружба, суть следствие одного доброго дела, совершенного ими в давние времена. Тогда они были женами одного брамина и отличались милосердием. Раз они накормили одного добродетельного пустынника и тем упрочили для себя счастливую будущность. Но так как одна из них, приготовив для пустынника кушанье, самое лучшее и вкусное положила наверх, а другая сверху блюда положила дурную пищу, скрыв хорошую внутри, то, сделавшись женами Прасэначжаты, они различалась одна от другой и в роде красоты. Старшая из них имела величественную наружность и необыкновенно правильные черты лица, а младшая, не имея этих наружных совершенств, с избытком заменяла их прелестью движений и нежным сложением. |
| По обеим сторонам дороги, посреди полей и зелёных рощ, возвышаются холмы, на вершинах которых расположились многочисленные арабские деревушки. Мы поднялись на самую вершину холма и должны были спуститься в плодоносную долину, по которой пробегали мелкие ручейки. Затем поднялись на ещё более высокий холм, по скатам которого виднелись оливковые и масличные рощи, фруктовые сады и водяная мельница; увенчивался он каким-то селением. Это, оказалось, некогда знаменитая Самария, потом Севастия, ныне бедная арабская деревушка, населённая магометанами и отчасти православными. Этот гордый холм Самарийский возвышается на 500 фут. над долиной, и взбираться на него по почти отвесным склонам очень затруднительно. На вершине холма, окружённого с трёх сторон глубокими долинами, расположена теперь жалкая деревушка, в которую мы теперь и шли пешком, оставив своих ослов у деревни. Из любопытства, мы заглянули в отворенную дверь одной мазанки: едкий удушливый дым, наполнявший её, заставил нас отскочить в сторону. Оказалось, что мазанки не имеют других отверстий, кроме одной двери. Подобное встречается во многих бедных восточных деревушках. Необходима неприхотливость восточных жителей и постоянная привычка, чтобы обитать в таких жилищах. Сквозь дым мы разглядели внутренность этой мазанки: ни стола, вообще никакой мебели; на полу сидел араб в расстёгнутой рубашке и в красном тюрбане на голове, поддерживая огонь, ворочая палкой сучья, горевшие под котелком, в котором что-то варилось; оборванная женщина хлопотала около этого котелка; в углу, на го- лом полу, не смотря на едкий запах дыма, весело играли в камешки голые ребятишки, грязные до невозможности. Идя затем по отвратительнейшим закоулкам деревушки, сторонясь от собак, с оскаленными зубами лаявших на непрошенных гостей, мы размышляли о превратностях судеб вообще, и в частности – о судьбе стоявшей здесь когда-то знаменитой столицы Израильского царства. Основанная царём-отступником Амврием, она имела в своих стенах много нечестивых царей, в том числе и Ахава, ревностного распространителя идолопоклонства в своей стране. |
| – Их у вас четыре? – спросил я о макитрах. – Шесть, – усмехнулся бригадир. – Еще две в душе стоят, я завтра вам и те сюда притащу. Ну, посмотрели? Пошли! Мы вышли в сад. Блеск был разлит повсюду. Сверкали раскаленные черепицы крыш и стволы яблонь, обмазанных известкой. Ветерок ходил по высокой, некошеной траве, и пахло сырой землей и табаками. А за яблонями, где-то на просторе, громко хохотала женщина. Хохотала и выговаривала: «Ой, Боженька же мой, ой, не могу, не могу!» – и снова хохотала. – Слышите? – кивнул головой бригадир и крикнул: – Коршунова! Коршунова, дьявол! Вот я тебе порепетирую. Хохот смолк, а потом тот же голос вызывающе произнес: «Ой, Боже ты мой, не могу, не могу, не могу!» – и захохотал. – Тьфу, окаянная!… Ты ей хоть кол на голове теши, – злобно плюнул бригадир. – Совсем с панталыку сбилась. Артистка! – А кто у вас руководит драмкружком? – спросил я. Он махнул рукой. – Тут не кружок, тут поднимай выше, – сказал он. – В Алма-Ате занимается. В какой-то театральной высшей школе… племянница моя, сестрина дочь. На лето приехала матери помочь. И вот слышите, как помогает? Ну, хорошо, только до собрания, там я ей покажу «ха-ха-ха!». – И он быстро пошел по просеке, бормоча под нос что-то сердитое. – Так, может, у нее талант? – спросил я, догоняя его. Он остановился и взглянул на меня. – То не было никакого таланта, а то вдруг он объявился? – спросил он насмешливо. – Конечно, талант! Туда без таланта и не суйся! Там талант первее всего. – Он значительно посмотрел на меня и усмехнулся. Я хотел ему что-то ответить, но он вдруг остановился, взглянул на солнце, полез в боковой карман пиджака, вынул старинные часы из черного серебра, звонко щелкнул крышкой с кудрявым вензелем, посмотрел и сказал: – О! Ну, однако, уже и обед. Милости просим ко мне. Закусим чем Бог пошлет. – Да нет, нет, – сказал я, – мне ведь… – Прошу, прошу, – повторил он настойчиво, – макитрами сыт не будешь, – и взял меня под локоть. Мы прошли между двумя рядами яблонь, пересекли по тропинке густой темный вишенник и спустились к Алма-Атинке. Она кипела между узкими берегами и била зелеными фонтанами. У больших камней вскипали водяные воронки и мелкие буруны, а на самой середине ее, около огромной глыбины, гладкой и черной, как бегемот, опустившийся на колени, крутились клочья сердитой пены, листья и какой-то сор. Мельчайшая водяная пыль висела над кустами, и большие, сердитые, почти серые лопухи с лиловыми черенками все время дрожали от гула. А гул был такой, что казалось – это по дну катятся огромные пустые бочки. На самой спине каменного бегемота лицом вниз, так что была видна только загорелая спина да острые крылья лопаток, лежал человек в черных трусиках. |
| На долгом и страшном историческом пути в человеке скопилось и нагромоздилось столько смертей, что смерть стала единственной категорией, в которой проходит вся человеческая жизнь, в которой эта жизнь начинается, пребывает и, возможно, заканчивается. В ходе истории в человеке сформировалось единственное убеждение: если в этом мире и есть что-либо необходимое, то это смерть. Это убеждение стало догмой всякой исторической эпохи. Страшная и неумолимая реальность смерти заставила человечество сформулировать это убеждение в догму: смерть – это необходимость. Эту неприятную догму отец передавал в наследство сыну, человек – человеку, поколение – поколению. Если человек без предрассудков заглянет в историю этого удивительного мира, то должен будет признать, что этот мир – огромная водяная мельница смерти, которая беспрестанно перемалывает необозримые потоки людей, от первого человека до последнего. И меня перемалывает, и тебя, друг, и всех нас перемалывает, пока не перемелет однажды днем или ночью. Скажите, может ли человек быть спокойным и все это принять без бунта, будучи зажатым в этой водяной мельнице смерти между двумя жерновами, которые его мелют до тех пор, пока совсем не раскрошат? Может ли быть спокойной муха в сетях паучьих, червь в соловьином клюве, а соловей – в ястребином? Ужас вселяет в человека ощущение, что эта жизнь – какое-то страшное привидение и мрачное заточение. Словно некто нас послал на заточение к этому отвратительному привидению, послал нас, которые и сами сделаны из той же материи, что и привидение. Человеку достаточно и одного взгляда, чтобы увидеть, что наша планета – ристалище, со всех сторон обнесенное смертью. А вселенная? Не есть ли это огромная, со всех сторон герметично закрытая гробница, в которой люди, как отчаявшиеся кроты, непрестанно копошатся и никак не выберутся из нее. Вся история рода человеческого – это не что иное, как завуалированное подтверждение смерти. Все ее бури и грозы, затишья и подвиги, все ее творцы и борцы свидетельствуют только об одном: смерть – это необходимость, всякий человек смертен, неминуемо и неизбежно смертен. Это финал всякого человеческого существа, это завещание, которое непременно оставляет после себя всякий житель нашей планеты. Это завещание каждому из нас оставили наши предки. В нем только три слова: смерть – это необходимость. |
| Хотя что тут поделаешь? Вон они какие здоровенные! А мечи такие, что нам и вдвоем не поднять. Но все-таки, Сэм, лучше бы тебе не дремать…» Некоторое время ему удавалось держать глаза открытыми. Светлое пятно входа потемнело, и водяная завеса слилась со сгущающимися сумерками. Шум воды не умолкал. Водопад шептал, журчал, нагонял сон. Сэм начал тереть глаза кулаками. Но тут запылали новые факелы. Люди вскрывали бочки с вином, ящики с провизией, носили воду из водопада. Фарамиру принесли большую чашу с водой и полотенце. Он умылся. – Разбудите наших гостей, - сказал он, - и дайте им умыться. Пора ужинать. Фродо сел, зевая и потягиваясь. Им принесли воды для умывания. Сэм, не привыкший, чтобы ему прислуживали, недоуменно взглянул на высоких воинов, державших перед ним таз с водой, и посоветовал: – Поставьте на землю: и вам легче, да и мне удобней, - а потом, к веселому изумлению собравшихся, сунул голову в холодную воду. – Разве в вашей стране принято мыть голову перед ужином? - спросил один из воинов. – Нет, обычно - перед завтраком! - съязвил Сэм. - Но если хочется спать, то лучше средства, чем холодная вода, не придумаешь. Ну вот! Теперь я достаточно проснулся, чтобы поесть. Фарамир усадил их рядом с собой. Но прежде чем сесть, он сам и все его воины в молчании повернулись на минуту лицом на запад. По его знаку Фродо и Сэм сделали то же. – Мы делаем так всегда, - тихо сказал Фарамир, садясь. - Там, на западе, когда-то был Нуменор, а за ним - родина Эльфов, вечная и прекрасная страна. А у вас на родине не так? – Нет, - ответил Фродо, чувствуя себя странно неловким и невоспитанным. - Но когда мы в гостях, то кланяемся хозяину, а после трапезы встаем и благодарим его. – Мы тоже, - улыбнулся Фарамир. После долгого утомительного путешествия, после стольких дней среди скал и болот ужин показался хоббитам роскошным: они пили холодное ароматное вино, ели хлеб, масло, солонину, сушеные фрукты и вкусный сыр, - ели чистыми руками, из чистых тарелок. Ни Фродо, ни Сэм не отказывались, что бы им ни предлагали, даже во второй и в третий раз. |
| широты, обильное рыбою и со сладкою водою Геннисаретское или Тивериадское озеро 47 с прелестными окрестностями. А 13-ю милями южнее следует окруженное известко-каменными утесами, голыми, высокими и крутыми, там и сям прорезанными Вадисом, и глубокими ущельями, в 10 миль длины и 2 1 / 2 мили ширины, соленое озеро, называемое Мертвым морем·, на его берегах не растет никакое зеленое растение, по нему не плавает ни одна водяная птица, в нем не живет никакой рыбы и никакого водяного животного. 48 Эта долина имеет тропический климат, так как расположенные по обеим сторонам горы усиливают зной и препятствуют охлаждению воздуха западным ветром; поэтому в ней все плоды созревают месяцем раньше, чем в остальных странах той же земли и растут даже пальмы, особенно при Иерихоне, единственном в Палестине городе пальм ( Втор.34:3 ), где долина на западе реки расширяется до 3-х миль. В этой долине течет Иордан, чрез который между озером Мером и Тивериадским идет базальтовый переход, называемый мостом Иакова. По выходе из Галилейского моря при Вифсаиде Иордан поворачивает более к восточной стороне долины и продолжает свое течение в долинном протоке, глубиною в 10 ф., обросшем тамарисками, ивами, олеандрами и высоким камышом 49 поспешая в бесчисленных извилинах и 27 больших, и еще гораздо более многочисленных маленьких водопадах самым скорым изумительной стремительности течением к Мертвому морю, в котором теряются его воды. 50 Его ширина и глубина очень различны в различных местах и в разные времена года; летом при низком стоянии воды, Иордан можно переходить вброд. 51 По своему положению под 32 градусом широты Палестина имеет вообще умеренно теплый климат и незначительную перемену в долготе дня во весь год. 54 Однакож теплота в различных местностях страны, смотря по их положению, различна, особенно в Иорданской долине, где летом, благодаря крутым горным утесам по обеим сторонам, препятствующим охлаждению воздуха западным ветром, жар становится удушающим и палящим. Менее тягостен этот зной в низменности при Средиземном море, между тем как в Галилее и на горах Ефремовой и Иудиной воздух очень прохладен и разве на несколько дней сильным южным ветром приносится удушливая атмосфера. |
| Естественно, с развитием науки и техники будут усовершенствоваться и формы, и методы такой войны. Посему и разговор наш требует продолжения. КОРОНАБЕСИЕ ДЕМОГРАФИИ 26 декабря 2019 г. в Интернете появилось сообщение, что США начали разрабатывать тактику кибервойны против России. Это разработка новейшей физической, химической, бактериологической и прочей киберагрессии, направленной против русской цивилизации. Соответственной направленности «конструкторы» разработкой и даже применением занимаются уже давно. Это, разумеется, держали в строгом секрете. Однако, согласно русской поговорке, шила в мешке не утаишь. Сведения о том просачивались, и нам будет небезынтересно хотя бы вкратце рассказать об этих разработках. Примечательно, что одним из первых методов такой демографической войны был разработанный и даже практикующийся уже метод небесного потопа. Проще говоря — провоцирование затяжных дождей и ливней в определенных районах. Помню, американцы еще в 50-х годах прошлого века бахвалились, что могут дождевыми ливнями затопить европейские территории нашей страны. Ну, тогда это воспринималось как фантастические мечтания капитализма, а меж тем такое было, например, во время войны США против Вьетнама. Пилоты американских стратегических бомбардировщиков с помощью специальных химических снарядов, взрывы которых вызывали сгущение облачности, создавали концентрацию дождевых туч в нужном регионе. Когда такая многокилометровая водяная бомба зависала над войсками и коммуникациями, ее расстреливали ракетами с йодистым серебром. На землю обрушивались тысячи мегатонн ливневой воды. Бурные потоки сметали все на своем пути, заливая местность с расположенными на ней оборонными и производственными объектами. Особенно вьетнамские деревни с их довольно-таки непрочным жильем. Целью применения таких водяных бомб является также снижение эффективности сельскохозяйственного производства. Когда вода заливала рисовые поля и места для выпаса мясо-молочного скота, начиналось ухудшение снабжения войск и населения продовольствием. Называют такое оружие метеорологическим и климатическим. Уже само название этого оружия говорит о его способности влиять на погоду и даже на климат, вмешиваться в атмосферные процессы. |
| Да, это Людиново! Дело серьезное. На границе Калужской и Орловской губерний, в уездах Жиздринском и Брянском несметные земли принадлежали генералу Мальцеву. В глухом этом краю с крепостных времен понастроены были заводы: паровозостроительный Радица, стеклянный – Дядьково, чугунно-плавильные – Людиново, Сукремль, Песочня. В лесах выжигался древесный уголь. В «дудках» крестьяне добывали руду. Крепостные руки воздвигали плотины, водяная сила двигала заводы. Свой узенький рельсовый путь их соединял, свои рабочие, сидевшие на земле, работали, свои магазины обслуживали рабочих, свои были больницы, школы, чуть ли не полиция своя… – не хватало своей монеты, во всем остальном это было малое царство в Российской империи – так и называлось – Мальцовщина. Ко временам Глеба, когда отцу поручили управлять Людиновский заводом, Мальцева – Петра Великого Жиздринского уезда – не было уже в живых. Мальцовщина отошла в казенное управление. Глебу запомнился, однако, его портрет: на площадке вагончика старик с белыми усами, в поддевке, из-под которой видны штаны с лампасами, в военной фуражке, с видом фельдмаршала в отставке. От отца он о нем много слышал и считал «генерала», как и многие вокруг, существом могучим, полумифическим. Да и правда, его след остался резко во всем складе жизни Мальцовщины: нечто полукрепостное и патриархальное. Для Глеба, впрочем, в его новой жизни это значения не имело. Важно было, что началась иная глава бытия – Глеб с наслаждением в нее погрузился. После устовского дом показался ему дворцом. Ряд комнат в нижнем этаже. Огромная столовая, вроде зимнего сада, со сплошной стеклянной стеной, выходили на озеро. Наверху еще три комнаты. Одна из них тоже на озеро, тихая и пустынная, с мягким диваном. Рядом, двумя ступеньками ниже, Глебов кабинет, с письменным столом и трапецией в другом углу. Днем он один в этих светлых, безлюдных комнатах – какая прелесть! – спит же внизу, и теперь не с матерью, а с отцом, на диване – среди ружей, рогов, патронташей, в табачно-ружейном воздухе. |
|
|
