| Согласно ли с духом Евангелия вмешательство пастыря в чужие распри и ссоры? И требуется ли то прямым его долгом? Нередко на этот вопрос отвечают отрицательно. Ссылаются на слова Господа Иисуса Христа, Который отклонил просьбу, обращенную к Нему одним из народа: «Учителю, рцы брату моему разделити со мною достояние. Он же рече ему: Человече, кто Мя постави судию или делителя над вами?» ( Лк.12:13–14 ). Если Господь отстранился от участия в решении тяжбы между братьями, когда Его призывал к этому один из них, то могут ли и должны ли вмешиваться в подобные дела, не входя в противоречие с духом Его наставлений, те, кому Он вручил быть продолжателями Его служения на земле? Нет, слова эти не имеют того смысла, какой в них хотят вложить. Священник не может вмешиваться в дела мирские как власть, как судья, но может и должен войти в споры и распри своих как миротворец, как врач. Священник – врач, он должен навещать всякую больную семью, он должен, как врач, заходить к своим и тогда, когда он не знает, есть ли там больные. Всяким случаем и поводом обязан он пользоваться, чтобы «прослушать» вверенных его врачеванию и дать добрый совет. В особенности он должен пользоваться временами своих служебных посещений, например в праздники для треб. Часто священник после требы остается для трапезы. Нужно пользоваться этим временем для лечения недугов семьи, если они ему ведомы, или для предупреждающей доброй беседы. «Не грешно разделять трапезу любви, когда предлагает ее любовь прихожанина, если это позволяет время», – говорит один писатель. Но вот это-то время не должно бы пропадать совершенно даром, если священник хочет отвечать своему призванию. Не в бражничестве, не в пустых беседах, не в каком-либо балагурстве должно проявляться это общение любви пастыря с пасомыми. Пастырь Церкви никогда не должен забывать, что он пастырь, особенно когда он приходит в дом прихожанина по вызову церковного обычая и для совершения церковной требы, хотя бы он после совершения этой требы принимал участие и в простой трапезе. Сознание этого должно давать тон и направление его беседе и всему его поведению. Чем ближе его общение с прихожанами при этой трапезе, тем сердечнее и внушительнее может быть его беседа. |
| Отметим: " коллективное руководство " КПСС подняло скандал из-за вооружений. Гуманитарные " бомбы " , заложенные под советскую систему в соглашении 1975 года, казались ему менее опасными, и это отражало замшелый характер представлений Политбюро об информационно- идеологических возможностях Запада. " Я потерпел неудачу в попытках пригласить советское руководство хотя бы взвесить, насколько наша военная концепция согласуется с меняющейся европейской действительностью. Мои размышления преподносились на фоне информации о проработке в НАТО способов действий на случай антирежимных волнений в Польше, ГДР или в других странах ОВД " - вспоминает Фалин. В наше время такие волнения назвали бы " оранжевыми революциями " . Принятый в 1975 году принцип невмешательства в Политбюро понимали по-старому: предполагалось, что вмешательство - это вооруженное вторжение, шпионаж и т.п. Однако они проглядели, что обязались соблюдать права человека, а подобное соблюдение подразумевает мониторинг. И подобный мониторинг, согласно западной идеологии, вмешательством во внутренние дела не является. А от мониторинга - один шаг до прямой поддержки оппозиционных движений. Технология " оранжевых революций " , если верить Фалину, была опробована уже в конце 70-х годов: " Провозглашенный отказ от вмешательства в чужие внутренние дела не мешал атлантистам планировать вмешательство за гранью фола. Шло совершенствование методов вовлечения больших масс населения в уличные демонстрации, расстройства с их помощью структур общественного порядка, а также " мирного " блокирования в странах ОВД советских войск " . Сейчас, структуры ОБСЕ стали мощным орудием вывода из-под российского контроля демократического процесса и в европейских ( Украина ) и в неевропейских странах (например, в Киргизии, где главным " контролером " выборов была возглавляемая словенцем миссия ОБСЕ). Директор института стран СНГ Константин Затулин считает: " Хельсинкские соглашения были нарушены уже много раз, достаточно вспомнить объединение Германии, развал СССР и Югославии, развод Чехии и Словакии. При этом от России требуют все невыгодные ей изменения границ признавать, а о выгодных даже и не помышлять " . |
| Гонорий тогда был в «вечном городе», что случалось по обыкновению редко и ненадолго. Он от всего сердца одобрил предложение Иннокентия в том, что касалось созвания западных епископов, но, часто опрометчивый как в своих собственных делах, так и при вмешательстве в дела чужие, он поручился за согласие своего брата Аркадия, которому надлежало созывать епископов восточных. Последствия показали, что, принимая такое обязательство, Гонорий слишком преувеличивал свое влияние на брата и придавал слишком мало значения влиянию на него Евдоксии. Пока таким образом папа Римский занимался приготовлением к Собору, Венерий Медиоланский и Хроматий Аквилейский, вооруженные письмами Златоуста, заботились о приобретении ему сторонников среди епископов Верхней Италии. Доброе расположение Венерия удостоилось благодарности гонимого, который ему писал два раза из глуши своей ссылки, а о ревности Хроматия в пользу этого справедливого дела еще более блестящим образом свидетельствует рескрипт Императора Гонория. Как ни предан был Иннокентий заботам материальным, он не пренебрегал, однако же, духовными средствами, которые могли призвать помощь и благословение Неба на его святое предприятие. Он предписал пост всей Римской Церкви. Тогда же он написал два послания: одно – к Златоусту в ответ на его апелляцию, другое – Феофилу, объявляя о предстоящем созвании Вселенского Собора. Первое носит печать сдержанности, вполне понятной со стороны будущего судьи, но под этой холодной внешностью нельзя не заметить благородного доверия к правоте обвиняемого и горячего сочувствия к его бедствиям. «Досточтимый брат мой, – писал он, – да не возобладает скорбь, отягчающая тебя, над голосом чистой совести, тебя утешающей. Будучи владыкой и пастырем стольких народов, ты не нуждаешься в напоминании, что гонения лишь укрепляют добродетель, когда добродетель оказывается сильнее их. Чистая совесть поистине есть непобедимый оплот против всяких несправедливостей, и те, кто не умеет переносить их терпеливо и с покорностью воле Провидения, показывают этой самой слабостью худое состояние души своей,.. Твоя же душа, очищенная долгим страданием, достигнет желанной цели по милосердию Спасителя, который взирает на тебя и видит с высоты небес твою душу». |
| Но что является настоящей терминологической путаницей, так это настойчивое, уверенное и вполне позитивное определение софросины, которое мы находим в " Государстве " и которое плохо согласуется с прочими суждениями Платона на эту тему как в самом " Государстве " , так и в других диалогах. Во-первых. То, что было отвергнуто в " Хармиде " , а именно - " делание своего " или " принадлежащего себе " , в " Государстве " не только признается, но и объявлено принципом благоустройства всего государства. Каждому делать свое дело и не вмешиваться ни в какие чужие дела является здесь основным принципом. Во-вторых. Это делание своего и отсутствие вмешательства в посторонние дела именуется в " Государстве " уже не софросиной, но справедливостью. Этот последний термин Платон употребляет тоже не очень к месту, поскольку у него оказывается, что всякое разделение труда уже справедливо, хотя это у него ниоткуда не следует. " Производить свое и не хвататься за многое есть именно справедливость... Это делание своего, вероятно, и есть справедливость " (IV 433ab). " Справедливость, вероятно, можем мы почитать удерживанием собственного и деланием своего " (434а). " Справедливость... никому не позволяет делать чужое и родам души браться за многое насчет друг друга " (443d). В-третьих. В таком случае спрашивается: что же такое софросина в " Государстве " ? На это получаем удивительный ответ: " Софросина есть то самое единомыслие, согласие худшего и лучшего по природе в том, кому должно начальствовать и в обществе и в каждом человеке " (432а). Это определение не вполне вяжется с тем, что Платон называет в " Государстве " справедливостью. Если справедливость трактуется как разделение труда и вообще как целесообразное разделение дел между людьми, а целесообразное разделение дел возможно только благодаря общему единомыслию, то, казалось бы, софросина уже входит в такое определение справедливости и является как бы одним из ее моментов. Софросина даже преследуется для целей справедливости (Gorg. 507d). |
| Притом эффект ей нужен был и для внутреннего впечатления. В этот мир она и вошла смелой поступью, взяв гордый и высокомерный тон, на который жаловались иноземные послы. В ближайшей сфере своих внешних отношений, в Курляндии, Польше, Швеции, она являлась не мировой посредницей, а задорной стороной, заводила свои партии, интриговала, подкупала, создавала себе врагов и, наконец, так запутала свою международную политику, что сама сравнивала ее с вязким местом: едва вытащишь одну лапу из грязи, как завязнет другая. Вместо дружбы со всеми державами она в 34 года своего правления перессорила Россию почти со всеми крупными государствами Западной Европы и внесла в нашу историю одно из самых кровопролитных царствований, вела в Европе шесть войн и перед смертью готовилась к седьмой - с революционной Францией. Став на практике прямым вмешательством в чужие дела, европейский арбитраж Екатерины при ее средствах и власти, не сдерживаемой чувством ответственности, мог бы наделать много хлопот, если бы политика Екатерины не страдала ослаблявшим опасность недостатком глазомера, умения ставить дело прямо в исполнимых размерах и неуклонно вести его до конца. Признавая доброе начало половиной дела, Екатерина обыкновенно начинала шумными выступлениями с широкой программой, а потом, осмотревшись, наткнувшись на препятствия, шла на сделки, уступки, сокращала свои виды, порой прикрикивала министру: " Держитесь крепко - и ни шагу назад " , - и все-таки отступала. А то построит план с задней мыслью, прикрыв ее благовидным принципом. Когда вспыхнула французская революция, Екатерина поняла ее серьезное значение, негодовала на малодушие Людовика XVI, еще в 1789 г. предсказав ему участь Карла I английского, призывала к единодушию и геройству принцев, братьев короля, говорила, что надобно вложить им душу в брюхо, билась головой об стену, по ее выражению, чтобы двинуть Австрию и Пруссию на революционную Францию во имя монархического начала, но втихомолку своим признавалась, что ей хочется впутать австрийцев и пруссаков во французские дела, чтобы самой иметь свободные руки: " У меня много предприятий неконченных, и надобно, чтобы они были и заняты и мне не мешали " . |
| Но наряду с таким пониманием жизни и религии всегда существовало другое. Согласно ему, назначение религии в том, чтобы улучшать жизнь, помогать миру и людям. Христианство расценивается здесь как политическая и социальная программа. Это понимание сторонники его также выводят из Евангелия, поскольку и Христос призывал Своих последователей заботиться о нищих, голодных, страждущих, заключенных. Ивот мы стоим перед парадоксом. Если христиане призывают к духовности, если они напоминают людям о словах Христа «Ищите прежде Царства Божия, а остальное приложится вам» (ср.: Мф.6:33 ), их обвиняют в равнодушии к миру и его нуждам. Если же они понимают христианство как призыв бороться за лучшую жизнь, их осуждают за вмешательство в чужие дела, в сферу, которая религии не подведомственна. И, повторяю, сами христиане часто оказываются разделены между собою относительно того, в чем состоит главный призыв Евангелия, в чем основное содержание христианской жизни. В самом деле, что нужнее: уйти в себя и молиться или включиться в борьбу за то, что всевозможные мирские идеологии называют «светлым будущим»? Что важнее: одухотворять жизнь или, напротив, обмирщать религию, ставшую такой далекой от «реальных нужд и запросов» современного человека? Вот вопросы в равной мере мучительные для верующих и неверующих. И на них невозможно ответить, не вдумавшись в исконно религиозное понимание человека. Человек есть то, что он ест. Но что же он ест и для чего? Вопрос этот казался праздным и нелепым как Фейербаху, так и его религиозным противникам. И для него и для них питание представляло самоочевидно материальную функцию, и единственным, что их разделяло, был другой вопрос: есть ли в человеке что-нибудь вдобавок к этой функции, как некая сверхматериальная, духовная надстройка? На этот вопрос религия отвечала: «Да», Фейербах отвечал: «Нет». Но для нас важно, что и «да» религии, и «нет» материализма понимались в контексте все того же противоположения материального – духовному, телесного – душевному. И с этой точки зрения Фейербах, враг всего религиозного, на деле являл собою плод многовекового развития самой христианской мысли, которая частично усвоила, как свой собственный, тезис о противоположности души и тела, материи и духа, естественного и сверхъестественного, священного и профанного. Фейербах считал, что наступило время во имя реальности материи, во имя жизни «как она есть» упразднить всякую надстройку над ними. И сказав: «Человек есть то, что он ест», считал, что этой формулой покончил с религией. Но трагедия в том, что все возражавшие ему с религиозных позиций понимали пищу и питание, зависимость человека от мира и материи по сути, так же, как он, настаивая лишь на том, что над пищей есть и нечто духовное. |
| Слово раб оживает здесь так же, как Владыка и брат 12 . Наконец, завершение молитвы – яко благословен еси – можно увидеть как своего рода обратную перспективу: обыкновенно псалмы, молитвы, песнопения начинаются с благословения Бога. За ним уже, за прославлением следуют прошения. Здесь благословением все кончается. Примечания: 1 Или: лени, небрежения (недобросовестного исполнения), откладывания дел на потом. Слова праздный, ργς, праздность в церковнославянском языке несут более сильное, чем в русском, значение «пустоты», «опустошенности», «бессмысленности». 2 Беспорядочная, чрезмерная деятельность; забота о незначительных делах, вмешательство в чужие дела – передается здесь славянским уныние . Обыкновенно уныние передает греч. aκηδα . 3 В дониконовском славянском тексте на этом месте стоит сребролюбие . Можно предположить существование разных греческих списков молитвы, где на месте φιλαρχα (властолюбие, желание первенствовать) могло стоять близкое ему по буквенному составу φιλαργρα (сребролюбие, алчность). Какой из этих вариантов является исходным, трудно определить. Стоит заметить, что литургические тексты подчеркивают особую тяжесть греха сребролюбия, однозначно объясняя предательство Иуды его сребролюбием ( «имений рачитель» ). 4 В дониконовском тексте «отжени от мене» («отгони, отдели от меня»). Это различие также, вероятно, восходит к разным греческим спискам молитвы. Обыкновенно о собственных грехах и пороках в молитвах просят именно так: отжени от мене или избави мя от . Споры в связи с двумя этими вариантами («не дай мне» или «отгони от меня») велись по поводу того, что Бог не может «давать» человеку страсти и пороки. Однако в нашем тексте даждь , «дай», δς, употребленный по отношению к дурным свойствам, противопоставлен двум другим глаголам со значением «даровать»: χρισα (если переводить буквально, «уделить по милости») и δρησα (одарить, наградить). В таком сопоставлении «дать» можно понимать как «позволить», «допустить» – ср. «не дай Бог!». 5 Целомудрие – σωφροσνη — в позднейшем восприятии связывается преимущественно с девственностью или моральной чистотой, однако его настоящее значение – обладание здравым (целым, неповрежденным) умом, здравомыслие, способность различать добро и зло. |
| В одиннадцатом часу дня позвал меня к себе патриарх Кирилл. В гостиной горнице на диване с ним сидел только один петроаравийский митрополит Мелетий. Его блаженство сказал мне, что он нетерпеливо ожидал меня, дав знать паше и латинскому патриарху, что суждение о вчерашнем побоище начнется только тогда, когда я, как очевидный свидетель, расскажу, как оно происходило. Я проницательно взглянул на патриарха и ответил ему почтительно и равнодушно: «Владыка, я не видал ни начала, ни конца достоплачевного побоища вифлеемского, и потому не могу быть вполне верным свидетелем; мною замечено было только вот что. Кто-то гнал малюток от Св. Пещеры; латинские монахи бросали камни в наших поклонников; один камень их долетел до меня, стоявшего на клиросе подле митрополита, и разбился в дребезги о мраморное подножие митрополичьей кафедры; наши поклонники нещадно били одного францискана; из нашего алтаря митрополичьи люди выносили палки и дубинки в присутствии его преосвященства и раздавали их поклонникам; сестра митрополита упросила меня вывести брата её из церкви, и я увел его оттуда». Патриарх, выслушав все это, раскраснелся и сперва сказал: «Хорошо!» Потом начал осуждать горячность митрополита Дионисия и даже проговорился, что надобно сменить его, сожалел о раздаче палок и дубинок поклонникам, умолял меня никому не говорить об этих орудиях побоища и наконец передал разговор сардинского консула с иерусалимским пашой. Консул. Прошу у вас беспристрастного суда о вифлеемском побоище. Паша. Ожидаю приезда из Вифлеема русского архимандрита Порфирия. На него, как на очевидца побоища, указали мне оба здешние патриарха. Консул. Но этот архимандрит здесь не более, как гость. А гостя в судебное дело вмешивать не следовало бы. Паша. Однако и гость может быть свидетелем происшествия, ежели оно случилось в присутствии его. Когда патриарх перестал говорить, я сказал ему: «Владыка святый! прошу вас знать, что я приехал сюда отнюдь не для вмешательства в чужие дела». – «А ежели спросит вас паша?» – подхватил владыка. Я живо и твердо ответил: «Ни к паше не пойду, ни его к себе не приму по настоящему делу. Я независим и свободен». |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 25 голосов: 3.2 из 5) Происшествие на вилле «Три конька» Мне кажется, ни одно из моих с Шерлоком Холмсом приключений не начиналось столь неожиданно и мелодраматически, как приключение, связанное с виллой «Три конька». Я несколько дней не виделся с Холмсом и не представлял, по какому новому руслу направлялась тогда его энергия. В то утро мой друг был явно расположен к разговору. Но едва он успел усадить меня в потертое глубокое кресло у камина и удобно расположиться напротив с трубкой во рту, как явился посетитель. Если сказать, что тот вбежал, подобно разъяренному быку, — это точнее изобразило бы происшедшее. Дверь распахнулась внезапно, и в комнату ворвался огромный негр. Не окажись он так грозен на вид, его можно было бы назвать комичным — из-за вызывающего костюма в серую клетку и пышного оранжево-розового галстука. Широкое лицо с приплюснутым носом было наклонено вперед, а сердитые темные глаза, в которых горела скрытая угроза, всматривались то в одного из нас, то в другого. — Который тут Шерлок Холмс, господа? — осведомился он. Мой друг вяло усмехнулся и поднял вверх свою трубку. — А, значит, вы? — произнес наш посетитель, обходя стол крадущейся, настораживающей походкой. — Послушайте-ка, масса Холмс, не суйте нос в чужие дела. Пусть люди в Харроу сами управляются с собственными проблемами. Уяснили, масса Холмс? — Ну что же вы, продолжайте! — воскликнул мой друг. — Это так интересно. — Интересно, говорите? — почти крикнул свирепый незнакомец. — Если мне придется вас слегка разукрасить, черта с два, вы назовете это интересным. Я уже занимался такими типами, и выглядели они после всего далеко не интересно. Полюбуйтесь-ка, масса Холмс! И негр помахал перед носом знаменитого сыщика своим внушительным кулаком, напоминавшим обломок скалы. Холмс, с нескрываемым интересом осмотрел сжатый кулак. Возможно, ледяная холодность Холмса или звук, раздавшийся, когда я поднимал кочергу, сделали гостя несколько вежливее. — Ну ладно! Я честно предупредил вас, — сказал он. — Кое-кто из моих знакомых очень, просто дальше некуда, горит желанием избавиться от вашего вмешательства. Понимаете, что я имею в виду? Я вам, конечно, не указ, но и вы мне тоже. Если сунетесь, я буду поблизости. Помните! |
| Если же послать казну самому Любомирскому, то от этого Великой России большой прибыли не будет: злая ненависть не возросла бы? Свои ратные люди зашумят, что в чужую землю казну посылают, а у себя и хлебом и деньгами скудно». Любомирский предлагал также царю заключить союз с цесарем, курфюрстом бранденбургским и Швециею и не допустить на польский престол принца Конде. Но кроме того, что это вмешательство в чужие дела вовсе было не ко времени Московскому государству, истощенному, жаждущему мира, мысль о союзе с шведами была лично ненавистна Нащокину, и он отвечал царю: «Такой промысл теперь не к делу, а когда было для него время, тогда не хотели этим заняться. Теперь надобно думать о том, как бы поскорее мир заключить. Цесарь и курфюрст и теперь в постоянной дружбе с царским величеством, а швед от промыслу отбит не в меру почитанием и страхами Посольского приказа; чтоб шведы не гневались, уступлены им пошлины во вред божиим людям Новгородского и Псковского государств и во вред казне, а теперь шведский резидент в Москве требует уплаты долгов, что у шведов на русских людях; кто бы этому не подивился и не счел за порабощение! Итак, наведши владетельство шведское над русскими людьми, какой ровной соседственной дружбы ожидать? И кто дерзнет, будучи в тех краях воеводою, людей оберегать и сбор казны множить?» Съезды у Нащокина с польскими комиссарами, Юрием Глебовичем, старостою жмудским, с товарищами, начались только 30 апреля в деревне Андрусове, над рекою Городнею, между Смоленским и Мстиславским уездами. 26 мая Нащокин доносил государю, что комиссары намерены уступить Смоленск со всею Северскою землею, также Динабург, довольствуясь отдачею Полоцка и Витебска да денежным вознаграждением, обещанным еще в Дуровичах: но польские комиссары никак не хотят уступить Украйны: два польских комиссара, страшно побранясь, едва не уехали от литовских, все за Украйну. «Коронные комиссары, – писал Нащокин, – затем и перемирие заключат, чтоб всякими мерами вперед стараться о возобновлении войны, а тогда и Литва от них не отстанет: так теперь надобно подлинным союзным миром их захватить». |
|
|
