| Не будучи богата совсем так, как владетельный государь, она, тем не менее, как известно, располагала средствами огромными. И, однако, в продолжение трёх сот с половиной лет она успела составить библиотеку рукописей никак не превосходившую полутора тысяч книг или NN (800 находится до настоящего времени налицо; около двухсот, если не гораздо менее, взято в Московскую Духовную Академию; остальные пятьсот полагаем на взятые в разное время в Москву к царю и патриарху и на утраченные во время пожаров). 328 Что сообщаемое летописями под 1030г. известие о приказании набрать в Новгороде от старост и от поповых детей 300 сюда не идёт, об этом сейчас ниже. 329 Дети могли быть набраны – или для учения наукам, в видах просто образования, или для учения грамоте со специальной целью приготовления в священники. В первом случае были бы набраны дети нарочитой чади или высшей аристократии, к которой старосты вовсе не принадлежали. Во втором случае мальчики должны были набираться просто из низших классов, и не могло быть никакой причины, чтоб их захотели набрать именно из детей старост. Что известие летописей нужно понимать именно так, как мы его понимаем, это показывает и образ их выражения. Они не говорят: старостиных и поповых детей, но от старост и поповых детей. 332 Какую форму имели Константинопольские Золотые ворота во времена Ярослава, остаётся неизвестным; а в нынешнем виде эти ворота суть позднейшие, см. у Византия в Κωνσταντινοπολις’е, I, 312–313, и у Унгера в Quellen d. Byzantinisch. Kunstgeschichte, I, S. 41, n. 87. 333 Ипатская летопись под годами 1146, 1150 три раза и 1154 (2 издание стр. 229, 276, 279, 288, 326); ср. Лаврентьевская летопись под 1151г. 336 Выражаясь таким образом, что допускаем, как возможное, существование в период до-монгольский других областных летописей, кроме летописи Новгородской. Мы имеем ввиду ссылку Симона Владимирского на „старую летопись Ростовскую” (в Патерике). Но, собственно говоря, мы находим решительно невероятным допустить, чтобы в инородческом, безграмотном и до начала XIII века бескняжеском Ростове велась своя летопись, и думаем, что Симон называет летопись Ростовской в несобственном смысле или что наоборот что-нибудь Ростовское он называет летописью в несобственном смысле. (Всего вероятнее разуметь у него диптих или синодик, т. е. поминальник Ростовской архиерейской кафедры, каковые синодики, весьма возможно, даже прямо назывались летописями. Ибо в древнее время слово летопись употреблялось довольно в обширном смысле: запись на книге – летопись, подпись на иконе, на памятнике, на здании – летопись, и пр. Так как первые епископы Ростовские были из монахов Печерских, то и могло войти в Ростове в обычай – записывать в поминальник имена всех архиереев, бывших из монахов Печерских, т. е. бывших на каких бы то ни было кафедрах, о чём говорит Симон. Но с какой стати в настоящей летописи Ростовской вёлся бы обстоятельный список архиереев, поставленных из монахов Печерских?). |
| Средневековая символика придавала акту перенесения иконы из Владимира в Москву не меньшее значение, чем военной победе на Куликовом поле; вот почему со временем описываемое здесь историческое событие обросло эмоциональным подтекстом и фактическими подробностями. Возникла и самостоятельная «Повесть об иконе Владимирской Божьей матери», и тем самым основное внимание переключилось с описания всенародного подъема перед лицом заклятого врага на утверждение идеи Божьей защиты по просьбе московских властителей. Чтобы понять эмоциональную и нравственную атмосферу того времени, необходимо вспомнить политическую и экономическую обстановку конца XIV в. После Куликовской битвы еще не раз приходили на Русь все новые полчища и орды врагов; Тохтамыш, например, уже через два года после Куликовской битвы разорил и сжег Москву, а затем такие набеги повторялись почти ежегодно. Гибло мирное население, земли обезлюдели, воинов и вооружения не хватало. Враг все больше ожесточался, видя, что постепенно, уже навсегда утрачивает долголетний источник наживы. Вот почему весть ο новом восточном властелине, более сильном, чем Тохтамыш, подняла всех от мала до велика; это был новый, но тем не менее уже легендарный противник, молва ο его жестокостях, более страшных, чем жестокости Батыя, опережала движение его войск. Встречу с подобным противником русские люди восприняли как решительную схватку с ненавистными притеснителями, причем в момент, когда обескровленная и обессиленная Русь фактически не смогла бы противостоять Тимуру. Так возник единый горячий порыв всего народа, то самое эмоциональное единство, которое служило гарантом будущего единства политического, экономического и духовного. Эту атмосферу всеобщего подъема, истовой веры в единение прекрасно показал автор «Повести...» – разумеется, в доступных для средневековой литературы формах. Β этом и заключается основная художественная мысль произведения, отразившего не только историческое событие первостепенной важности, но и тот накал общественных страстей, в которых это событие происходило. Единство Руси под московскими знаменами – прогрессивная идея XIV в., и потому вся «Повесть...» в конце концов оказывается подчиненной идеологическому обоснованию такого единства. |
| СОХРАННОСТЬ Шитье в личном имеет большие утраты (виден фон красного шелка), утраты шитья в доличном. Золотные нити секутся, отстают. Утрачен весь жемчуг, что отмечено в документе 1931 г. (см. примеч. 1), остался настил и две серебряные дробницы. Другие дробницы помяты, позолота потерта. На плече Богоматери остались нити от утраченного камня или дробницы. Бархат на кайме вытерся, сечется, имеет прорывы (виден белый и синий холсты), сильно выцвел. Подкладка сечется, по краям отстает, местами грубо прикреплена белыми и красными шелковыми нитями, в левом нижнем углу – заплата. Общая загрязненность. ИКОНОГРАФИЯ Иконография традиционная (см. кат. 9). Особенностью изображения являются перекрещенные пальцы правой руки Богоматери. АТРИБУЦИЯ Художественные и технологические признаки (тонкий рисунок ликов и рук, отсутствие в них оттенений, небольшой набор золотных швов, использование шелкового шитья в одеждах) дают возможность датировать пелену не позднее середины XVI в. Узор же на каймах встречается на нескольких пеленах, поступивших из Суздаля 481 , что может подтвердить их суздальское происхождение. ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА Опись Оружейной палаты 1914–1930-х гг., д. 17, 18975; Георгиевский б/г. С. 4. 26. ПЕЛЕНА БОГОМАТЕРЬ ЗНАМЕНИЕ Суздаль, мастерская Покровского монастыря (?), середина XVI в. Атлас (XVI в., Восток), тафта (XVI в., Западная Европа), хлопчатобумажная ткань (XVI в., Восток), шелковые, льняные, серебряные и золотные пряденые и сканые нити, серебро; ткачество, шитье, тиснение. 37х33 Происходит из суздальского Покровского монастыря. Поступила из Владимирского музея в 1931 г. 482 Инв. ТК-2559 Кат. 26 На среднике подвесной пелены к небольшой моленной иконе по малиновому атласу вышито изображение поясной Богоматери Знамение. На ее груди в круге – поясное изображение Младенца, одна рука которого – в молитвенном жесте, другая держит свернутый свиток. На нимбе Младенца буквы – он, на фоне – мр у, хс. Личное шито тонким некрученым шелком песочного цвета «в раскол» «по форме», что создает чуть заметные оттенения. |
| Это мне нужно знать для адреса, без которого, пожалуй, может прерваться наше дружественное сношение». В продолжение всего июня месяца происходили у нас частные экзамены. Между устными испытаниями, занимались мы и письменными сочинениями на данные темы. Так, 5 июня дана была нам для сочинения латинская тема: Quaenam superioris cognoscendi facultatis est destinatio? 16 числа: «Можно ли производить зло нравственное из одной ограниченности твари?» 17 числа: «Какую пользу для литературного образования может доставить изучение древней греческой и римской литературы?» По окончании частных экзаменов, 23 июня, в день празднования Владимирской иконе Божией Матери, помолившись усердно Богу, я подал в руки о. ректора, архимандрита Алексия, на имя высокопреосвященного Филарета, митрополита Московского прошение следующего содержания: «По причине вдовства моего, имея намерение посвятить себя монашеской жизни, я решился ныне привести оное в исполнение. Посему нижайше прошу Ваше Высокопреосвященство исходатайствовать мне ваше разрешение». Таким образом, я сделал новый, весьма решительный, шаг в своей жизни. Юный друг мой Г.П. Быстрицкий в письме своем от 24 июня к своему Киевскому другу Флоринскому так характеризовал митрополита Филарета, бывшего у нас на частных экзаменах в качестве ревизора: «Митрополит был у нас на частных экзаменах как ревизор и ждем его приезда на публичное испытание. Впрочем, этот ревизор не так часто посещает и не так строг, как обыкновенные ревизоры. Ревизия его обыкновенно и по преимуществу касается оканчивающих академический курс, но ныне он был и у нас, даже в продолжение двух дней, на обоих философских экзаменах, чему примеров не помнят. Что заставило его послушать нашей философии? Думают, состояние философии современной, – опасение, чтобы в нашем месте западные идеи не нашли своих проповедников и защитников. Это опасение высказалось в нем во время экзамена. Он критически смотрел на наши лекции и рассматривал их по отношению к современной науке. «Философия, по его понятию, не должна гоняться за современностью, иначе она сделается ложной и пустой. |
| Больной являлся провести ночь в храме того или другого святого, к его иконе или мощам; больному во время сна являлся святой и исцелял его или силою своей благодати, или путем указания больному тех или иных, обыкновенно очень несложных, средств. Христианская инкубация, как заметил уже Deubner, имеет свой прототип несомненно в инкубации языческой; переменив одежду, языческая инкубация из оракулов, где она совершалась в древности, перешла в христианские храмы; чудеса Артемия не только, так сказать, регистрируются, но описывается иногда довольно подробно та обстановка, при которой исцеления происходили; мало того: самая редакция чудес невольно напоминает нам конечно mutatis mutandis ту редакцию чудес языческих, которая нам теперь хорошо известна по эпидаврским ματα το πλλωνος κα το σκλαπιο». 14 Далее, говорит ο. Delehaye, рассказы о перенесении мощей святых живо напоминают классические рассказы о перенесении реликвий Тезея из Скироса в Афины, Гектора из Илиона в Фивы, Эдипа из Фив в Афины и пр.; «эта Плутархова страница кажется без большой ретушировки приспособлена ко многим перенесениям средневековья». Обобщая мысль, знаменитый болландист уже прямо выразился (р. 181): il n’y а pas de différence essentielle, en effet, entre les saints de l’église et les héros du polythéisme grec. Даже тезис (p. 187): le culte des saints n’est qu’une survivance païenne соблазняет ученого болландиста: хотя он и утверждает, что культ святых произошел не из культа героев, а из культа мучеников, но так как последний основан на культе героев, то конечный результат один и тот же: агиография построена на представлениях древности. Феодорит в полемике с язычниками опирался на аналогию мучеников с героями. Все это должно быть признано верным, хотя русский агиолог (арх. Сергий Владимирский) и противится таким откровениям. Конечно, параллели можно проводить – но только с большим основанием и осторожностью, потому что иначе мы будем гнаться за миражами, что и делал австрийский ученый Wirth в его «Danae in den christlichen Legenden» (Wien 1892). |
| — Спасибо за сравнение. Обратно по ней же? — съязвил Гепнер. — Если выпустят, — отъязвил Канарис. Открыл сейф, достал бутылку заветного трофейного «Наполеона» из винограда, собранного при живом Наполеоне. Залпом хватил полный стакан, прошелся мысленно недобрым словом по Наполеону — как позволил такую дрянь своим именем назвать. Уперся пустым взглядом в пустой стакан. Не отпускает картина перед глазами: орущие на коленях пленные, к кресту на небе обращенные. «Какое войско! Какие союзники! Уже б в Москве были…» Хватил второй. Хоть и обозванный дрянью, Наполеон начал оккупационные мероприятия над сознанием: стакан перед глазами удвоился, утроился, удесятерился, и это оказалось так смешно, что не расхохотаться было невозможно. — Ау, экселенс, Эрик. Стаканы перестали удесятеряться, а стали, наоборот, почему-то рассыпаться, предварительно поднявшись в воздух, и сквозь битое стекло проступило усмешливо-озабоченное лицо Ртищева. — Тты как?.. — Так стучался-стучался… Охрана, вон, не знает, то ли смеяться, то ли плакать… В панике все, вроде за тобой не наблюдалось… — А ттеперь понаблюдаете, ррубеж!.. Ббуду пить вот эту дрянь. — Ой, Эрик, — улыбка исчезла с лица Ртищева, одна укоризна осталась. — Итак всех напугал, не пугай дальше. И это, — Ртищев щелкнул по бутылке, — не дрянь, «Наполеон» не глотают стаканами, «Наполеон» слегка пригубляют из наперстка. — Наперстка нет, и ты явно его не принес, налей себе. В стакан! Я пропущу… Не… И мне налей… Вот в твоей жизни был рубеж?.. Давай! Оба выдали залпом, коли наперстка нет. — Вот, в ттвоей жизни ббыл ру-беж?! — Был, да и не один, ты ж про мою жизнь все знаешь, а недавно обозначился решающий, и во многом тебе благодаря, подарку твоему — иконе Владимирской. Как увидел ее — аж перевернуло все во мне. Теория вероятности исключает такие встречи, а вот на тебе… Ну и пленные на коленях перед крестом вкупе с батюшкиным увещеванием. Все это вместе — мой рубеж. Торжество, как говорит батюшка. И мне теперь ничего не страшно. — Да вроде не замечено за тобой, чтобы ты чего-то боялся. |
| Прежде чем целиком посвятить себя иконописи, Ю. Н. занималась живописью в Ateliers d’arts sacre у Мориса Дени, продолжая свое художественное образование (училась в свое время в Школе при Обществе поощрения художеств в Петербурге). Впрочем, до переезда в Париж, еще живя в Праге, обучалась технике иконописания у М. Каткова, который перенял ее как ремесло у псковских старообрядцев. Он расписывал тогда русский храм на Ольшанском кладбище. Ю. Н. много копировала старообрядческие иконы — и все же стремилась вырваться за рамки стилизаторского, прикладного подхода; Д. Стеллецкий, расписывавший храм в Сергиевском Подворье в Париже, тоже делал стилизацию — в несколько ином роде, скорее это был декоративный, эстетизированный стиль модерн; работал он масляной краской, оставляя места для ликов, которые потом писала княжна Львова. Такой подход был для Ю. Н. неприемлем (она замечала, что иной раз на иконе, когда она писалась, вдруг какая-то новая складка на одежде меняет выражение лица). Ее настоящая встреча с русской иконой произошла на выставке древних икон, привезенной из СССР в Европу в 1928 году. Выставка проходила в Бельгии и Германии, в частности, в Мюнхене; Юлия Николаевна отправилась туда, жила у друзей, все дни проводя на выставке, вглядываясь — впервые — в Троицу Рублева, лик Владимирской Божией Матери, которые были там представлены в научных копиях; на выставке были и подлинные иконы древнего письма. Прежде с иконами она знакома была по черно-белым репродукциям «Истории древнерусского искусства» Грабаря, взятой в библиотеке по какому-то безотчетному и сильному душевному порыву в первые же дни в эмиграции. Открытие иконы, после двух веков забвения, когда древние иконы записывались более поздними, когда их убирали в оклады, оставляя только потемневшие едва различимые лики, — произошло незадолго до революции, — реставраторы научились расчищать позднейшие записи. Люди увидели Рублева. Встреча с древними русскими иконами на выставке в Мюнхене определила окончательно направление творческой судьбы Юлии Рейтлингер. Это был ответ, подтвердивший ее интуитивные искания. Она начинает работать над большими иконами, обретая уверенность и свободу в каноне, который не сковывает художника, но есть живой язык для благовествования. |
| Репортажи Как русские иконы стали «товаром на экспорт» Историк Елена Осокина представила книгу «Судьбы икон в Стране Советов. 1920-1930-е гг.» 07.07.2023 10:55 Фото Ю.Зайцевой Москва, 7 июля, Благовест-инфо. Презентация книги Елены Осокиной «Судьбы икон в Стране Советов. 1920-1930-е гг.» (М.: НЛО, 2023) состоялась 4 июля в Культурном центре «Покровские ворота». Книгу представила научный сотрудник КЦ «Покровские ворота» Джованна Парравичини и автор – доктор исторических наук, известный исследователь социально-экономической истории России. Как же может быть связана эта проблематика и история икон? Елена Осокина пояснила, что не имеет отношения к искусствоведению, но к избранной теме подошла через изучение финансовых источников сталинской индустриализации. В условиях мирового экономического кризиса и, соответственно, сокращения традиционного сельскохозяйственного экспорта, а также резко сократившихся золотовалютных ресурсов руководители СССР выискивали любые возможности, чтобы добыть валюту для закупки заграничного оборудования для индустриализации. Так возникла идея о продаже произведений искусства из российских хранилищ. Ее удалось успешно реализовать, продав на Запад 21 шедевр мирового уровня из Эрмитажа, а вот превратить иконы в рыночный товар оказалось сложнее. Как рассказала историк, деятели Торгсина решили создать экспортный фонд икон, куда через организацию «Антиквариат» включили около 3 тыс. произведений за счет ликвидации Государственного музейного фонда и «разгрома» иконного собрания Государственного исторического музея (ГИМ), поживились они и в региональных музеях. Разворачивая эту историю, автор не могла оставить без внимания и другие темы, рассказав в книге о трагической судьбе известного искусствоведа Александра Анисимова (возглавляемый им Отдел религиозного быта в ГИМе, где хранилось большинство икон, был упразднен, сам он за публикацию за границей статьи о Владимирской иконе Богоматери был арестован и расстрелян в 1937 г.); о том, как в результате перераспределения, а потом и возвращения непроданных икон пополнилось прежде совсем небольшое древнерусское собрание Третьяковской галереи, которая «поневоле стала бенефициаром этих процессов». |
| Но мысли Никона выставляли то сомнительными, то несправедливыми потому, что предлагал их Никон; а резкие выражения, в каких отзывался впоследствии о Приказе Никон, только радовали врагов Никона. Мало-помалу они дошли уже до того, что стали открыто ругаться над патриархом. Стрешнев (Семен) столько был нагл, что назвал именем Никона свою собаку и ненависть к Никону доводил до открытого кощунства над благословением святительским. С половины 1657 г. царь не был уже так близок к Никону, как прежде. Дружеских бесед за трапезой уже не было; не было и частых совещаний о делах с патриархом. Бояре возбудили недоверчивость в царе к Никону и употребляли меры довести ее до совершенной холодности, если не до вражды. Если бы добрый царь и патриарх искренно объяснились между собою, дружество их ожило бы. Но до сего-то и не допускали царя, даже в случаях самых важных для Никона. В июле 1658 г. открылся случай довести тайные неудовольствия до открытого разрыва. В Москве делали торжественный прием грузинскому царю Теймуразу, прибывшему скрепить союз Грузии с Россией. Патриарх оставил Воскресенское уединение свое, чтобы принять участие в деле, которое было в связи с делами церковными, и в котором участвовали предшественники его, начиная с патриарха Иова. Но патриарх не был приглашен во дворец. Изумленный Никон послал своего боярина-князя узнать о причине. Стольник Богдан Хитров, любитель старины и родственник царский, ударил князя палкой; посланный сказал, что он прислан патриархом; Хитров повторил удар с грубой бранью. Понятно, Хитров действовал с верными надеждами на защиту сильных: так показали и последствия. Раздраженный Никон требовал удовлетворения, и царь письменно обещал удовлетворение, желал и лично объясниться с патриархом; но происками бояр Никон не получил удовлетворения. Патриарх надеялся говорить с царем в праздники; но прошел один праздник (8 июля), и царь удержан был от выхода; пришел другой (10 июля), патриарх долго ждал царя; но князь Ромодановский, пришедший объявить, что царь не выйдет, стал публично упрекать Никона в гордости за титло великого государя, т. е. за то самое, которое дал ему царь. Тогда Никон, огорчившийся до глубины души, потерял терпение. По окончании литургии, он объявил вслух всех, что он более не патриарх; поставил к Владимирской иконе Богоматери посох святителя Петра и в ризнице написал письмо царю. Это был поступок самоволия и потому, что подавал другим пагубный пример самоволия. Царь, смущенный, хотел успокоить Никона; но князь Трубецкой, отправившийся с поручением царским, вовсе не имел расположения успокоить Никона. Никон в ответе дал ему заметить о его интригах пред царем. Народ простосердечно плакал и держал двери, не пуская пастыря из храма. Никон пеший пошел из Кремля на Иверское подворье, а оттоле уехал в Воскресенскую обитель. |
| 6) 1833 г. апреля 2 дня, Бессарабской области, города Аккермана жители. Трифон Бурка прислал в лавру серебрянную привеску в виде человека, весом в 11/2 золотника, и 5 рублей ассигнациями «в возблагодарение Божией Матери за чудное исцеление его от тяжкой болезни во всем составе тела, которою он страдал в течении двух лет, так что был уже в ожидании смертного часа». При сем в письме своем, при котором Буркой прислано было помянутое приношение, он рассказывал, что когда уже в смертной опасности он готовился к кончине, и друзья и родственники его, по 1) Описанные первые черты знамения 1–4) суть те самые, о которых, как мы сказали, в 1832 г. донесено было св. Синоду и вследствие которых лавра Почаевская получила разрешение завести у себя книгу для записывания подобных знамений. (Архив Поч. лавры, Дело 1695; сравн. «Сказание о Почаевск. лавре», стр. 176–177). В том же 1833 г. заступлением Божией Матери Почаевской последовало исцеление от тяжкой болезни сына одного католика, главного управителя с. Новостава, Владимирского уезда, Волынской губернии; и потом в 1834 г. уврачевание сына киевского чиновника Корнилия Рабчевского от ужаснейших конвульсий, продолжавшихся в течении 3-х неделъ. (Из книги «Записей чудес Почаевск.»). обычаю, собрались к нему на прощание, в это время случился там воин, по имени Матей, который имел с собой икону Божией Матери Почаевской и несколько капель воды от цельбоносной стопы Пресвятой Девы; видя тяжкое положение больного, Матфей посоветовал ему прибегнуть к помощи Царицы небесной, и как только Бурка и все тут присутствовавшие начали со слезами целовать св. икону и молиться об исцелении больного, а сему последнему дали вкусить от воды и оною помазали грудь его, обещая по силе принести благодарение за исцеление, то как только все ушли, больной тотчас почувствовал облегчение, а затем и совсем выздоровел в самом непродолжительном времени 1). 7) Подольской губернии, Брацлавского уезда, села Китай-города, священнический сын Виктор Гаевский, имея от роду 8 лет, заболел в 1828 году страшным недугом, от которого на груди у него внутри образовался необычайный нарыв, тем более опасный, что, по сознанию самых опытных врачей, на него не могли действовать никакие лекарства, от чего больной все более и более чахнул, так что наконец врачи осудили его на верную смерть. В это время заехала к Гаевским тетка больного Евдокия Соболевская, по дороге в Почаев, и узнав о безнадежном положении своего племянника, предложили родителям отпустить его вместе с собой на поклонение Божией Матери. Родители долго отказывались от этого, считая дальнее путешествие совершенно невозможным для больного. Когда же наконец они решились вручить свое дитя Царице небесной и отправились к больному сообщить ему о своем намерении, чтобы он следовал с теткой в Почаев, то в это самое время вдруг помянутый нарыв внезапно лопнул и больной почувствовал первые признаки облегчения. После этого хотя мальчик истекал от открывшейся раны кровью, но родители не посмели уже изменять |
|
|
