| Духовным лицам жалуются за заслуги, между другими наградами, ордена. Если заслуги оказаны ими по гражданскому или военному ведомству, то начальство сего ведомства, предполагая испросить сопричисления их к ордену, обязано входить в сношение с их епархиальными начальствами, или с Обер-Прокурором Св. Синода, который, по рассмотрении таковых удостоений, и представляет со сведениями о службе удостаиваемых о заслуживающих награждения на Высочайшее усмотрение, по принятым правилам (т. 1, ч. 2 учрежд. орд. ст. 171 изд. 1876 г). Примечание. Порядки представлений к наградам духовных лиц за заслуги по гражданскому и военному ведомствам См. II. С. З. 31 авг. 1864 г. 41243; ук. 31 августа 3941; – по министерству народного просвещения ук. Св. Син. 7 ап. 1873 г, 14. Лица духовного сана, не именуясь кавалерами, по приличию их сана, сопричисляются к орденам (учрежд. орд. ст. 186). Пожалование каждого ордена вносится в послужной список пожалованного (там же ст. 187). 13 . Лица духовного звания, чрез пожалование их орденами приобретают права потомственного дворянства, если они дотоле не имели сего достоинства. (Там же ст., 192). Но следует знать, что только пожалование Российскими орденами первых степеней, а равно орденом св. Владимира всех степеней, присваивает лицам оных удостоенным потомственное дворянство. (T. IX ст. 37 Свод. Зак. изд. 1876 г.). Дети духовных лиц, пожалованных орденом Св. Владимира, рожденные прежде пожалования отцов их сими орденами (не исключая , рожденных и в податном состоянии), признаются, наравне с детьми, рожденными после того пожалования, в потомственном дворянском достоинстве (учрежд. орд. ст. 193). Если пожалованный орден получится после смерти пожалованного оным лица, то вдова и дети его не лишаются прав, чрез орден приобретенных (Там же ст. 194). С лиц, орденами пожалованных, полагается, на основании Статутов, единовременное в Капитул денежное взыскание, на устройство богоугодных заведений 16 (Там же ст. 526). Если пожалованный орденом умрет прежде получения знаков ордена, то оные возвращаются начальством в Капитул; но орденские знаки, остающиеся после смерти пожалованных оными, а равно ордена младших степеней при пожаловании старших, в Капитул не возвращаются 17 . (Там же ст. 248). |
| Они уверяют, что сами пригласили к себе на помощь другие ордена, но что Григорий XIII и Филипп II непременно хотели, чтобы они одни были миссионерами в Японии; следовательно, другие ордена, прибывая в эту страну, преступали формальное запрещение. Миссионеры других орденов укоряли иезуитов в том, что они сами лицемерно выпросили грамоту Григория XIII и указ Филиппа II. Наследник Филиппа отменил этот указ, и по его просьбе Климент VIII сделал то же относительно буллы Григория XIII, и разрешил нищенствующим монахам проповедовать и совершать все требы в восточных миссиях. Только тогда доминиканцы и францисканцы, жившие на Филиппинских островах, получили возможность ступить на берега, где иезуитам хотелось господствовать нераздельно. Указывали на две главнейшие причины, заставлявшие их избегать всяких конкурентов в Японии: первая – желание тайно заниматься торговлей; вторая – приобретать новых христиан ценою слишком больших поблажек предрассудкам и суевериям, которые не могли согласоваться с правилами христианской веры. Если верить документу, исходящему от иезуитов, и изданному ими под именем Жана Цевикоса, к которому мы вскоре вернемся, в Японии в 1623 году у ордена было 23 священника при одном миллионе христиан, рассеянных по всем семидесяти княжествам или провинциям японской империи. Если это сведение верно, то нельзя не удивляться несоответствию между числом священников и количеством прихожан, особенно, если принять в соображение обширность Японии; иезуиты должны были бы желать, чтобы миссионеры прибывали, а не делать все возможное, чтобы удержать за собою, так сказать, монополию в этой стране. Чтобы попрочнее закрепить ее за собою, они забыли свой устав, запрещающий членам ордена принимать какие бы то ни было духовные чины. Они добились в Риме назначения иезуита епископом японским; этот епископ назначил японского провинциала генерал-викарием, который поставил иезуитов во главе всех резиденций с названием куратов или приходских священников, и, таким образом, вся духовная юрисдикция очутилась в их руках 48 . |
| Для административных целей орден делится на провинции; каждую возглавляет т.н. провинциал. Несколько провинций, вместе взятых, представляют при генерале т.н. ассистенты, помощники, избранные генеральной конгрегацией. Помощники эти (точнее – советники) живут постоянно при генерале, соответственно, помогают ему советом в том, что касается их провинций. Члены ордена. Члены ордена могут быть священниками или готовящимися к священству. Кроме того, в орден входят, как его члены «братья»; они помогают в священнослужении, ведут хозяйство, выполняют разные технические задания. Поначалу каждый член ордена проводит два года в новициате как новиций (послушник) и предается специальным духовным упражнениям; братья, еще до этого, проводят шесть месяцев в предварительном послушании. По окончании этого срока все дают простые, пожизненные, публичные обеты бедности, целомудрия и послушания. Те, кто собирается дать священные обеты, посвящают еще несколько лет духовному и умственному совершенствованию в специальных и иезуитских заведениях. Срок – индивидуален, так как некоторые уже получили высшее образование (это минимум, без него в орден вступать нельзя). Обычно обучение сводится к двум годам гуманитарного курса (т. н. юниорат) и трем годам философии. После этого обучающийся несколько лет преподает или проповедует. Затем идут четыре года, посвященные богословию; к концу третьего происходит рукоположение. Многие еще и после этого изучают ту или иную науку мирскую или богословскую в каком-либо университете и получают ученые степени. Наконец, в течение одного года подготовка завершается (в этот год подготавливающийся называется терциарием). Таким образом, члены ордена завершают свою подготовку. Одни дают снова простые обеты и становятся т.н. духовными коадъюторами; другие дают торжественные обеты. Есть еще один, четвертый обет: особого послушания папе в том, что касается миссий (т.е. они больше не вправе отказываться от папских миссий). Кроме того, все дают пять особых обетов (простых): 1 .Ничем и никак не смягчать обета бедности |
| 14 Монашествующие, за проступки, подходящие под вышеизложенные статьи, наказываются по тем же правилам: иеромонах и иеродиакон – как священник и диакон, а монах и послушник – как причетник. Они подвергаются и другим мерам взыскания, кои изложены в завещаниях для инока, преданных св. Василием Великим во 2 части Кормчей, в Номоканоне и в Духовном Регламенте (там же ст. 196). 15 Ношение черных скуфей при исполнении священнослужительских обязанностей на открытом воздухе предоставлено разрешать самим епархиальным преосвященным (Опр. Св. Син. 1883 г. 19 янв.–2 февр.). 16 Представление священнослужителей епархиального ведомства к награждению митрой не допускается, так как пожалование оною зависит от непосредственного его императорского величества благоусмотрения, и Св. Синоду высочайшим повелевшем от б марта 1859 г. предоставлено ходатайствовать о пожаловании митрой лишь заслуживающих того настоятелей С.-Петербургского Исаакиевского собора (Опр. Св. Син. 1881 г. 18 ноябр.–11 дек. за 2461 п. 3). 17 Священнослужители, имеющие знак Красного Креста., должны носить оный только на рясах, но не могут употреблять его при церковных богослужениях подобно тому, как имеющие ордена св. Анны 1 степ. и Владимира 2 степ., знаки сих орденов (звезды) носят лишь на рясах, а не надевают при богослужениях, или как имеющие медали за войну, носят оные исключительно на одних рясах в петлице (Постан. Тавр. дух. Конс.; см. Церк. Общ. Вестн. 1882 г. 31). 18 Лица духовного звания, пожалованные орденами, не называются кавалерами, а по приличию их сана только сопричисляются к орденам (Св. Зак. т. I Учрежд. Орд. ст. 186 по изд. 1876 г.). 19 Если духовное лицо подпадает запрещению в священнослужении, то ему не дозволяется носить знака ордена, к коему он сопричислен, до разрешения высшего начальства (Св. Зак. т. I ст. 251, по изд. 1876 г.). Если священнослужитель, имеющий орден, низвергается из сана и низводится навсегда в причетника, то знаки ордена с него снимаются, на что чрез Св. Синод испрашивается высочайшее соизволение (Уст. дух. Конс. 176 ст. примеч. п. 3. См. выше, о мерах взыскания и исправления духовных лиц). Если лица белого духовенства поступают в монашество, то не лишатся права ношения полученных ими знаков отличия (Ук. 1817 г. дек. 14); с лиц же светских при поступлении в монашество знаки ордена слагаются, а при поступления в клир сохраняются за ними (Учрежд. Орд. ст. 534, 583 и 662). |
| Этого мало. Желание представить дело по-своему удалило почитателей Бруно от смысла второстепенных, самих по себе сомнительных сведений о миссии этого проповедника. Ссылка их на Дамиани, как описателя деяний Бруно-Бонифация в житии Ромуальда (основателя латинского ордена командулов), опровергается свидетельством этого биографа, по которому Бруно не мог явиться на проповедь русским в 986 году и не мог крестить русского царя в 990 году, – время, в которое Бруно-Бонифаций подвизался на Западе и только приготовлялся на проповедь к язычникам, и к которому приспособляют успешную миссию проповедника на Руси. Дамиани не называет русского царя, обращённого будто бы Бонифацием чудесным образом в латинство, ни Владимиром, ни как-либо иначе. Слабость и ложность доводов тенденциозных латинских писателей обличили сами латинские монахи, заметив, что это не мог быть Владимир, крестившийся гораздо прежде, а был царь или князь, вероятно, какого-либо скифского или другого народа. Можно думать, что Бруно обратил (если только обратил) какого-либо князя из руссийцев, живших по балтийскому прибережью в стране, которая не редко называлась Русью 45 , куда он и вступил проповедовать, как преемник и продолжатель начатого Адальбертом миссионерского дела 46 . Итак, Бруно-Бонифаций ложно называется апостолом земли Русской. в) Несправедливо также называют апостолом русским другого латинского миссионера, подвизавшегося в России будто бы гораздо позже Бруно-Бонифация. Миссионер этот Гиацинт, или Яцек Одровонж. В целой повести об Яцке представлены черты доминиканского латинского ордена, цель которого состояла в распространении римско-католического учения среди схизматиков и неверных. Этот орден стал известен в Польше с XIII века. Выражением духа и стремлений этого ордена представлен Яцек, соединяющий в своей личности и деятельности всё то, что заслуживало тогда похвалу, удивление и подражание, и что было славою и гордостью ордена. С аскетизмом, как идеалом тогдашнего нравственного духовного совершенства, Яцек (по представлении повести о нём) соединял неутомимую проповедническую и служебную деятельность. |
| Пишущий эти строки – один из старейших членов ордена, проживший всю жизнь без колебаний, что похоже на чудо в наше тревожное и шумное время; стоя у предела жизни своей, я не желал бы запятнать ее поступком, оскорбительным для Господа и вредным для моего ордена. Более того; я долго обсуждал и взвешивал это дело и даже несколько лет тому назад советовался о нем с самыми знатными членами ордена: при случае, говорил о нем в собраниях и на конгрегациях. Если в настоящее время плод будет не таков, как бы, желательно, может быть, впоследствии, найдутся люди, которым будет приятно узнать, каковы были причины, породившие бедствия, а также, каково было мнение человека, через руки которого прошло столько вещей и который видел столько стран, и прочел столько разных книг относительно способа и образа нашего теперешнего правления». После этого вступления Мариана приступает к изложению и делит свою книгу на 20 глав. «Поскольку наш орден шел по доброму пути, одобренному Церковью и приятному Богу, как то доказывают чудесные плоды, сорванные с этого растения, постольку он был нов и необыкновенен, и подвержен многим дурным влияниям. Некоторые из нас, не желая казаться монахами, совершенно отказывались от религиозных обычаев и обрядов, даже от слов, употребляемых в других религиях и которыми они могли бы смиренно пользоваться без ущерба для своего ордена. Я не намерен в этих строках раскрывать occulta dedecoris, так как, очевидно, огорчился бы и устыдился бы грехов моей матери. Но, с другой стороны, было бы еще хуже не показать свои язвы врачу вовремя, дабы он залечил их, пока они не воспалились и не стали неизлечимы. Впасть в грех и заблуждение легко, но избавиться от них трудно, в особенности, когда всем управляет одна голова, как в нашем ордене. Если тот, кому принадлежит столь полная и самодержавная власть, как генералу нашему, изберет путь, который считает наиболее прямым и безопасным, то очень трудно бывает убедить его, что он заблуждается. Это происходит оттого, что каждый считает свой взгляд самым правильным. Кроме того, к его мнению присоединяются многие, можно сказать, большинство; одни – потому что разделяют его взгляд, другие – из угодничества, многие – потому, что у них не хватает духу противоречить и сопротивляться воле начальства, оттого ли, что им хочется жить в мире, или оттого, что они боятся насмешек или гнева того, у кого такая власть и сила. Я не говорю уже об осторожности должностных лиц, опасающихся за свои места, или тех, которые добиваются этих мест. Кто станет воевать с таким большим и сплоченным войском? Хотя бы это был сам св. Павел, его сочтут чудаком, буяном, нарушителем спокойствия. Вследствие всего этого, я убежден, что только чудо могло бы остановить нас на пути бедствий, пока вода не зальет нас по горло. Вещь известная, что на свете мало людей, которые руководятся осторожностью; правило это особенно подтверждается в общежитиях, потому что там власть попадает не в руки мудрейших, а в руки смелейших и пронырливейших». |
| Ссылаясь на многочисленность членов ордена, иезуиты приберегали себе возможность отвечать, в случае, если кто-нибудь укажет на свидетельство Франциска Борджиа, что, если среди столь большого числа братьев найдутся гордецы и честолюбцы, то орден осудит их, так как он одобряет только тех, которые не страдают этими пороками. Благодаря этой уловке, они могли применить конец письма Борджиа только к этим, не признаваемым орденом, иезуитам, тогда как Франциск Борджиа видел в указанном злоупотреблении начало гордости и честолюбия, которое опустошит самый орден, как порок, подтачивающий его в корне. Иезуиты не только исказили общий смысл послания Франциска Борджиа, но даже выпустили совсем последние строчки: «Дал бы Бог, чтобы опыт уже не научал нас слишком часто этому!» Им не хотелось, чтобы было сказано, что бешеная гордость и неукротимое честолюбие слишком часто заявляли о своем существовании в ордене. Поэтому, они соединили в одно два последних предложения и заменили вышеприведенные слова следующими: «utinam nunquam docuisset», мимо которых проходят с поспешностью, которую невозможно не заметить. Таким образом, иезуиты не побоялись совершить подлог, чтобы избежать критики Франциска Борджиа, одного из наиболее прославленных ими генералов ордена. Другой иезуитский генерал, Клавдий Аквавива, упрекает своих собратий в любви к светской жизни и в льстивости с такой же откровенностью, как Франциск Борджиа упрекал их в честолюбии и гордости; в послании своем от 1587 года, он так говорит высшим чинам ордена: «Любовь к светским делам и дух придворной льстивости, заставляющий заискивать милости и втираться в близость посторонних лиц, есть серьезный недуг нашего ордена, влекущий за собою различные опасности, как внутренние, так и внешние, для пораженных им членов. Почти незаметно для нас самих, под предлогом расположить правителей, прелатов, сановников и вельмож к ордену, недуг этот прокрадывается в нашу душу. Но, в сущности, мы хлопочем о собственных выгодах и это заставляет нас мало-помалу входить в светскую жизнь». |
| После некоторого колебания и обсуждения с кардиналами папа решил одобрить францисканское движение. В этом ему содействовало знамение, полученное от Бога: до встречи с Франциском во сне он видел человека простого вида, который поддерживал своды грозившей рухнуть Латеранской базилики. Во Франциске папа узнал этого человека. Глубоко отвечавшее духовным запросам эпохи, принятое под покровительство папы, францисканское братство начало стремительно разрастаться, приобретая одновременно некоторые черты, свойственные обычным монашеским орденам. Первым отклонением от первоначальных принципов было появление постоянных «убежищ» францисканцев вблизи городов и оживленных дорог. Распространение братства, появление оседлости требовало новых форм организации. Сам Франциск уже не мог знать всех членов братства, стало физически невозможным собираться в полном составе братства, как это практиковалось прежде. В 1220 г. папа Гонорий III (1216−1227) опубликовал буллу, которая устанавливала новициат: желавший вступить в общество, должен был год находится на испытании, после же посвящения он уже не имел права покинуть братство. Этот принцип сближал францисканцев, у которых вход и выход оставались до тех пор свободными, с другими монашескими орденами. Та же булла предостерегала, чтобы под видом миноритов (так называли в то время францисканцев) не обращались среди верующих люди, не повинующиеся Церкви. Франциск, вынужденный считаться с необратимыми изменениями внутри самого общества и с волей папы, создает в 1223 г. новое Правило, которое утверждается папой как устав нового ордена. Согласно этому уставу, братья дают обет послушания, целомудрия и бедности и после года испытания окончательно вступают в орден. Во главе ордена стоят министры, возглавляющие отдельные провинции ордена. Правило настойчиво предостерегает министров от гордости и злоупотребления властью. Братья не обязаны повиноваться, если им приказывают что-нибудь против Правила. Устав запрещает братьям принимать деньги и приобретать недвижимое имущество. В странствие минориты отправляются пешком, без посоха, без сумы: без хлеба, без денег; лишь в случае болезни им разрешается ездить верхом; миноритам рекомендуется избегать встреч с женщинами, нарушивший заповедь целомудрия изгоняется из ордена. Устав требует от братьев сохранения мира и любви, увещевает их избегать взаимных тяжб и злословия; министры, при необходимости наказания кого-либо из братьев, должны совершать это кротко, без гнева и злобы. |
| В это самое время Игнатий работал в Риме над уставом ордена; в этом труде ему помогал Лайнез, который наследовал ему в качестве генерала и стал с той поры важным лицом среди иезуитов. Мы должны познакомить читателя с этим знаменитым, столь различно оцененным уставом. Глава II Откровение Устава иезуитов. – Каким способом Игнатий убеждался в наличности откровения. – Существенная разница в уставе. – Неограниченная монархия. – Генерал, его ассистенты и адмонитор. Власть генерала. – Провинциал, его права. – Его ассистенты и его адмонитор. – Суперьоры. – Ректоры. – Шпионство, доносы. – Ревизоры. – Прокураторы. – Низшие служащие. – Разделение ордена на шесть классов. – Воспитанники. – Светские коадъюторы. – Духовные коадъюторы. – Профессы 9 трех обетов. – Профессы четырех обетов. – Каким образом профессы бывают богаты, ничем не владея. – Двойная цель ордена. – Повиновение иезуитов. – Каким образом генерал дает направление всему ордену. – Внешний образ действия ордена. – Его привилегии. – Конгрегации. – Эмиссары. – Коллегии. – Тайные средства. – Разбор книги Secreta Monita, или тайные советы иезуитского ордена. Иезуиты говорят, что получили свой устав свыше, через посредство своего святого основателя. Вот, по словам историков Игнатия, как он поступал, желая убедиться в Божьем одобрении. Написав какую-нибудь статью, он сперва обсуждал ее сам, затем обращался к Пресвятой Деве, своей даме, и просил Ее спросить у Бога, каково Его мнение о данной статье. В уверенности, что узнает желаемое, он клал рукопись на престол во время мессы. Если Бог ничего не говорил, то это принималось за одобрение сказанной статьи, которая становилась откровением свыше. Таким образом, он вопрошал Бога в течение сорока дней подряд, когда дело касалось таких трудных пунктов, как, например: могут ли дома профессов пользоваться определенными доходами или же должны жить одними подаяниями. Игнатия, также, очень заботил вопрос о внешнем виде его рыцарей. Наконец, он выработал следующие правила: «Голову склонять немного вперед, не свешивая ее на сторону; не поднимать глаз, но держать их всегда ниже глаз тех лиц, с которыми разговариваешь, так, чтобы не видеть их непосредственно; не морщить ни лба, ни носа и иметь вид, скорее, любезный и довольный, чем печальный; губы не слишком сжимать, но и не держать рот открытым; походку иметь важную». |
| Прекрасный урок епископам, архиепископам и кардиналам, если они любят свои церкви и свой сан более, чем иезуитский орден, то есть, если они больше епископы, архиепископы и иезуиты, чем иезуиты! Когда они предстанут на суд, Иисус Христос не спросит, любили ли они свою паству, пасли ли они и берегли ли своих овец, работали ли на благо Церкви, но спросит, любили ли они иезуитов, помогали ли этому малому ордену малых и дорогих Богу Веньяминов, по выражению добрых монахов. Если бы мы захотели привести все похвалы, расточаемые фламандскими иезуитами самим себе, нам пришлось бы переписать всю книгу. Прибавим только несколько коротких выписок: «Одно из преимуществ иезуитов состоит в том, что Сам Иисус встречает и вводит их в рай. Блаженна душа, которая по выходе из темницы телесной неукоснительно попадает на лоно бессмертное Господа нашего Иисуса Христа! Эти слова, сказанные мною так свободно, словно они предсказание, не мои, но они суть предсказание. Мы знаем из рассказа отца иезуита Кризоэля от 1616 года, что в видении св. Терезы, блаженная душа, возносясь с другими на небо, сказала этой святой: «Нас ведет брат ордена Иисуса; мы радуемся, что у нас такой вождь, праведностью и молитвами которого мы избавились от чистилища. Не удивляйтесь, что Всемогущий грядет нам навстречу; это не новость: братья ордена Иисуса пользуются тем преимуществом, что сам Иисус встречает их после смерти " » (Lib. V, cap. 8). Это драгоценные привилегии, но вот еще большие: Франциск Борджиа, заливаясь слезами радости, сказал своему спутнику Марку: «Знай, брат Марк (это точные слова Борджиа), что Бог чрезвычайно любит орден и что Он даровал ему такое же преимущество, как некогда ордену св. Бенедикта, а именно, в течение первых трехсот лет никто из пребывших в ордене до смерти не попадет в ад». Один святой монах другого ордена перед смертью позвал отца Матреса, иезуита, духовника Барцелонского вице-короля, и сказал ему следующее: «О, отец мой, как вы счастливы, что принадлежите к ордену, члены которого, по смерти, прямо идут в Царствие Небесное! Господь открыл мне это и приказал объявить об этом всенародно». Когда же иезуит этот в смущении от радости и смирения спросил, не будут ли так же спасены и члены ордена, к которому принадлежал умирающий, тот со стоном отвечал, что многие спасутся, но не все; иезуиты же, вообще, и каждый в частности, пребывшие в ордене до смерти своей, спасутся (Ibid.). |
|
|
