| 26 февраля Виктору Гюго исполнилось бы 220 лет — одному из тех, кому не подходит даже титул «великий писатель». Очевидно, как и с Данте, Шекспиром, Сервантесом, Диккенсом, Гете, Толстым и Достоевским, что Гюго — нечто принципиально другое, чем просто «писатель». Автор одних из самых читаемых книг просто за всю историю, создатель таких фигур, как Вальжан и Квазимодо, которых, безусловно, все знают, даже если не знают, кто их придумал. Гюго один из тех, кто определил лицо Запада, одна из вершин христианской культуры. Его творчество с редкой ясностью, прозрачностью, цельностью и монументальностью передает христианский взгляд на мир, причем христианство для Гюго столь очевидно и естественно, что просто не подвергается какой-либо рефлексии (для его младшего современника Достоевского это будет уже не так). Гюго можно было бы назвать Гомером христианского мира, творцом христианского эпоса, вселенных, состоящих из историй людей, их свободных выборов, их падений и возрождений: но что бы ни происходило, сколь глубоко ни было бы падение и сильно зло, в эпосе Гюго в центре всегда — милосердие. И это сколько угодно банально (в эпоху Диккенса и Гюго еще можно было быть «банальным»), но, как заметила Цветаева, если Гюго банален, то в том же смысле, как банально Солнце. Скажем, такая цитата из «Собора»: « Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось ляскать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога ». Достоевский характеризовал Гюго как « лирика с чисто с ангельским характером, с христианским младенческим направленьем поэзии » и более развернуто: « его мысль есть основная мысль всего искусства девятнадцатого столетия, и в этой мысли Виктор Гюго, как художник, был чуть ли не первым провозвестником. Это мысль христианская и высоконравственная; формула ее — восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков. Это мысль — оправдание униженных и всеми отринутых парий общества ». Ольга Седакова отзывалась о Гюго как об одном из тех писателей, благодаря которым « современный секулярный человек не утратил памяти о милосердии, о почтении к униженным, о надежде на человеческое братство, о красоте творения, наконец ». |
| В послепасхальные дни 1938 года тюремная могила была тайно вскрыта почитателями праведника, тело архиепископа переложено в наскоро сколоченный гроб, а в руку ему было вложено крашеное пасхальное яйцо. О смерти архиепископа было сообщено тогда же Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому), который совершил заочное отпевание. Обретение мощей владыки Фаддея: как это было – Я в деталях объяснил Юлии Ефимовне, где следует на этот раз копать. Действительно, 26 октября 1993 года рабочие натолкнулись на захоронение. Были приглашены археологи, которые и завершили работу. В могиле, имевшей все признаки тюремного захоронения, когда не соблюдаются общепринятые обычаи при погребении, были обнаружены останки человека, погребенного в 1930-х годах. Об этом свидетельствовала положенная в могилу монетка выпуска того времени. Останки находились в гробу, похожем на ящик, сколоченный из тонких и узких досок. Руки были связаны проволокой, в одной из них были скорлупки от крашеного пасхального яйца. Все это совпадало с архивными документами, указывавшими время кончины архиепископа (31 декабря 1937 года), и рассказами свидетелей, указавших обстоятельства и дату погребения (2 января 1938 года). В тот же день была отслужена панихида по замученному архипастырю. После этого останки были перевезены в отдел археологии Тверского государственного объединенного музея, о чем мне сообщила Юлия Ефимовна. Она попросила меня приехать, поскольку в епархии не знали, что делать с останками дальше. На следующий день, 27 октября, я прибыл в Тверь, в отдел археологии, где отслужил литию по принявшему мученическую кончину архипастырю. Археологи предложили обратиться за содействием к заведующему кафедрой судебной медицины Тверского государственного медицинского института доктору медицинских наук, профессору Виктору Сергеевичу Челнокову. Осмотрев найденные останки, он предложил обратиться к своему учителю – доктору медицинских наук заведующему находящимся в Москве отделом судебно-медицинской экспертизы Виктору Николаевичу Звягину, который согласился провести исследование на основании анализа исторических исследований и методологии, которыми в данных случаях пользуются эксперты. Виктор Николаевич блестяще провел исследование; оно проводилось с 2 ноября 1993 года по 15 марта 1994 года. Был сделан вывод, что найденные 26 октября 1993 года останки являются мощами, принадлежащими священномученику Фаддею (Успенскому), архиепископу Тверскому. |
| Виктор Орбан удостоен высшей награды Сербской Православной Церкви Будапешт, 5 сентября 2022 г. Сербский Патриарх Порфирий 5 сентября в резиденции правительства в Будапеште вручил премьер-министру Венгрии Виктору Орбану высшую награду Сербской Церкви – орден Святого Саввы I степени. Как сказано в решении Священного Архиерейского Синода, венгерский политик удостоен высшей церковной награды в знак благодарности за продвижение традиционных христианских ценностей, за самоотверженную поддержку епархии Сербской Православной Церкви и за исключительный личный вклад в укрепление дружбы между двумя соседними народами. В церемонии приняли участие епископы Бачский Ириней и Будимский Лукиан, по предложению которого и была присуждена высокая награда. На вручении награды Патриарх Порфирий обратился к Виктору Орбану с речью, в которой подчеркнул важность позиции полититка по фундаментальным вопросам общественной жизни. «Все мы знаем, – сказал Патриарх, – что каждый человек и каждое сообщество живет в соответствии со своей собственной системой ценностей. С помощью этих ценностей они организуют частную, общественную и культурную жизнь, формируют общественную нравственность, устанавливают приоритеты и нормы, выстраивают отношения с другими и другими, словом, строят и взращивают свою подлинную идентичность. Однако сегодня мы сталкиваемся с волнами новых систем ценностей, которые часто агрессивно навязываются глобально с целью разрушить любой существующий природный и цивилизационный порядок, установить новую парадигму. В этом вихре намерение состоит в том, чтобы разрушить основы и столпы идентичности людей и сообществ, сделать все относительным, хрупким и текучим. Вы, с другой стороны, поддерживаете христианскую систему ценностей, проистекающую из Евангелия, которое установил Бог. Это ценности, которые создали как венгерский, так и сербский народы, ценности, которые создали Европу такой, какой мы знали ее до вчерашнего дня, в какой мы жили до вчерашнего дня. В этом мы одинаковы; между нами нет разницы. |
| Мф. 23, 24 ). Ибо они не могут достигнуть настолько исправления дела, насколько велик вред, исходящий от раскола». Не лишено вероятности, что это замечание относится к монтанистам. События жизни св. Иринея в период его архипасторства известны очень плохо, но у Евсевия и блж. Иеронима сохранились сведения о его участии в пасхальных спорах. В частности, Евсевий, повествуя о крутых мерах папы Виктора, которые он собирался применять по отношению к сторонникам малоазийской практики празднования Пасхи, пишет: «Среди противников Виктора был Ириней, писавший от лица всех галльских братьев, главой которых он был: он сразу заявил, что таинственное Воскресение Господне должно праздновать только в день Господень, и стал подобающим образом уговаривать Виктора не отлучать целые церкви Божии за то, что они соблюдают издревле преданный им обычай» (Церк. истп. V, 24, 11). Далее он цитирует выдержки из послания Иринея к Виктору, где тот ссылается на св. Поликарпа и папу Аникиту, пребывших в мире, несмотря на различия в обычае празднования Пасхи. Заключает свое сообщение Евсевий такими словами: «Ириней, в соответствии со своим именем (“мирный”. – A. C.), оказался миротворцем и на деле: звал к миру в Церкви и заботился о нем. Он переписывался не только с Виктором, но и со многими главами церквей по поводу поднятого вопроса» (Церк. ист. V, 24,12–17). Сообщение блж. Иеронима вполне созвучно свидетельству Евсевия: говоря о посланиях Иринея к Виктору, он замечает, что святой отец «убеждает Виктора, что не должно без особенных уважительных причин расторгать единение с обществом епископов других церквей» (О знам. муж., 35). Таким образом, Римскому папе, по словам C. А. Федченкова, «воочию было представлено различие догмата от обряда, вечного в религии от временного; указано было, что первого надо держаться твердо, во втором же можно давать свободу отдельным общинам» 441 . Трудно сказать, какую позицию занимал сам св. Ириней в этих спорах, так волновавших христиан его эпохи. Хотя он сам происходил из Малой Азии, однозначно на сторону малоазийской практики он не встал. Некоторые места его сочинения «Против ересей» (II, 22,3; IV, 10,1) позволяют думать, что Лионский предстоятель придерживался средней точки зрения, пытаясь найти разумный компромисс в столкновении крайних точек зрения. Авторитет св. Иринея сыграл большую роль в мирном разрешении данных споров. Во всяком случае, он дал решительный отпор притязаниям папы Виктора, который был вынужден пересмотреть свою ригористическую точку зрения и отказаться от политики давления на прочие поместные церкви 442 . |
| Вот так бы и хотел Виктор Владимирович перестать плохо думать о русских, но они, русские, не дают Виктору Владимировичу такой возможности. Впрочем, нельзя же, наконец, путать автора с лирическим героем. Да и сам Виктор Владимирович где-то обмолвился, что не разделяет мировоззрения своего персонажа. У Фёдора Михайловича Достоевского, величайшим специалистом по творчеству которого называет себя Виктор Владимирович Ерофеев, был похожий лирический герой. Звали его Павел Фёдорович Смердяков. В пространстве довольно большого романа Павел Фёдорович уравновешивается другими персонажами, так что у читателя никогда не возникнет ощущения, что устами Смердякова говорит Достоевский. Виктору Владимировичу Ерофееву удалось добиться устойчивого эффекта: читая его роман, не сомневаешься, что слова " русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене " - программное заявление автора. Не сомневаешься потому, что ненависть к русским, к тому, что им дорого и свято, ничем и никем в " Энциклопедии русской души " не уравновешено. Смердяков был один как перст в своей неразделённой ненависти. И эта ненависть загнала его в петлю. Ничто не противопоставлено ненависти на страницах романа Ерофеева, она фонтанирует и рассыпается алмазными брызгами. Эта ненависть - источник жизни, и жизнь в ненависти похожа на фиесту: Мы не будем говорить, что кощунства, сквернословие, разжигание ненависти - это плохо. Для кого-то это очевидно, и нет смысла убеждать в том, что и так составляет символ веры. Для кого-то, напротив, всё это не является крамолой, и нужно быть очень наивным, чтобы надеяться разом и вдруг поколебать чужую веру и сложившиеся убеждения. К тому же могут возразить, что представляющееся кому-то кощунством и разжиганием на самом деле есть новаторство, дерзновение и поиск. Хотя, как правило, все так называемые " дерзновения " стары как мир и на человека мало-мальски образованного способны нагнать лишь скуку. Как было, например, с эпосом под общим названием " Евангелие от Иуды " . |
| Вероятно, в связи с этою тревогою нунция и Левинского находится распоряжение польского военного департамента польским украинским отрядам не впускать в пределы Польши лиц, избранных в России. 1075 Оно направлено было против данного Виктору дозволения выбирать себе монашествующих из киево-печерского монастыря, черниговской епархии и Новгород-Северского, 1076 но могло быть приложено и к нему самому и его свите. Виктор тогда находился в Киеве и набирал состав лиц для консистории, хора и дома своего. Мера эта, однако, своею крайностью, вероятно, превосходила решимость польских военных людей. Виктор, описывая свое возвращение из Киева, ничего не говорит о подобного рода затруднении. Смогоржевский, как более опытный в понимании польских и русских дел, первый из среды ревнителей унии понял, что невозможно не допустить Виктора в Польшу и затруднить выдачу ему королевской привилегии, но задумал обставить все это так, чтобы Виктор служил в Польше на пользу унии и на пагубу западнорусскому Православию. Он через Левинского и нунция предложил польскому правительству включить в привилегию Виктору, условия его пастырства в Польше. 1077 Условия эти были сформулированы Ленинским и, 1078 вероятно, это те самые пункты, которые сохранились в бумагах Виктора и захвачены были при его аресте поляками. Пунктов этих 24, и в них изложены заветные мысли Смогоржевского. От Виктора требовалось ими: признавать господствующею католическую веру; признавать православными только древне-православных; отказаться от всех отступивших от унии, и даже заставлять их возвращаться в господствующую в Польше веру; подвергнуть запрещению безместных, сидящих на чинше священников; закрыть часовни; не принимать заграничных духовных; составить, в присутствии комиссара и представить списки монастырей, церквей и прихожан и т. д. Во главе всех этих пунктов полагалось условие, чтобы Виктор все делал и писал от имени польского короля, т.е. был его подданным. 1079 Нунций остался недоволен этими пунктами. Он в них увидел готовность Смогоржевского мириться с совершившимся фактом. 1080 Он решился не признавать этого факта, подал польскому правительству протест, 1081 и тем настойчивее стал советовать, чтобы протестовало и униатское духовенство, так как это, по его мнению, могло принести и другие выгоды. 1082 Смогоржевский, как увидим, еще шире понимал это дело. Протест этот давно уже готовился, даже в двух видах, и набирались подписи. Около 27 (16) сентября он был получена в Варшаве и представлен королю. 1083 |
| « Л. Тимофеев: Я считаю, что в первом же выступлении сегодня должно было прозвучать имя Александра Исаевича Солженицына. (Аплодисменты.) Однако оно не прозвучало ни в первом, ни во втором выступлениях. А человек, который хотел подробно сказать на тему “Солженицын и " Мемориал " ” – издатель журнала “Выбор” Виктор Аксючиц – до сих пор не получил слова, хотя давно записался. Я прошу президиум, если осталось от моего выступления какое-то время, дать слово Виктору Аксючицу сейчас. (Аплодисменты.) Л. Пономарев: Слово предоставляется Виктору Аксючицу. В. Аксючиц: Я думаю, что принципиально важным фактом является то, что наша конференция началась с выражения солидарности оставшимся в живых узникам лагерей. Еще более важно то, что мы все выразили солидарность человеку, который организовал восстание в Воркуте, но который на сегодняшний день не реабилитирован. Но я думаю, что в этом мы должны идти дальше. Мы должны помнить, что первым человеком, который всенародно и полно поставил тему ГУЛАГА, является наш русский писатель Александр Исаевич Солженицын. (Аплодисменты.) И он до сих пор не реабилитирован. Я думаю, что мы не будем до конца искренними перед собой и перед нашим обществом, если не поставим на обсуждение нашей конференции следующую резолюцию. Я ее предлагаю. Не настаиваю на формулировке, но настаиваю на смысле. “Мы считаем необходимым восстановить историческую справедливость и 1. Официально признать выдающийся вклад писателя А.И. Солженицына в разоблачение политических репрессий и восстановление исторической правды в нашей стране. (Аплодисменты.) 2. Отменить обвинение Солженицына в уголовном преступлении – измене Родине. (Аплодисменты.) 3. Вернуть Солженицыну гражданство СССР. (Аплодисменты.) 4. Мы заявляем о необходимости скорейшего издания в нашей стране рукописного мемориала жертвам репрессии – книги Солженицына " Архипелаг Гулаг " ”. (Аплодисменты.) Как вы все понимаете, то, о чем я здесь сказал, относится не только к Солженицыну, хотя, конечно, в первую очередь, к нему, но затрагивает все то, о чем мы здесь говорим и что нам дорого. Поэтому я предлагаю эту резолюцию поставить на голосование прямо сейчас. |
| - Что это, отче? - Память о моём детстве. Это железная дорога, идущая из Патр, как она была видна мне с горы Эгион, на которой мы впервые осели после того, как стали беженцами. Его сад на Афоне всегда был ухоженным и приносил плоды свои во время своё: на его винограднике и плодовых деревьях почивало благословение Божие. Чтобы удобрить почву, старцы носили из леса опавшую листву. Даже тропинки, которые вели от келий к скитскому храму, выдавали присутствие трудолюбивого хозяина с хорошим вкусом. Несмотря на старость, он не жалел трудов, чтобы приводить их в порядок. Труды монахов просты и не рассеивают ум, они — хорошее средство для уравновешивания душевных и телесных сил. Когда он умер, мы с большой скорбью хоронили одного из последних детей Святой Горы. (Таким ребёнком был и отец Дионисий Фирфирйс, который пришёл на Афон, когда ему было семь лет. Может, и сейчас есть такие дети, не знаю.) То, что он умер в девяносто лет, не умаляло нашей скорби. И действтельно, где нам теперь найти афонских детей? Детей, которые с самого начала учатся только у своего старца? И не таких, которые закончили бы сначала все мирские школы, а потом уже поступили в монашескую школу Афона (это тоже неплохо, но в этом случае на глазах души у них всегда будут оставаться бельма), а таких, которые пришли бы на Святую Гору детьми, любили бы своё место, не покидали бы своей кельи, любили бы старцев, любили бы подвиг, любили бы монашескую жизнь, заботились бы о месте, в котором живут, для которых была бы дорога даже его пыль, которые бы всю свою жизнь посвящали Господу? Да пребудет с нами его благословение, а жизнь его да будет примером для всех. Аминь. Комментарии Всего комментариев: 17 2017/07/04, 11:57:22 Простите и Благословите Великие Отцы Евдокиме и Дионисие. Царствие Вам Небесное и Вечный покой Преклоняюсь перед Вашими непостижимыми духовными подвигами Прошу Ваших Святых молитв о спасении наших душ об истинной вере и покаянии Здравии телеси и души Избавленииот всех враг видимых и невидимых ведомых и неведомых Божьей помощи во всех благих начинаниях. Финансовой помощи Дарье Ольге Вячеславу Зинаиде Виктору Владимиру мл Михаилу мл Софии Анастасии со чад Виктору со чад Любови со чад Татиане непраздной Здравия. максиму со чад. Людмиле заступление от неправедных судей Ольге со чад Галине помогите продать дом и квартиру Господи буди воля. Твоя Благословен Бог и свят во всех делах Своих. |
| Письма 357, до ноября 1. К Евстафию Философу 357 (или 358) 14. К Григорию, другу 4. К Олимпию 360–362 9. К Максиму Философу 362 или 363 3. К Кандидиану 18. К Макарию и Иоанну 19. К Григорию, другу 363–370 22. О совершенстве в монашеской жизни 363–378 43(46). К падшей деве 20. К Леонтию, софисту 21. К Леонтию, софисту 365–378 15. К Аркадию, комиту 368, после 10 октября 369, осень 31. К Евсевию, епископу Самосатскому 370, весна 27. К Евсевию, епископу Самосатскому 370–371, зима 25. К Афанасию, епископу Анкирскому 370–373 57(61). К Афанасию, архиепископу Александрийскому 370–378 24. К Афанасию, отцу Афанасия, епископа Анкирского 45(49). К Аркадию, епископу 49(53). К хорепископам 50(54). К хорепископам 51(55). К Паригорию, пресвитеру 52(56). К Пергамию 58(62). К Церкви Парнасской 59(63). К неокесарийскому градоначальнику 60(64). К Исихию 370–378 68 (72). К Исихию 69(73). К Каллисфену 73(77). Без надписи 74(78). Без надписи 79(83). К чиновнику, облагающему податями 81(85). О том, что не должно клясться 82(86). К правителю области 83(87). Без надписи 103(107). К вдове Иулитте 104(108). К попечителю наследников Иулитты 105(109). К Елладию, сотоварищу ипарха 111(115). К Симпликии, еретичке 147(152). К Виктору, военачальнику 148(153). К Виктору, бывшему консулу 165(172). К Софронию, епископу 170(177). К Софронию, магистру 171(178). К Авургию 172(179). К Аринфею 173(180). К Софронию, магистру, за Евмафия 178(185). К Феодоту, епископу Верийскому 184(192). К Софронию, магистру 186(194). К Зоилу 262(270). Без надписи, о похищении девицы 264(272). К Софронию, магистру 266(274). К Имерию, магистру 269(277). К Максиму Схоластику 274(282). К епископу 275(283). К одной вдове 276(284). К сборщику податей 277(285). Без надписи 279(287). Без надписи 280(288). Без надписи 281(289). Без надписи, об одной притесненной женщине 282(290). К Нектарию 283(291). К Тимофею, хорепископу 298(306). К севастийскому градоначальнику 371, не позднее марта 44 (48). К Евсевию, епископу Самосатскому |
| Памяти Федора Абрамова: его книги стали русской классикой Крестьянского мира, о котором писал Абрамов, больше нет, но его тетралогия «Пряслины», повести по-прежнему читаются на одном дыхании. В годовщину со дня смерти замечательного писателя о своем отношении к его творчеству рассказали прозаик и журналист Дмитрий Шеваров и писатель Борис Екимов. 14 мая, 2013 Крестьянского мира, о котором писал Абрамов, больше нет, но его тетралогия «Пряслины», повести по-прежнему читаются на одном дыхании. В годовщину со дня смерти замечательного писателя о своем отношении к его творчеству рассказали прозаик и журналист Дмитрий Шеваров и писатель Борис Екимов. 30 лет назад, 14 мая 1983 года скончался писатель Федор Абрамов (1920–1983) — автор пронзительных романов и повестей о русской деревне, о трагедии, которую пережил народ в ХХ веке. Того крестьянского мира, о котором писал Абрамов, больше нет, но его тетралогия «Пряслины» и повести по-прежнему читаются на одном дыхании. В годовщину со дня смерти писателя о своем отношении к его творчеству Правмиру рассказали прозаик и журналист Дмитрий Шеваров и писатель Борис Екимов, которого многие критики называют последним «деревенщиком». Абрамов показал хрупкую и ранимую цельность русской жизни Дмитрий Шеваров, журналист, прозаик, постоянный автор журналов «Фома» и «Лампада»: — Федор Александрович Абрамов долго и трудно продирался к правде о советской деревне, но он прозрел одним из первых в своем поколении. Его роман «Братья и сестры», первая часть тетралогии «Пряслины», и повесть Александра Яшина «Рычаги» вышли примерно в одно время — в конце пятидесятых, и деревня Абрамова и Яшина разительно отличалась от той, которую показывали в «Кубанских казаках». Само название первого романа Абрамова — «Братья и сестры» — очень важно сегодня для нас, переживающих распад всех личных и общественных связей. Он показал хрупкую и ранимую цельность русской жизни. Абрамов вместе с Ю. П. Казаковым и А. Я. Яшиным проторил дорогу другим деревенщикам: Виктору Петровичу Астафьеву, Василию Ивановичу Белову, Валентину Григорьевичу Распутину, Виктору Ивановичу Лихоносову, Борису Петровичу Екимову, и все они продолжили размышления о крестьянском стержне России, который начиная с Первой мировой многократно ломался, чудом восстанавливался, а в девяностые был сломлен вновь. |
|
|
.jpg)
