| Провинция — питомник честолюбцев. Собак перед охотой держат впроголодь, дабы они были позлее. Юноши, вырвавшиеся из провинции, подобны своре собак, ослепленных голодом: долго не могут насытиться. Своей закалкой в жизненной борьбе мы обязаны как раз тому времени, которое считали потерянным впустую, тому времени, когда озлобленно томились в душной захолустной атмосфере. Провинциал надежнее защищен от уныния, разочарования, которые заставляют стольких юношей отказываться от борьбы. Он знает цену тому, чего, казалось, был навсегда лишен. И на вершине славы Баррес не пренебрегал ничем, что пришлось бы по душе безвестному уроженцу Нанси, которым он когда-то был. Мы без особой радости, как бы для очистки совести приводим в исполнение мечты, лихорадившие нас в двадцатилетнем возрасте, а ведь окажись мы где-нибудь на площади Станислава в Нанси или на набережной в Бордо, Марселе, Лионе, мы бы, подобно юному Стендалю, плакали от бешенства при мысли о невозможности немедленно предпринять шаги для будущего успеха. Как бы ни сложилась жизнь, мы через годы проносим в себе мальчика с его неистовыми желаниями. Юность, проведенная в провинции, была временем скрытой душевной работы, без которой немыслима великая судьба, разбегом перед прыжком. Ничто не мешает молодому провинциалу погрузиться в глубины собственного «я». Вспомни свои прогулки в одиночестве по городскому саду в Бордо, и те яростные приступы самоанализа, что казались тебе бесплодными, и те дневниковые записи, которым ты доверял результаты своих душевных поисков. Слепые и глухонемые почти непременно одержимы страстью поверять бумаге свои мысли. Преподобный отец за свое пребывание в Сахаре испещрил записями неимоверное количество бумаги. И юный интеллектуал-провинциал, не имеющий возможности излить переполняющие его чувства, черпает в них духовную пищу. Он приговорен к самоуглубленности своим одиночеством. Провинция учит нас познавать людей. Хорошо знаешь только тех, от кого приходится обороняться. Провинция вынуждает нас жить в гуще людей, чьи нравы резко очерчены, она знакомит нас с разнообразными человеческими типами. Изымите из произведений Бальзака все то, чем его обогатила провинция, и останется худшее. Своим величием он обязан не высокопоставленным героиням, а семейству Гранде. |
| На большой высоте порой довольно дуновения ветерка, чтобы вызвать горный обвал. Запах кофе и бекона, рожденный воображением, сокрушил мужество Джона Эшли. Этот запах оживил в памяти «Вязы», работу, которую он любил, мучительно долгие дни суда и осунувшийся гордый профиль Беаты всего в нескольких шагах от него, пение Лили, уверенность Роджера, вдумчивую серьезность Софи, шумную любовь Констанс — все, все, все. Эшли уронил голову на колени. Повалился на бок, перекатился на другой. Он стонал, он хрипел, он мычал. Душевные муки взрослого человека не видны и не слышны миру, но Эшли так и не стал вполне взрослым человеком. Солнце уже было в зените, когда он вновь въехал в тот маленький поселок. Привязав Евангелину, он отошел к краю обрыва и долго стоял там — лицом к реке, спиной к лавке. Он рассчитывал привлечь побольше внимания к себе и побольше оценивающих взглядов к своей лошади. Наконец он повернулся, размашистым шагом пересек улицу и вошел в лавку, дружелюбно кивнув группе людей у входа. Внутри пятеро мужчин — кто сидя, кто стоя — расположились вокруг остывшей печки. При его появлении все, кроме хозяина лавки, поспешно опустили глаза. Эшли бормотнул междометие, которое можно было счесть за односложный вариант слова «здравствуйте». Ему ответили тем же. Он купил пачку имбирного печенья и, расплачиваясь, дал окружающим заметить несколько долларовых бумажек. Раскрыв пачку, он вынул одну штуку и принялся сосредоточенно грызть. Любопытство вокруг накалялось. Еще несколько человек вошли в лавку. — Откуда будешь, сынок? — спросил хозяин. Эшли с улыбкой показал большим пальцем через плечо, на север: — Из Канады. — Не близкий свет! — Замечание хозяина подхватили невнятным рокотом остальные. — А я особенно не спешил. Поболтался немного в Лионе. Братишку разыскиваю. — Вот оно как. Эшли задумчиво продолжал жевать. В дверь заглядывали все новые лица, мальчишечьи и мужские. Перед лавкой остановился шарабан. — А нельзя ли у вас тут позавтракать? Пару яиц, бекону? Доллара чтобы на два. |
| И в тот момент, когда он уже ступил на широкую улицу, за его спиной раздался, точно вдогонку, смех. Кобари почувствовал в нем издевку. Оглянувшись, он увидел в переулке, приблизительно на середине подъема, темный силуэт. Вновь послышался смех. Мрачный, протяжный, переходящий в какое-то плаксивое завывание. В следующую минуту человек начал, прихрамывая, подниматься вверх и пропал в тумане. Звонил телефон. Пронзительный, неустанно повторяющийся звон. Отворив дверь и войдя в свою рабочую квартиру, Сугуро тотчас услышал его и замер. Из-за густого тумана его верхняя одежда вся вымокла, но он даже не пытался ее снять. Он уже по звуку догадывался, кто звонит. И знал, что, даже если он снимет трубку, на том конце будет молчание. Телефон продолжал звонить. Требовательно, бесконечно. В этот момент в голове Сугуро неожиданно всплыли строки из «Короля Лира», которого он недавно перечитывал: He смейся надо мной, Я старый дурень, Восьмидесяти с лишним лет. Боюсь, Я не совсем в своем уме. – Не смейся надо мной! – взмолился он в сторону телефона. Звонок умолк. Тяжело дыша, Сугуро сбросил промокшее пальто, и сразу почувствовал во всем теле вялость. Он предупредил жену, что заночует здесь, тащиться домой, за город, не было нужды, поэтому он опустился на диван и прикрыл глаза, словно для того, чтобы полнее ощутить меру своей усталости. Он отчетливо осознавал, что с начала зимы, а точнее, с вечера вручения премии стал быстро стареть. И он физически ощущал постепенное приближение смерти. Чувствуя себя совершенно разбитым, он приложил ладонь ко лбу – горячо. Блуждания в тумане не могли пройти безнаказанно для перенесшего операцию на легких. Но ложиться в постель было как-то боязно, он вытянулся на диване и закрыл глаза. Приснился сон. …Он шел один в тумане. Он и сам не знал, зачем в такую сырую ночь вышел из дома. Вспомнилась такая же туманная зима в Лионе, где он учился. Не раз ему случалось, возвращаясь из театра или кино, еще в возбуждении от увиденного, пробираться через сырое марево. Однако в то время он был молод, полон надежд, и ему казалось, что точно так же он будет идти по жизни, рассекая туман человеческих предрассудков. Однако сейчас, в Токио, двигаясь на ощупь в непроницаемой мгле, он окончательно сбился с пути, шел наугад, теряя надежду найти дорогу домой, задыхаясь от растущей тревоги. |
| Митрополит Минский и Слуцкий Филарет выступил на межконфессиональном конгрессе, посвященном миротворческим ценностям гуманизма 12 сентября 2005 г. 17:26 Митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший экзарх всея Белоруси, выступил с докладом на проходящем с 9 по 13 сентября в Лионе (Франция) межконфессиональном конгрессе, который посвящен миротворческим ценностям гуманизма. Владыка Филарет сосредоточил свое внимание на взаимоотношениях православных и католиков в последние годы. По его словам, за прошедшие десятилетия диалог между Православной и Католической Церквами, в котором активное участие принимал и Московский Патриархат, прошел разные стадии. «Начавшись как «диалог любви» в 1965-1967 годах, он перешел в «диалог истины» к 1980 году. Наряду с обсуждением сложных доктринальных вопросов, мы также взаимодействовали и в области диаконии. Это помогло нам достаточно хорошо узнать и научиться понимать друг друга», — подчеркнул митрополит. Вместе с тем владыка отметил, что «в определенный момент наши отношения вступили в фазу кризиса, причины которого всем хорошо известны». «Тем не менее, исполняясь надеждой, мне хотелось бы обратить внимание на положительные процессы, которые продолжают оказывать влияние на отношения между православными и католиками», — подчеркнул докладчик. По его мнению, взаимоотношения православных и католиков должны принять форму «диалога веры»: «Эта форма означает диалог преемников тех, кто мученически исповедал веру в XX веке, чтобы насытить жизнь XXI столетия христианской любовью и истиной», — добавил владыка Филарет. «Сегодня главное в диалоге веры — это христианское свидетельство перед лицом нового секуляризма, свидетельство, опирающееся на опыт сонма христианских исповедников и мучеников XX века, православных, католиков и христиан иных традиций. Весьма важно также, по словам митрополита, чтобы «опыт тех, кто выстоял в эпоху прямых гонений, сегодня дал плоды в христианском служении милосердия, в подвиге служения ближнему». «И если христианский Восток недавнего прошлого особенно богат мученической святостью, то христианский Запад богат бескорыстной помощью тем, кто в ней нуждается», — сказал владыка. |
| Сикст V с беспокойством следил за фазами этой борьбы. Находившиеся в Риме агенты Лиги так завладели его умом, что он сперва и слушать не хотел герцога Люксембургского, явившегося к нему депутатом от католических вельмож, сторонников Генриха IV. Герцог Люксембург должен был описать папе «жалкое положение Франции, которая просила у Его святейшества помощи, но так, чтобы соединить между собой всех французов, но не разъединять их; исполнением этой просьбы папа не только уврачует французскую монархию, но и обеспечит спокойствие всего христианского мира, который не мог не страдать от великих потрясений, переживаемых его первым и главным членом». По своем прибытии в Италию, Люксембург «удивился прекрасному приему, оказанному там командору Диу и агентам герцога Майенского и Союза». Его же Сикст V отказался было вовсе принять и даже запретил ему въезд в Папскую область. Папа, на основании донесений агентов Лиги, полагал, что Генрих находится в отчаянном положении, что он приперт к морю и что ему приходится или попасть в руки Майена, или прыгнуть в море и покинуть французскую землю. Под впечатлением этих сообщений, папа послал во Францию легата Каэтана. Легат этот был братом герцога Сермонета, итальянец, но подданный испанского короля. Выбор этот свидетельствовал о плохом отношении Сикста V к Генриху IV. Последний притворился, что не верит сперва в дурные намерения папского посланного. Узнав о его выезде, Генрих приказал всем подвластным ему городам принимать с почестями папского легата, если он будет проезжать через эти города, а всем губернаторам провинции предписал давать ему нужную охрану, если он едет к нему, Генриху; но, в то же самое время, он объявил, что сочтет его своим врагом, если легат соединится в Париже, или в ином месте, с начальниками Лиги и не признает ни один из его поступков правильным. Каэтан был назначен легатом 2 октября и тотчас же выехал в сопровождении нескольких ученых, в числе которых были иезуиты Беллармин и проповедник Парнигароль. Он прибыл в Лион 9 ноября «и ясно понял тогда же, что это путешествие не принесет ему той славы и успехов, которых желал папа и на которые он сам надеялся». В Лионе он узнал, что Генрих одержал в Арке блестящую победу и что он продолжает завоевывать Нормандию, тогда как дела Союза очень плохи. |
| Так, во время гонений, которым подвергли христиан в Лионе, один образованный молодой человек по имени Веттий Эпагаф предложил выступить защитником христиан и доказать, что они не делают ничего худого, что в безбожии и непочтении к императору их обвиняют напрасно. Но презид в ответ на это предложение лишь спросил его, не христианин ли он. Ответив утвердительно, он тотчас оказался в числе осужденных на смерть. С точки зрения практического приложения апологию следует рассматривать как существенный вклад в развитие вероучения самой Церкви, как один из главных факторов становления ее самосознания. Тем не менее, апологеты обращались именно к языческой аудитории, ставя перед собой задачу огромной интеллектуальной значимости и сложности. На основании самого языческого права христианство оправдано быть не могло. Апологеты шли по пути перерождения язычества в тех его понятиях, на которых зиждилось само языческое право. Значение имело не только убеждение в достоинствах христианского образа жизни. Безумное мира надлежало также защитить через доступное объяснение и, следовательно, обосновать традиционными методами чуждое эллину, «неразумное», содержание. Первоначальная неразделенность и цельность знания Истины, стяжаемого живой верой, впервые на почве христианства подверглась попытке анализа, итогом чего впоследствии явился синтез апофатического и катафатического богословия в трудах позднейших отцов Церкви. При этом апологеты прибегли к единственно возможному способу, избирательно прививая к христианству огромный массив античного гуманитарного наследия и преображая его. 3. Апология как литературное явление Судебная апология была традиционным жанром античной риторики. От «классической» защитительной речи христианская апология как разновидность словесного искусства имела значительные отличия. Прежде всего, первая создавалась для произнесения на конкретном судебном разбирательстве, в ответ на определенное обвинение, выдвинутое неким лицом. Затем, судебная речь была особой частью процесса и рассматривалась как необходимое условие правозаконности. Кроме того, она опиралась на действующее законодательство и общепринятые мнения, по возможности ища в них союзников. |
| Гулкое эхо 11 сентября: Нью-Йорк, Париж, Донбасс. 13.01.2015 10:43:46 Светлана Коппел-Ковтун Хитросплетения времени и Charlie Hebdo Трагичное в сплетении с символичным (а порой и комичным) — акцент нашего времени. Случившееся в Париже 7 января тоже переполнено символами. Хитросплетения мультикультурных смыслов, в которых можно утонуть, сбивают с толку, уводят в различные версии — рай для конспирологов и ад для людей с гиперактивным воображением. Целая череда терактов, начавшаяся с нападения на редакцию скандально известного сатирического журнала Charlie Hebdo , где были убиты 12 человек и ранены 11, взбудоражила Европу. За три дня погибли 17 человек, в том числе 3 полицейских. В штаб-квартире ЮНЕСКО выразили солидарность с Францией. В коммюнике организации говорится: «По примеру властей Франции все сотрудники ЮНЕСКО почтили память журналистов минутой молчания. Будучи организацией в составе ООН, действующей в защиту свободы слова, ЮНЕСКО присоединяется к национальному трауру во Франции. Все СМИ также могут присоединиться». Таким образом общественному мнению предложена трактовка события и задано направление: теракт был покушением на свободу слова, покушением на европейские ценности (от которых, по большому счёту, ничего не осталось — разве только право глумиться над святынями). Более того, теракт назван покушением варваров на цивилизацию. По Франции прокатилась волна митингов против терроризма. 7 января желающие выказать протест собирались на центральных площадях Тулуза, Нанта и на площади Республики в Париже, зажигали поминальные свечи и держали плакаты с надписью «Je Suis Charlie» («Я Шарли»). 10 января демонстрации прошли в Тулузе, Нанте, Марселе, Бордо, Ренне, Лионе, Монпелье, Клермон-Ферране, Гренобле и других городах. В акциях приняли участие около 700 тысяч человек. 11 января в столице Франции состоялся самый важный митинг в память о жертвах терактов и против террористической угрозы — Республиканский марш единства. В нем приняли участие представители различных французских политических сил (кстати, Марин Ле Пен с её партией «Национальный фронт» не пригласили), а также высокопоставленные чиновники из Италии, Испании, Германии, Великобритании, России и других стран. Приехал также Порошенко, заливший кровью Юго-Восток Украины. |
| Именно в этом человеке, от которого нас отделяют восемнадцать веков, мы находим отголоски своих собственных исканий, противоречий и чаяний. Благодаря своей открытой душе, своей готовности к диалогу, своей восприимчивости он остается нашим современником. Блондина, рабыня из Лиона Она звалась Бландиной. Миниатюрная и хрупкая телом, она имела такую же нежную душу. Это было ласковое создание, столь же ласковое, как и имя, которое она носила — имя латинское, хотя сама она, возможно, была родом из Смирны или Фригии. Она была рабыней, а это значит, что она находилась вне социального бытия. Одна женщина среди миллионов подобных ей существ, чьи плоть и человеческое достоинство шли на продажу — даже семейные узы им были заказаны. Для них всех, как и для Бландины, не было надежды на нормальную человеческую жизнь, на право выбирать то, что нравится. Все мечты юной девушки разбивались о барьеры, воздвигнутые ее рабским состоянием. Ничто не могло изгладить с ее руки клеймо, денно и нощно напоминавшее ей, что она — предмет, а не личность, что она комуто принадлежит, а не располагает сама собой. Только один луч света освещал ее существование: она была в услужении у одной богатой дамы в Лионе, истинное богатство которой заключалось в ее чуткости и человечности в отношении униженных. Ее хозяйка была христианкой, которую вера научила восстать против несправедливого общественного строя, возлюбить других, и прежде всего менее обеспеченных, прозреть, как на самых незначительных из них простирает свою заботу Отец Небесный. Ее хозяйка, богатая обитательница Лиона, не могла скрыть от нее своей радости, вызванной открытием новой веры. А с кем еще было ей делиться своей радостью? Кому еще рассказать о новой вере, как не служанке, тщедушной на вид, но преданной ей рабыне — Бландине? Именно ей поведала она свою великую новость, переменившую всю ее жизнь. На рабыню новость произвела ошеломляющее впечатление. С нее словно бы упали сковавшие ее цепи, когда та, которая до сих пор имела в отношении нее право жизни и смерти, вдруг предстала перед ней старшей сестрой, любящей матерью, которую Бог наставил на путь истинный. |
| Игнатий и Бландина, Юстин и Перпетуя и все безымянные мученики, свидетельствовавшие о вере в Лионе, Риме или Карфагене, позволяют нам понять, что особенностью христианства является не чудо, хотя чудесами изобилуют рассказы об их «страстях», но вера, преображающая повседневную жизнь, и надежда, позволяющая преодолеть трагизм бытия, ведущая сквозь ночной мрак. Тех, кто знакомится с жизнью первых поколений христиан, и прежде всего с мучениками за веру, с их повседневными опасностями и неуверенностью в завтрашнем дне, больше всего поражает их радость жизни и вместе с тем бесстрашная готовность умереть. Если философия могла лишь утешить, унять страх, то Евангелие «зажигало зарю» в конце ночи. Однако ни язычники Лиона, ни император Марк Аврелий не могли или не хотели узнать этого свидетельства. В середине II века еще напряженно ждали конца света, что нашло свое отражение и на последней странице «Дидахе», но это ожидание постепенно ослабевало, уступая место более личному желанию во славе соединиться с Христом. Журчание живой воды, проистекающей из глубины веры Игнатия и словно бы побуждающей: «Идите к Отцу», находило горячий отклик в поколении первых христиан, совершая переворот в их душах, вселяя уверенность и покой в их очищенные сердца. Для тех, кто ждет и бодрствует, Бог зажигает свет зари. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ПРИМЕЧАНИЯ Мы довели количество сокращений до минимума, чтобы избавить читателей от необходимости утомительных поисков. В книге используются следующие сокращения: Anal. Boll.: Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1882— RB -. Revue Ben6dictine, abbayede Maredsous, 1884— CIG: CorpusInscriptionum Graecorum. 4 vol. Berlin, 1825— 1877. CIL: Corpus Inscriptionum Latinarum. Berlin, 1863— DACL: Dictionnaire dArcheologie chretienne et de Liturgie. Paris, 1924–1953. DHGE: Dictionnaire d " Histoire et de Geographie ecclesiastiques. Paris, 1912— Didasc.: La Didascalie des douze Apotres. Paris, 1912. FriedlaenderWissowa: Darstellungen aus der Sittengeschichte Roms in der Zeit von August bis zum Ausgang derAntonine. Bd. 1—4. Leipzig, 1921 — 1923- |
| в) аббат Жан Соваж (Jean Sauvage), начальник Мервильской семинарии – по еврейскому вопросу; г) свящ. Опьэ (Aupiais), из Лионской миссии для африканцев – по вопросу о религии чернокожих; д) аббат Поль Катрис, директор «Католисите» – по вопросу об исламе; е) аббат Генри Десметр – о протестантах; ж) проф. колледжа Густав Лангран (Gustave Lan-grand) – по конфуцианству. В 1936 г. в Ватикане состоялась Международная выставка католической повременной печати, устроенная папой Пием XI. Самым интересным отделом выставки католики считают «Восточный отдел, посвященный идее Единения Церквей». Вот перечень главнейших изданий, «распространяющих среди латинства непредвзятые и полные братской любви сведения о восточном христианстве, даже и отделенном от Рима» 9–10 «Католического Вестника» за 1936 г., изд. в Манчжурии): «Известия» Русской Духовной Академии в Риме; «Вестник Святейшего Сердца» – орган братства Апостольства молитвы; выходит на 45 языках, имеет 29 миллионов подписчиков; его ежегодное потребление бумаги таково, что лента, составленная из последней, 4 раза опоясала бы земной шар; 83 украинских издания, выходящие в Польше, Чехословакии и в обеих Америках, в том числе «Богословие» – орган Львовской Духовной Академии; «Записки чина св. Василия», изд. монахов базилиан в Жовкве; «Мета», изд. в Львове; «Добрый пастырь» – в Станиславе; «Америка» и «Миссионер» – в Филадельфии; «Праца» – в Бразилии; «Ридне Слово», «Руски Новины» и «Цирилометодский BicHHK» – все три в Югославии; 21 белорусский и великорусский орган, в том числе: «До злучения» – в Вильне; «Китеж» – в Варшаве; «Вера и Родина» и «Католический Временник» выходили в Лионе и Париже; «Миссионер», изд. в Пряшеве, на смешанном языке. Лилльский кружок «Истина» издает двухмесячник «Russia et Chretiente Documents», 9 греко-вселенских изданий, албанские журналы, выходящие в Сицилии и Калабрии. До 52 изданий на румынском языке, в том числе еженедельник «Unirea» и ежемесячник «Vestitorul». До 40 повременных изданий на арабском языке для обрядовых единиц: мельхитов, маронитов, халдейцев, коптов и сирийцев. |
|
|
