| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание НИЦЕТИЙ Св. Ницетий. Скульптура франтона ц. Сен-Низье в Лионе. 1859 г. Скульптор Дж. Х. Фабиш Св. Ницетий. Скульптура франтона ц. Сен-Низье в Лионе. 1859 г. Скульптор Дж. Х. Фабиш [Лат. Nicetius; франц. Nizier] (ок. 513 - 2.04.573), св. (пам. зап. 2 апр.), еп. Лугдунский (Лионский). Источники Сведения о Н. содержатся в сочинениях авторов, лично знакомых со святым или знавших о нем по рассказам очевидцев. Краткое анонимное Житие (BHL, N 6088; изд.: MGH. Scr. Mer. T. 3. P. 521-524) было составлено по распоряжению Этерия, еп. Лугдунского (между 586 и 589 - 602/3), к-рый способствовал формированию почитания Н. в Лугдуне. Составление Жития относится ко времени правления франк. кор. св. Гунтрамна (561-592) (MGH. Scr. Mer. T. 3. Р. 520). По мнению А. Ковиля, текст был написан вскоре после возведения Этерия на епископскую кафедру, т. е. летом или осенью 586 г. ( Coville. 1928. P. 325-327, 329). Григорий Турский (538-594) упоминал об исцелении человека, приложившего книжицу с текстом Жития к больным глазам ( Greg. Turon. Vit. Patr. VIII 11). В то же время Григорий выражал недовольство скудостью сведений о Н., приведенных в Житии, где основное внимание было уделено чудесам святого (Ibid. Praef.). Согласно краткому предисловию, Житие было предназначено для чтения народу в день празднования памяти Н.; текст открывается сообщением о возведении Н. на кафедру и описанием его добродетелей, далее повествуется о его прижизненных и посмертных чудесах. Впервые Житие было издано иезуитом П. Ф. Шиффле, к-рый обнаружил его в утраченной ныне рукописи из аббатства Сент-Уайан-де-Жу (Сен-Клод) ( Chiffletius P. F. Paulinus illustratus, sive Appendix ad opera et res gestas sancti Paulini Nolensis episcopi. Divione, 1662. P. 96-101; ActaSS. Apr. T. 1. P. 101-102). В наст. время известна единственная средневек. рукопись с текстом Жития - сборник агиографических сказаний Paris. lat. 11748. Fol. 132v-133v (кон. IX - нач. X в.; ркп. хранилась в аббатстве Сен-Мор-де-Фосе, но состав сборника, возможно, указывает на ее лионское происхождение). |
| Ibid. 450 Сервет сам упоминает об этих лицах в своём предисловии к второму изданию географии Птолемея и считает их своими покровителями. Он говорит: Gaudebit insuper tot Viennae propagari cernens suae Geographiae peritos. luter quos primas sibi vendicant consanguinei tui (т. e. архиепископа виеннского) Johannes Palmerius, Prior Sancti Marcelii, et Claudius a Rupe Forti, vicarius tuns generalis, viri ambo ornatissimi ac multis nominibus commendandi, quibus ego tantum debeo, quantum Ptolemaeo ipsi debeat Geographiae studiosi. Сервет упоминает далее и о некоторых других своих знакомых: Omitto нес referre, quae me magnus ille Sancti Petri ac Sancti Simeouis Prior, lohannes cognomine Albus, de virlutibus suis referre vetat. Nec de sacra ilia Officialium tuorum triade hic ausim disserere, nec eorum hic tria nomina inserere, cum certum habeam, me pro eorum dignitate non satis dicturum. Johaonis quoque Perelli. Doctoris Medici tui, meique olim in sludiis apud Lutetiam socii, multiplex in Philosophia el linguis eruditio, majore alio indiget ргаесопе-(нет прод. Стр. 205). 451 Прежде всего, впрочем, Сервет занялся в Виенне вторым изданием географии Птолемея. Опустивши описание Иудеи, он посвятил издание своему другу архиепископу виеннскому; вновь пересмотренное и исправленное, это издание, по отзывам историков, имеет много преимуществ пред первым. 452 В 1527 году в Лионе была издана Библия на латинском языке доминиканцем Пагнинусом; перевод был так удачен, что по нему начали появляться и другие издания. На одном из этих изданий, сделанном в Кельне Пагнинус пред своею смертью отметил на полях некоторые неточности в выражениях и указал на недостатки, требующие исправления. Этот самый экземпляр в последствии и попал в руки к лионскому книгопродавцу Гузо, который пожелал иметь для продажи новое исправленное по замечаниям Пагнинуса издание. Так как Сервет известен бил в Лионе за хорошего переводчика и искусного издателя книг, то естественно Гузо прежде всех обратился к нему с просьбою принять на себя новое издание Библии Сервет действительно не отказался и даже с охотою и любовью взялся за работу. |
| Новости Франция почтила минутой молчания память учителя Самюэля Пати, убитого исламистом 19.10.2020 10:30 Фomo: obozrevamel.com Париж, 19 октября. Тысячи французов почтили память учителя истории Самюэля Пати, убитого в пятницу террористом в Конфлан-Сент-Онорин (департамент Ивелин). Мемориальные акции организованы в Бордо, Лионе, Марселе, Париже, Тулузе и других городах Франции, передает ТАСС . Во французской столице к участникам церемонии присоединился премьер-министр Франции Жан Кастекс. «Вам не удастся нас расколоть и запугать. Франция неделима», - заявил глава правительства в своем Twitter. Акция прошла под лозунгом «Свобода слова, свобода преподавания». На площади Республики прозвучал гимн Франции. Вместе с Кастексом память 47-летнего учителя истории, убитого исламистом рядом со школой, почтили мэр Парижа Анн Идальго, глава столичного региона Иль-де-Франс Валери Пекресс, лидер левого движения «Неподчинившаяся Франция» Жан-Люк Меланшон. В Тулузе на муниципальных зданиях приспущены флаги. Акция памяти Самюэля Пати прошла там по призыву профсоюза учителей. В ней приняли участие сотни французов. Бывший министр внутренних дел Жерар Колон, принявший участие в митинге в Лионе, признал, что французские власти «задержались с реакцией на радикализацию неблагополучных кварталов». «Зло успело укорениться глубоко, - считает он. - Нам предстоит мобилизовать общество, чтобы ему противодействовать». Учителя, по словам Колона, «находятся в первых рядах тех, кто вступил в борьбу с этой смертоносной идеологией». Вечером в Елисейском дворце президент Франции Эмманюэль Макрон возглавит срочное заседание Совета обороны. Ожидается, что главной темой станет борьба с терроризмом. С начала года, по официальным данным, во Франции были распущены 93 организации, уличенные в распространении экстремистских идей. Как сообщил ТАСС французский правовед Эмманюэль Мишо, «в свете последних событий нельзя исключать внесения дополнительных мер в законопроект о борьбе с исламистским сепаратизмом». Согласно первоначальным планам, он будет представлен на рассмотрение правительства 9 декабря. |
| АФ – Верно. ДС – Так, что проблема возникает на обоих концах этого периода. Однако, больше всего тревожит то, что новости были только об этом одном манускрипте. А внимание нужно было обратить на совсем другой материал. Вот он на слайде. Вот результаты из этих лабораторий на графике давайте посмотрим и разберем. АФ – Это явно очень интересный график. ДС – Давайте посмотрим справа налево. Самая правая точка – это традиционная дата Усманской редакции, около 652 года. Слева от нее – две синих стрелки, это жизнь пророка ислама с 570 по 632 год. Еще левее – датировка разных рукописей, и, как мы видим, некоторые из них были созданы еще до рождения Мухаммеда. Например, крайняя слева, это – Лионская лаборатория, которая датировала лист А рукописи Саны. Она была создана не позже 550 года. Справа от нее дата – лаборатории Киль, чуть позже 450, это V век. Еще правее – дата согласно Цюриху, не позже 550, а за ней датировка по Оксфорду – 550 или раньше. Если помните сам Мухаммед родился в 570. То есть четыре различных лаборатории, в Лионе, в Киле, Цюрихе, Оксфорде считают, что эта рукопись была создана до рождения Мухаммеда. Как может рукопись Корана предшествовать жизни Мухаммеда, если Коран был послан именно ему? И послан не раньше 610 года. Так что эти листы были написаны за добрых 60 лет до того, как Мухаммеду был послан Коран. АФ – Я хотел бы разъяснить это, как тот, кто был мусульманином. Здесь мы видим один из двух вариантов. Или же существовали источники, на основе которых Мухаммед или его последователи составили Коран, и существовали они еще до его рождения. Или же Мухаммеда и не существовало вовсе, а кто-то другой составил книгу, и придумал человека. Или же оба варианта. Джулиен Кристиан Робэн, в книге «Аравия в Коране», рассмотрел результаты радиоуглеродного анализа, проводившегося над девятью отдельными листами рукописи Саны в четырех различных лабораториях: в Лионе (Франция), в Киле (Германия), в Цюрихе (Швейцария), и в Оксфорде (Великобритания). Четыре европейские лаборатории |
| Христиане, действительно, не участвовали в этих торжествах. Язычники считали, что так они поступают из-за каких-то таинственных целей и обычаев, несовместимых с лучшими в мире римскими обычаями. Естественно, что в Лионе нашла благоприятную почву обычная клевета на христиан как «врагов рода человеческого» (Тацит). Их обвиняли в увлечении дурными и развратными культами, в совершении детоубийственных таинств, в вечерах разврата. Население Лиона решило не иметь с христианами никакого общения. «Для нас, — пишут христиане, — закрыты были дома, бани, народные площади, каждому из нас запрещено было показываться в каком бы то ни было месте». Таково было начало гонения. Лион был город богатый, с развитой общественной и торговой жизнью. Сюда стекались с Востока и Запада деловые люди. Это был финансовый и административный центр очень большой области. Христиане Лиона принадлежали к очень разным слоям общества. Были люди богатые, были врачи, юристы. Исключение из общественной жизни для многих было уже немалым бедствием. «Но с нашей стороны воинствовала Благодать Божия, — пишут лионцы, — укрепляя слабых и противопоставляя (гонению) необходимых столпов, которые через свое терпение успели сосредоточить на себе все удары лукавого. Выступив против него, эти мужи выдержали все роды поношения и казни и, многое считая за малое, спешили ко Христу». Гонение, таким образом, сосредоточилось в конце концов на отдельных наиболее выдающихся христианах. Они как бы отвели удар от остальных, быть может, более слабых. Но сначала поднялось общее народное волнение. Народ сам нападал на христиан. Приходилось переносить крики, побои, влачения, грабительство, удары камней, заключение и «вообще все, что ожесточенный народ любит делать со врагами», — рассказывает описание. Вмешались власти. В Лионе как императорской провинции надлежало блюсти порядок и судить христиан легату. Но он был в отсутствии, поэтому действовали городские (муниципальные) власти и трибуны когорты (военное начальство). Они допросили схваченных христиан. Те исповедали себя христианами, и их до возвращения легата заключили в темницу. |
| В коридоре я прислонился лбом к оконному стеклу: больничное здание в виде буквы «П» неприветливо и уныло молчало под тяжелым, свинцовым небом. На соседней крыше, нахохлившись, сидели голуби... «Что-то вновь поднимается во мне», - подумал я. Но что именно, я не знал. Я знал только, что у Сугано никогда не бывает этих «что-то», а вот у меня они бывают часто... И в Лионе тоже были. Я все хорошо помню. В Лионе, у пансиона на улице Пуля, меня каждый день поджидал инвалид. Каждый день, когда я возвращался из университета, он, стуча костылями, ковылял ко мне через улицу. И, посмотрев на меня своими прищуренными печальными глазами, молча отходил. Первое время я думал, что это какой-то слабоумный. Консьержка на мой вопрос, что это за человек, ответила, что она его не знает, на этой улице он не живет. Почти каждый день он дожидался моего возвращения из университета, подходил ко мне, смотрел на меня печальным взглядом и молча поворачивал назад. Даже по воскресеньям, когда магазины были закрыты, я видел, как этот человек, опершись на костыли, ожидал меня где-нибудь в тени зданий. Это случилось летом, начинались студенческие каникулы. Я приехал к профессору Бади ознакомить его со своей дипломной работой. Работа профессору, видимо, понравилась, и я, удовлетворенный, побродив по берегу Роны, вернулся в пансион. «Если работу примут, - подумал я, - будет превосходно». Мне казалось, что теперь у меня все пойдет на лад. По этому случаю я немного выпил, мне было радостно и весело. Я уже представлял себе, как вернусь в Японию и стану работать. В это время я услышал стук костылей. Опять этот инвалид! Он уже ковылял ко мне через улицу. Когда он подошел, я вдруг вытащил из кармана сто франков и протянул ему: - Выпей, папаша. Но он грустно улыбнулся и покачал головой. - Вы японец? Инвалид глубоко вздохнул. Одна штанина его поношенных брюк свободно болталась... - Вы потеряли ногу? - попытался я выразить сочувствие. - Несчастный случай? - Нет! В Индокитае, в концлагере, меня пытал японский солдат. |
| Я решил, что если уж начинать разговор о деньгах, то именно теперь. - Врач говорит, открытая форма, надо немедленно ложиться в больницу. Я заметил, как белые тонкие пальцы Сугано медленно отодвигают его рюмку от моей. «Прохвост! Боится заразы», - подумал я. - Вот зашел проститься. - Какая неприятность! А ты давно в Париже? - голос Сугано звучал фальшиво. - Ну, мне пора, прощай, - сказал я. Сугано облегченно вздохнул и поспешил проводить меня. У выхода я внезапно обернулся и, испытывая какое-то злорадство, медленно проговорил: - Кстати, одолжи мне денег... Дождь все еще шел. На столиках пустого кафе стояли пустые бутылки из-под минеральной воды. Бродячий торговец-армянин одиноко стоял у стены, прижимая к себе огромную корзину. Он с досадой смотрел на дождливое небо. Я облегченно вздохнул: итак, деньги есть. Но странно, не эти одолженные пять тысяч франков принесли мне облегчение, мне было приятно, что я застал Сугано врасплох и сумел заполучить деньги. Это я незаметно мстил напыщенному индюку за то презрение, с каким он относился ко мне в течение двух лет в Лионе, а априори и за то, какое он будет высказывать по моему адресу по возвращении в Японию. Мои губы искривила тонкая усмешка. Это была месть и за его трактат «Будущее Японии», который он сочиняет, восседая в кресле в полосатых трусах, и за его умение, с каким он использует свое пребывание в Европе для достижения профессорского звания. Сегодня я лягу в больницу. Известие о болезни не оказалось для меня неожиданным, и вчера, когда врач сказал мне о ней, показывая снимок, где на светлом фойе моих легких темнели два пятна, я только подумал: «Что ж, этого надо было ожидать». Но ложиться в больницу все же не хотелось. Меня беспокоили не расходы, меня тревожило, что там снова придется общаться с незнакомыми людьми. Я не умею лицемерить, как Сугано, но в моем поведении нет-нет да и прорвется что-либо унижающее меня, после чего я буду сам же раскаиваться. Я знал это слишком хорошо по своей безотрадной жизни в Лионе. После полудня, перед тем как запереть свою комнату, чтобы ехать в больницу, я вдруг стал почему-то рыться в куче сваленных под кроватью японских журналов. Я захватил с собой номер с фотоснимками Хиросимы после взрыва там атомной бомбы. |
| Согласно египетскому учению о загробной жизни всякий умерший N соединяется и становится одно с Озирисом, становится Озирисом N. Тому же самому подвергались и аписы. После смерти Апис становится Озирис–Апис (Osar–Hapi) отсюда в сокращении явился Сарапис или Серапис – новое божественное существо, новый предмет для благоговейного почитания египтян. И его мы находим в Лувре. Египет пережил много фаз в своем развитии: древнее, среднее и новое царство, затем Египет эллинизированный и наконец Египет христианизированный. В течении тысячелетий в долине Нила менялись расы, культуры, язык, искусство, верования. Богатые и постоянно умножающиеся и умножающиеся коллекции Лувра представляют много данных для того, чтобы проследить религиозные судьбы этого народа, благочестие которого отмечалось еще древними. В последнее время относительно подробностей и значения египетской религии возникли гипотезы, с которыми не может согласиться христианский исследователь. В взаимоотношениях различных египетских богов хотят видеть борьбу семитических и туземных элементов населения. В Тифоне или Сете хотят видеть какого–то древнего семитического бога (еврейское имя Сиф; см. по еврейск. Биб. Bmop. XXXII, 17 ; Пс. 37), почитатели которого столкнулись с почитателями абидосского Озириса. Указаний на этого Сета или Сифа ищут в Библии. Точно также возникновение и развитие иконопочитания пытаются связывать с позднейшими египетскими культами. Все это неправда, и мы думаем, что нагляднейшие опровержения подобного рода гипотез могут быть доставлены лучше всего через тщательное изучение религиозных памятников Египта, поучительное собрание которых представляет Лувр. Музей Гимэ первоначально основан был Эмилем Гимэ в Лионе. Это было в 1879 г. когда Гимэ возвратился из ученой экспедиции на крайний восток, куда он был командирован министром общественного обучения для изучения религий тамошних народов. Гимэ предполагал в Лионе при музее устроить школу восточных языков и вместе с этим связать изучение религий. Дело это, видно, не встретило успеха. |
| К. Т. признавался, что в детстве не получил светского образования (MGH. Epp. T. 4. S. 602-603). Где он учился, неясно (видимо, в монастырской школе), но противники постоянно обвиняли его в плохом знании лат. грамматики и даже указывали на конкретные ошибки. Изучение Свящ. Писания он начал под рук. Лейдрада, архиеп. Лионского (798-814) (Ibid. S. 592), основавшего в Лионе соборную школу и скрипторий. Возможно, К. Т. был среди 20 тыс. обратившихся от ереси адопцианства в результате миссии Лейдрада, Нимфридия (или Небридия), буд. архиепископа Нарбонского, и Бенедикта Анианского, о чем сообщает Алкуин ( Alcuin. Ep. 208//MGH. Epp. T. 4. S. 346). При этом никаких признаков адопцианского учения в известных ныне сочинениях К. Т. не содержится. Предполагают, что именно в Лионе в 809 г. К. Т. начал работу над своим 1-м толкованием на кн. Бытие, завершенным к 811 г. В этот период К. Т. был рукоположен в сан пресвитера и стал приближенным Людовика Благочестивого, в то время короля Аквитании, к-рый сделал его своим капелланом. Вслед за королем он отправился сначала в его дворец в Шаснёй (ныне Шаснёй-дю-Пуату, пригород Пуатье), затем в Эбрёй и, наконец, в 814 г., когда Людовик стал императором, в Ахен. По словам Ионы Орлеанского, К. Т. занимался толкованием Свящ. Писания в придворной школе (schola palatii) (MGH. Epp. T. 5. S. 354). В этот период им были написаны толкования на Послание к Галатам, Евангелие от Матфея и Послания к Ефесянам и к Филиппийцам. В 816 г. Людовик поставил К. Т. епископом Турина (намек на это содержится в предисловии к толкованию на Послания к Ефесянам и к Филиппийцам - MGH. Epp. T. 4. S. 598; сторонники более поздней датировки - 817 г.- полагают, что его наречение во епископа произошло после подавления мятежа кор. Италии Бернарда, племянника Людовика, когда императору было важно увеличить число своих сторонников в Италии). В 821 и 827 гг. по приказу Людовика Благочестивого и Лотаря I К. Т. организовал в своем диоцезе оборону от арабов, к-рые время от времени совершали набеги на эти территории. Активно занимаясь обустройством приходов в своем диоцезе (его успехи в этом деле признавали и противники - PL. 106. Col. 310), К. Т. тем не менее продолжал преподавать в придворной школе в Ахене (т. е. вынужден был постоянно пребывать в разъездах). По заказу императора он взялся за составление толкований на Пятикнижие. Вторым основным заказчиком выступил Теодемир, аббат монастыря Псальмоди в Нимском диоцезе. В Капитулярии, изданном Лотарем I в мае 825 г., епископу Турина было дополнительно поручено заниматься богословским образованием учеников из Вентимильи, Альбенги, Вадо и Альбы (MGH. Leges. Capit. T. 1. S. 327). |
| Приведя выдержки, Августин к тому же нигде не говорит, что это его собственный перевод. Между тем подобные замечания нередки у него при цитации других отцев, писавших по-гречески. 1784 О знакомстве его с латинским именно переводом Contra haereses свидетельствует и то обстоятельство, что он причисляет св. Иринея к латинским писателям, понимая под этим выражением людей, писавших на латинском языке. 1785 Может быть, греческий подлинник труда Иринея был ему вовсе неизвестен. Во всяком случае, из всех приведенных данных с несомненностью ясно, что латинский перевод Contra haereses существовал во времена Августина и даже несколько раньше. Однако, принимая во внимание сказанное нами по поводу Тертуллиана , Киприана и других предшествующих писателей, дату появления его нельзя особенно отодвигать назад. Вторая половина IV в., указанная Иорданом, и по нашему мнению, наиболее сюда подходит. Дальнейших свидетельств о существовании латинского Иринея не имеется почти до IX в., к которому относятся некоторые сохранившиеся рукописи Contra haereses (см. о них выше). Только в одном из писем папы Григория Великого дается любопытное сообщение. Эферий, епископ Лионский, живший в конце VI и начале VII в., обратился к нему с просьбой прислать биографию и творения Иринея (имеется в виду, вероятно, именно латинский текст). Папа в ответ пишет, что ни того, ни другого в Риме не могли найти. 1786 Этот ответ, да и самая просьба Эферия весьма характерны. Очевидно, ни в Лионе, ни в Риме не было еще в начале VII в. латинского Иринея. 1787 Но как же тогда понимать свидетельство творений Августина? Лучшим объяснением является предположение Иордана, что у Григория Великого мы видим лишь косвенное указание на место появления перевода. Если в Риме и Лионе он не был известен еще в VII в., значит, и сделан был не здесь, а где-либо вдали от места служения св. Иринея и столицы мира. Но где же? Цитаты Августина подсказывают вероятный ответ. Очевидно, таким местом была Северная Африка, где жил этот отец. Поэтому перевод был известен ему еще в начале V в.; а до Лиона и Рима не дошел и в VII. 1788 |
|
|
