| Мы медленно-медленно поплыли вверх. — А я учила для праздника танец «Звездочка», — вдруг шепотом сказала Ветка. — Знаете, почему я вспомнила? Потому что эти звезды увидела. — А ты станцуй, — серьезно сказал Виталька. — Если «Звездочка», значит, это танец для неба. Она не стала по-девчоночьи отнекиваться и стесняться. Только сказала: — Как же без музыки? — А ты вспомни, — посоветовал я, — и представь, будто играет. — Я-то представлю… А вы? — Мы тоже. — А… вы это по правде? Смеяться не будете? — Ты что! — сказал Виталька. Мы отодвинулись на самый край ковра-самолета. Ветка встала на другом краю. Он сразу же заботливо приподнялся. Конечно, ей было страшно с непривычки на такой высоте. Пока мы держали ее за руки — еще ничего, а сейчас она одна оказалась среди пустоты. Огоньки да небо… Но она была храбрая девчонка. И может быть, она в самом деле представила себя звездой. Или ей подумалось, что это сон, а во сне страх высоты иногда пропадает. Сначала Ветка постояла, обняв себя за плечи, а потом вскинула руки и закружилась. Я не знаю, хорошо ли она танцевала. И музыки никакой я представить не мог. Ветка была в желтом платьице, и казалось, что громадная светлая бабочка трепещет над кромкой ковра-самолета… Ну, бабочка так бабочка. Все равно я на всю жизнь запомнил, как в негаснущем небе летней ночи, высоко-высоко над уснувшей землей, танцует девчонка… Слегка запыхавшись, она села рядом с нами. — Ты молодец, — сказал Виталька. И я тоже сказал, что Ветка молодец. И было заметно, что она обрадовалась. Она отдышалась и весело заговорила: — Если я буду большая и сделаюсь балериной, всем буду рассказывать, что танцевала «Звездочку» в настоящем небе… Ой! — Она испуганно посмотрела на меня и на Витальку. — Не буду, честное пионерское. Я только на минутку забыла, что это тайна. — Рассказывай, — разрешил Виталька. — Тогда уже будет можно… А ты правда будешь балериной? Ветка шевельнула остреньким плечом. — Я понимаю: про это почти все девчонки мечтают. Только это ведь очень трудно. Это на сцене кажется, что легко и красиво, а на самом деле такая работа… Каждый день… Я не знаю, получится ли… |
| — Ага! — обрадованно сказал Виталька. Он как раз наблюдал в телескоп. Я тут же отжал его в сторону и приник к окуляру. Мальчик стоял и торопливо сматывал нитку. — Змей спускается, спускается! — заволновалась Ветка и оттерла меня от телескопа. — Ой, спустился… Большой какой… Ой, он записку отвязывает… — Перестань ойкать и рассказывай толком, — велел Виталька. — Он читает… Ой, он удивился! Смотрит кругом, будто нас ищет… Ой, опять читает. Опять смотрит… А теперь с крыши слезает вместе со змеем… — А вдруг он испугался? — встревоженно сказал Виталька. — Вот еще! — слегка обиженно откликнулась Ветка. И я был с ней согласен. Я лишь мельком видел этого мальчишку, но сразу понял, что он ни капельки не боязливый. И мне все больше хотелось с ним познакомиться. Он был такой же, как мы. — Посмотрим, — сказал Виталька. И мы стали смотреть. Ждать. Ждали полчаса. Змей поднялся опять. Он взлетел ровно и быстро, словно у него был двигатель. Мы снова стукнулись головами у окуляра. На желто-красных узорах змея чернели крупные буквы: САША ВЕТРЯКОВ — А теперь что? — нетерпеливо спросила Ветка. — Опять, что ли, записку к хвосту привязывать? Виталька задумался: — Нельзя два раза одно и то же… Давайте ему ночью письмо оставим. — У, это долго, — заспорил я, и Ветка посмотрела на меня с благодарностью. Но Виталька сказал: — До завтра подождать — это недолго. Зато интересно будет. Мы сочинили такое послание: Если хочешь познакомиться, приходи в двенадцать часов дня на угол Якорного и Первомайской. Летучие Бродяги. Ночью мы с Виталькой отправились в полет и отыскали дом, где жил хозяин змея. Наше письмо было привязано к старой лыжной палке. Палка с шелестом ушла вниз и воткнулась в деревянную крышу рядом с антенной. Мы были уверены, что мальчик придет. А он не пришел. И мы расстроились. Особенно Ветка. Мы брели к дому и хмуро молчали. Вдруг Ветка обрадованно сказала: — Какие мы бестолковые! А вдруг он сегодня на крышу даже и не лазил и палку не видел? Не каждый же день он змей запускает! Правильно! Как мы не подумали? |
| Время и окружение, однако, брали свое. На Ветке среди дубовых листьев стали появляться и баобабовые... Со временем их становилось все больше... Но Ветка этого старалась не замечать. В конце концов, почему бы баобабовым листьям не расти на дубе?!. А что же Пень? Как ни трудно в это поверить, но однажды весной он ожил! Из расщелин мертвой черной коры, то тут, то там, потянулись к свету тоненькие побеги. Весна и лето были засушливые. Многие листочки, только показавшись, погибли. Многие из них не пережили суровую зиму. Но к следующему лету черная громадина Пня вся покрылась зеленым ковром. И с другого конца Долины, издалека, Пень уже выглядел почти как Дуб! Жители Долины долго не могли поверить в это чудо. Многие радовались. Баобаб, которому теперь не было равных в Долине по толщине, молча скрипел. А Ветка, Ветка, которая уже как-то привыкла к тому, что в ней видят образ Дуба, которая (как-то уж само собой так сложилось!) многие годы говорила от имени Дуба и с пафосом ругала бесчувственный Пень, похоронивший останки былого величия под своей черной массой, - встревожилась. " Как же так, - рассуждала она - я - плоть от плоти Дуба, выросшая на свободе, никогда не угнетаемая заскорузлой угольной коркой, пронесшая светлый образ Дуба через года, говорившая от Его имени, как же я теперь? Не терять же мне свое место в кроне Баобаба из-за этого Пня, так неожиданно зазеленевшего?! " И Ветка решила, что ей пора пустить свои ростки на Пне. Ростки истинного Дуба. В назидание мутантам. Баобаб горячо поддержал эту идею... (Ведь, сказать по секрету, он давно привил Ветку в своему корневищу...) Однако - удивительная вещь! - привитые к Дубу (а это был все-таки он!) черенки Ветки прорастали баобабовыми листьями и в кроне Дуба смотрелись как чужие - издалека это было хорошо видно! И тогда Ветка вдруг поняла, что пора спасать оставшиеся на ней дубовые листья! Удалось ли это ей сделать - мы не знаем... Но Дуб, говорят, до сих пор осеняет ту Долину! Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . |
| — Завтра утром, — решил Виталька. — Пораньше, пока эти Эдики и Феди не пришли. Рано утром я свистнул с улицы Витальке, и он выбрался ко мне через крышу. Я побренчал в кармане мелочью. — Давай на автобус! Быстрей доберемся! Виталька почесал переносицу. Предложил: — Сначала забежим за Веткой. — Зачем? — На всякий случай. Чтобы на страже была. — Тогда лучше Ветерок. — Он без спросу не пойдет, а мать его не пустит, пока не заставит позавтракать. Да еще нас кормить начнут. Провозимся… Это он правильно сказал. Мы побежали к Ветке. Забрались в палисадник и глянули в окно. Ветка в синем купальнике делала зарядку. Это была не простая зарядка. Держась за спинку кровати, Ветка вставала на цыпочки и выполняла всякие балетные упражнения. Солнечные зайчики прыгали по Веткиным плечам и вспыхивали на никелированной кроватной спинке. Виталька вздохнул и залюбовался. Я, по правде говоря, тоже загляделся: хорошо у нее получалось. Но я вспомнил о деле первым. Сердито пихнул Витальку локтем и стукнул костяшками пальцев по стеклу. Ветка оглянулась, застеснялась, потом, видно, слегка рассердилась на нас. Подошла и распахнула окошко. — Вам чего? — Дело, — сказал Виталька. — А Саня где? — Саня, наверно, еще дрыхнет, — объяснил Виталька. — А ты собирайся. Дело нешуточное, нам часовой нужен. Ветка пожала плечами, но в одну секунду накинула платье и выпрыгнула к нам. — Что за часовой? Что за дело? — Мы и сами толком не знаем, — серьезно объяснил Виталька. — Ты, главное, сиди и карауль. Если надо, мы крикнем, что делать. Ветка молодец. Она не стала приставать с расспросами, а сказала: — Айда! Мы побежали к автобусной остановке. На улицах было пусто, свежо и солнечно. Ветер запутывал нам волосы и трепал короткое Веткино платьице, похожее на пеструю мальчишечью рубашку. У меня на поясе прыгал тяжелый ключ и колотил по бедру. Мы спешили навстречу приключениям. Шагнув через порог колокольни, мы прикрыли за собой дверь: чтобы незаметно было, что она не заперта. Огляделись. В кирпичной толще на разной высоте были пробиты узкие оконца — как бойницы. Солнце ярко било в них, разрубая сумрак широкими плоскими лезвиями. |
| — Хорошо, — с чувством произнес Виталька. — Что хорошего-то? — чуть не плача, сказал я. — А мы как спустимся? — Как-нибудь спустимся. Нам пока наверх надо. Пошли! Мы без остановки проскочили этаж с механизмом и выбрались на площадку с колоколами. Солнце и синий воздух кругом! И облака, и зеленая земля, и река! Неужели внизу копошатся какие-то бандиты? Неужели здесь, при ярком радостном свете, с нами может случиться что-то плохое? Виталька торопливо расстегнул на мне ремешок и сдернул ключ. Потом подскочил к перилам и перегнулся через них. — Веткаа! — Верно, ведь там Ветка! А я и забыл с перепугу! Я видел с высоты, как замелькало на монастырском дворе пестрое Веткино платьице. Она выскочила из лопухов и остановилась, задрав голову. — Слу-шай! — громко и отчетливо прокричал Виталька. — Лови ключ! Запри дверь! Обязательно запри дверь! И беги в милицию! В колокольне жулики! Ключ, посвистывая, ушел вниз и звонко запрыгал на камнях. Ветка схватила его. Внизу под нами раздалась ругань, загремели доски. Видно, преследователи остались целы и, услышав про милицию, торопились вниз, к двери. — Запирай скорей! — заорал Виталька. — Не спрашивай ничего, запирай! Мы оба перегнулись вниз до отказа, но трудно было понять, справилась ли Ветка с дверью. Внизу что-то грохотало и сыпалось, а что делает Ветка, мы даже не видели — она была скрыта дверной нишей. Кажется, сто лет прошло! И наконец она выскочила на солнце, замахала ключом: — Го-то-во! — Беги в милицию! — крикнул Виталька. — А вы?! — Мы продержимся! К нам они не доберутся! Я не знаю, что там думала Ветка и какие переживания отражались у нее на лице — с высоты не разглядишь. Но она без лишних слов рванула с места и помчалась к монастырским воротам. До нас пулеметным стуком долетело щелканье ее подошв. Внизу раздались гулкие удары. Это Эдик и Федя лупили по двери. Мы легли на пол и заглянули в провал. После яркого солнца ничего нельзя было разглядеть в темной глубине. Но удары не смолкали, и слышались голоса: — Открывайте! Гады! Хуже будет! |
| Ирмосы. Рукопись. 1777 г. Ветка (ВМНТ) Ирмосы. Рукопись. 1777 г. Ветка (ВМНТ) Ветковские мастера создали своеобразный стиль оформления рукописей, к-рый сложился под влиянием московских рукописей XVII в. (Bemkaycki музей народнай mbopчaцi. Mihck, 2001. С. 119; Гусева К. Старообрядческое искусство на Брянщине и Гомельщине//Из истории фондов НБ МГУ. М., 1978. С. 130-135). Наиболее известным местом, где переписывались рукописи, являлся ветковский Покровский мон-рь; этим занимались и жители слобод ( Лилеев. С. 221; Сб. Нижегородской учен. арх. комис. Н. Новг., 1910. Т. 9. Ч. 2. С. 313; Поздеева С. 56-58). В Ветковском центре были собраны древние книги не только из центральнорус. областей, но и из сопредельных правосл. земель ( Смилянская. С. 205-210). Ирмосы. Рукопись. XIX в. Ветка (ВМНТ) Ирмосы. Рукопись. XIX в. Ветка (ВМНТ) Ветковские мастера создали собственный стиль написания и оформления рукописей. Орнамент ветковских певч. рукописей своеобразен и строг, не содержит золота. В нем присутствуют черты травного стиля, барочные элементы, преобладают оттенки красного, зеленого, синего, желтого цветов. Инициалы многоцветные, используется киноварь или близкая по тону краска. Встречаются высокохудожественные переработки старопечатного орнамента. В ряде рукописей указываются имена создавших их мастеров ( Бобков Е. , Бобков А. С. 451). Своей вершины ветковская орнаментика достигла в рукописях старца Евдокима Носова (1777). Традиция переписывания рукописей сохранялась на В. вплоть до 60-х гг. XX в. Ветковские орнамент и почерк крюков послужили основой, на к-рой сложился стиль гуслицких рукописей (особенно трудно отличить от ветковских гуслицкие рукописи кон. XVIII в.- см.: Рукописи старообрядцев Бессарабии и Белой Криницы: Из собр. НБ МГУ: Кат. Ч. 2: Певч. рукописи Бессарабского собрания МГУ/Сост. Н. Г. Денисов, Е. Б. Смилянская. М., 2000. 1608, 1733, 1738, 1838, 1845, 2206 и др.). Ветковцы распели отдельные песнопения особым напевом, обозначенным в рукописях как «Ветковский распев». В одной из рукописей, к-рую нашли и ввели в научный оборот Е. А. и А. Е. Бобковы, этим распевом записано песнопение «Да ся исправит молитва моя» ( Бобков Е. , Бобков А. С. 450; ркп. передана Бобковыми в дар ИРЛИ, где и хранится (Древлехранилище. Белорус. собр., 93. Л. 30 об.)). Указания на ветковский распев встречаются в рукописи певч. собрания Пермской Гос. галереи (ркп. 1405р. Октоих и Обиходник крюковые. XIX в. Л. 125. «Веткавского напеву»: «Иже нейде на совет» ( Парфентьев Н. П. Традиции и памятники древнерус. муз.-письменной культуры на Урале (XVI-XX вв.). Челябинск, 1994. С. 178-179)) и др. Гласового обозначения ветковский распев не имеет; его музыкально-стилистические особенности не изучены. В Ветковско-Стародубском собрании певч. рукописей научной б-ки МГУ указаний на этот распев нет (Богомолова, Кобяк). |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 22 голоса: 3.8 из 5) Оглавление Глава седьмая Бумажный змей в небе — вещь обычная. Многие ребята у нас этим делом увлекались. Поэтому Виталька и я не удивились. А Ветка сказала: — Здорово, да? Красивый какой… Змей и правда был красивый. Большой, с красными и желтыми узорами. И держался в небе он ровно, без рывков. Почти неподвижно. Ну и что? Мы, если бы захотели, не хуже могли сделать. Но Ветка сказала опять: — Давайте посмотрим, кто запустил. — Зачем? — слегка ревниво спросил Виталька. — Ну… интересно же. — Чего интересного? Не все ли равно кто… Но у меня мелькнула тревожная мысль: — Слушайте, а если он видел, как я взлетал? Он же сидит и в небо смотрит. Виталька растерянно посмотрел на меня. — Верно… А что делать?.. Ну и пусть! Если видел, то подумал, будто это тоже змей. А может, и не видел: он в другую сторону смотрит. — Вот и надо разведать: видел или не видел, подумал или не подумал! Разведать — это дело. Это похоже на приключение. И Виталька сразу согласился. — Бежим! — обрадовалась Ветка и прыгнула к своему велосипеду. — Хитрая, — сказал Виталька. — Сама на колесах, а мы — бежим? Пошли лучше на вышку, у нас телескоп. Лезь сюда. Ветка по лестнице забралась на крышу, а потом через окно мы влезли в нашу «каюту». В телескоп казалось, что змей рядышком — прямо за окном. Даже подтеки акварели и капельки клея были видны. Даже узелки на уздечке из суровых ниток… — Правда ведь красивый? — сказала Ветка. — Дай я тоже посмотрю. Потом стал смотреть Виталька. Он разглядывал змей недолго. Шевельнул трубу и плавно повел ее в сторону и вниз. Я понял, что он скользит объективом по нитке. Труба остановилась, шевельнулась, замерла. Виталька смотрел несколько секунд, потом почему-то заулыбался и, улыбаясь, сказал: — Вот он… Незнакомый какой-то. Ага? Я глянул в окуляр. Конечно, я помнил, что в телескопе все наоборот, но в первый миг все-таки вздрогнул: на перевернутой крыше стоял вниз головой и смотрел в опрокинутое небо желтоволосый мальчишка. Мне показалось, что сейчас он ухнет в голубую пропасть. Но перевернутый мальчик стоял прочно, словно его старенькие полукеды примагнитились к тесовому скату. |
| — Не могу я, — печально говорил Ветерок. — Как-то не верится каждый раз, что он возьмет и полетит. Вот если бы у него штурвал был… Мы его понимали. Всю жизнь Ветерок думал о самолетах и представлял, как сжимает в ладонях ручку управления. Без этого он не мог вообразить полета. Но не могли же мы приделать к ковру-самолету штурвал! — Ничего, — утешал нас Ветерок. — Я еще научусь, честное слово. А пока не все ли равно, кто им управляет? Мы же летаем вместе. — А хорошо бы куда-нибудь в дальнее путешествие… Ага? — сказал Виталька. И мы все сказали «ага». Может быть, Ветка и Ветерок просто так сказали, а я от всей души. Дальнее путешествие — это была наша давняя мечта. Нам часто везло в то лето. Повезло и с путешествием. Тетя Валя получила от старой подруги открытку из соседнего города. Она целый день ходила задумчивая, а потом спросила, можно ли на нас положиться? Проживем ли мы самостоятельно двое суток, пока она съездит навестить друзей юности? — Зачем самостоятельно? — сказал я. — Мы поживем у нас. Все будет в порядке, тетя Валя, — и выразительно посмотрел на Витальку. Двое суток! Дальние полеты, неизвестные края! Мы смотрели на тетю Валю такими искренними глазами, что она не заподозрила нас ни в каких темных умыслах. Я сбегал домой, а затем сообщил тете Вале, что мама просила о нас не беспокоиться. На самом деле мама и не ведала об отъезде тети Вали. Она с утра до вечера пропадала на работе в библиотеке, потому что половина ее сотрудников была в отпуске. Следующим утром мы проводили тетю Валю на вокзал и помчались к Ветерку. Он вместе с Веткой примерял к раме велосипеда какую-то странную конструкцию — узкие решетки из деревянных реек, обтянутых полиэтиленовой пленкой. — Это что? — удивился я. Ветерок и Ветка слегка смутились. — Это… вроде крыльев, — сказал Ветерок. — Если разогнаться с горки, может, он взлетит… как самолет. Я удивленно моргал. Взлетит? Для чего эта дребезжащая «этажерка», когда есть ковер-самолет? — Зачем… — начал я. И замолчал. Увидел, что Виталька смотрит на Ветерка и Ветку грустно и понимающе. Главным образом на Ветку. А она почему-то покраснела, стоит, отвернувшись, и мотает на палец отросший локон. Эх, Ветка, Ветка… |
| И ветка смотрела на полевые цветы с каким-то состраданием; особенно жалким казался ей один сорт цветов, которыми кишмя кишели все поля и даже канавы. Никто не собирал их в букеты, — они были слишком просты, обыкновенны; их можно было найти даже между камнями мостовой, они пробивались отовсюду, как самая последняя сорная трава. И имя-то у них было прегадкое: чертовы подойники (датское название одуванчиков. — Пер.). — Бедное презренное растение! сказала ветка. — Ты не виновато, что принадлежишь к такому сорту и что у тебя такое гадкое имя! Но и между растениями, как между людьми, должна быть разница! — Разница? — отозвался солнечный луч и поцеловал цветущую ветку, но поцеловал и желтые чертовы подойники, росшие в поле; другие братья его солнечные лучи — тоже целовали бедные цветочки наравне с самыми пышными. Ветка яблони никогда не задумывалась о бесконечной любви господа ко всему живому на земле, никогда не думала о том, сколько красоты и добра может быть скрыто в каждом божьем создании, скрыто, но не забыто. Ничего такого ей и в голову не приходило, и что же? Собственно говоря, это было в порядке вещей! Солнечный луч, луч света, понимал дело лучше. — Как же ты близорука, слепа! — сказал он веточке. — Какое это отверженное растение ты так жалеешь? — Чертовы подойники! — сказала ветка. — Никогда из них не делают букетов, их топчут ногами — слишком уж их много! Семена же их летают над дорогой, как стриженая шерсть, и пристают к платью прохожих. Сорная трава, и больше ничего! Но кому-нибудь да надо быть и сорною травой! Ах, я так благодарна судьбе, что я не из их числа! На поле высыпала целая толпа детей. Самого младшего принесли на руках и посадили на травку посреди желтых цветов. Малютка весело смеялся, шалил, колотил по траве ножками, кувыркался, рвал желтые цветы и даже целовал их в простоте невинной детской души. Дети постарше обрывали цветы прочь, а пустые внутри стебельки сгибали и вкладывали один их конец в другой, потом делали из таких отдельных колец длинные цепочки и цепи и украшали ими шею, плечи, талию, грудь и голову. То-то было великолепие! Самые же старшие из детей осторожно срывали уже отцветшие растения, увенчанные перистыми коронками, подносили эти воздушные шерстяные цветочки — своего рода чудо природы — ко рту и старались сдуть разом весь пушок. Кому это удастся, тот получит новое платье еще до Нового года, — так сказала бабушка. |
| — Все-таки испытывали, — укоризненно сказал я. Ветка и Ветерок нам обрадовались. И наперебой рассказывали, что их летучий велосипед удачно стартовал с бугра, но потом клюнул носом и врезался в кусты рябины. Ветерок после этого целый день хромал, а Ветка ходила с поцарапанным носом. Но это не беда, потому что они поняли, в чем ошибка. Они сделали крылья, но забыли про стабилизатор. В следующий раз не забудут. Мы тоже рассказали о своих приключениях. Ветерок и Ветка огорчились, что их не было с нами, особенно на колокольне. Почему мы их не позвали? — Дело было срочное, ночное, — объяснил Виталька. — Ничего, еще полетаем вместе… если все хорошо будет. — Почему «если»? — встревожилась Ветка. Виталька печально рассказал про рубашку. Мы стали думать вчетвером, как помочь горю. Придумал Ветерок: — А зачем тебе ее навыпуск носить! Спрячь подол в штаны, под ремень, даже лучше будет! В цирк сходишь и уберешь подальше. А потом видно будет. Виталька поскреб ногтем переносицу и задумчиво сказал: — Идея… Но эта идея пришлась не по вкусу тете Вале. Когда мы собрались в цирк, она воскликнула: — Виталий! Что за вид! На подоле такая прекрасная вышивка. Она сделана по народным мотивам. — Ну их, эти мотивы, — отмахнулся Виталька. — Мне без них лучше. — Ты просто ничего не понимаешь. Это очень красиво. Ты не видел себя со стороны. Виталька пытался спорить, но тетя Валя сказала: — Виталий, ты совершенно невозможный человек. Виталька торопливо вытащил из-под ремня рубаху, опустил голову и заложил за спину ладони — чтобы прикрыть обглоданный подол. Он сделался похож на виноватую девочку. Мне стало жаль его. — Я буду маскировать сзади, — прошептал я. — Маскируй. Мы двинулись в цирк, и тетя Валя по дороге несколько раз удивлялась, почему я не хочу идти рядом, а плетусь позади Витальки. Все обошлось. Мы устроились на своих местах в четвертом ряду, Виталька прижался поясницей к спинке сиденья и понемногу успокоился. Про представление рассказывать я не буду, это не относится к нашим приключениям. Скажу только, что в этот сезон выступал у нас Карандаш и было здорово. Мы с Виталькой так нахохотались, что забыли про опасность. |
|
|
