| «Бери и помни!» Игра в «Бери и помни!» известна многим, знают ее дети и взрослые, ее смысл прост и понятен – если тебе что-то дали, то ты должен не забыть сказать нужные слова и пообещать помнить о том, что тебе дали. История про маму, которая забыла про свои деревенские игрушки, имела следующее продолжение. С работы пришел папа. Алексей, обычно добрый и весёлый, в этот вечер сильно устал, и увидев, что все семейство занято какими-то игрушками, сначала хотел рассердиться и решительным шагом вошел в комнату, где на полу, на столе, на стульях, на диване стояли и лежали новые игрушки. Строгий взгляд смягчился и папа улыбнулся так, будто увидел старых знакомых. Он долго смотрел на новые игрушки, а потом, будто о чём-то вспомнив, направился к антресолям и из самого дальнего угла достал коробку, смахнул с нее пыль и осторожно принес в комнату, поставил на стол, открыл и… В коробке были игрушки! Они были похожи на новые народные игрушки, как родные братья и сестры! Только цвет немного потускнел, и было видно, что некоторые из них аккуратно подклеены. Со словами: «А вот это была моя любимая свистулька!», папа достал со дна коробки небольшую глиняную фигурку с двумя дырочками. Они наперебой стали рассказывать дочке о том, что оказывается много лет назад, когда мама и папа были такого же возраста как она, они бывали в одной и той же деревне, но не знали этого до сегодняшнего дня, пока им не напомнили об этом старые папины глиняные игрушки. Эти игрушки для внука слепила его бабушка, которая еще в своей молодости научилась этому ремеслу у своей бабушки. Именно игрушки папиной бабушки видела на базаре маленькая мама! «Беру и помню!» Получить в детстве в подарок настоящую, добрую, красивую игрушку, запомнить ее на всю жизнь, и сохранить ее как воспоминание о детстве, о родительском доме, о своих близких – это так необходимо для человека! Помните, у Федора Михайловича Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть замечательные слова: «Ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение». |
| – Не вешай нос, девочка, – доверительно сказал он. – Ты ещё станцуешь! – Я ещё станцую, – отозвалась Тамара. – Хотите сейчас станцую? И не успел удивлённый комиссар ответить, как за его спиной раздался перебор баяна. Это дядя Паша, как добрый призрак, возник в дверях палаты, приглашая свою маленькую подругу к танцу. И Тамара начала танцевать. Нет, она не поднялась с постели, потому что чудес не бывает. Но в руках у неё появился бубен, загремел, затрепетал, взлетел над головой, рассыпая весёлый перезвон. Ноги девушки были неподвижны – танцевали руки, плечи, волосы, глаза. Её лицо преобразилось, и на нём отразился отблеск новой жизни. Руки разлетались по сторонам, взмывали вверх и тихо приземлялись на одеяло. И столько было в них птичьей лёгкости, и так прекрасен был их полёт, что мы, находившиеся в палате, забыли, что девочка танцует, сидя на койке». «И жить нам было суждено», – всё время повторяет Тамара. Сразу вспоминается фраза из знаменитой песни Булата Окуджавы: «Нас ждёт огонь смертельный, и всё ж бессилен он». В этом удивительная сила небольшой повести Юрия Яковлева. В жизни, преодолевающей всё. И в любви – к каждому солдату, к своему ближнему. Ведь именно из любви к ним Тамара танцевала под огнём. Танцевала так, что даже немцы не решились поднять в этот момент оружие. Ещё меня поразило, как автор описывает отношения Тамары и Бориса, её «киндерлейтенанта». В них столько недосказанного, трепетного, едва уловимого, к чему страшно прикоснуться даже мыслью. Столько рыцарства и целомудрия с его стороны, простоты и доверия – с её. А открытый финал книги ещё больше усиливает это ощущение. Что было потом – можно предполагать, но лучше этого не делать. Не касаться этой тайны двух сердец. «Балерина политотдела» – хороший опыт для подростка. Она даёт пищу для размышлений – о войне, Блокаде, смерти, жизни, любви и искусстве. Здесь нет ничего надуманного, здесь нет пропаганды. Есть главное – подлинность характеров, достоверность хорошей литературы. Рейтинг: 9.7 Голосов: 688 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 |
| Таким образом, содержание самосознания и строй идеи личности, рассматриваемые в том, что в них есть постоянного и общего, строго говоря, не бывают никогда одним и тем же, не только в период своего постепенного развития, но и по окончании его: если не его составные части, то их взаимное отношение бывает различным в различные моменты жизни и в этом смысле общий характер самосознания может измениться несколько раз в течение одного дня и даже часа. Но, кроме этих общих изменений и превращений, состав и содержание и идеи «я» у каждого индивидуума подвергается множеству частных, свойственных одной данной личности изменений в течение жизни. Так, в силу необходимой связи самосознания с представлением внешнего, в него всегда входит сложный образ окружающих человека предметов, явлений и других людей, с которыми он находится в таких или других отношениях: сознавая себя, человек, потому, неизбежно представляет себя живущим в такой-то местности и в таких-то постоянных или временных условиях, и отношениях с другими людьми, принадлежащим к такой-то нации, занимающим такое-то общественное положение, имеющим какую-либо профессию и постоянную изо дня в день повторяющуюся деятельность. С изменением всего этого, понятное дело, изменяется и эта часть состава самосознания. При этом опять, – в один момент своей жизни человек представляет себя по преимуществу жителем такой-то местности или не имеющим постоянного местопребывания, в другой – членом семьи или общества, нации, в третий – в самосознании преобладает представление общественного положения, профессии и т.п. Такого рода внутреннее изменение самосознания нередко сопровождается полным изменением характера и действий человека, и личность становится как бы совсем другою, превращается в собственном смысле в отношении к содержанию рассматриваемой части своей; человек снисходительный и ласковый, например, как отец семейства и член общества – кружка, является суровым, недоступным, когда сознает себя, например, начальником, судьёю; весёлый и даже легкомысленный – становится серьёзным, важным; смелый и решительный – кажется и чувствует себя робким, стеснённым и т.п. |
| Что ж, продолжим наши наблюдения. Когда начнутся школьные занятия, потребуется первый настоящий подвиг воздержания: разве просто сидеть за домашними уроками, когда на улице прекрасная погода, весёлый смех и игры во дворе? Чем старше дитя, тем более укрепляется в нём чувство личной ответственности, которое обязательно влияет на волю, на умение сдерживать желания. Посмотрите, один шестиклассник, сделав наскоро «письменные», катается беззаботно весь вечер на ледяной горке, а другой, написав положенное, сидит читает и географию, и историю, и какие-то необязательные, но полезные книги, или готовится к контрольной работе. Один школьник, задыхаясь, втягивает дым предложенной приятелем сигареты, а другой сдерживает своё любопытство. В девятом классе кто-то бродит с шумной ватагой сверстников по улицам или сидит полдня на бульваре, а кто-то вообще до минимума сократил время прогулок, посвятил его учёбе, потому что хочет в будущем заниматься любимым делом, получить интересную профессию. А ведь погулять, да помечтать, да с друзьями повеселиться тоже очень хочется! А дальше? Училище, техникум, институт… В юные годы всё вокруг привлекает нас. Всё думаешь, как бы не опоздать, успеть. Успеть интересно, весело пожить, а не на лекцию, конечно. А любовь? Откуда она и берётся-то? Разве легко прервать свидание с любимой даже ради подготовки к зачёту. «Ну ещё часок погуляем, ещё полчасика, ещё десять минут. Ночью посижу над конспектами, наверстаю». Только наверстает ли? И за конспектом думы-мечты всё не уходят, попробуй, отгони их. Ох, как нужна в юности уздечка — привычка воздержания! Сколько уныния и скуки вырастет в дальнейшей взрослой жизни из запущенной за хоккеем геометрии или из не сданной за романтическими прогулками сессии. Сосед и приятель по детским годам известного московского батюшки отца Алексия Грачева вспоминает, что в детстве Алёшу называли во дворе «мальчик со скрипочкой». Осталось впечатление, что он всё время спешил на занятия, то с портфелем, то с нотами и скрипкой. Вспоминается он всегда в белой рубашечке, в аккуратных глаженых брюках и начищенных ботинках… Мальчик со скрипочкой… А ведь он был очень весёлым, общительным, подвижным и несколько озорным ребёнком. Успевал реализовывать себя даже в шалостях, но умел и отказаться от весёлого удовольствия ради главного, если это было необходимо. |
| Строить поле для гольфа за шесть пенсов — невесёлое занятие. Во-первых, оно очень велико, от двадцати до пятидесяти гектаров; во-вторых, дёрн на нём должен быть мягким и ровным; втретьих, надо очень точно рассчитать, где копать лунки, где делать ловушки. Даже для поддержания поля в нормальном состоянии и то требуется довольно большое количество народа, потому что в этой игре очень многое зависит от того, что у игроков под ногами. «Кэдди» — одно из специальных словечек игроков в гольф. Так называется мальчик, который помогает игроку переносить с места на место мячики, метки, клюшки и прочее снаряжение. Причём клюшек, как правило, бывает несколько — своя для каждого вида ударов. Без помощника игроку и неудобно, да и трудновато — ведь длина одного игрового круга в гольфе до семи километров! В песчаные ямы, в отличие от лунок, мячик попадать как раз не должен. Они делаются на поле специально, чтобы осложнить игрокам задачу, и так и называются — ловушками. Мера предосторожности, надо сказать, не лишняя. Мячик и клюшка в гольфе устроены так, что у хороших игроков мяч иногда пролетает больше пятисот метров! Меткой называется специальная подставка, на которой игрок устанавливает мяч, прежде чем ударить по нему клюшкой. Телячье заливное, нежное и питательное, считается в Англии самой подходящей пищей для всех больных. На вид это густое желе с кусочками мелко нарезанного мяса. Пожарник, скорее всего, принял медвежонка за стажёра из-за границы, который приехал поучиться у британских врачей. Патио — слово испанское. Обозначает оно открытый внутренний дворик, как правило, с зеленью и фонтанчиком. Такие дворики прочно прижились в Англии, а вместе с ними прижилось и слово. Сталактиты — это кальцитовые сосульки, которые можно встретить почти в каждой пещере. Интересно, что растут они всегда сверху вниз, а такие же сосульки, растущие им навстречу снизу вверх, называются сталагмитами. Мы привыкли, что пантомимой называют представление без слов, однако к английской рождественской пантомиме это ни в коей мере не относится; там пантомима — весёлый сказочный спектакль для детей, с шутками, песнями и обязательными волшебными превращениями. Впрочем, свою родословную он, как и знакомая нам пантомима, ведёт от «немых» спектаклей, которые игрались ещё в Древнем Риме. |
| Таня подняла глаза к серому осеннему небу и тихо сказала: – Пресвятая Богородица, защити моего сыночка и меня! Ты ведь знаешь, что у меня нет родителей… Матушка, защити нас Сама! Пожалуйста, защити нас… Потом встала и медленно пошла в магазин. Ребёнок успокоился, и у самой Тани на душе стало легко и спокойно. А через пару дней Ирина Львовна объявила о том, что уезжает от них. Позвонила Ритуля и сообщила о том, что скрывала уже несколько месяцев: скоро она станет матерью, и ей понадобится помощь по дому. Ирина Львовна оживилась, засуетилась, собираясь: – Дочка ждёт… Я ей нужна… Не откажешь ведь в помощи родной дочери… Тебе-то вот повезло: Сергей тебя замуж взял, а Ритуле какой-то подонок попался, ребёнка заделал, да и поминай, как звали! И Серёжа с Таней остались одни, а потом родился Костик, вот уж три года исполнилось сыночку. Таня вспомнила, как дружно они жили, как рос сын, и как хорошо было им втроём. Неужели пришёл конец их счастливой жизни? Таня сидела на кухне, уставившись в окно и забыв о времени. Услышав весёлый звонкий голос сынишки и бас мужа, доносившиеся из подъезда, встрепенулась, и стала накрывать на стол. Через пару дней Серёжа отправился к Ритуле забирать маму. Ирина Львовна приехала молчаливая, притихшая, похудевшая. С Таней поздоровалась тихо и ушла в комнату, приготовленную для неё. Костик жался, дичился бабушки. А бабушка молчала и почти не выходила из своей комнаты. – Ну что ж, – подумала Таня, – пусть будет так. Она больше не пыталась наладить отношения со свекровью, обращалась к ней только по необходимости. Прежнее желание обрести близкого человека исчезло, и Таня держалась спокойно, ровно, но отчуждённо. Вспоминала себя три года назад, как старалась она угодить свекрови, как ждала её доброго слова, ласки, как болело сердечко, встречаясь с холодом и неприязнью – и понимала, что это всё в прошлом. Серёжа на вопрос о Ритуле ответил коротко: – Тань, ты ведь знаешь, сестрица одна дочку воспитывала. Мама у неё была и за няню, и за кухарку, и за уборщицу. А сейчас Маргарита замуж собралась. Дочку в садик отправила, мама ей больше не нужна. Мешать стала… Да и у её будущего мужа своя собственная мать имеется… Так что… |
| Как больно всё-таки наблюдать планомерное и рутинное закапывание таланта, трагическую гибель задатков, которые могли бы принести другим и пользу и радость!.. Как безнадёжно губило и губит русский талант патологическое неумение организовать свою жизнь и посвятить её достойной, высокой цели. И пьянки, бесконечные пьянки… Ну, да ладно… Это старая и бесконечная песня, как «Бициллин три»… Но, всё-таки было и хорошее. Никогда не забуду я наши домашние, «сессионные» вечера. В квартире у меня тогда была аппаратура и инструменты, а у Славика, выходившего из тяжкого наркотического пике, было море свободного времени. И вот мы собирались и играли. Именно тогда я мог вполне оценить способности и талант Буркела. От нечего делать он стал разбирать со мной на две гитары музычку, которую он сочинил ещё до армии, пацаном… Ну, что сказать? Если он такое сумел сочинить тогда, то чего можно было ожидать от него в будущем… в том будущем, которое – увы! – не случилось. У него в жизни был трудный период. Он и раньше увлекался наркотиками, а здесь просто подсел на иглу… Страшное, я скажу это дело, когда приходишь к человеку, а он разговаривает с закрытыми глазами (под маком чем бы ты не занимался, как бы параллельно видишь сны), – разговаривает с тобой и ты понимаешь вдруг отчётливо, что ему не только до тебя, но ВООБЩЕ ни до кого нет дела! Человек просто в плену своих грёз и это единственное, что его по настоящему волнует. На маковой волне он схлестнулся с женой местного авторитета – Рахмана, и стал похаживать к ней тайком. Рахман об этом узнал, привёл Славика-гитариста в пустую квартиру, взял топор и приготовился рубить ему пальцы. Все знали, что Рахман совсем не шутник и можно только представить, что пережил Славик в эти минуты. Но обошлось. Кажется, именно с этого дня он начал приходить в себя. Вообще, я убеждён, что если бы нашёлся толковый продюсер, и коллектив единомышленников – Славик не пропал бы. Он всё время жаловался, что в Крыму ему не с кем играть и это было не кокетство провинциальной звезды, но острая и живая тоска по настоящей музыке. К сожалению и времена тогда были отчаянные. Ему нужен был жёсткий контроль, творческий, напряжённый режим для плодотворной работы. А поскольку этого не было, то его артистическая натура склонялась к не менее артистической деградации. Одно время он, правда, подхалтуривал в местной маргинальной клоаке – «Двух капитанах», но и здесь не удержался из-за своей безалаберности. |
| В другой раз мой брат встретил его возле автоцистерны с живой рыбой, причём не с той стороны, где у стола суетилась торговка, а с обратной. Когда брат спросил у Шуры, что он тут делает, он ответил. Сейчас тёткина очередь, а потом моя… Видишь подсак? пока там народ суетится – ныряем по очереди… а что делать жить-то как-то надо!.. И действительно, времена тогда были отчаянные… Но это только так, к слову… И всё-таки Шура никогда не унывал и может быть благодаря своему оптимизму почти, что выбился в люди. Он поехал в Москву, пел там свои песни, поначалу на Арбате, потом в клубах, кажется, даже с Агутиным и другими столичными звёздами, участвовал в каких-то проектах и… оставался Балагановым Шурой. Рассказывали, как он однажды оказался с другими музыкантами в опорном пункте милиции (ну, с кем не бывало) и вот менты отнимают у Шуры коробок с конопляными семечками. – Что это, – спрашивают? – Как что? – изумляется Шура не моргнув, – Мы ведь музыканты, а это наш маракас… и он тут же изображает игру на этом диковинном инструменте. Говорят, у ментов чуть пупки не развязались от смеха и они всех отпустили. Да… всё-таки был в нём такой здоровый запал оптимизма. Но тем более конец его оказался для всех неожиданностью. Они играли в тот день с Куби в «Спасательном круге». Потом зашли в казино и неожиданно сорвали Джек-пот. Поделили деньги, потянули на радостях пивасика и распрощались на остановке. Куби пришёл домой, переоделся. И тут ему позвонили и сказали: «Слушай, это не твой приятель мёртвый лежит возле клуба?» – Как мертвый, ты что?! – Ну, приходи, посмотришь… Куби помчался обратно и застал мертвого Шуру без следов насильственной смерти. Просто был человек и не стало… Он так и упал на собственную гитару, раздавил её. Лежал и смотрел удивлённо в небо. Куби закрыл ему глаза и пошёл куда-то, не разбирая пути… При себе у Шуры нашли такое количество героина, что можно было «укатать батальон узбеков». Героин был дорогой, «качественный» и Шура, похоже, не рассчитал дозу… Московские музыканты средней руки собрались в плохенькой студии и «в память о почившем друге» записали акустический концерт. Всё это звучит довольно неряшливо, в паузах хлопцы лениво поругиваются матом, и вообще… Кого сейчас удивишь безвременной и внезапной кончиной? Тем более в Москве. Не смешите… |
| Как-то вечером я возвращался в троллейбусе домой. Вдруг на одной из остановок вижу – Михалыч, пьяный, конечно; рядом с ним, прислонённая к стене, гитара. Пока троллейбус стоял, Дима беседовал с какими-то забулдыгами. Но вот они ушли, троллейбус тронулся с места, а Михалыч только тут заметил, что это был его номер. Забыв о гитаре, он бросился вдруг с криком догонять троллейбус и у всех на глазах провалился в водосточный люк, с которого спёрли чугунную решётку. Как он не переломал тогда ноги – я не знаю. К счастью люк оказался не глубоким, люди зашумели, водитель остановился (чудо!) и принял Михалыча на борт. Он меня узнал, обрадовался, стал нести какую-то чушь, но, главное, было понятно, что до дома он самостоятельно не доберётся. Мы вышли на остановке и стали впотьмах (фонари не горели) забираться в гору. Недавно прошёл дождь, было грязно и скользко. Димка несколько раз падал, я его поднимал, тащил дальше, потом он вдруг начинал упираться и что-то доказывать, объяснять, так что путешествие наше затягивалось и превращалось в мучение. Совсем уже в темноте мы добрались до старой, перекошенной калитки, вошли во двор и оказались перед убогой хибаркой. Таким запустением и тоской веяло от неё, что мне стало как-то не по себе. Я долго допытывался у Михалыча, где он прячет ключ, наконец, что-то удалось разобрать в его бормотании, я прислонил его к ржавому листу железа и пошел за ключом. Когда я уже возвращался – Дима у меня на глазах вдруг начал сползать лицом по этому ржавому, покарябанному железу. Подхватить я его не успел… Через некоторое время я узнал, что Димка уехал в Москву. Может быть, он хотел сменить обстановку, попробовать начать всё заново… Но Москва город не только возможностей, но и соблазнов. Дима сошёлся с девушкой-наркоманкой и угодил в семью, где, как мне рассказывали, первой, «почётной» дозой вмазывалась… мама его подруги. Это был конец. Я не знаю в точности, что произошло, но когда Дима умер и попал в морг, оказалось, что у него нет родственников, которые могли бы забрать тело. Только через пол года кто-то приехал из Симферополя и Диму похоронили. Ему было тогда чуть больше тридцати… |
| Судя по всему, в планы сбитого с толку, да ещё на глазах подчинённых, капитана не входило выслушивание этого нечаянного миссионера. А потому он принял прежнюю позу, демонстративно отвернувшись к окну. Видели бы вы взгляды двух других сотрудников ДПС, простых русских ребят. Видать, этот не в меру ретивый ревнитель собственных устоев порядком «достал» и их, вот они и радовались тишком, что нашёлся кто-то, кто не побоялся всё это ему высказать. Правда, их немало озадачило то обстоятельство, что этим «обличителем» стал нерусский человек. Пауза становилась тяжкой. Наконец, сержант, остановивший меня на дороге, спросил его: «Товарищ капитанчто с ним-то делать?» В ответ капитан только махнул обречённо рукой: «Да пусть едет!..» Вот такая история. Кто ещё считает, что не случаются чудеса в Рождественскую ночь? Как же обрадовалась моя добрая жена, которая всё это время, наверняка показавшееся ей целой вечностью, по её же собственным словам, молилась блаженной Матронушке, как никогда. Молился ей всё это время и я, уповая на всегдашнюю помощь и предста-тельство любимой святой. Молитесь и вы, дорогие мои, и Бог вас никогда не оставит, каким бы безысходным ни казалось ваше положение! Газета «Петровка, 38» Никола Вешний Всякий раз, когда девочка пробегала по двору, скучающие на лавочках старушки провожали её горестными вздохами и, грустно перешёптываясь, сочувственно кивали головами. Оно и понятно: мама у бедняжки вот уж полгода как в больнице, отец целыми днями пропадает на воинской своей службе, ребёнок же, получается, предоставлен самому себе. Офицер, ещё сосем недавно такой весёлый и общительный, стал угрюмым и неразговорчивым, ничего от него, понятно, не добьёшься. Ну, а девочка… А что девочка, ребёнок – он и есть ребёнок. Прибежит из школы, наскоро перекусит кое-как приготовленными с вечера магазинными котлетами, нетерпеливо запивая их спитым чаем, или разогреет кастрюльку с разбухшими ещё с вечера склизкими магазинными же пельменями – и айда во двор, играть со сверстниками. Иной раз спросишь у неё: как мама-то твоя? А она трогательно так пожимает плечиками: не знаю, пока в больнице. И до того становится жаль её, этого её жеста, хоть плачь. Глядишь, иная сердобольная бабушка и вытирает украдкой слёзы, глядя вослед бедняжке. Да, что ни говори, сиротой становишься не тогда, когда лишаешься отца, а оставшись без матери. Сколько бы тебе ни было лет… |
|
|
