| Появился начальник телефонки Василий Климук. Проверив работу монтёров, остался доволен. Собрался уходить, но, повнимательнее приглядевшись к подопечным, смачно выругался и приказал развязать шапки-ушанки. Мальчишки с радостью подчинились, так как уши от холода уже чуть не отпали. Климук взглянул на пленных фрицев, и весёлый огонёк блеснул в его глазах. Он подозвал Витьку-Смышлёного. – Ну шо, Кмитлывый, бачишь того фашиста, шо всих вище? Вин у них за старшого. Подь до него, скажи: «Ду ист швайн!» – А что это? – спросил Витька. – Иди, иди, писля дизнаешся. Витька приблизился к кучке немцев, окруживших костёр. Покашлял. А когда на него обернулся тот высокий, громко крикнул: – Ду ист швайн! – Was? – прошипел фриц. – Я говорю: ду ист швайн! – вновь прокричал Витька. Немец подскочил, как ужаленный. Схватил палку и, крича непонятные слова, бросился за удиравшим со всех ног мальчишкой. Ещё чуть-чуть и одной жертвой фашизма могло стать больше, но конвоир резким окриком остановил разгневанного фрица, а мальчишек отругал. Климук же только похохатывал: – Юмор, треба розумиты! Подумаешь, дуже не подобаеться нимцам слово «свинья». На следующий день после обычной утренней разнарядки прочитал им начальник письмо от бывшей их работницы Вари, ставшей снайпером РККА. Она передавала всем работникам телефонки привет поимённо. И скромно сообщала, что по службе у неё есть первые успехи. Витька прикрыл глаза, вспоминая, как танцевал с красавицей Варей, как лежала её ладошка в его руке. Приятные воспоминания были прерваны ещё одной новостью. Их начальник Климук, который так нравился ребятам за удалой весёлый нрав, огорошил подчинённых, сообщив, что вскоре уезжает «на ридну Украину». Направляли его на восстанавливающийся где-то под освобождённым Харьковом завод. У них же скоро будет новый начальник; что за человек – неизвестно, но ребята его почему-то заранее невзлюбили. Однажды довелось Витьке тянуть телефонную линию к недавно построенному зданию котельной. До пуска котельной технологический пар на заводе получали с помощью двух паровозов, установленных рядом с литейным цехом. Полуголодные кочегары, работающие на паровозах, проявляли чудеса мужества. Летом там царила жара, как в преисподней. Зимой же, напротив, вокруг паровозов образовывалось эдакое ледяное царство, внутри которого кочегары вкалывали круглые сутки, безостановочно давая пар кузнице. |
| — Эй Вы, Учёный, а какой от этих колечек прок? Тогда Учёный остановился и с удивлением посмотрел на Выхлопную Трубу, а потом все услышали: — Какой от этих колечек прок?… Да никакого! Прижимая папку к груди, он отправился в свою далёкую жаркую страну, но по пути ещё раз обернулся и торжественно — так, чтобы все запомнили! — произнёс: — Никакого проку от этих колечек нет. Решительно никакого. И с пониманием дела улыбнулся Старой-Трубе-Любившей-Пускать-Дым-Колечками, которая, конечно, тоже улыбнулась ему в ответ. Глиняный свисток Глиняный Свисток был очень весёлый: то и дело рассыпался тонкой трелью — всегда одной и той же, но на редкость красивой. А выглядел он как маленькая дудочка с разноцветными полосками: глина была искусно раскрашена всеми цветами радуги — оттого и трель у него, наверное, получалась такой весёлой. Дули же в Глиняный Свисток все кому не лень. Едва завидят его где-нибудь — оставленным на столе в саду или забытым на скамейке — и давай дуть в небольшую дырочку на боку! Глиняный Свисток и рад стараться: раздаёт свою одну и ту же, но на редкость красивую трель направо и налево — а окрестные птицы ему отвечают… И всё-то было хорошо, да вот однажды залетела в сад музыка: это одна Скрипочка-из-Соседнего-Дома исполняла какой-то школьный этюд — исполняла пусть и не очень хорошо, зато очень замысловато. С этого времени и загрустил Глиняный Свисток, только вот о чём загрустил — поди пойми. Подберут его на столе в саду, подуют в дырочку, а Глиняный Свисток — ни гу-гу. Его уж и продували, и прочищали… даже немножко глины вокруг дырочки откололи, а он молчит — и всё тут! — Вот незадача! — сокрушались все вокруг. — Такой весёлый был Глиняный Свисток— и на тебе… Куда ж подевалась из него вся его трель? А трель из Глиняного Свистка, конечно, никуда не подевалась: так и была внутри. Только стал Глиняный Свисток бояться трель свою наружу выпускать: больно уж незамысловатой была эта трель по сравнению с мелодией Скрипочки-из-Соседнего-Дома!.. «Никуда она не годится, моя трель, — размышлял он, полёживая на боку где-нибудь в саду. — Какой из меня музыкальный инструмент? Вот Скрипочка-из-Соседнего-Дома — это я понимаю! Она настоящий музыкальный инструмент. Играет по нотам… а я и нот-то никаких не знаю — свищу да свищу… как Бог на душу положит!» |
| Когда Мари и Щелкунчик проходили через ворота, которые, казалось, были сооружены из миндального печенья и цукатов, серебряные солдатики взяли на караул, а человечек в парчовом шлафроке обнял Щелкунчика со словами: — Добро пожаловать, любезный принц! Добро пожаловать в Конфетенбург! Мари очень удивилась, что такой знатный вельможа называет господина Дроссельмейера принцем. Но тут до них донёсся гомон тоненьких голосков, шумно перебивавших друг друга, долетели звуки ликования и смеха, пение и музыка, и Мари, позабыв обо всём, сейчас же спросила Щелкунчика, что это. — О любезная мадемуазель Штальбаум, — ответил Щелкунчик, — дивиться тут нечему: Конфетенбург — многолюдный, весёлый город, тут каждый день веселье и шум. Будьте любезны, пойдёмте дальше. Через несколько шагов они очутились на большой, удивительно красивой базарной площади. Все дома были украшены сахарными галереями ажурной работы. Посередине, как обелиск, возвышался глазированный сладкий пирог, осыпанный сахаром, а вокруг из четырёх искусно сделанных фонтанов били вверх струи лимонада, оршада и других вкусных прохладительных напитков. Бассейн был полон сбитых сливок, которые так и хотелось зачерпнуть ложкой. Но прелестнее всего были очаровательные человечки, во множестве толпившиеся тут. Они веселились, смеялись, шутили и пели; это их весёлый гомон Мари слышала ещё издали. Тут были нарядно разодетые кавалеры и дамы, армяне и греки, евреи и тирольцы, офицеры и солдаты, и монахи, и пастухи, и паяцы, — словом, всякий люд, какой только встречается на белом свете. В одном месте на углу поднялся страшный гвалт: народ кинулся врассыпную, потому что как раз в это время проносили в паланкине Великого Могола, сопровождаемого девяноста тремя вельможами и семьюстами невольниками. Но надо же было случиться, что на другом углу цех рыбаков, в количестве пятисот человек, устроил торжественное шествие, а, на беду, турецкому султану как раз вздумалось проехаться в сопровождении трёх тысяч янычар по базару; к тому же прямо на сладкий пирог надвигалась со звонкой музыкой и пением: “Слава могучему солнцу, слава! ” — процессия «прерванного торжественного жертвоприношения». Ну и поднялись же сумятица, толкотня и визг! Вскоре послышались стоны, так как в суматохе какой-то рыбак сшиб голову брамину, а Великого Могола чуть было не задавил паяц. Шум становился все бешеней и бешеней, уже начались толкотня и драка, но тут человек в парчовом шлафроке, тот самый, что у ворот приветствовал Щелкунчика в качестве принца, взобрался на пирог и, трижды дёрнув звонкий колокольчик, трижды громко крикнул: “Кондитер! Кондитер! Кондитер! ” Сутолока мигом улеглась; всякий спасался как мог, и после того как распутались спутавшиеся шествия, когда вычистили перепачкавшегося Великого Могола и снова насадили голову брамину, опять пошло прерванное шумное веселье. |
| В Гражданскую войну Папанин - организатор диверсий во врангелевском тылу. В огне не горел, в воде не тонул. Спас Черноморский флот: организовал его уход до прихода немцев... Герой Советской страны, а официально - дважды Герой Советского Союза, второй в истории! Он - одно из забытых советских чудес. Чтобы понять его, нужно раскрыть сердце прометеевской идее всеобщего братства, за которое он сражался. Иначе вы с Папаниным не поладите. Много лет не звучит по радио песня 1938 года. Песня, прославлявшая подвиг: В Ледовитом океане Против северный смерчей Воевал Иван Папанин Двести семьдесят ночей. Стерегли четыре друга Красный флаг родной земли - До поры, покуда с юга Ледоколы не пришли! Поэт Александр Жаров немного сократил срок экспедиции, пожертвовал точностью ради стихотворного размера: вообще-то станция «Северный полюс-1» работала 274 дня, за судьбой героев с азартом следил весь мир. Иван Папанин, Эрнст Кренкель, Евгений Фёдоров и Пётр Ширшов - незабываемая четвёрка 1937/38-го. И пятый - пёс Весёлый, первая, но не последняя всемирно известная лайка. Плыли, плыли ледоколы, Переплыли океан. Ехал, ехал пёс Весёлый Из полярных дальних стран. Так будут петь советские дети. Но Весёлого знали не только в СССР - и в Европе, и в Америке школьники рисовали пса-зимовщика. Это не преувеличение, в те годы советская пропаганда действовала изобретательно, страна умела заявить о себе. В наше время подвиг папанинцев, скорее всего, просто остался бы на обочине народного сознания - чай, не телешоу. СССР был вынужден готовиться к большой войне. А последние залпы войны Гражданской затихли всего лишь за 15 лет до папанинской экспедиции... Но для науки, для индустриализации, для освоения Севера государство находило средства. Многие нынешние хозяева жизни прожигают будущее в международных борделях, а советский народ создавал стратегический запас, заглядывая на десятилетия вперёд. Мы живём в век бутафорских героев и больших провокаций. А папанинская льдина - это большая правда, а не телевизионный спецэффект, не монтаж аттракционов, которым овладели нынешние фокусники «пиара». |
| А на радиостанциях и до сих пор ещё звучит иногда попсовая, но пронзительная песня Шуры «Обними» в исполнении Виктории. Эх, Шура, Шура… А для чего же всё это было? О чём эта загадочная улыбка черепа над перекрещенными костями?.. О Вот так и ушли все меньше чем за пятнадцать лет; растаяли, растворились в туманной дымке прошлого и кто сейчас помнит, что была такая группа «Весёлый Роджер»?.. Как-то они завалились ко мне все вместе, «дунули» на балконе косяк – настроение весёлое, поиграть бы! А в доме только гитарка моя фанерная – «дрова». Но ничего, сошло!.. Кто-то схватил гитару, кто-то кастрюлю, кто-то ещё что-то и пошло поехало… Особенно запомнился Димка Михалыч с большими портняжными ножницами. Он на них играл … вы понимаете, и это было по настоящему классно!.. Ножницы остались, – вон, лежат до сих пор, а Михалыча нет и ребят, и музыки… Никто из них не дожил и до 40… А самое ужасное… что ничего ужасного. Как-то всё так обыденно и просто произошло, что вроде как ничего особенного, и только череп над костями улыбается своей загадочной (куда там Джоконде) улыбкой. В живых остался только Славик Буркел. Недавно я у входа в ресторан встретил знакомого музыканта, – он там подрабатывает, играет на саксофоне. – Слушай, говорю, Володя, у меня музыкант один не может работу найти, не поможешь ему. – А что за человек, – поморщился Володя, – как зовут? – Да ты, может быть, его знаешь, это Славка Буркел… – Славик не может работу найти? – Володя засмеялся.– Да ты знаешь, что таких музыкантов, как Буркел по всему Крыму если человек пять наберётся, то хорошо. А ты говоришь – работу не может найти. Скажи лучше – не хочет… И то правда. Буркел несомненно пренадлежит к числу тех исключительно одарённых, но безвольных натур, над которыми горевал ещё гениальный Достоевский в своей «Неточке Незвановой». У него абсолютный слух и прекрасная музыкальная память. Не разбираясь порядком в нотах, он безошибочно слышит сложнейшие партии в путанных джазовых гармониях. Когда он ещё был в силе – на лету у него рождались пассажи, по сравнению с которыми большинство современных аранжировок просто неумелое и тяжеловесное кряхтение дилетантов. Острый, живой ум, творческая фантазия, блестящая игра на гитаре, да и просто умение разбираться в технике – всё прочило ему если не великое, то уж во всяком случае, плодотворное будущее. Нужно было только приложить хоть немного усердия и постоянства. Хоть чуть-чуть. Но… |
| Одна из особенностей поэтики Шороховой – это умение передать какое-либо явление на грани перехода от одного состояния к другому. В стихотворении «Будущей наркоманке» говорится о девушке. У неё ещё весёлый зонтик, У неё ещё легки шаги… Девоньку счастливую не троньте, Завлекая на свои круги. Так недолго ей пушинкой нежной Розоветь в житейской кутерьме: Через год-другой лавиной снежной Понесёт её к кромешной тьме. В те её объятья и разлуки, Что скрывают под блаженством мглу, Где, в любовь играющие руки, Ей подарят первую иглу. А потом, сжигая понемногу, Поведут через миражный сад Сатанинской прихоти дорогой В розовый туман, и в смерть, и в ад. Настоящее и будущее девушки зыбко, неопределённо. Названием стихотворения она уже обозначена как будущая наркоманка, но по ходу чтения стихотворения чувствуется, что есть ещё надежда избежать трагедии. Показано поэтом настоящее и будущее ещё счастливой девушки, но уже будущей наркоманки. Счастливое настоящее: «весёлый зонтик», «лёгкие шаги», «девонька счастливая», «пушинкой нежной», «объятья и разлуки», «блаженство». И вот какими сочетаниями слов показывает поэтесса еле заметный, тревожный переход от счастливого настоящего к трагическому будущему: под объятьями и разлукой скрывается блаженство мглы. «Любовь» отдана рукам, которые только «в любовь играющие руки». Есть «подарок», но этот подарок «первой иглы». Есть «сад», но «миражный сад». И, как результат всего, всё, «сжигая понемногу», идёт «к кромешной тьме», «к сатанинской прихоти», «в смерть и ад». Старые и новые русские, крутые, студенты, эмансипированные женщины… Список героев стихотворений может быть продолжен. Но всех их объединяет образ, созданный в стихотворении «Современные люди»: Загадки рождения не разгадав, С поклажей дел и проблем Они идут, не зная куда, Не понимая, за кем. По наготе обрыдлых забот Из дома, как из дыры, Скука по жизни их поведёт На поводке игры. Закабаляя, звякнет в крови Цепью азарта плен. Игры наживы, игры любви… Много игр на земле. Клей удовольствий залепит им |
| Проект памятника разработал архитектор Н.А. Свайкин, однако школа установила бюст по собственному плану… На открытие памятника, которое состоялось 27 июня 1971 года, пришли все ученики школы, учителя, общественность города. Замечательно, что памятник обсадили рябиной. Вливается в душу томительное блоковское ощущение русского простора: И вдали, вдали призывно машет Твой узорный, твой цветной рукав… Традиция проведения ежегодных Блоковских праздников поэзии сложилась так, что почитатели таланта великого поэта приходят сначала к памятнику, а потом уже едут в Шахматово. В год столетнего юбилея поэта, 10 августа 1980 года Лидия Либединская, постоянно и непременно приезжавшая сюда, сказала у памятника поэту: «Ещё будут поставлены памятники в Москве и Ленинграде, но этот памятник, стоящий в самом центре России, дорог нам особенно. Это первый памятник поэту». Есть особый смысл и в том, что первый памятник Александру Блоку установлен именно во дворе школы, там где и находится тот самый «юноша весёлый», который и должен сказать о поэте в грядущем: О, я хочу безумно жить: Всё сущее – увековечить, Безличное – вочеловечить, Несбывшееся – воплотить! Пусть душит жизни сон тяжёлый, Пусть задыхаюсь в этом сне, – Быть может, юноша весёлый В грядущем скажет обо мне: Простим угрюмство – разве это Сокрытый двигатель его? Он – весь дитя добра и света, Он – весь свободы торжество! Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть В России голая девушка убегала от полиции и прыгнула с моста: СМИ «Красная» магнитная буря настигла Землю: что ожидать людям? Московский школьник принудил целовать детей свастику: детали Ученые мира держатся за голову после этих данных с телескопа Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| Сроки жизни человеческой тоже подвержены этому сжиманию и расширению. Только-только согрешившие люди жили очень долго, грех не сумел подточить здоровье человеческое, например, допотопного человечества, и люди жили по 700 - 800 лет, это было нечто трудно постижимое современным слабым человеком. После потопа Господь Бог определил меру человеческой жизни в 120 лет. Именно столько, кстати, Моисей и прожил. Годами своей жизни он прожил ту меру, которую Бог определил людям как норму после Ноева потопа — ни больше, ни меньше. Больше — нельзя. Меньше — можно, а вот больше — не получается. Три раза по сорок — делится жизнь Моисея. Сорок лет при дворце фараона, сорок лет он был пастухом у тестя своего Иофора, упражнялся, — говорит Григорий Нисский, — в созерцании. Во дворце фараона постигал языческую мудрость, потом сорок лет упражнялся в созерцании пустынной жизни, очищал свой ум для боговидения. Там повстречал горящую-несгорающую купину неопалимую, там общался с Богом, посылающим его на великое послушание, и потом сорок лет водил Израиля по пустыне. Увёл его чудесами и мышцею поднятою из плена, совершил великое чудотворное служение, тяжелейшее, непереносимое для простых человеческих сил, и сорок лет уже упражнялся в деятельном благочестии и был вождём народа. Три раза по сорок — сто двадцать тяжелейших лет прожил на земле этот человек. В его песне он уже не говорит о ста двадцати годах, он говорит, что лет наших — семьдесят, при большей крепости — восемьдесят. Вот такие ограничения мы видим. Ну, собственно, и мы согласны с этим, что семьдесят-восемьдесят — это уже ветхие годы. Мы, доживая до этих лет, видим, что человек сильно разрушается от пережитого, от болезней, сильно теряет в крепости, в отличие от того же Моисея, который в сто двадцать лет, перед смертью, имел тело крепкое, как у молодого мужчины, и ни один зуб у него не выпал, и зоркость глаз его не потеряла остроты, как у молодого человека. Он был телесно крепок. Близость к Богу питала его благодатью, как ангела. Кстати, жизнь многих святых тоже описывают в подобных выражениях. Например, Антоний Египетский Великий, родоначальник монашества, после долгих лет затвора, одинокой жизни в пустыне, когда вышел к людям и стал принимать их, явился им весёлый лицом, крепкий телом, исполненный знания и знающий тайны, объятый Богом и посвящённый в неизреченное. Примерно в таких выражениях говорят о нём древние жития. Объятый Богом, посвящённый в тайны, крепкий телом и весёлый лицом вышел он для того, чтобы утешать и делиться благодатью с людьми, приходившими к нему за научением. Ну а уж как у нас получается свои годы прокоротать — это всем вам известно, каждому по-своему. И многие не доживают до семидесяти-восьмидесяти, часто косит людей греховная жизнь, неосторожность или что-то там ещё. Так что и пятьдесят лет иногда кажется уж очень большим сроком. |
| Во все стороны отсюда расходились штольни. В их чёрном мраке перебегали с места на место огоньки… Крики слышнее доносились оттуда, глухо “ахали” подземные взрывы. И всё тот же вечный, неотступно отовсюду звучащий и все остальные голоса словно проглатывавший стихийный шум воды. Старик опять зажёг свою лампочку и, сгорбясь, точно рассматривая какие-то таинственные следы перед собою, двинулся неровною, колеблющеюся походкой в свою штольню. III Штольня, по которой шёл старик, была довольно высока. Кое-где в ней торчали брёвна, поддерживавшие сильно осевшие своды; но брёвна эти, очевидно, были поставлены давно, горбины земли высунулись гораздо ниже их верхних концов, словно вылупившиеся раковины, кремни висели над самыми головами. Кое-где на поверхности земли валялись выпавшие из сводов осколки скал. Иван помнит, как одна такая убила его любимца-мальчика, являвшегося вместе с отцом в рудник и оглашавшего его зловещую тишину весёлыми раскатами беззаветного детского смеха. Как сейчас, представляется старику весёлый ребёнок, бежавший по этой штольне… Вдруг, сверху осунулась какая-то смутная, ещё неопределившаяся громада. Мальчик остановился с любопытством, поднял к сводам штольни свои ясные глазки, — и громадная скала рухнула оттуда вниз, схоронив под собою дитя, так что потом и следа от него не могли отыскать рабочие. Отец убивался, плакали суровые рудокопы; Иван долго ходил вокруг, точно ждал, что вот-вот из-под чёрного камня вдруг раздастся весёлый, знакомый ему смех, и шаловливое “ау!” ребёнка разбудит мрачное молчание штольни… Иван и теперь остановился над этим камнем, поднёс к нему лампочку. Вот следы креста, выбитого на нём кайлами. Оглянувшись, точно боясь, чтобы его не увидали, старик живо перекрестил “могилку”. Как бы удивились рабочие, если бы им удалось заметить, что губы старика зашевелились при этом. Хотел ли он сказать или уже сказал, только он сам не различил своего шёпота. Отсюда влево шла узенькая как червоточина нора. Старик ползком двинулся по ней и, наконец, выпрямился, добравшись до своей ячейки. Она была уже довольно велика. В ней можно было стоять, хотя и при этом условии она казалась ничем иным как могилой. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 1 голос: 5.0 из 5) Ветер на речке Возле речки детский сад, На лугу ромашки… Сорок маленьких ребят Бегают в пятнашки. По дорожке побеги, побеги, поймай-ка Голубые трусики, беленькие майки! Мы приехали сюда, Ходим за цветами. Солнце, воздух и вода На прогулках с нами. Одинаковые все, кружат по лужайке Голубые трусики, беленькие майки. Мы купаться побежим, Голышами ляжем. Ветер, ты посторожи Трусики на пляже! Ветер дунул, обманул — и летят, как чайки, Голубые трусики, беленькие майки. Кто поймает всех скорей? Ну-ка, без оглядки!.. Распугали пескарей Озорные пятки. Ух, поймали!.. На кусты сели сохнуть стайкой Голубые трусики, беленькие майки. Одуванчик Одуванчик золотой Был красивый, молодой, Не боялся никого, Даже ветра самого! Одуванчик золотой Постарел и стал седой. А как только поседел, Вместе с ветром улетел. Дождик К нам на длинной мокрой ножке Дождик скачет по дорожке. В лужице — смотри, смотри! — Он пускает пузыри. Если лужицы нальются, Так и хочется разуться, Побежать и потрясти В тёплом дождике кусты… Дождь плясал по огороду, Поливал на грядки воду, Тучу-лейку перенёс, Напоил в полях овёс. Сохнут вымытые чисто Лопухов большие листья. Значит, очень хорошо, Что сегодня дождик шёл! Мячик Чёрный мячик-арапчонок Ускакал из-под лапты, С головой нырнул в бочонок, Полный солнца и воды. Чисто вымытый, весёлый, Чуть качаясь на волне, Он плывёт в бочонке голый, Отражаясь в глубине. А найдут его, и снова Под весёлый детский смех Он, счастливый и здоровый, Будет прыгать выше всех! Арбуз Вот какой у нас арбуз — Замечательный на вкус! Даже нос и щёки Все в арбузном соке. Где ж поспел арбуз такой, Как варенье сладкий? Неужели под Москвой, На колхозной грядке? Угадали! Наш арбуз Вырос в Подмосковье. Сочен, сладок он на вкус — Ешьте на здоровье! У нас в саду Мы гуляли, загорели, На лугах клубнику ели. Одуванчики летят, Ребятишки спать хотят. Солнце ходит на балконе: Поскорей вставайте, сони! Крик и смех в саду у нас — Вот и кончен тихий час. Под берёзкой возле спальни |
|
|
