| Вергилий. Роспись зап. галереи Благовещенского собора Московского Кремля. 1564 г. Вергилий. Роспись зап. галереи Благовещенского собора Московского Кремля. 1564 г. В 37 г. по просьбе Мецената В. взялся за новую поэму, к-рая была издана в 29 г. и названа «Георгики» (от греч. τ γεωργικ - земледелие, сельское хозяйство). Поэма написана в подражание Гесиоду в распространенном в то время жанре дидактических пособий. Это сочинение разделено на 4 кн., каждая освещает определенную сторону жизни земледельца. Так, 1-я кн. сообщает о земледелии, 2-я - о разведении садов и виноградников; 3-я - о животноводстве, 4-я - о пчеловодстве. Среди источников, к-рые В. использовал при написании поэмы, кроме «Трудов и дней» Гесиода называют также трактат Марка Теренция Варрона «О сельском хозяйстве», одноименное сочинение Катона Старшего и нек-рые др. Однако, создавая «Георгики», В. не ставил перед собой задачу написать учебник агрономии. Используя популярную форму изложения, автор передает свои представления о мире и месте человека в нем. В исследовательской лит-ре, посвященной В., нет единого мнения о характере философских взглядов, отраженных в поэме. Часто замечают связь «Георгик» с эпосом Лукреция «О природе вещей», однако вопрос о том, следует В. эпикурейцу или полемизирует с ним, остается открытым ( Дилите. С. 296-297). К написанию героического эпоса «Энеида» (Aeneis), самого большого своего произведения, В. приступил сразу после издания «Георгик». Герой эпопеи - Эней, из разоренной Трои прибывший в Лаций, где он основал Рим (новую Трою, или Илион), и ставший родоначальником рода Юлиев, из к-рого произошел Август Октавиан. Работая над поэмой, В. написал сначала все повествование прозой, а затем изложил этот текст гекзаметром. Сюжетно «Энеида» представляется продолжением «Илиады»: в поэме Гомера Эней является героем будущего ( Homer. Il. XX 302-303, 307-308). Проработав над сочинением ок. 10 лет в Италии, В. отправился в Грецию и Азию, чтобы завершить свою поэму, увидев своими глазами место ее действия. Но во время путешествия В. заболел и умер. Перед смертью он просил, чтобы его незаконченная и, по его мнению, несовершенная эпопея была сожжена. Однако по настоянию имп. Октавиана Августа друзья В. Луций Варий Руф и Марк Плотий Тукка нарушили завещание поэта и издали «Энеиду», внеся в нее самые незначительные поправки. |
| Многие поколения шли к этой цели. История Рима в глазах Вергилия стала приобретать черты, родственные библейской. Он отказывался видеть в ней простую цепь событий, но усматривал провиденциальный смысл. С того момента, когда Эней, спасая отца и родные реликвии, совершил «исход» из Трои, боги начали подготавливать вечный общечеловеческий порядок, основанный на праве и справедливости. Изобразить эту предысторию Августа, своего рода «ветхий завет» его божественного правления, Вергилий задумал в «Энеиде», грандиозной эпопее, которая была призвана возвеличить «мужество и благочестие» римлянина. Его герой — любимец богов; сама Сивилла открывает ему тайны загробного мира. Август лишь завершил то, что начал Эней. Он примирил и объединил нации и дал им единое божество. Наивный идеалист, Вергилий не видел подлинной природы принципата. Меньше всего его можно назвать придворным льстецом. Он готов был признать, что тайна судьбы цезаря воистину связана с божественной Тайной. В пользу этого говорила и сама древняя вера отцов, видевшая во всем проявления высшего Нумена. Признание культа Августа такими людьми, как Гораций и Вергилий, было величайшим триумфом абсолютизма, ибо отныне Кесарь завладел совестью и верой людей. Он оттеснил богов и занял их место в сердцах… Подобно Энею, герою Вергилия, языческий мир изведал много скитаний. Он преклонялся перед природными силами: искал Божество в загадочном хороводе звезд, в шумящих волнах моря, в заснеженных вершинах гор. Человек открывал духовные измерения, отрекался от плоти, уходил в себя, жаждал добра и правды. За множеством богов и духов он угадывал присутствие Единого, старался найти истинный, угодный Ему строй жизни. Многое было достигнуто. Позади мудрые жрецы Египта и греческие мистагоги, реформаторы и пророки, Будда и Заратустра, Гераклит и Платон. И вот трагический провал: порабощение духа, апогей идолопоклонства, взрыв темных страстей, слепота. Все псалмы, воздыхания, молитвы и гимны вылились в дикий тысячеустый рев: Ave Caesar!.. |
| Такой персонаж сразу сделал бы описанное Лукрецием и практикуемое Горацием и Тибуллом удовлетворение от зрелища чужих тревог невозможным, а блаженство героя стало бы в его присутствии выглядеть уже не просто результатом мудрого выбора, но подарком судьбы, которого могло бы и не быть, который предложен не всем. Герой – не столько мудрец, сколько удачник, счастливчик, ему просто повезло. Уже не богатство и не удовлетворение честолюбия, от которых отказывается Тибулл, но скромный деревенский удел оказался бы привилегией и предметом зависти для кого-то другого. Ничего не осталось бы от дистанции между миром покоя и миром тревоги, намеченной горациевским procul, тревога вошла бы в мир покоя, и счастливый обладатель покоя уже не мог бы говорить о жертве тревог как о далеком тибулловском «ином» (alius). Ему пришлось бы встретиться с этой жертвой и узнать в ней себя самого. Топикой похвал сельской жизни все это решительно исключается. Мы говорили, что ни Гораций, ни Тибулл не творили какого-то особого «аркадского» мира, а говорили, по всей видимости, об Италии. Но их деревня ограждена от вторжения тревог гораздо надежнее, чем если бы она была перенесена в дали Аркадии. Она ограждена законами, по которым комбинировались общие места. У Вергилия все иначе. Стилистическими средствами он создает особый мир, в котором даже Рим – не Рим, а «город, который зовется Рим» 202 . Но едва нам разрешен первый взгляд на этот мир, мы с изумлением узнаем, что смотрим на него глазами несчастного, который навсегда и безвозвратно с ним прощается. Для таких глаз поля «сладостны» именно потому, что их приходится оставить: …nos patriae finis et dulcia linquimus arva nos patriam fugimus... 203 («…Мы покидаем пределы отечества и сладостные нивы, Мы уходим из отечества…») Вот, оказывается, кто говорит о блаженном покое Титира, наигрывающего напев лесной музы в тени бука; вот в какой момент своей жизни и в каком расположении духа видит он эту картину. Как мы выразились выше, назначение первых строк первой эклоги – ввести нас в буколическую страну Вергилия. |
| Уже Плиний Старший свидетельствует: «Божественный Август воспретил сжигать стихи Вергилия, посягнув на святость завещания» 91 . «Еще до отъезда из Италии, – рассказывает Светоний, – Вергилий договаривался с Варием, что если с ним что-нибудь случится, тот сожжет «Энеиду»; но Варий отказался. Уже находясь при смерти, Вергилий настойчиво требовал свой книжный ларец, чтобы самому его сжечь; но когда никто ему не принес ларца, он больше не сделал никаких особых распоряжений на этот счет» 92 . Фаворин объяснял желание Вергилия особой ролью, которую в практике Вергилия играла шлифовка и доработка первоначального наброска – иначе говоря, дистанцией между первым и окончательным вариантами. Галльскому ритору представлялось, что он ясно видит в «Энеиде» неготовые места 93 , «подпорки», на место которых только предстояло стать «крепким колоннам» (см. выше). Современные специалисты проявляют в этом вопросе куда меньше уверенности 94 . О том, что «Энеида» – произведение неоконченное, нам напоминают лишь оставленные недописанными 58 полустиший (для нас – желанный случай заглянуть в творческую лабораторию поэта 95 ), да еще, может быть, некоторые части III книги и непропорционально растянутая история рождения и юности Камиллы (XI, 539584) 96 , заставляющая вспомнить рассказы о том, как Вергилий проводил дни в жестком сокращении надиктованных с утра пассажей. В остальном же «наше время, привыкшее к эскизности, не замечает, что здесь что-либо не вполне готово» 97 , и нам очень трудно подумать о поэме как о черновике, который едва не был уничтожен наподобие того, как Шопен перед кончиной сжег свои наброски. Однако мотивировка предсмертной воли Вергилия у Сервия (которому К. Бюхнер приписывает особенно хорошую осведомленность 98 ) та же самая: «К изданию он «Энеиды» не подготовил, по каковой причине даже распорядился на смертном одре сжечь ее» 99 . Те античные авторы, которые вообще как-то объясняют распоряжение поэта, толкуют его как проявление крайней требовательности к себе, стыдливости мастера, не желающего, чтобы потомство видело его недовершенный труд. |
| Архиеп. Евгений был разочарован тем, что соотечественники не разделяли его образовательных планов, не увенчались успехом попытки перевести Греческую гимназию в Херсон. В письме к бывш. господарю Валахии и Молдавии Александру II Маврокордату от 1 февраля 1788 года владыка жаловался на отсутствие единомышленников, на ностальгию по Греции. В конце 1788 года он продал свои дома и земли за 10 тыс. руб. и уехал из Херсона в Санкт-Петербург , прибыл в столицу весной 1789 года. Уделял много времени ученым занятиям и переводам, сосредоточив внимание на классической греческой и римской литературе. Еще во время пребывания в Херсоне перевел на греч. язык «Георгики» Вергилия с посвящением Потёмкину (опубликовано в 1786). В 1791-1792 годы издал трехтомный перевод на греческий язык «Энеиды» Вергилия со своими примечаниями. Пытался вернуть «гомеровский» облик всем заимствованиям Вергилия из Гомера. Переводом «Энеиды» пользовались последующие поколения греч. читателей, на нем основывал свои исследования Мартынов. Вполне вероятно, что с переводом был знаком и Н. И. Гнедич. В нач. 1790-х годов Н. А. Львов под рук. архиеп. Евгения (который выверял греч. текст) предпринял перевод на рус. язык стихов Анакреонта. В 1794 году вышло в свет параллельное греко-русское издание, оно имело большое значение для русской литературы XVIII в.: М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, Г. Р. Державин, М. М. Херасков, Н. М. Карамзин и другие упражнялись в сочинении анакреонтических стихов. Державин в оде «Водопад» на смерть Потёмкина (1794) в строках «И муз ахейских жалкий звук/Вокруг Перикла раздается» ссылался на сочиненную Евгением (Булгарисом) на греч. языке эпитафию на смерть Потёмкина. Труды архиеп. Евгения внесли вклад в развитие классических мотивов и классицизма в русской литературе, а также способствовали формированию новогреческого языка. Во время русско-турецкой войны 1787-1791 годов Евгений (Булгарис) продолжал развивать идеи создания греческого государства, теперь уже в связи с «греческим проектом» Екатерины II . Императрица привлекла его к воспитанию вел. кн. Константина Павловича , которого готовили к возведению на престол в Константинополе и который был с раннего детства окружен греками. В октябре 1793 года по поручению императрицы вл. Евгений перевел с франц. языка на греческий ее «Инструкций по правильному воспитанию великих князей Александра и Константина». |
| Он пришел — и человек получил право примириться не только с Богом, но и с природой и, что еще труднее, с самим собой, ибо приход его означал, что ушло застоявшееся язычество, отравившее античность. Он открыл ворота Темных веков, как ворота тюрьмы или чистилища, где люди очищали себя покаянием в пустыне или подвигами в бою. Он передал им, что они могут начать сначала, то есть разрешил им забыть. Люди могли открыть новую, чистую страницу и вывести на ней большие первые буквы, простые и яркие, как буквицы средневековой рукописи; но для такой детской радости было нужно, чтобы они перевернули страницу, запятнанную кровью и грязью. Я уже говорил, что в стихах первого итальянского поэта нет ни следа языческой мифологии, которая надолго пережила язычество. Быть может, он, единственный в мире, не слышал о Вергилии . В сущности, так оно и должно быть, ведь он был первым итальянским поэтом. Он и должен называть соловья соловьем, ибо песнь его не запятнана ужасными преданиями об Итисе и Прокне . Да, вполне правильно и даже хорошо, если святой Франциск не слышал о Вергилии. Но хотим ли мы на самом деле, чтобы о Вергилии не слышал Данте? Хотим ли мы, чтобы Данте не знал языческой мифологии? Ведь у Данте эти предания и впрямь служат правоверию; могучие языческие образы, скажем, Минос или Харон , лишь наводят на мысль о великой естественной религии, с самого начала, позади всей истории, возвещающей о вере. Хорошо, что в Dies irae есть не только Давид , но и Сивилла . Конечно, святой Франциск сжег бы все листы Сивиллиных книг ради одного листка с соседнего дерева. Но мы рады, что у нас есть Dies irae, а не только Гимн Солнцу. Святой Франциск пришел в мир как приходит младенец в темный дом, снимая с него проклятие. Он растет, ничего не зная о минувшей беде, и побеждает ее своей невинностью. Не только невинность необходима ему, но и неведение; он должен играть в зеленой траве, не догадываясь, что под нею зарыт убитый, и карабкаться на яблоню, не зная, что кто–то на ней повесился. Такое прощение и примирение принес миру свежий ветер францисканского духа. |
| Позднее образ чистилища появится у Вергилия, который в " Энеиде " заставит Энея спуститься, как некогда сделал это Одиссей, туда, где пребывают тени умерших. Вергилий подробно описывает скорбные поля, где Эней встречает души безвременно умерших младенцев, самоубийц и, наконец, тех, кто погиб от несчастной любви, — страсть не оставляет их и после смерти. Сразу вспоминается посмертная судьба Паоло и Франчески и вообще первые круги Ада у Данте. Как в " Энеиде " , так и у Данте умершие не мучаются физически, но чудовищно страдают от нравственной боли. Далее Эней видит убитых в бою воинов и только затем попадает (сказать, что он туда спускается, исходя из текста Вергилия, невозможно — это резко отличает Аид " Энеиды " от Ада " Божественной комедии " ) в " жестокие царства " , где корчатся от мук те, кто до самой смерти (dum vita manebat — " пока в них оставалась жизнь " ) продолжали совершать нечестивые поступки. Они наказаны и будут мучаться вечно. Это уже очень похоже на дантов Ад. Оттуда Эней попадает в Элизий, где в тенистых и в то же время напитанных солнечным светом рощах живут счастливые души. Но их мало, ибо в большинстве своем одни усопшие " наказанья несут, прегрешенья былые в муках свои искупая " , другие — " в пучине широкой грех омывают постыдный " , у третьих греховность выжигается огнем (exuritur igni). Эней видит это " чистилище " только издалека и поэтому узнает о нем из рассказа своего отца Анхиза. Слово " очищаются " Вергилий (в отличие от Платона) не употребляет, но нарисованная им картина в целом уже близка к тому образу " очистительного огня " , что появится в VI веке в " Диалогах " святого Григория Великого и затем займет важное место в средневековых латинских видениях. Важно отметить, что Платон и Вергилий говорят о посмертном очищении от грехов в контексте переселения душ, чего христианские авторы, разумеется, в виду не имеют. С точки зрения Вергилия, души человеческие очищаются для того, чтобы затем, " память утратив, свод увидели вышний снова они и желанье познали бы в тело вернуться " . У святого Григория очищение душ усопших " от некоторых не тяжких прегрешений " осуществляется не для возвращения к этой, но для будущейжизни. Поэтому он говорит о чистилище намного более сдержанно (чем это делает Платон), предупреждая читателя, что ему " следует знать, что даже и от самых малых грехов никто не получит очищения, если он, находясь еще в этой жизни, не заслужит добрыми делами прощения в будущей " . |
| «Этимологии» в двадцати книгах являются первой в истории энциклопедией, в которой собраны сведения по грамматике, диалектике, математике, астрономии, праву, церковным службам и пр. Своим произведением Исидор окончательно делит список семи свободных искусств, установленный Марцианом Капеллой, на тривиум и квадривиум. 262 Исследователи не исключают, что «Этимологии» Исидора Севильского могли служить учебником, в котором излагаются эти самые «семь свободных искусств». 263 Прямых свидетельств у нас нет, но ни структура трактата, ни содержание, ни стиль этому не противоречат. Энциклопедия была написана с использованием многочисленных произведений античных авторов самых разных жанров, как научных трактатов, так и поэм и стихотворений. Это побуждает нас обратиться к изучению библиотеки епископа Севильи. Сохранилось небольшое стихотворение (Versus in biblioteca), найденное на стене севильской библиотеки. Так как стихотворение не подписано, а никто из современников Исидора ничего не сообщает о его поэтическом таланте, то довольно долго авторство Исидора ставилось под сомнение. Однако в первой половине XX века ученые пришли к выводу, что его, вероятно, написал сам епископ Севильи. Во всяком случае, этой точки зрения придерживались такие выдающиеся исследователи творчества Исидора, как Ж. Фонтен, 264 X. Мадос 265 и Х.М. Санчес Мартин. 266 В этом стихотворении говорится, что в его библиотеке есть множество священных и мирских рукописей, 267 в том числе большая коллекция законодательных текстов. 268 Однако ни о каких конкретных произведениях речи не идет, поэтому представляется более целесообразным исследовать прямые цитаты в «Этимологиях». Список знакомых Исидору античных авторов действительно производит сильное впечатление. В первую очередь, в нем встречаются знаменитые писатели и поэты классической эпохи: Вергилий, Овидий, Цицерон, Авл Геллий, Светоний, Квинтиллиан, Персий, Гораций, Ювенал и др. 269 Цитаты из их произведений он весьма часто приводит в качестве иллюстрации того или иного положения. Так, первая книга, «О грамматике», целиком построена на примерах из произведений этих авторов, да и в других книгах Исидор ссылается на их авторитет. Одним из его самых любимых авторов был Вергилий: мнение римского поэта Исидор неоднократно приводит почти в каждой книге, за исключением книг, касающихся вопросов веры и Церкви. Это неслучайно: Вергилий не только входил в число так называемых «школьных авторов», но являлся, пожалуй, наиболее из них значимым. Многие грамматики от Гигина (I в н.э.) до Сервия (IV в. н.э.) писали к нему комментарии. 270 Позднеантичный писатель Макробий считал Вергилия знатоком всех областей наук и в своих «Сатурналиях» часто на него ссылается. 271 Вероятно, поэтому Исидор демонстрирует такую замечательную начитанность в его произведениях; и здесь он следует примерам грамматиков. |
| Затем Рескин осудил туманы Мильтона и одобрил строгую топографию дантовского ада. Общеизвестно, что оружие поэтов — гипербола. У Петрарки, как и у Гонгора, женщины всегда златоволосы, а вода — кристальна. Механический и грубый набор символов обесценивает четкость слов и кажется основанным на равнодушии и невнимании. Данте запретил себе эти ошибки — во всей поэме нет неоправданного слова. Точность Данте не плод искусственной риторики; это — утверждение реальности, законченности, с которой ему виделся каждый эпизод поэмы. То же относится к чертам психологии героев, столь восхитительно и одновременно скупо выраженным. Они словно вплетены в поэму; процитирую некоторые: Души, предназначенные аду, плачут и поносят Бога, но когда входят в лодку Харона, страх сменяется нестерпимым, мучительным желанием попасть в ад (Ад, III). Услышав, что Вергилий никогда не взойдет на небо, Данте немедленно называет его учителем и господином, показывая, что по-прежнему любит и, может быть, узнав о несчастии Вергилия, полюбил еще больше (Ад, IV). В черном урагане второго круга Данте хочет знать, как возникла любовь Франчески и Паоло. Франческа говорит, что они сами не ведали о ней ( " Soli eravamo e sanza alcun sospetto " ) и что любовь открылась случайно, при чтении. Вергилий указывает на гордецов, пытавшихся с помощью одного разума достичь бесконечности божественного, но тут же замолкает, понурив голову, ибо он сам таков (Чистилище, VI). На крутом склоне Чистилища тень мантуанца Сорделло спрашивает Вергилия, откуда он родом. Вергилий отвечает, что из Мантуи, Сорделло перебивает его и обнимает (Чистилище, VI). Современный роман упрямо повествует об умственных процессах, Данте дает понять о них, изображая одни лишь жесты или намерения. Поль Клодель заметил, что после агонии мы вряд ли узрим адские круги, террасы чистилища или концентрические небеса. Данте, несомненно, согласился бы с ним; он мыслил свою топографию смерти как здание, воздвигнутое схоластикой и формой его поэмы. Вселенная Данте обусловлена астрономией Птолемея и христианской теологией. |
| 3069. Ср. у Филона (fug. et inu. 30. 168–169). 3070. См. Лев. 25:11. 3071. Ср. у Филона (fug. et inu. 31. 170–171). 3072. Сиагрий, епископ Вероны. Одним из его предшественников был свт. Зенон Веронский. Дата написания письма неясна. 3073. Для посвящения в девственницы требовалось одобрение епископа, который покрывал деву покровом как невесту Христову, произносил благословение и говорил проповедь (см. inst. u. 107). По канону 31 Гиппонского собора 397 г., после смерти родителей епископ принимал на себя заботу о деве: см. Hunter D. Rereading the Jovinianisi Controversy: Asceticism and Clerical Authority in Late Ancient Christianity/Journal of Medieval and Early Modern Studies. 2003. 33:3. P. 461. 3074. См.: Мф. 18:16; Втор. 19:15. 3075. Ср.: Дан. 13:34–41. 3076. То есть к посвящению в девственницы. О покровении дев как символе их таинственного обручения Небесному Жениху Христу см.: Henry N. The Song of Songs and the Liturgy of the Velatio in the Fourth Century: From Literary Metaphor to Liturgical Reality/Conminuimy and Change in Chrismian Worship: Papers Read at the 1997 Summer Meeting and the 1998 Winter Meeting of the Ecclesiastical History Society/Ed. R. N. Swanson. Woodbridge, 1999. P. 18–28. – Примеч. ред. 3077. То есть еще не посвященную. 3078. О нем см.: uita А. 44. 1. 3079. Ср.: hymn. 5. 15. 3080. Obstetrix – от obsto, букв. «преграждать путь». 3081. Ср. Быт. 35:17. 3082. Ср.: Быт. 38:27. 3083. Ср.: Исх. 1:15 и след. 3084. Ср.: hymn. 5 15. 3085. Ср.: Быт. 3:16. 3086. См. 1Фес. 5:3. Ср.: Ис. 13:8–9; Быт. 3:16. 3087. Ср.: Лк. 1:24. 3088. Ср. Мф. 1:18. 3089. Ср.: Лк. 1:28. 3090. Ср.: Дан. 13:15 и след. 3091. То есть ненадежные свидетели. 3092. Ср.:3 Цар. 21:10, 12. 3093. Ср.: Дан. 13. 3094. Ср.: Мф. 26:59–60. 3095. Ср.: Суд. 19–20. 3096. Ср. у Иосифа Флавия, antiq. iud. 5. 2. 8–12 (136–174). Этот эпизод приводится также в οff. 3. 19. 112–117. 3097. Ср. у Вергилия. Aen. 4. 51: causasque innecte morandi. 3098. Ср. у Вергилия. Aen. 5. 609: uiam celerans… decurrit. 3099. Ср. у Вергилия. Aen. 8. 309: uarioque uiam sermone leuabat. |
|
|
