| «Меня всегда привлекало единство духа» Беседа с основательницей ансамбля «Верба» Ольгой Полторак (+АУДИО) Анна Берсенева-Шанкевич Ансамбль «Верба» В январе 2022 года ансамбль «Верба» презентовал свой первый диск песен, и за неделю он набрал больше десяти тысяч прослушиваний. Казалось бы, не так уж удивительно, но у девочек из «Вербы» нет профессионального музыкального образования. Они начинали петь еще в школьном ансамбле и постепенно выросли в зрелый коллектив, главным образом усилиями его создательницы – Ольги Полторак. Ольга рассказала о том, как она сама начала заниматься музыкой и какими путями «Верба» пришла к записи своего первого альбома . – Ольга, вы давно занимаетесь музыкой? – В детстве я окончила музыкальную школу, но до 11-го класса не понимала, чем хочу заниматься. Мне казалось, нужно идти на мехмат, на экономику… Я училась в православной гимназии им. Преп. Сергия Радонежского в Академгородке Новосибирска. Мы жили рядом с университетом, школа поддерживала с ним прочные связи. У меня всегда были сильные физика и математика, поэтому все считали, что я поступлю в университет без труда. Но у меня не было уверенности, что я хочу именно точными науками заниматься всю свою жизнь. Один из педагогов посоветовал мне подумать, что я люблю делать в свободное время. Ну, тут мне даже думать не надо было – это музыка. Я пела в ансамбле, пела на клиросе в храме, где служил мой папа-священник; на переменках бегала в школьную часовню и до звонка на урок импровизировала на фортепиано… При этом я никогда не считала, что музыка может стать моей профессией. Руководитель ансамбля, в котором я пела, Ольга Ивановна Ерофеева, сама окончила мехмат, а потом резко поменяла свою жизнь и посвятила себя музыке. Ее пример меня вдохновил, и в 11-м классе я приняла решение поступать в музыкальный колледж Новосибирска. Я никогда не считала, что музыка может стать моей профессией – Как отреагировали педагоги и родители? – Всех это решение ошеломило. Педагоги его не приняли: было очень странно, что я, имея все возможности поступить в университет, собралась поступать в какой-то колледж, который даже высшего образования не дает, только среднее специальное. А мама, когда я сообщила ей, села на диван, помолчала и спустя какое-то время сказала: «Ну, что ж, давай съездим туда». И мы поехали смотреть колледж. Обшарпанные стены, совершенно другой уровень... Но родители меня поддержали – они видели, что я всегда тянулась к музыке. |
| В ветвях не шелестит, а тихо шумит. Это колышутся веточки, один листочек хочет притронуться к другому, но не может. Звенят веточки, будто волшебная лесная свирель. Стучит где-то по стволу дятел, поет иволга. А что же это звенит в глубине леса? Идем, прислушиваясь к тихому звону. В глубоком овраге видим ручеек. Это он звенит. Вышли на, опушку — перед нами раскинулось широкое поле. А над полем и над лесом — синее весеннее небо. И белая тучка. Только дуб спит. Чего же ты ждешь, дуб? Наверное, первую грозу. Она разбудит тебя ото сна. Осенний клен Мы пошли в лес посмотреть на осенний убор деревьев. Остановились возле высокого клена. Сели. Какая красота открылась перед нами! Стоит клен в ярком, красочном убранстве, а листочки и не задрожат, и не зашепчут. — Смотрите, дети: клен спит. И снится ему все, что он видел от весны до осени. Вот желтый листочек — будто цветок одуванчика. Весной клен был зачарован и поражен красотой одуванчикового цветка. Запомнил эту красоту. Заснул, вспоминая одуванчик,— листочек и пожелтел. — А там, видите, листочек — будто утренняя заря — розовый и ласковый. А этот — будто вечернее зарево перед ветреным днем. — Видите, а вот на этой веточке листок яркий и красивый, будто крыло иволги. Наверное, сидела когда-то тут иволга, и сейчас приснилось ее крыло клену. Мы, затаив дыхание, смотрели на красоту. Все замолчали, будто боялись потревожить волшебный кленовый сон. Верба над прудом Маленькая Оксанка гуляла возле пруда. Подняла на берегу вербовый прутик, воткнула его в сырую землю. А сама пошла домой. Вскоре родители Оксанки уехали в город. Там девочка училась в школе. Прошло десять лет. Приехала Оксанка в родное село. Она была уже высокой девушкой с черной косой. Снова пришла Оксанка на берег пруда. Увидела высокую ветвистую вербу, склонившуюся над водой. Удивилась Оксанка: — Верба, откуда ты взялась? — Ты меня посадила маленьким прутиком,— ответила Верба. — Какая же ты большая стала,— сказала Оксанка.— Я тебя и не узнала. — А я тебя узнала,— признательно прошептала Верба. Как начинается осень |
| И понесем на Даниловское, покойному Мартыну-плотнику в голова посадим, порадуем его душеньку… И Палагее Ивановне посадим, на Ваганьковском. И как хорошо устроено: только зима уходит, а уж и вербочка опушилась — Христа встречать. – Все премудро сотворено… — радуется на вербу Горкин, поглаживает золотистые вербешки. — Нигде сейчас не найтись цветочка, а верба разубралась. И завсегда так, на св. Лазаря, на Вход Господень. И дерева кланяются Ему, поют Осанну. Осанна-то?.. А такое слово, духовное. Сияние, значит, божественное, — Осанна. Вот она с нами и воспоет завтра Осанну, святое деревцо. А потом, дома, за образа поставим, помнить год цельный будем. Я спрашиваю его — это чего помнить? – Как — чего?.. Завтра Лазаря воскресил Господь. Вечная, значит, жизнь всем будет, все воскреснем. Кака радость-то! Так и поется — «Обчее воскресение… из мертвых Лазаря воздвиг Христе Боже…». А потом Осанну поют. Вербное Воскресенье называется, читал, небось, в «Священной Истории»? Я тебе сколько говорил… — вот-вот, ребятишки там воскликали, в Ирусалим-Граде, Христос на осляти, на муку крестную входит, а они с вербочками, с вайями… по-ихнему — вайя называется, а по-нашему — верба. А фарисеи стали серчать, со злости, зачем, мол, кричите Осанну? — такие гордые, досадно им, что не их Осанной встречают. А Христос и сказал им: «не мешайте детям ко Мне приходить и возглашать Осанну, они сердцем чуют…» — дети-то все чистые, безгрешные, — «а дети не будут возглашать, то камни-каменные возопиют!» — во как. Осанну возопиют, прославят. У Господа все живет. Мертвый камень — и тот живой. А уж верба-то и подавно живая, ишь — цветет. Как же не радоваться-то, голубок!.. Он обнимает вербу, тычется головой в нее. И я нюхаю вербу: горьковато-душисто пахнет, лесовой горечью живою, дремуче-дремучим духом, пушинками по лицу щекочет, так приятно. Какие пушинки нежные, в золотой пыльце… — никто не может так сотворить, Бог только. Гляжу — а у Горкина слезы на глазах. И я заплакал, от радости… будто живая верба! И уж сумерки на дворе, звездочки стали выходить, а у лужи совсем светло, будто это от вербы — свет. Старикову лошадь поставили в конюшню, рядом с Кривой. Задали ей овсеца, а она, Антипушка говорит, овес-то изо рта просыпает, только разбрасывает, — отвыкла, что ли, от овса-то, или все зубы съела, старенькая совсем. Кривая-то перед ней о-рел! Понятно, в бедности родилась, к овсу-то и не привыкшая, где там, в лесу-то, овса найти. А Кривая ласково ее приняла, пофыркала через боковинку. Может, и жалеет, понимает, — в гости к ней сирота пришла. Лошади все могут понимать. И серчать могут, и жалеть, плачут даже. Антипушка много повидал на своем веку. Когда молодой еще был, хозяева с места его решили, пришел он к лошадкам прощаться, а у них в глазах слезы, только не говорят. |
| Великий пост обмочит хвост (оттепель) . Кто все четыре поста постится, за того все четыре евангелиста. Не мяскай (т. е. не проси мяса), кошка услышит. Даровая суббота, Феодорова, на первой неделе великого поста (курск.) . Неделя средокрестная, перелом поста. Щука хвостом лед разбивает. В среду средокрестной недели кресты пекут (запекая в один из них деревянный крест и засевая хлеб, на счастье того, кому он достанется) . Канун вербного воскресенья: св. Лазарь за вербой лазил. Верба хлест, бей до слез, не я бью, верба бьет и пр. Верба кра сна – бьет напрасно; верба бела – бьет за дело. На вербной мороз – яровые хлеба хороши будут (новг.) . Если вербная неделя ведряная, с утренниками, то яри хороши будут (яросл.) . Скотину выгоняют в поле в первый раз (на Юрья) веткой с вербного воскресенья. Плотва трется в первый раз на вербной; в другой – когда распустится береза; в третий – на вознесенье (южн.) . На Лазареву субботу сеют горох. Лазарь, Лазарь, приди нашего киселя есть (говорят в Лазарево воскресенье) . Когда воскресенье бывает в субботу? Великий пост всем прижмет хвост. В страстную среду обливают скотину снеговой водой. В великий четверток парят кринки можжевелом, чтоб был хороший верх (сливки) . Кто в великий четверток легко и рано встает, встает рано во весь год. В великий четверток стегают скот вереском, чтоб не лягался. Если в великий четверток холодно, то весна холодна до седьмой недели; если дождь – то мокрая. В великий четверток мороз, так и под кустом овес. В великий четверток приговаривают: “Мороз, мороз, не бей наш овес!” Какова погода в чистый четверток, такова и в вознесенье. Калят (жгут, пекут) соль с квасной гущей: четверговая соль целебная. Печная зола со страстного четверга, пятницы и субботы охраняет капусту от червя. В чистый четверток золу выносят в курятник, чтоб куры неслись. Коли в чистый четверток горящие свечи донесены от стояния домой, то будет урожай яровой пшеницы (ворон.) . Свечу от трех заутрень (на пятн., на субб., на воскр.) зажигают при родах. |
| Они сцарапывают кожуру ногтями, и картошка у них вся в пятнах, угольная. Очень нашу картошку одобряют, – слаже, говорят, сахару. У старика большой ноготь совсем размят, смотреть страшно, в ногах даже у меня звенит. “Это почему... палец?” – спрашиваю я, дергаясь от жути. А деревом защемило, говорит. А у старухи пальцы не разгибаются, будто курячья лапка, и шишки на пальцах вздулись, болезнь такая, – угольная болезнь? “Ну, и картошечка, говорят, в самый-то апетит”. Они со вчерашнего утра не ели, в зажоре ночевали с вербой. Уж им теперь, хоть бы и не говели, все грехи простятся, за их труды: свяченую вербу привезли! Я сую старушке розовую баранку, а старику лимонную помадку, постную. Спрашиваю, – медведики у них водятся, в лесу-то там? Говорят – а как же, заглядывают. И еж в избушке у них живет, для мышей, Васькой звать. Зовут в гости к себе: “лето придет, вот и приезжай к нам погостить... и гриба, и ягоды всякой много, и малины сладкой-лесовой, и... а на болоте клюква”. Даже клюква!.. За день так стаяло-подсушило, что в саду под крыжовником куры уж обираться стали, встряхиваться, – к дождю, пожалуй. Лужа на дворе растет не по дням, а по часам, скоро можно на плотике кататься, утки уж плещутся-ныряют. У лужи, на бережку, стоят стариковы дровянки с вербой – совсем роща, будто верба у лужи выросла, и двор весь весь словно просветился, совсем другой, – радостный весь, от вербы. Горкин Цыганку велел в сарай пока запереть, а то, ну-ка, на санки вскочит-набезобразит, а это не годится, верба церковная. На речке Сетуньке, где росла, – высоко росла, высокое древо-верба, птица только присядет, а птица не собака, не поганит. Я смотрю на вербу и радуюсь: какие добрые – привезли! сколько дней по Сетуньке в талом снегу топтались, все руки ободрали, и теперь сколько же народу радоваться будет в церкви! Христа встречать!!. И Горкин не нарадуется на вербу: задалась-то какая нонче, румяная да пушистая, золотцем тронуло вербешки! Завтра за всенощной освятим, домой принесем свяченую, в бутылочку поставим, – она как раз к Радунице, на Фоминой, белые корешки-ниточки выпустит. |
| Следовательно, вышеприведенная песнь гласит в русском переводе: мы узнали то, что было явлено (открыто) Моисею в купине, то, что здесь ( грди) сделано чудесными (необыкновенными) законами (Божиими): ибо так спаслась Дева нося огонь и родивши светоносного благодетеля, явившегося в Иорданских струях. В словарь, имеющий около 30 000 слов, во всяком случае следовало внести и наречие грди иначе трудно было бы перевести означенную песнь. Но довольно с глаголами. На основании приведенных мест, думаем, не трудно будет читателю убедиться, на сколько автор поверхностен и на сколько грешит в —155— формах с филологической стороны. Но эти погрешности не находятся только у глаголов, но их не мало и у других частей речи. Такова напр. форма юдолïе с примером: вси сии совщашас на юдоль сланю ( Быт.14:3 ). Эта цитата не подходит сюда, т. к. юдоль не происходит от юдолïе, а это два отдельных самостоятельных существительных, первое женского, а второе среднего рода. Далее, в словаре находятся слова вереи, вериги, ваïа, но эти слова имеют и единственное число: вере, верига, ваïе, и в этой форме и следовало поставить эти слова. Точно также непонятно, почему автор с словом оуста поставил на ряду и оустна, оустн точно это не три различных формы. С каким успехом автор этимологизирует, видно при слове вщïй. Это слово, говорит автор, – «есть не что иное, как сокращенная форма причастия вдщïй, где звук д выпал». Это действительно удивления достойно. Слово вщь образовалось из всть с суффиксом jъ, следовательно bcmjъ= вштъ (вщь, вщïй), а никак не из вдщïй, так как в таком случае это слово в русском народном языке гласило бы вечий, а в сербском – ветьчи: но вщïй и в русском и в сербском языках гласит вщïй (вштïй), и след. могло образоваться единственно из всть с суффиксом jъ. Но особенно ярко иллюстрирует слабое знакомство автора с церковно-славянской грамматикой следующее. У него « два (παρθνος)=дева...» Здесь следовало автору сказать, что два прилагательное, и что второй падеж у него двы, как и то, что оно употребляется вместо существительного два. При слове верба автор приводит цитату: на вербïихъ посред ´ег ( Пс.136:2 ). Но если бы этот пример соответствовал слову верба, то в нем должно было бы стоять на вербахъ; между тем форме BEPБI:UXЪ соответствует в первом падеже форма вербïе, а не верба. – На другом месте словаря находим следующее: « мста – по другим мостъ или местъ=молодое, свежее вино: чрево же мое ïак мхъ мста брща завзанъ ( Иов.32:19 ). Но это слово в первом падеже не может гласить ни в каком случае мста, а мостъ (второй падеж – мста, и эта форма должна была бы стоять в |
| Шесть стихотворений Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 3, 1994 1 февраля, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 3, 1994 Прорастают вербой храмы, “На жребя возсел еси”… Ошибаюсь постоянно, Вместо “Господи, осанна!” Губы шепчут “пронеси…” Складка скорбная у неба, Тень у ясного чела. Верба — нервом, Горечь — верба, Верба цвета серебра… Вербное воскресенье Се — время тьмы и гаснут звуки. Еще так миром пахнут руки, Но сердце слушает, скорбя, В ночном саду Твое моленье… Неужто правда, — к погребенью Я приготовила Тебя?.. Великий Четверг Гробница,.. а были ясли. Хлопочет другой Иосиф. Все гаснет свеча, все гаснет, И миро все мимо льется. Уже приготовлен камень, Которым Тебя завалят. Трясущимися руками Старец Тебя пеленает. И тихо сетует кто-то: “Кто ноги Ему омоет?..” Уже наступает суббота Священнейшего покоя. Великий Пяток За окном кусты ракиты Заштрихованы насквозь. “Ныне Силы…” Черный свитер На груди промок от слез. Отчего такая рана? То ли соловей поет, То ли — из-за Иордана К Лазарю Господь идет. Среда 6-ой седмицы Качели — радость, печаль. Каким-то небесным ткачом С утра соткан день. Движение воздуха за плечом — Крылья? или Его тень? Что, впрочем, равноценно Для начала полета. 23 апреля Мне раненость как праведность дана. То ладаном, то Лондоном полна Вся морось солнца в воздухе полынном. И знак мне подан жестом журавлиным. Но напряжение есть свойство струн. Теперь мне ясен голос черных рун: Предгорие, предчувствие, канун… Так под землей скрывается цветенье, Так ожидание прекрасней совершенья, И значит ночь, бессонная иссиня, Созвучна с именем моим — Анастасия. 9 апреля 1994 год. «Мне раненость как праведность дана». Послесловие к “Шести стихотворениям” Анастасии Байздренко Стихи, представленные читателю, ценны для меня неожиданным и прекрасным соединением таких внешне взаимно отталкивающихся душевных настроений, как благоговейное молитвенное взирание на путь и жертву Христа и затаенная личная боль, просящая только об исцелении. Казалось бы, как можно смотреть одновременно ввысь и вниз, в Бездну Света и в бездну страдания?! |
| – Плелесть! Плелесть! Приятно слушать, как позванивает белая струйка в хрустальный кувшин граненый; приятно смотреть, как растекается молоко по прозрачной стенке, как нахрустывает коза грушки. Таинство совершается… Меркнет вечерний свет, фиолетовая коза стоит, глядит розоватыми глазками, и молоко розовеет в огнистых гранях, радужной пеной пенится. А Вадик и Кольдик кулачки к горлышку подобрали, ждут-смотрят. Глотают слюни, и слышится, как бурчит у кого-то – у козы ли, или у голоногих. А неподалечку стоит на колу «капитал» – спасение и надежда. Это выкормок Прелести, козел-великан, стриженый, сизый, крутобокий, – Сударь и Бубик вместе. Все по округе знают, как выхаживали козла, как его холостили, и сколько теперь в нем сала, и когда будут козла резать. Вот это – счастье! Знают, и все завидуют. Когда в школьном союзе муку делили, до золотника вешали, – недодали учительнице Прибытке. – Ну, что там спорить! У вас же козел имеется, такое счастье! Так семнадцать золотников и сгибли. Когда я встречаю Марину Семеновну в Глубокой балке – за «кутюками», мы всегда говорим про Бубика: – А как ваш Бубик? – Только не сглазить бы… прямо, мешок с салом! И то возьмите: ведь от себя отрываем… Каждый день ему хоть кусочек лепешечки принесешь. Какие уж нонче желуди, ползаешь-ползаешь по балкам – хоть четверточку наберу. Как в банк носим. А вот похолодней будет, – сало-то в нем перекипать станет, очищаться… закрупчает. Сало, я вам скажу, козлиное… и свиному не уступит, чистый смалец! Сосед Верба, сумрачный винодел-хохол, нарочно зашел к Прибыткам. С год не захаживал – все серчал, что перебили у него аренду Пристани. Не утерпел – пришел: – До козла вашего прийшов, Марина Семеновна… що це за дыво?! Покрестила в уме Марина Семеновна козла, отплюнулась влево неприметно: сглазит еще Верба – темный глаз. – Ну что ж, поглядите, сосед… с доброго глазу. Растет божья тварь. Козлик, грешить не буду… радостный растет козлик, в мяске да в сальце… Смотрел Верба на козла пристально, вдумчиво. И так, и этак смотрел. И так руки складывал, и так. И голову по-всякому выворачивал – в душу вбирал козла. |
| Они сцарапывают кожуру ногтями, и картошка у них вся в пятнах, угольная. Очень нашу картошку одобряют, — слаже, говорят, сахару. У старика большой ноготь совсем размят, смотреть страшно, в ногах даже у меня звенит. «Это почему… палец?» — спрашиваю я, дергаясь от жути. А деревом защемило, говорит. А у старухи пальцы не разгибаются, будто курячья лапка, и шишки на пальцах вздулись, болезнь такая, — угольная болезнь? «Ну, и картошечка, говорят, в самый-то апетит». Они со вчерашнего утра не ели, в зажоре ночевали с вербой. Уж им теперь, хоть бы и не говели, все грехи простятся, за их труды: свяченую вербу привезли! Я сую старушке розовую баранку, а старику лимонную помадку, постную. Спрашиваю, — медведики у них водятся, в лесу-то там? Говорят — а как же, заглядывают. И еж в избушке у них живет, для мышей, Васькой звать. Зовут в гости к себе: «лето придет, вот и приезжай к нам погостить… и гриба, и ягоды всякой много, и малины сладкой-лесовой, и… а на болоте клюква». Даже клюква!.. За день так стаяло-подсушило, что в саду под крыжовником куры уж обираться стали, встряхиваться, — к дождю, пожалуй. Лужа на дворе растет не по дням, а по часам, скоро можно на плотике кататься, утки уж плещутся-ныряют. У лужи, на бережку, стоят стариковы дровянки с вербой — совсем роща, будто верба у лужи выросла, и двор весь весь словно просветился, совсем другой, — радостный весь, от вербы. Горкин Цыганку велел в сарай пока запереть, а то, ну-ка, на санки вскочит-набезобразит, а это не годится, верба церковная. На речке Сетуньке, где росла, — высоко росла, высокое древо-верба, птица только присядет, а птица не собака, не поганит. Я смотрю на вербу и радуюсь: какие добрые — привезли! сколько дней по Сетуньке в талом снегу топтались, все руки ободрали, и теперь сколько же народу радоваться будет в церкви! Христа встречать!!. И Горкин не нарадуется на вербу: задалась-то какая нонче, румяная да пушистая, золотцем тронуло вербешки! Завтра за всенощной освятим, домой принесем свяченую, в бутылочку поставим, — она как раз к Радунице, на Фоминой, белые корешки-ниточки выпустит. |
| Вербное воскресенье . Все прихожане стоят в храме с букетиками вербы – первыми вестниками весны в нашей России. Как трогательно они выглядят, когда их держат в руках стар и млад и ждут, когда священник окропит их святой водой. Вот батюшка после службы и молебна идет по храму и кропилом брызжет на людей, протянувших руки с вербой к священнику. Попав в полосу света, падающего в храм через узкие окна, капли святой воды вспыхивают, как жемчуга. А когда святая вода попадает на лицо, каждый счастливо улыбается. Нет у нас пальмовых ветвей – ваий, как называют их в Палестине. И потому у нас этот праздник в народе зовется не праздником ваий, а Вербным воскресением. Завтра начнется Страстная неделя. Замечательный художник, рассказывая мне о своей жизни, понимая, что близок его уход, вспомнил вот что. Его стрелковый взвод занял боевую позицию вдоль берега реки, за холмами. Он лежал на рыхлом мартовском снегу, ожидая сигнала к атаке. Осторожно подняв голову, он увидел, что пулей срезана ветка вербы над его головой Вот пуля просвистела над его шапкой-ушанкой. Он уткнулся в снег, понимая, что в него стреляет снайпер. Когда, осторожно повернувшись на спину, поднял голову, то увидел, что пулей срезана ветка вербы над его головой. Светило яркое солнце, ветки вербы хорошо были видны. Темно-красные, с белыми, искрящимися на солнце комочками. А из той ветки, что была срезана пулей, стекала по капле влага. Художник смотрел на ветку вербы и вдруг понял: верба плачет. Прозвучал сигнал, и они пошли в атаку. Художник прошел всю Великую Отечественную войну, а потом стал знаменитым пейзажистом. Писал только родную природу. И никогда – войну. Но говоря о главных моментах жизни своей, он вспомнил вот этот, когда верба плакала. И в светлом, пронизанном лучами весеннего солнца храме, протягивая священнику пучки веточек вербы, чтобы святая вода окропила их, я всегда вспоминаю рассказ художника – о ветке, срезанной вражеской пулей. Верба плакала, зная, что Христу предстоит идти на добровольные муки и смерть. |
|
|
