| Расхождение между синоптиками и Иоанном касательно даты распятия представляет собой одну из самых широко обсуждаемых в научной литературе и трудноразрешимых и проблем, связанных с евангельской историей Иисуса Христа. Книга Левит дает следующие предписания относительно даты празднования пасхи: В первый месяц, в четырнадцатый [день] месяца вечером Пасха Господня; и в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу; семь дней ешьте опресноки; в первый день да будет у вас священное собрание; никакой работы не работайте; и в течение семи дней приносите жертвы Господу; в седьмой день также священное собрание; никакой работы не работайте ( Лев. 23:5–8 ). Евреи пользовались лунным календарем, в котором первым месяцем считался весенний месяц нисан (евр. nîsn). Пасхальная трапеза, согласно предписанию Книги Левит, должна была совершаться на исходе 14-го нисана, после чего наступало 15-е нисана: счет суткам велся с вечера. Согласно Иоанну, Тайная вечеря была совершена до пасхи, и к моменту наступления первого дня пасхи, то есть к исходу 14 нисана, когда евреи садились за пасхальный стол, Иисус был уже мертв. Ключевым является следующее указание, относящееся к тому моменту, когда Иисуса привели к Пилату: «Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» ( Ин. 18:28 ). Речь идет об утре того дня, в вечер которого совершалась пасхальная трапеза, то есть об утре 14 нисана. Говоря об осуждении Иисуса Пилатом, Евангелист пишет: «Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый» ( Ин. 19:14 ). Смерть Иисуса и снятие Его тела с креста, согласно Иоанну, происходит в тот же день: «Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их» ( Ин. 19:31 ). Речь идет все еще о пятнице 14 нисана, которая должна вот-вот смениться субботой. Согласно синоптикам, Тайная вечеря была пасхальной трапезой и, следовательно, была совершена в канун 15 нисана, а последовавшие за ней события – арест Иисуса, суд над Ним, распятие и погребение – произошли в первый день пасхи, 15 нисана. Этот день синоптики тоже называют пятницей ( Мф. 27:62 ; Мр. 15:42 ; Лк. 23:54 ), но из их рассказа следует, что пасхальный агнец был съеден накануне. |
| Так я думаю, что первым опресночным днем евангелист называет день предопресночный. Есть пасху им надлежало собственно в пятницу вечером: она-то и называлась днем опресночным; но Господь посылает учеников Своих в четверток, который называется у евангелиста первым днем опресночным потому, что предшествовал пятнице, — в вечер каковой и ели обыкновенно опресноки. Ученики подходят и спрашивают Иисуса:?» где Ты хочешь, чтобы мы приготовили Тебе пасху?», ибо ни они сами, ни Он не имели собственного дома. А Он посылает их к человеку, не знаемому ими и не знающему их (то же Он сделал и относительно ослицы), показывая им, что человек тот может послушаться и простых слов незнакомых ему лиц и примет Его. Пасху же восхотел совершить для того, чтобы не показаться врагом закона. «Временем Своим» называет Свое заклание, чтобы ведали мы, что Он закапается не без ведома о том и добровольно. К словам: «у тебя, — то есть в доме твоем, — сотворю пасху?» Господь прибавил «с учениками Моими»; прибавил это для того, чтобы было сделано соответствующее заготовление, ибо вкушать пасху намеревались многие. Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли Господи? Из сего некоторые заключают, что в тот год Господь не вкушал пасхи. Агнца, говорят, ели стоя, а Христос возлежал; следовательно, не ел пасхи. Но мы утверждаем, что Он сначала стоя ел пасху ветхозаветную, а потом, возлегши, преподал Свое таинство: совершил сначала преобразовательную пасху, а потом и пасху истинную. О поступке Иуды предсказывает для того, чтобы исправить его, пристыдить его, если не чем другим, то хоть общением трапезы, и дав ему знать, что он, Иуда, хочет предать Бога, ведающего помышления. Ученики же стали беспокоиться за себя потому, что хотя совесть их была и чиста, но они более доверяли Христу, чем себе, так как Господь знал сердца их лучше, чем они сами. Он же сказал им в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, тот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем. |
| Так я думаю, что первым опресночным днем евангелист называет день предопресночный. Есть пасху им надлежало собственно в пятницу вечером: она-то и называлась днем опресночным; но Господь посылает учеников Своих в четверток, который называется у евангелиста первым днем опресночным потому, что предшествовал пятнице, - в вечер каковой и ели обыкновенно опресноки. Ученики подходят и спрашивают Иисуса: " где Ты хочешь, чтобы мы приготовили Тебе пасху? " , ибо ни они сами, ни Он не имели собственного дома. А Он посылает их к человеку, не знаемому ими и не знающему их (то же Он сделал и относительно ослицы), показывая им, что человек тот может послушаться и простых слов незнакомых ему лиц и примет Его. Пасху же восхотел совершить для того, чтобы не показаться врагом закона. " Временем Своим " называет Свое заклание, чтобы ведали мы, что Он закапается не без ведома о том и добровольно. К словам: " у тебя, - то есть в доме твоем, - сотворю пасху " Господь прибавил " с учениками Моими " ; прибавил это для того, чтобы было сделано соответствующее заготовление, ибо вкушать пасху намеревались многие. Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли Господи? Из сего некоторые заключают, что в тот год Господь не вкушал пасхи. Агнца, говорят, ели стоя, а Христос возлежал; следовательно, не ел пасхи. Но мы утверждаем, что Он сначала стоя ел пасху ветхозаветную, а потом, возлегши, преподал Свое таинство: совершил сначала преобразовательную пасху, а потом и пасху истинную. О поступке Иуды предсказывает для того, чтобы исправить его, пристыдить его, если не чем другим, то хоть общением трапезы, и дав ему знать, что он, Иуда, хочет предать Бога, ведающего помышления. Ученики же стали беспокоиться за себя потому, что хотя совесть их была и чиста, но они более доверяли Христу, чем себе, так как Господь знал сердца их лучше, чем они сами. Он же сказал им в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, тот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем. |
| 34–35. Сказания о пятнице и сказания о двенадцати пятницах Почитание пятницы идет исстари. В «Жизни Константина», сочинении епископа кесарийского Евсевия Памфила († 340), уже внушается соблюдение пятницы (Журн. минист. нар. просв. 1876 г., т. 185, стр. 326). Христианское уважение к пятнице, как дню, освященному воспоминанием о смерти Спасителя, осложнилось и развилось под влиянием не угасших языческих представлений о пятнице, как о дне, посвященном богине весны и плодородия. В России почитание пятницы отразилось в обрядах, сказаниях, песнях и поверьях. Во многих местностях русского царства, говорит Афанасьев, по пятницам бабы не прядут, не варят щелока, не стирают белья, не выносят из печи золы, а мужики не пашут и не боронят, почитая эти работы в означенный день за большой грех». (Поэт. воззр. слав., т. I, стр. 231). Почитание пятницы не ограничилось общим характером воздержания от работы в этот день, но развилось под влиянием зашедших из чужих стран литературными сказаний о 12 пятницах в почитание временных или именных пятниц, приходящихся перед большими годовыми праздниками, а в Великороссии, по бытовому развитию обычая, выразилось в форме обетных пятниц, когда по случаю каких-либо несчастий дают обет постить и праздновать пятницы. Важным значением народных сказаний и поверий о пятнице обусловлено появление целого ряда научных исследований по этому предмету, из коих мы здесь сошлемся на статью гг. Порфирьева в «Правосл. Собесед.» 1859 г., Некрасова в «Филол. Зап.» 1870 г. и А. Веселовского в «Журн. минист. народ. просв.» 1876 г., причем особенно ценным является обширное исследование г. Веселовского. Не имея желания отклоняться в сторону от предмета исследования – южнорусских сказаний и песен, я остановлюсь только на украинских сказаниях и песнях о пятнице. Свидетельство Феофана Прокоповича о культе пятницы в Малороссии находит фактическое подтверждение в одном официальном деле тридцатых годов нынешнего столетия, извлеченном из архива полтавского губернского правления г. |
| Митрополит Филарет (Вознесенский) Митрополит Филарет (Вознесенский) о Страстной пятнице Помните, возлюбленные: когда мы с вами размышляем о том, что Господь сделал для нас, то никогда не следует забывать, что вот именно ради наших грехов Он оказался во гробе. На Кресте и во гробе. Мы Его пригвоздили своими упорными и нераскаянными грехами ко Кресту, и из-за наших грехов Он теперь возлежит, безгласный и недвижимый, мертвецом во гробе. И когда будешь поклоняться Ему, лобызать Его Язвы, делай это как безответно виновный, в том, что вот Он изъязвлен, в том, что Он изранен, в том, что Он измучен, оплеван, позором покрыт и теперь — лежит в гробе. Помни, что мы это сделали: и я, и всякий другой своими упорными грехами и своей неисправленностью. Не даром же сам Господь когда-то, когда почувствовал как-то очень болезненно неверность человеческого рода, воскликнул даже (в Евангелии это записано): «О род неверный и развращенный, доколе Я буду с вами, доколе Я буду терпеть Вот как Ему было вообще тяжко с нами, а тут мы, повторяю, своими грехами пригвоздили ко Кресту и положили во гроб. Так и помни, душа христианская, когда будешь поклоняться Божественному Мертвецу в Плащанице лежащему, когда будешь лобызать Его Язвы, как безответно виновный это делай, потому что никто кроме нас не виноват в том, что Господь Иисус Христос, как говорил Апостол, вместо предлежащей Ему славы перенес эту срамоту и позор, и эту страшную, позорную и унизительную крестную смерть. Мы с вами знаем, что теперь, после Его смерти, Крест стал нашей драгоценностью и святыней, но пригвоздили ко Кресту Его, повторяю, не воины, а — мы с вами, потому что если бы наших грехов не было на Нем, не было бы Ему что взять на Себя, тогда бы не было ничего этого. Но Он — пошел на этот страшный сверхчеловеческий Подвиг. Помните, как в Евангелии сказано, что Он до пота кровавого боролся в Гефсиманском саду, на этой страшной молитве. Почему он был покрыт кровавым страшным потом? Когда-то святитель Димитрий Ростовский в своей вдохновенной проповеди говорил, как бы обращаясь к Спасителю: » Господи! Почему Ты покрыт кровью? Кто Тебя изранил? Не было ни Креста, ни бичевания, — ничего этого еще не было; почему Ты весь в крови?» И сам же отвечает: «Кто изранил? — Любовь изранила!» Потому что знал Богочеловек, столько возлюбивший нас, грешных, что если Он не совершит этого страшного Подвига, то наша участь, навеки! — в геенне огненной, в страшных, нескончаемых и ужаснейших мучениях, которых мы себе и представить не можем. А вот, Он взял на Себя всю эту страшную тяжесть, это тяжкое бремя греховное, и, благодаря Его святому и великому Подвигу, мы имеем возможность уповать на то, что получим прощение наших грехов, именно Им омытых. И тогда можем мы надеяться, что и нас примет Он в Царствие Небесное, так, как Он принял Благоразумного разбойника. Литература о Страстной пятнице Отрывок из романа «Господа Головлевы» (М. Е. Салтыков-Щедрин) о Страстной пятнице |
| Ужасное пиршество, но для этих извергов подобные банкеты были в порядке вещей. Я заметил также, что на этот раз они высадились не там, где высаживались три года тому назад в день бегства Пятницы, а гораздо ближе к моей бухточке. Здесь берега были низкие, и почти к самому морю подступал густой лес. Меня взбесило, что дикари расположились так близко к моему жилью, хотя, конечно, главной причиной охватившего меня гнева было мое негодование перед кровавым делом, для которого они явились на остров. Спустившись с горы, я объявил Пятнице мое решение напасть на этих зверей и перебить их всех до единого и еще раз спросил его, будет ли он мне помотать. Он теперь совершенно оправился от испуга (чему, быть может, отчасти способствовал выпитый им ром) и с бодрым видом повторил, что умрет, когда я прикажу умереть. В этом состоянии гневного возбуждения я поделил между нами приготовленное оружие, и мы тронулись в путь. Пятнице я дал один из пистолетов, который он заткнул себе за пояс, и три ружья, а сам взял все остальное. На всякий случай я захватил в карман бутылочку рому, а Пятнице дал нести большой мешок с запасным порохом и пулями. Я приказал ему следовать за мной, не отставая ни на шаг, и строго запретил заговаривать со мной и стрелять, пока я не прикажу. Нам пришлось сделать большой крюк, чтоб обогнуть бухточку и подойти к берегу со стороны леса, потому что только с этой стороны можно было незаметно подкрасться к неприятелю на расстояние ружейного выстрела. Пока мы шли, я имел время поразмыслить в воинственном предприятии, задуманном мной, и моя решимость начала ослабевать. Немногочисленность неприятеля смущала меня: в борьбе с этими голыми, почти что безоружными людьми все шансы победы были несомненно на моей стороне, будь я даже один. Нет, меня терзало другого рода сомнение — сомнение в своей правоте. «С какой стати, — спрашивал я себя, — и ради чего я собираюсь обагрить руки человеческой кровью? Какая крайность гонит меня? И кто, наконец, дал мне право убивать людей, не сделавших и не хотевших сделать мне никакого зла? Чем, в самом деле, они провинились передо мной? Их варварские обычаи меня не касаются; это — несчастное наследие, перешедшее к ним от предков, проклятие, которым их покарал Господь. |
| В пользу первого варианта говорит его хронологическое совпадение с независимыми сведениями о действиях мекканцев: гонец Абу Суфйана встретился с мекканским войском в ал-Джухфе, откуда оно шло до Бадра еще три дня [Вак., с. 140], т. е. был послан утром во вторник. 223 Битву обычно датируют 13 марта 624 г., исходя из чаще всего проводимой в источниках даты –17 рамадана 2 г. х., хотя почти всегда приводится параллельный вариант – 19 рамадана, в любом случае днем недели называется пятница. Если исходить из этого, то наиболее приемлема именно вторая дата, так как этот день приходится на четверг, а расхождение на один день между числом месяца и днем недели может объясняться средневековой арабской традицией начинать сутки не с полуночи, а с захода солнца, так что мусульмане, прибывшие в Бадр вечером пятницы, сражались с курайшитами утром в пятницу же. Поэтому, пожалуй, не стоит настаивать на формально более правильной дате сражения – пятнице 20 рамадана (16 марта 624 г.). Особняком стоит сообщение Абдаллаха б. аз-Зубайра со слов участника сражения, что битва произошла в понедельник 17 рамадана, что очень близко к истине (17 рамадана – вторник), но Ибн Сад, приведя это сообщение, отвергает его, поскольку все остальные говорят о пятнице [И. Сад, т. 2, ч. 1, с. 13]. Кстати, вся серия дат у ал-Вакиди [Вак., с. 13, 15, 39, 46, 47] согласуется с тем, что 17-е – пятница. С этой серией дат согласуется анонимное сообщение у ат-Табари, что Мухаммад возвратился в Йасриб «в среду за восемь ночей до конца рамадана» и что выступил в поход на Каркар ал-Кудр в пятницу в первый день шавваля [Таб., I, 1363] (Джоунз считает, что такого похода во 2 г. х. не было [Jones, 1957, с. 262], но для нас в данном случае важно, что число и день недели в обеих датах соответствуют такому счету, при котором пятница приходится на 17 рамадана). Следует отметить существование дат, совершенно не укладывающихся в этот ряд: «19-е или 21-е» [Халифа, с. 15], выступление Мухаммада из Йасриба «в среду 3 рамадана» (у Халифы со ссылкой на Ибн Исхака [Халифа, с. 15], а у ат-Табари «со слов иных, чем Ибн Исхак» [Таб., I, 1296]); «8 рамадана» [И. Хиш., с. 432], «в среду 8 рамадана» [И. Хабиб, М., с. 111]. |
| Время тянулось нестерпимо медленно. Наши враги не трогались с места. Мы думали, что совещанию их не будет конца, но можете себе представить, как мы были разочарованы, когда увидели, что они поднялись и решительным шагом направились прямо к морю. Должно быть, страх неизвестной опасности оказался сильнее товарищеских чувств, и они решили бросить всякие поиски и воротиться на корабль. Когда я увидел, что они направляются к берегу, то сразу понял, в чем дело. Выслушав мои опасения, капитан пришел в совершенное отчаяние. Но тут у меня внезапно сложился план, как заставить неприятеля воротиться. План этот как нельзя лучше отвечал моим намерениям. Я приказал Пятнице и помощнику капитана направиться к западу от бухточки, к месту, где высаживались дикари в день освобождения Пятницы; затем, поднявшись на горку в полумиле расстояния, кричать изо всей мочи, пока их не услышат моряки; когда же те откликнутся, перебежать на другое место и снова аукать и, таким образом, постоянно меняя место, заманивать врагов все дальше и дальше в глубь острова, пока они не заплутаются в лесу, а тогда указанными мной окольными путями вернуться ко мне. Матросы уже садились в лодку, когда со стороны бухточки раздался крик Пятницы и помощника капитана. Они сейчас же откликнулись и пустились бежать вдоль берега на голос; но, добежав до бухточки, принуждены были остановиться, так как было время прилива и вода в бухточке стояла очень высоко. Посоветовавшись между собой, они, наконец, крикнули оставшимся в шлюпке, чтобы те подъехали и перевезли их на другой берег. На это то я и рассчитывал. Переправившись через бухточку, они пошли дальше, прихватив с собой еще одного человека. Таким образом, в шлюпке осталось только двое. Я видел, как они отвели ее в самый конец бухточки и привязали там к пеньку. Все складывалось как нельзя лучше для нас. Предоставив Пятнице и помощнику капитана делать свое дело, я скомандовал остальному отряду следовать за мной. Мы переправились через бухточку вне поля зрения неприятеля и неожиданно выросли перед ним. Один матрос сидел в шлюпке, другой лежал на берегу и дремал. Увидев нас в трех шагах от себя, он сделал было движение, чтобы вскочить, но капитан, бывший впереди, бросился на него и хватил его прикладом. Затем, не давая опомниться другому матросу, он крикнул ему: «Сдавайся, или умрешь!» |
| Зато раненых было очень много. Обливаясь кровью, бегали они по берегу с дикими воплями, как безумные. Три человека были, очевидно, тяжело ранены, потому что они вскоре свалились. Положив на землю охотничье ружье, я взял свой второй заряженный мушкет, крикнул: «Пятница, за мной!» и выбежал из лесу. Мой храбрый дикарь не отставал от меня ни на шаг. Заметив, что дикари увидали меня, я закричал во всю глотку и приказал Пятнице последовать моему примеру. Во всю прыть (что, к слову сказать, было не слишком быстро, благодаря тяжелым доспехам, которыми я был нагружен) устремился я к несчастной жертве, лежавшей, как уже сказано, на берегу, между костром и морем. Оба палача, уже готовые расправиться со своей жертвой, бросили ее при первых же звуках наших выстрелов. В смертельном страхе они стремглав кинулись к морю и вскочили в лодку, куда к ним присоединились еще три дикаря. Я повернулся к Пятнице и приказал ему стрелять в них. Он мигом понял мою мысль и, пробежав ярдов сорок, чтобы быть ближе к беглецам, выстрелил по ним, и я подумал, что он убил их всех, так как все они повалились кучей на дно лодки; но двое сейчас же поднялись: очевидно, они упали просто со страху. Из трех остальных двое были убиты наповал, а третий был настолько тяжело ранен, что уже не мог встать. Покуда Пятница расправлялся с пятью беглецами, я вытащил нож и перерезал путы, которыми были стянуты руки и ноги бедного пленника. Освободив его, я помог ему приподняться и опросил его по-португальски, кто он такой Он ответил по латыни: christianus (христианин). От слабости он еле держался на ногах и еле говорил. Я вынул из кармана бутылочку рому и поднес ему ко рту, показывая знаками, чтоб он отхлебнул глоток; потом дал ему хлеба. Когда он поел, я его спросил, какой он национальности, и он отвечал: Espagniole(ucnaheц). Немного оправившись, он принялся самыми красноречивыми жестами изъявлять мне свою признательность за то, что я спас ему жизнь. Призвав на помощь все свои познания в испанском языке, я сказал ему по испански: «Сеньор, разговаривать мы будем потом, а теперь надо действовать. |
| Бессребреникам и чудотворцам Косме и Дамиану Асийским О совете и любви между мужем и женой, о добрых отношениях в семье Святым евангелистам: Иоанну Богослову, Марку, Луке и Матфею Мученикам и исповедникам Гурию, Самону и Авиву Мученице Параскеве, нареченной Пятнице Святителю Николаю, архиепископу Мир Ликийских, чудотворцу Мученикам Адриану и Наталии Об избавлении от страсти пьянства и запоя Божией Матери в честь иконы Ее «Неупиваемая Чаша» Мученику Вонифатию Преподобному Моисею Мурину Мученикам Флору и Лавру Праведному Иоанну Кронштадтскому При супружеском неплодстве и бесчадии Праведным Богоотцам Иоакиму и Анне, родителям Пресвятой Девы Марии Пророку Захарии и праведной Елисавете, родителям святого Иоанна Предтечи Преподобномученице Евдокии Мученице Параскеве, нареченной Пятнице Преподобному Евфимию Великому В просьбе родить здоровых детей Божией Матери в честь иконы Ее «Скоропослушница» Божией Матери в честь иконы Ее «Целительница» За умерших младенцев, не сподобившихся принятия Святого Крещения Мученику Уару В просьбе вскормить грудью младенцев Божией Матери в честь иконы Ее «Млекопитательница» При болезнях младенцев Божией Матери в честь иконы Ее «Тихвинская» Праведному Симеону Богоприимцу Мученице Параскеве, нареченной Пятнице За детей Божией Матери в честь иконы Ее «Взыскание погибших» Божией Матери в честь иконы Ее «Нечаянная Радость» Божией Матери в честь иконы Ее «Скоропослушница» Предтече и Крестителю Господню Иоанну Святителю Николаю, архиепископу Мир Ликийских, чудотворцу Великомученице Варваре Для спорости в науке, о просвещении разума к учению, в слабом учении детей, о просвещении и воспитании детей Преподобному Сергию, игумену Радонежскому, всея России чудотворцу Праведному Иоанну Кронштадтскому Равноапостольным Кириллу и Мефодию, учителям Словенским Бессребреникам и чудотворцам Косме и Дамиану Асийским Блаженной Ксении Петербургской Святителю Иоанну Златоусту Великомученице Екатерине О замужестве дочерей Святителю Николаю, архиепископу Мир Ликийских, чудотворцу |
|
|
