| Да он же, Генадей, живучи в монастыре, живет озорнически, братьи и служкам уграживает, и по вечерам поздно по монастырю с советники ходит, и поваренной болшой старец толко б в чюлан не ушол, будучи в поварне, палкою хотел убить: про то ведомо келарю. Да он же, Генадей, с сылочными людми, с старцы и миряны, советники, а которые и в болших винах сидят по тюрмам, пьянски к ним ходит тайно и питья подносит, и всякие коварства с ними составляет, и совет чинит с такими, которые от своих слабостей во многих напастех и в смирениях бывают; сидит в соборе, а с сылочными людми всякой совет чинит: про то ведомо тюремным караулщикам. Да он же, Генадей, во многих монастырьских смирениях бывал, а злосоветников не отстал. Улики на старца Александра Стукалова. Во 173-м году соборной старец Александр Стукалов взял насилством у торговаго человека, Каргополского уезду, у турчалца (?) у Ивашка Корнилова, будучи на отводе, в Лямецком усолье, шестнатцать ведр вина, полтора фунта шолку, на четыре алтына мыла, и в том на него, Александра Стукалова, в монастыре на соборе челобитье было, и после тово он, Александр, и деньги платил: в том монастырю от ево озорничества огласка. Да он же, старец Александр Стукалов, с ведомым вором, с чернцом Питиримом, в монастыре с ним водился, и будучи на приказе в Кеми, с ним, Питиримом, в монастырь списывался, a он, Питирим, чернец молодой, в прошлом во 172-м году старца Мартирия зарезал до смерти, и за всякими худыми делами и за безделными хулными писмами ходил: и тому всему свидетельствуют распросные ево речи, Питиримовы. Да он же, старец Александр, пьянским обычеем говорил в Кеми при братьи, сотону себе называет отцом, а бесей братьями, и приключалось ему, что к нему и приходили, а он их видел, и по многие ночи спать ему не дали, нападал ужас: слышел от него черный священник Геронтей и иные. Да как он, старец Александр, был в Кемском городке на приказе, и без монастырьского ведома жег мужика на огне безвинно, для своей безделной корысти; а после тово он же ево и оправил, и тот мужик бил челом на нево в монастыре на соборе, и по ево судному делу он, старец, неправ, и за то ево на соборе словесно смиряли, а довелось было то мужичье увечье на нем, старце, доправить, рня тому, советует злое. |
| И сие убийство во церкви всем ведомо, а яко же ты, собака, лжеши! 643 Нам же тогда живущим во своем селе Воробьеве, 644 и те изменники наустили были народ и нас убити за то, что бутто мы князь Юрьеву матерь, княину Анну, и брата его князя Михаила у собя хороним от них. Тако же убо смеху подлежит сия мудрость! Про что убо нам самим царству своему запалителем быти? Толика убо стяжания, прародителей наших благословение, у нас погибоша, еже ни во вселенной обрестися не может. Хто же безумен или яр таков обрящется, разгневался на рабы, да свое стяжание погубити? И он бы их и палил, а себе бы уберег. Во всем наша собачья измена обличаетца. Како же на такую высоту, еже Иван святый, водою кропити? 645 Си убо безумие явъственно. И тако ли доброхотно подобает нашим боляром и воеводам нам служити, еже такими собраниями собацкими, без нашего ведома, боляр наших побивати, да еще и в черте кровной на мя. 646 И тако ли душу свою за нас полагают, еже нашу душу от мира сего желающи на всяк чяс во он век препустити?.. Послание Ивана Грозного Василию Грязному ОТ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИВАНА ВАСИЛЕВИЧА ВСЕА. РУСИИ ВАСИЛЮ ГРИГОРЕВИЧЮ ГРЯЗНОМУ ИЛИНУ Что писал еси, что по грехом взяли тебя в полон, 647 – ино было, Васюшка, без путя середи крымских улусов не заезжати; а уже заехано – ино было не по объезному спати: ты чаял, что в объезд приехал с собаками за зайцы – ажно крымцы самого тебя в торок ввязали. 648 Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушеньем шутити? Крымцы так не спят, как вы, да вас, дрочон, 649 умеют ловити да так не говорят, дошедши до чюжей земли, да пора домов! Только б таковы крымцы были, как вы, жонки, – ино было и за реку не бывать, не токмо что к Москве. 650 А что сказываешься великой человек – ино что по грехом моим учинилось (и нам того как утаити?), что отца нашего и наши князи и бояре нам учали изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, 651 хотячи от вас службы и правды. А помянул бы ти свое величество и отца своего в Олексине – ино таковы и в станицах езживали, а ты в станице у Пенинского 652 был мало что не в охотникех с собаками, и прежние твои были у ростовских владык служили. |
| А подписал Государев Царёв и Великого Князя Дмитрия Ивановича всея Русии Дьяк Захарий Свиязев». У той подлинной грамоты печать висячая на красном шёлке красного воска. Грамота II «Се Аз Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Русии пожаловал есми в своей вотчине в Великом Новгороде в Обонежской пятине Рождества Пречистой Антоньева монастыря Игумена Мисаила с братией или кто по нём иной Игумен в том монастыре будет: бил он нам челом Антоньева монастыря Игумен Мисаил с братией и сей духовный список Антония Чудотворца клали, что де и была Чудотворцева купля Антоньева пашенная земля и луг под монастырём, и ту де землю и луг отняли Новгородцы при прежних дьяках без Моего Царёва и Великого Князя ведома насильством, а не ведомо почему припустили к пастьбе а купил, де, и ту землю Антоний Чудотворец Пречистой в дом у Семёна да у Проша у Ивановых детей Посадничьих, а дал на той земле и на лугу сто рублей. И Аз, Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Русии пожаловал той землёю и лугом, что купил Антоний Чудотворец по старине Рождества Пречистой Антоньева монастыря Игумена Мисаила с братией или иной по нём Игумен в том Нашем богомолье в Антоньеве монастыре будет; а обод той земле от реки от Волхова Веткой ручьём вверх, да на Лющик, да Лющиком ко кресту, а от креста на коровий прогон, а от коровьего прогона на ольху, а от ольхи на еловый куст а от елового куста на верховье на Донцовое, а Донцом вниз, а Донец впал в Деревяницу, а Деревяница впала в Волхов. И Игумену Мисаилу с братией или по нём иной Игумен будет, тою землёй по тем урочищам владеть по старине как было при Антонии Чудотворце, по Антоньевой духовной, каков список с духовной с Антоньевой за приписью Дьяка Нашего Ивана Собакина Игумену Мисаилу с братией дан; а на сию Мою грамоту грамоты, не давать 26 . Писан в моей вотчине в Великом Новгороде лета зпа (7081/1573) Августа в еа (15) день». У той подлинной грамоты в конце печать красного воска на шёлковом шнуре. У подлинной грамоты на обороте пишет так: Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Руссии. На той же грамоте на обороте написано: А) «Государь и Великий Князь Фёдор Иванович всея Руссии сей грамоты слушал, и выслушав сию грамоту, Рождества Пречистой Антоньева монастыря, что в Великом Новгороде Игумена Кирилла с братией или кто по нём в том монастыре иной Игумен будет, пожаловал велел ему сию грамоту подписать на Своё Царёво и Великого Князя имя и сей у них грамоты рушить не велел никому ничем, и о всём велел ходить по тому, как в сей грамоте писано. |
| Нащокин после многих затруднений достиг Константинополя и справил свое посольство; султан уже отпустил его и решил вместе с ним отправить своего посланника в Москву, как вдруг пришли вести, что донские козаки взяли у азовцев в плен 130 человек и что царь московский поставил на Дону и на Тереке четыре новых города. Тогда великий визирь сказал Нащокину: «Это ли любовь вашего государя к нашему? За это ведь пригоже за сабли да воеваться, а не дружиться! Если государь ваш велит с Дону козаков свести, и государь наш также крымского хана, азовских и белгородских людей велит унять. Вы говорите: донские козаки вольные люди, воруют без ведома вашего государя; крымские и азовские люди также вольные. Вперед только государь ваш не сведет с Дону козаков, и я вам говорю по богу: не только крымскому и ногаям велим ходить, но сами пойдем своими головами со многою ратью сухим путем и водяным, с нарядом и городом, хотя и себе досадим, а уж сделаем это, и тогда миру не будет». Нащокин отвечал: «Дал бы бог, чтоб между государями вперед братская любовь утвердилась; а теперь если крымский хан и пойдет на государевы украйны, то воля Божия: государя нашего рать против него готова, и не угадать, кому что Бог даст. Лучше бы крымского унять, чтоб вперед между государями братская любовь не рушилась». Визирь сказал на это: «Правда: когда люди с людьми сшибутся, то будет убыток на обе стороны, да уже не воротишь. А нам стало досадно, что сделали ваши козаки. За такие дела над послами опала бывает; но государь наш над вами за это ничего сделать не велел, потому что у нас того в обычае не ведется, и отпустит вас к вашему государю по прежнему обычаю, а с вами вместе посылает своего посланника». Когда Нащокин дал знать об этом в Москву, то на Дон отправлена была царская грамота: «Если вы начнете с азовскими людьми какой-нибудь задор и между нами и турским сделаете этим недружбу, то вам от нас быть в опале и в Москве вам никогда уже не бывать; пошлем на низ Доном к Раздорам большую свою рать, велим поставить город на Раздорах и вас сгоним с Дону: тогда вам от нас и турского султана где избыть? Так вы бы службу свою показали: перебрав лучших атаманов и молодцов конных, послали на Калмиус, на Аросланов улус, улус его погромили бы, языков добрых добыли и к нам с этими – языками товарищей своих прислали, чтоб нам про ханское умышленье и про его поход ведомо было. Если же до приходу в Азов нашего и турского посланников хан или царевичи его пойдут на наши украйны и с ними азовские люди, то вы бы все на конях шли под них на перевоз и на дороги и на Донец Северский, и над ними нашим делом промышляли; а где сойдетесь на Донце с нашими людьми путивльскими и с запорожскими черкасами, которые придут по нашему указу под хана на Донец (а велено черкасам запорожским, гетману Христофу Косицкому и всем атаманам и черкасам быть на Донце на дорогах и за ханом идти к нашим украйнам), то вы бы промышляли с ними, с нашим дворянином, который с ними будет вместе заодно». |
| Возражение 3. Далее, Богу ведома первичная материя, у которой не может быть никакой идеи, поскольку [у нее] нет никакой формы. Отсюда следует все тот же вывод. Возражение 4. Наконец, несомненно, что Бог знает не только виды, но также и роды, единичные вещи и акциденции. Однако, как читаем у Августина, согласно учению Платона, который первым завел разговор об идеях, у всего этого идей нет 273 . Следовательно, в Боге нет идей всех ведомых Ему вещей. Этому противоречит то, что идеи – это образы, существующие в божественном уме, как это явствует из сказанного Августином 274 . Но Бог содержит образы всех ведомых Ему вещей; следовательно, Он содержит идеи всех ведомых Ему вещей. Отвечаю: поскольку идеи, согласно Платону, являются началами как познания вещей, так и их возникновения, то в божественном уме они пребывают в обоих [этих качествах]. В той мере, в какой идея суть начало сотворения вещей, ее можно назвать «образцом» и отнести к области практического знания. В той же, в какой она суть начало познания, ее надлежит называть «образом» и относить также и к области знания теоретического. В качестве образца, следовательно, она имеет отношение ко всему, что когда-либо было [или будет] соделано Богом в какой бы то ни было период времени, тогда как в качестве начала познания она имеет отношение ко всему, что ведомо Богу, даже если это [ведомое] никогда не обретет бытия, а равно и ко всему что Он знает согласно его образу в том смысле, что оно ведомо Ему теоретически. Ответ на возражение 1. Зло ведомо Богу не через его собственный образ, а через образ блага. Следовательно, зло не является идеей в Боге: ни идеей в смысле «образца», ни [идеей в смысле] «образа». Ответ на возражение 2. Бог не имеет никакого практического знания о тех вещах, коих нет, не было и не будет. Следовательно, относительно них в Боге нет и идей в смысле «образцов», но только лишь – в смысле «образов». Ответ на возражение 3. Платон, говорят, полагал материю несотворенной; следовательно, он постулировал не идею материи, а сопричинность [идеи] с материей. Поскольку же мы полагаем материю сотворенной Богом, то и материя имеет идею в Боге, хотя [эта идея] не отделена от формы, а потому и не отделена от идеи составленности; ибо сама по себе материя не может ни существовать, ни быть познанной. |
| Возражение 3. Далее, некогда Бог знал о [предстоящем] рождении Христа. Но теперь Он не знает, когда Христос будет рожден, поскольку в будущем Христос уже не родится. Следовательно, Бог не знает всего того, что некогда знал; таким образом, знание Бога изменчиво. Этому противоречит следующее. Сказано [в Писании], что в Боге «нет изменения и ни тени перемены» ( Иак. 1, 17 ). Отвечаю: поскольку знание Бога – это Его субстанция, что очевидно из предшествующих [рассуждений] (4), субстанция же Его, как было показано выше (9, 1), всецело неизменна, то и Его знание подобным же образом [необходимо] должно быть всецело постоянным. Ответ на возражение 1. [Имена] «Господь», «Творец» и т. п. указывают на соотнесенность с сотворенным, каковым оно является само по себе. Но знание Бога есть соотнесенность с сотворенным, каково оно в Боге, ибо все актуально разумеется постольку, поскольку оно находится в разумеющем. И хотя сама по себе тварь изменчива, в Боге она пребывает неизменным образом. Допустимо также сказать, что [имена] «Господь», «Творец» и т. п. выражают соотнесенность, вытекающую из действий, которые разумеются как завершенные в тварях самих по себе; поэтому данные соотнесенности приписываются Богу изменчивым образом, сообразно изменчивости сотворенного. Но «знание», «любовь» и т. п. выражают соотнесенность, вытекающую из действий, которые разумеются как пребывающие в Боге; следовательно, они сказываются о Боге неизменным образом. Ответ на возражение 2. Богу ведомо также и то, что Он может соделать, [хотя] и не делает. Ведь из того обстоятельства, что Он может соделать более, нежели делает, никак не следует, что Он может знать более, нежели знает, за исключением разве того случая, когда речь идет о знании предвидения, которым, говорят, Он знает все то, что в определенный промежуток времени имеет актуальное бытие. Однако и на основании того, что Он знает также и то, чего нет, хотя бы оно и могло быть, равно как и чего не могло бы быть, хотя оно и есть, никак нельзя сделать вывод, что Его знание испытывает перемены, но скорее – что Ему ведома сама изменчивость вещей. Его знание было бы изменчивым только в том случае, если бы существовало нечто, чего Бог не предвидел, но узнал лишь после [его осуществления]. Но этого не может быть, ибо все, что [было] есть или [только] может случиться в какой бы то ни было момент времени, ведомо Богу в Его вечности. Следовательно, коль скоро вещь существует в некоторый момент времени, она необходимо известна Богу извечно. Таким образом, ошибочно полагать, что Бог может знать более, нежели знает, ибо подобное суждение подразумевает, что Он изначально несведущ, и лишь впоследствии познает |
| Если и не наводил он на что-либо грешное — неведомое, то усиливал похотение грешного — ведомого — по какому-то живущему во мне противлению закону. Таким образом закон послужил мне поводом ко греху. Но виновен в этом не закон, а я сам. Закон представлял себя мне не поводом ко греху, а отводом от него. А я сам для себя из закона устроил повод ко греху. Так святой Златоуст: «видишь ли, как Апостол нечувствительным образом дает разуметь, что закон не только обличает грех, но и некоторым образом подает повод к оному? Впрочем, виною сего поставляет он не закон, а неразумие людей». — То же говорит и Экумений: «намекает Апостол, что закон есть нечто подготовляющее, служащее поводом ко греху, не по своей, однако ж, природе, но по злонравию людей». Какое ни взять из этих пониманий, всякое обезвиняет закон и подтверждает: «да не будет» . Но ближе всех первое; недалеко и третье, будучи в согласии с последующею речью. Второе же есть не прямое, а выводное. Но в каком смысле говорится: «греха не знах, — похоти не ведах!» Ибо в действительности и грех знаем, и похоть ведома. В том смысле, что после обнародования закона все сие стало ведомо яснее, определеннее и подробнее; а до закона хоть и было ведомо, но смутно, неопределенно и неполно. Отчего многое казалось позволительным и покрывалось снисхождением и оправданием почти всеобщим. А теперь так смотреть уже ни на какие дела не приходится. «О чем я и не подозревал, что оно не позволительно у Бога, о том знаю теперь, что оно грех» (Амвросиаст). — Блаженный Феодорит пишет: «слова: «не ведах, не знах» — не показывают здесь совершенного неведения, но ими выражается, что в законе получил я ведение более точное, нежели каково естественное мое различение (добра и зла)». Святой Златоуст ту же мысль выражает полнее: «если бы человек не знал похоти, пока не получил закона, от чего бы случиться потопу? За что бы сожигать Содом? Так в каком же смысле говорит так Апостол о похоти? В том, что хотя и до закона жившие знали, что грешат, но узнали то обстоятельнее, когда объявлен закон, а потому с сего времени стали подлежать большему осуждению. |
| Вслед за тем архимандрит Киприан известил новгородцев, что королевич Филипп уехал из Выборга в Стокгольм. Долго новгородские начальные люди не отвечали на страшный запрос; наконец после неоднократного повторения его выпросили отсрочку, чтоб о таком великом царственном деле посоветоваться с гостями и земскими людьми и взять у всяких людей о том письмо, за их и за отцов их духовных руками. И в самом деле, пятиконецким старостам велено было немедленно спросить во всех улицах и слободах, у гостей, улицких старост, у посадских, жилецких и всяких людей; но вопрос был сделан хитро, не прямо, спрашивали: «Хотят ли целовать крест королю Густаву-Адольфу или хотят остаться при прежней присяге королевичу Филиппу?» Разумеется, все отвечали, что остаются при прежней присяге, и начальные люди били челом Густаву-Адольфу, что все люди Новгородского государства помнят свое крестное целованье королевичу Филиппу и за его пресветлейшество везде рады головы свои положить, «о защите же, государь, от недругов, что Новгородское государство оберегать вашему королевскому величеству, в том волен Бог да великий государь наш королевич, как его пресветлейшество с вашим королевским величеством о том договорится и утвердится, и нам, подданным холопам его пресветлейшества, о таком великом деле мимо великого государя своего королевича договариваться и укрепляться нельзя, потому что в Новгородском государстве и в нас, холопах своих, волен великий государь наш королевич. Бьем челом и молим ваше королевское величество со слезами, чтоб ваше королевское величество по своему природному и благонравному обычаю пожаловали, умилосердились над нами, велели учинить нам, всяких чинов людям Новгородского государства, по утвержденным записям, как договорился и укрепился с Новгородским государством вашего королевского величества боярин и воевода Яков Пунтусович Делагарди святым евангелием с клятвою и утвержденными записями, за руками и за печатями, что Новгородского государства, городов и уездов его под свейскую корону не подводить: а за тех бы, государь, непостоятельных и малодушных людей, которые отъехали из Новгорода к врагам, на нас, которые по своему крестному целованию верно служим, опалы и гнева не положить; те люди отъезжали из Великого Новгорода не с нашего ведома и думы; вашему королевскому величеству ведомо, что и в иных окрестных государствах изменники бывают же, и которые верные и справедливые люди, и те от государей своих не отстают и служат верно; а Владимирского и Московского государства люди сделали так не с нашего же совета: мы с ними о таком непостоятельстве не ссылались, и вперед ни о каком неприязненном деле ссылаться не станем, держимся во всем верно государя своего королевича, пресветлейшего и высокорожденного великого князя Карлуса-Филиппа Карлусовича». |
| Вот в таком действительно сложном, наверно, положении многие годы жил этот Закхей. Что происходило в его душе, нам неведомо. Но ведомо только то, что однажды, услышав, что в Иерихон пришёл один из многих — но уж очень странный — проповедник, проповедовавший мораль, невместимую не только в его сознание мытаря, но и в сознание очевидных праведников в среде еврейского народа, он почему-то потянулся к этому человеку. Попытаемся представить, насколько последовательным оказался этот Закхей в тот момент. Он ведь прекрасно отдавал себе отчёт в том, что Иисуса придут слушать вот те самые иудеи, которые исполнены религиозной жажды, которые воспринимают его, Закхея, как грешника, отступника и злодея, что окружающая Иисуса толпа будет состоять из людей, которые не только будут ненавидеть и презирать его, но которые, возможно, дадут волю своим рукам, а не только словам. Он рисковал. Но он пошёл в эту толпу. Толпа стояла очень плотно. И он бы мог, наверное, затеряться в ней, но уж очень ему хотелось услышать слово Спасителя. И поэтому он, рискуя прилечь к себе ещё большее внимание и вызвать ещё большее презрение и насмешки, залез на дерево, чтобы увидеть Иисуса Христа. Он, перед кем трепетали, ненавидя его, его соплеменники, поставил себя в очень сложное, очень двусмысленное положение. И вся вот эта сложная комбинация поступков и чувств, переполнивших тогда этого человека, конечно же, была ведома Спасителю. Он увидел, как этот пропащий человек ухитрился в несколько мгновений подняться над самим собой. Не потому, что он взобрался на дерево, а потому что он сделал то, что сделал. И Христос обратился к нему. Не к тем безусловным праведникам, которые стояли вокруг Него, не к тем, кто никогда бы не совершил того, что совершал Закхей, а именно к нему. И с Закхеем произошло преображение. Он не просто исповедал свою веру в Иисуса, Который сумел именно в нём обнаружить достойного, праведного человека, но конкретным делом — уже не чёрным делом, не злым делом, которых была исполнена его жизнь, — но делом добрым готов был засвидетельствовать своё преображение. |
| Обаче истинное не вем. Сего ради, честнейший господине мой, елика обретох в божественных (л. 136) писаниих, тако и возвестих святыни твоей. Аще ли другий некий имеется разум о сих, его же не вем аз, аще же ин кто весть от божественнаго и поклоняемаго Духа, к лучшему да пользует и просветит нас. Тем же и о всяцем какове любо слове или писании, еже аще неудобь разсудно обрящется, не смею аз грубый разсуждати или отвещателне рещи, но инем се попущаю кроме всякия належащия беды, точию ведение явлено творю и тщуся, елика сила, Божия ради благодати, свободен быти от сих, якоже божественный апостол к некоему написа: себе, рече, самого чиста соблюди и не приобщайся чюжих гресех. 171 И зри, отче мой, о таковой вине творимое днесь, еда како человеческою волею чрез божественная писания или по забвению или по иной вине бываемо, еже Богу единому ведома суть, или паки и страшнее, аще по преобидению супротивное деется апостолским и отеческим учением, яко же изначала соборная церкви прият, понеже апостолское и отеческое учение двое некако и разделно ни бысть, ниже будет когда, якоже великий Мефодие к Студитяном рече, понеже вси от единого и тогожде Святаго Духа озарившеся божественнии апостоли и богоноснии отцы, и усты их Пресвятый Дух о угодных ему завеща и церкви предаде и на святых соборех утверди и запечатле. И еже мнетися изветом смотрения некоего отметати или истощите от онех что, коль страшно и бедно есть, якоже божественный апостол вопиет, яко аще, рече, мы или ангел с небесе, 172 и прочее ведомо всем. И паки великий Евлогие, папа Александрский, глаголет сице о сем, яко аще кто от угодных богоносным отцем поколебит что, не к тому се смотрение наричем, но преступление и предателство веления и к Богу нечестие. (л. 136 об.) И зри, господине мой, како и той утвержает божественных отец. Кольми паче не таковым страшно и бедно есть, еже от онех поколебати что? И во исправление убо я в навершение скуднаго многажды святыми отцы устроено бысть, во умнение же и во истощание никако же никогда, якоже ныне в неких зрим; во истощание убо в неких, якоже мню, во инех же и в свершено отложение удобь дерзаемо суть, якоже о апостолстем 27-м правиле, еже и твоя святость не невесть паче множае нас, како о сем божественный святый Феодор Студит в двоих неких оглашениих своих к таковым изрече. |
|
|
