| Настоятель Кирилловского монастыря, архимандрит Никита, опасаясь его смерти, немедленно отправил гонца к патриарху Иоакиму с грамотой, в которой спрашивал его: если Никон окончит жизнь, то по какому чину совершать над ним погребение, как поминать его на ектеньях и где положить его тело? Иоаким отвечал, что погребение над ним должно совершать обыкновенное монашеское и поминать простым монахом, а тело положить в церковной паперти. Такое распоряжение сделано было патриархом без ведома царя. Узнав о нем, царь немедленно отправил к Иоакиму своего боярина, чтобы грамота с таким распоряжением была задержана в Москве. «То писание уже есть там», отвечал патриарх посланному от царя. Болезнь Никона с каждым днем усиливалась более и более. Не имея уже надежды на выздоровление, Никон желал, чтобы по крайней мере тело его было положено в Воскресенском монастыре, а не оставалось на месте его заточения. И вот собственной рукой начертывает он краткое письмо к братии Воскресенского монастыря и отправляет его со своим иподиаконом Иваном Корнильевичем Шушериным. «Благословение Никона патриарха сыновом нашим, – писал он архимандриту Герману, иеромонаху Варлааму, монаху Сергию, монаху Ипполиту и вкупе всей братии. – Ведомо вам буди, яко болен есмь болезнью великой, восстать не могу, в гноище лежу, а милость великого государя была, что хотел меня из бедности взять по вашему челобитью и писал-жаловал своей рукой, а ныне то время совершилось, а его милостивого указа нету; умереть мне будет внезапу. Пожалуйте, чада моя, не помните моей грубости, побейте челом о мне еще великому государю, не дайте мне напрасной смертью погибнуть, моего жития конец приходит; а каков я, и то вам про меня подробно скажет Иоанн, что от вас живет на приказе». С прискорбием выслушали это предсмертное моление Никона братия созданной им обители. Архимандрит Герман не замедлил отправиться в Москву и представил письмо Никона самому царю. Тронутый им до глубины души, царь составил опять собор и убедительно просил разрешить Никону возвращение в Воскресенскую обитель, «яко при смерти есть». |
| Мне, наименьшему иа всех святых, дана благодать сия. Намереваясь говорить о величии Божественной благодати, смотри, с каким смирением говорит он о себе. Ибо после столь славных деяний он называет себя самым меньшим, не между апостолами, а между всеми святыми, то есть верующими. И это, как выражение смирения, выше слов: я недостоин называться апостолом (1Кор.15:9). Благовествовать яаычникам неисследимое богатство Христово. Какая благодать, говорит, мне дана? Благовествовать язычникам. Ибо другие были посланы к обрезанным, а он к язычникам. Потому он и имеет нужду в благодати, что наименьшему вверено было наибольшее. Но, получив повеление обратить к Евангелию худших, чрез это становится великим, хотя и казался малым. Итак, это дело принадлежит благодати. Если же богатство Христово остается неисследованным даже и после Его явления, то не тем ли более неисследима сущность Его? Как же после этого Евномий хвалился постигнуть ее? И открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшсйся от вечности в Боге. Что призваны будут язычники, это, может быть, знали Духом и пророки и ангелы; но чтобы они были призваны к таким благам, чтобы даже воссесть на престоле Божием, — кто мог сего ожидать? Посему он и называет это тайной, сокровенной в Боге от веков, то есть издавна, от начала. Ибо неизреченно это смотрение и одному Ему ведомо. Создавшем все Иисусом Христом. Прекрасно напомнил о творении: сотворил, говорит, все Бог чрез Христа. Ибо без Него, говорит, ничто не начало быть (Ин.1:3). И это чрез Него открывает. Дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Вожия. Ни горние начала и власти, ни дольние не знали тайны прославления язычников. Ибо и ангелы и архангелы знали только то, что Израиль был уделом Господа и народом Его. И Гавриил также знал только то, что Он (Мессия) спасет народ Свой от его грехов. А что и язычники достигнут такой чести, это узнали теперь и горние, и дольние силы через Церковь, то есть через благодеяния, оказанные нам. Ибо благодеяния к нам были для них учителями мудрости Божией. И называет премудрость не просто различной, а многоразличной, указывая на ее особенное превосходство и непостижимость. И Григорий Нисский говорит, что прежде вочеловечения небесные силы просто знали Божественную мудрость, именно: так как Он сотворил все единой Своею волею, то они признавали Его могущественным, и так как все сохранял своим мудрым промыслом, то считали мудрым промыслителем. И в этом нет ничего разнообразного, то есть чтобы иное было и иное Он соделал. Но по воплощении Бога Слова из противоположного возникает противоположное, из смерти — жизнь, из немощи — сила, из бесчестия — слава и из всего, казалось бы, низкого — благоприличное. Таким-то образом стала ведома многоразличная премудрость и сила Божия небесным силам. Ибо, когда мы узнали, тогда и они — чрез нас, видя, каких благ удостоена Церковь, и чрез нее приходя к познанию. |
| Так на протяжении четырех веков один и тот же Номоканон в глазах представителей Церкви из книги, «многих погубившей» своей снисходительностью, превращается в книгу, равную правилам святых отцов и принятою всею Церковью. Номоканон Иоанна Постника , перешедший к нам в Россию в форме теперешнего нашего Номоканона, также претерпел на практике большие изменения, ибо и у нас строгость епитимийного устава неукоснительно шла на убыль. Так, в 1652 г. Ростовский митрополит Иона в своем окружном послании к пастве писал: «А будет кто от мирских попов и дьяконов, или от простых людей кто явится бесстрашником или обрящется в каковом безчинии, и то нам учинитися ведомо и таковых безчинников будем казнить казнею церковною, по святым правилам без милости, понеже не показали святии отцы и апостолы в своих правилах ни пощадения, ни милости, и от нас милости не будет». Следуя этим указаниям, священники стали налагать строгие епитимии, по точному смыслу Номоканона отлучать от Причастия на долгие сроки, что вызвало общее неудовлетворение мирян. Духовный регламент дает уже совершенно другие указания о применении епитимийного устава. Там говорится: «Понеже мнозии в писании неискусне священники держатся за требник, как слепые, и, отлучая кающихся на многие лета, кажут что написано, а толку не знают и в таком нерассудстве иных и при смерти причастия не сподобляют...» Допуская лишь в самых крайних случаях недопущение до Причащения, Духовный регламент указывает, что такое наложение епитимии должно делаться с ведома епископа: «Такому кающемуся может духовный отец на некоторое время, при иных к исправлению угодных епитимиях, наложить и епитимию отрешения от Святых Таин. Однако же сие само собою творити духовник да не дерзает, но у своего архиерея, предложив ему вся обстоятельства о кающемся, токмо не имянуя его, просит рассуждения и благословения». Что же касается долгих епитимий, то они решительно не рекомендуются: «Понеже она древле была во врачество яки наказующая грехов мерзость и востягающая злые похоти; ныне же не токмо не страшна многим, но и желаемая ленивым стала». |
| Новый интерес представляет здесь еще то обстоятельство, что именно сам Механиков сделал первый шаг к печатному оповещению „ всех и каждого о не прекращении своей полемики со Швецовым для облечения его еретических мнений, и что это, без сомнения, сделано им с ведома самого Картушина, если только и на сей раз он не был опять лишь „орудием в руках“ Картушина, который, надобно полагать, вызван был на такой решительный шаг, обострившийся с некоторого времени отношениями его к Швецову, о чём мы уже имели случай говорить в другой книжке 55 . Итак, г. Швецов весьма ошибся, если действительно рассчитывал своим упорным молчанием на последнее письмо к нему Механикова положить конец богословским препирательствам с этим последним и достигнуть того, что все случившееся после издания их общего Исповедания веры останется без огласки, но будет ведомо даже и старообрядцам, за исключением его ближайших клевретов. Теперь все прискорбное и позорное для старообрядцев австрийского согласия дело о крайних еретичества их великого апологета, именуемого епископа Арсения, обличаемого в сих еретичества их же именуемым священником по благословению самого их именуемого архиепископа Иоанна, предано полной гласности. Остается ожидать последствий этого печатного оглашения. Как же старообрядцы австрийского согласия СНИМТЪ с себя тот позор, что у них столько лет беспрепятственно существовал и существует доселе, отправляя все архиерейские действия, и даже пользуется особым авторитетом епископ, многократно обличенный и досель обличаемый их же духовными лицами в тяжких еретичествах, в повреждении основных догматов православной веры? – вот в чем теперь вопрос. Приложения Предисловие к первому сочинению Механикова В октябрьской книжке „Братского Слова“ за 1898 г., на стр. 358, пришлось прочитать нам весьма неутешительные строки, тронувшие нас до глубины души: „Главным основанием для него Швецова) 56 , как известно уже, поставлено было то обстоятельство, что Швецов проповедовал и проповедует 57 еретические учения, был некогда обличён в еретичестве собором старообрядческих епископов и дал обещание этому собору более не проповедовать своих еретических учений, однако же, проповедует доселе... |
| Два практических вопроса связываются с предложенным мною суждением о молитве. Первый вопрос касается молитвы за других. Если мы ничего не знаем ни о силе зла, ни о путях спасительного Божиего промысла в жизни людей, то имеет ли вообще реальный смысл наша молитва за других? Ведь Богу ведомы от века все дела Его, и Он знает прежде прошения нашего, в чем кто имеет нужду. Не достаточно ли при таких условиях одного нашего искреннего благожелания без горделивой мысли повлиять на решение Божией воли своею молитвою? Отвечаю на этот вопрос тремя соображениями в пользу молитвы. Первое, что такая молитва за других заповедана Господом и завещана нам Его учениками. Следовательно, она важна, необходима и богоугодна. Второе: Богу все ведомо, и Он творит все. Но Сам Бог дает место, и притом великое, человеку в своем созидании Царства Божия. Мы все соработники Бога в деле Его спасительного домостроительства. В этом основа всей нашей христианской работы, и было бы непостижимо странно выбросить из этой работы молитву – делание наиболее важное в жизни верующего. Бог питает птиц и полевые лилии. Тем более людей, как Сам Он сказал 53 . Но это Он делает и через нас, и наш прямой долг – накормить голодного и одеть нагого. Бог , конечно, желает спасения и всякого блага людям, но также не без нас, и наша молитва есть также духовный хлеб и одежда любви, которыми мы служим Богу в лице Его младших братьев. И еще того более. Если жизнь Церкви верующих на земле есть воинствование против зла, то всякое увеличение добра не только благотворит духовно нуждающимся, но и вообще содействует спасению жизни в мире. Третье: Богу от века ведомы все дела Его. Это истинно так. Но здесь-то и лежат глубочайшие корни нашего долга молитвы. Если зло и добро суть проявления свободной стихии, в известной мере независимые от благой воли самого Творца, то и молящийся человек есть один из факторов, решающих мировую судьбу вообще и в каждом отдельном случае в частности. Богу, конечно, всегда ведома наша молитва прежде ее произнесения, но именно эта молитва как свободная стихия нашей веры и любви и учитывается – простите за грубое слово – в Царствии Божеской благодати как данное для того или иного решения Божией воли в каждом отдельном случае. |
| Н.И. Гиббенет Глава XVI. Заключение Мы видели, патриархи Паисий и Макарий явились на собор не с тем, с чем явились греческие архиереи на собор 1660 года; они не сказали: «если патриарх Никон нужен и потребен, то можно снова его призвать на патриарший престол»: патриархи не указали тех примеров снисхождения, на которые указывали греческие архиереи. Как например на собор в Памфилии. Оказавший снисхождение епископу Евфимию; суд был строгий. Между прочим, положение названных патриархов было крайне затруднительно; оставались они в Москве довольно долго; Паисий и Макарий отлучились от своих престолов в дальний край, за пределы турецких владений, без ведома Порты; возвращаться к своим местам им было крайне неудобно, так как на их местах были уже поставлены другие патриархи; царь Алексей Михайлович, принял в деле патриархов горячее участие. Решено было, чтобы патриархи написали сами от себя грамоты к своим архиереям, и к другим влиятельным лицам, но так, как будто они о своих патриарших престолах нечего не знают, а в грамотах выразили бы только чувства христианской любви, молитву и благословение. Если патриархи будут писать к таким лицам, к которым великому государю царю писать невозможно, то его царское величество велит кому-нибудь из своих ближних бояр написать, и тот боярин напишет к тамошним архиереям, как наместникам и ревнителям Христовым, а к мирским, как разумным и достойным людям, что его царское величество писал ко всем четырем вселенским патриархам, для общего их известия, и просил их прийти в его столицу для исправления духовных дел и умиротворения российской церкви. Когда же его царское величество узнал, что александрийский патриарх Паисий и антиохийский Макарий находятся в Грузинской земле в сопредельных с его государством городах, для сбора милостыни, то велел призвать их в Москву, как наместников Христовых, «исправления ради патриаршего престола». Ныне же его царскому величеству ведомо учинилось, что на их архиерейские места поставлены другие патриархи; но так как означенные патриархи приехали в Московское государство по письмам от его царского величества для исправления церкви Христовой, то великий государь будет писать к турецкому султану, чтобы утвердить их на их патриарших престолах по-прежнему. |
| Непослушания он, казначей, не чинил и в трапезной таких слов не говорил, что будто Павел Автономов указ написал своею рукою. – Старцы Арсений, Авраамий и Никодим показали, они ничего не ведают о деле, писать челобитную и руки вместо себя прикладывать не велели, потому что Арсений был на пасеке, Авраамий и Никодим не выходили из кельи за старостью. – Дьячек Еремка Лукьянов показал: «угражая боем», казаки велели ему подписаться под челобитной вместо всех бельцов-трудников «безымянно». Трудники подтвердили последнее показание. – Ознакомившись со следствием, Св. Митрофан решил довести о деле до сведения великих государей, а пока «вышеперечисленных старцев и дьячков велел дать на поруки с записьми, чтоб им до указу великих государей никуда не съезжать и не бежать». «А ведомо мне учинилось, писал в заключение своей челобитной к великим государям Св. Митрофан: с того числа, как подал того монастыря игумен Корнилий изветную челобитную, и того, государи, монастыря братию и монастырских крестьян во всяких духовных и челобитчиков делах от донских казаков мне, богомольцу вашему, ведать невозможно». В ответе на это челобитье Св. Митрофана последовал строгий указ великих государей, определявший наказания всем, замешанным в подачи челобитной. Относительно старцев: казначея Дорофея, Боголепа, Антония, Дионисия, Авдея, Иова, Антония, Киприана и Никодима определено: «учинить им монастырское смирение – бить плетьми или шелепы нещадно и сослать их в вологоцкие монастыри под начал безповоротно и держать их в тех монастырях в монастырской работе, кто какую понести сможет. А дьячку Еремке Лукьянову за его воровство, что он вместо монастырских работников руку приложил без их ведома, учинить наказание – на казле бить кнутом нещадно и сослать в ссылку на Холмогоры с женою и с детьми на вечное житье и написать в стрельцы. И тех старцев из тех монастырей не выпускать и для монастырских дел по селам никуда их не посылать, также и дьячка Еремку с Холмогор никуда не отпускать и для дел не посылать, а для ссылки прислать с Воронежа к Москве с приставы и с провожатыми. |
| Но опасения Паисия и царя относительно патриархов были совершенно напрасны. Патриархи ехали в Москву с тем, чтобы исполнить желание московского правительства – осудить Никона, а потому они вовсе и не думали выражать свой гнев к газскому митрополиту, а вошли с ним, как увидим, в самые близкие дружеские отношения и постарались оправдать его от всяких обвинений 174 . 151 Гиб. I, 213. Древн. вивлиое. т. III, стр. 381. Рукопись Беляева, л. 96 об. Зап. рук. арх. общ. II, 527. 152 Все сказанное мною доселе о Паисие Лигариде взято мною из моей книги: Характер отношений России к православному востоку, стр. 181 – 193. Изд. 1885 г. 154 Гиб. II, 518 – 550. Матер. для истор. раск. I, 138 – 189. V, 72 – 73. VII, 112 – 115, 134, 150. 165 Русский архив, 1873 г. кн. 9, стр. 1618 – 1623. Гиб. II, 709, 764, 802, 803, 825, 893. Греческие дела 7181 г. 12. 169 Соборная грамота Паисию и другим была следующая: «Великим господам, о святом Дусе братиям нашим, преосвященному Паисию, митрополиту газскому и всея Палестины экзарху, и преосвященному Иосифу, архиепископу астраханскому и терскому, преосвященнии митрополита и архиепископы и епископи радоватися во святем Дусе и здравствовать. В нынешнем, господа, 7171 году, июля в 17 день, послани вы от великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всея великия и малые и белые России самодержца, и от нас, преосвященного собора, в Воскресенский монастырь к бывшему патриарху Никону говорити, что ведомо учинилось великому государю и нам, преосвященному собору: он бывший патриарх, про него, великого государя, неистовые речи износит, и жалованные его, великого государя, грамоты вычитаючи, кладет пред образом Пресвятые Богородицы и Крестом, и молебствует, й, по молебне, от псалмов Давидовых клятвенные слова избирая, великого де государя нашего под клятву подлагает, и то он чего ради творит по своем вольном патриаршеском оставлений? Хотя бы он и на своем патриаршеском престоле, не оставя, был, и ему было, по правилу святых апостол 34, без соборного ведома кляти никого не надобило, наипаче же его царское величества. |
| Пастыри Русской Церкви спешили пользоваться этим обстоятельством, чтобы через него поддержать и утвердить веру в народе. Нет сомнения, что переводная отеческая литература XV и XVI веков у нас была ещё не весьма богата: тогда не было переведено много замечательных отеческих творений; она не была тогда и повсеместною: во многих церквах не только приходских, сельских, но и монастырских, городских не было многих существовавших тогда переводов. Несмотря на это, переводная отеческая литература XV и XVI веков занимает более видное место в сравнении с литературой предшествовавшего времени: списков отеческих творений в XV и XVI веках несравненно больше, чем в прежнее время, – знак того, что она не оставалась без удовлетворения религиозному сознанию русских; взамен других сочинений, сочинения святителей Василия Великого , Иоанна Златоустог о и Григория, как “книги столповыя”, сделались весьма доступными для русских. Инок Зиновий Отенский , обличая учеников Феодосия Косого, говорит, что они не могли видеть на Руси всех сочинений вселенских учителей: “рцыти ми в истину убо, где вся книги Великаго Василия видесте, или Богословля, или Златоустаго. В нашей убо стране Василия Великаго едина токмо ведома постническая его книга, шестодневника же его и иже противу ересей, и торжественныя и мученическия, и толкования его ветхому писанию и псалмом и пророчеством в наших странах не вем, где аще обретается; токмо на Рождество Христово едино его слово и о сорока мученик есть ведомы в стране нашей. Такоже и Григория Богослова всех его книг не вем, аще есть в стране нашей; едино токмо, шестнадцать торжественных слов его, ведомо. И Златоустаго такоже не вся его книги обретаются у нас” 48 . “Первых и великих учителей, якож Иерофея и Дионисия, Афинейских епископов, и Климента и Иринея и прочих святых списания не всем мощно якож прилучити обретати”. При всём том “тем же сих наместников и последователей почеж Василия Виликаго и Григория Богослова , и Иоанна Златоустаг о, светлых чистых учителей книгы, аще и не вся их священныя книги повсюду обретаются, обаче от части книгы их удобно всякому обрести” 49 . |
| А и под Невлемъ панове твои рада посломъ нашимъ, столнику нашому и наместнику нижегородскому князю Ивану Василевичу Ситцкому Ярославскому с товарыщи, также жадая крови хрестиянское, говорили: толко мы тобе не поступимся всее Лифлянтское земли, и ты хочешъ тыхъ всих местъ доступати, которые от великого князства литовского къ московскому государъству отлучени, а на том тобе не переставывать и не успелося будеть, чого ныне доступити, и то и вперед не уйдеть. И коли такое твое и панов твоихъ рад непрестанное умышление и желание на неповинное крови розлитие хрестиянское, и тут которому миру быти и доброго дела ждати! Изначала же, тебя емлючи панове на государство, на том тебе к присязе приводили, что тобе всих давно зашлыхъ дел отъискивати, – ино на што было и послов посылати? Одною душею да двожды присегати: паном и земли ты присегал, что тобе того доступати, а послы, что тобе зделати с нами мир. И тобе уж на том присегати, что иных местъ намъ поступитися, что пригоже! Да на томъ присегати жъ, ино не ведомо будеть, которая присега крепчей, и самому тобе на той ли присязе быти, на чом еси земли присегал, или на той тобе присязе быти, что послы твои с нами зделают или наши послы с тобою зделають меж нас? Ино тутъ одной присязе которой-нибуд быти изрушеной, а тому статися не мочно, что присеги обе крепко держены были, а не изрушени; и тутъ которому доброму делу быти? И по тому межъ обеюх наших земел довека кровопролитству не перестать. А и то хрестиянским ли то обычаем делаетца, какъ еси ослободил нашимъ посломъ к намъ отпустити нашого сына боярского Микифора Сущова и твое панове рада велели тую грамоту, которую к намъ посылають, къ собе принести, да ее чли, а вели писати то жъ, что ты пишеш, и иново ничого не дали писати? 469 Ино то не ведомо послы, не ведомо полоняники, не ведомо твои люди, не ведомо мои люди, что жадного слова без твоего ведома не смеют писати. Иное то прамое вытеснение, а не такъ, какъ твои послы по своей воли зделали, и ты тое присягу изламал. Ино что послов и посылать, коли вы всею землею на кровопролитство устремилися? Сколко пословъ ни посылай, что ни давай, а ничимъ не утешишъ, а миру не бывать. |
|
|
