| Общим правилом было то, чтобы епископы раздавали пособия нуждающимся и достойным. Они должны были " о сиротах пещись как родители, о вдовицах как мужья, взрослых сочетать браком, ремесленнику доставлять работу, страннику кров, алчущим пищу, нагим одежду, болящим посещение, заключенным вспоможение " . Из числа сирот девицу, как скоро она достигла брачного возраста, епископы должны были отдать замуж, а мальчика снабдить средствами, чтобы он мог научиться мастерству и стал пропитывать сам себя. Если мальчик научился ремеслу, ему должно было на церковные деньги купить инструмент, чтобы затем не отягчать собой уже Церкви (Пост. Апост. IV, 2). При раздаче церковных пособий епископы должны были твердо помнить правило: кто не трудится, тот пусть не ест. Всякий, кто предан расточительности или пьянству, а так же ленивый, и вследствие этого терпящие нужду, не только не заслуживали никакой помощи, но считались даже недостойными церкви Божьей. " Праздность есть воистину мать голода " (Пост. Апост. II, 4). Чаще всего на церковные средства содержались вообще бедные. Св. Иустин говорит: " Собираемое приносилось епископу, и он оказывал пособие сиротам, вдовам и таким, кто или по болезни, или по другим причинам впал в нужду, а также заключенным в тюрьме, странникам, кратко сказать: епископ заботился обо всех нуждающихся " (Апол., гл. 67). Совершенно согласно с этим Тертуллиан замечает, что благочестивые приношения тратились на пропитание и погребение бедных, на сирот, престарелых верующих, на потерпевших кораблекрушение, на тех, кто сосланы в рудокопни и на острова, заключены в темницы, если все это случилось ради Христовой веры (Апол., гл. 39). Особенными заботами окружались лица, гонимые за веру. Многие из них во время гонений лишались всего своего имущества, и, однако же, несмотря на бедность и преследование, верно служили Господу, показывая образец веры для прочих христиан; поэтому они заслуживали сугубой любви и поддержки от Церкви. После исповедников пользовались попечениями Церкви вдовы и сироты. Однако же, вдовам не отдавалось исключительного предпочтения: замужняя женщина, но обедневшая, обремененная детьми, болезнью, даже предпочиталась вдове (Пост. Апост. II, 4). На епископе лежало попечение о бедных больных; он должен был удовлетворять даже их мелким потребностям: если они нуждались в глиняном сосуде, то он должен дать и это. |
| Е.И. Ловягин, Н.И. Глориантов, И.Е. Троицкий Раздел первый. Литургии Иерусалимско-Антиохийские Литургия Апостольских Постановлений Предисловие Греческий текст Апостольских Постановлений 34 , из которого заимствуется приводимое ниже чинопоследование литургии, по своей исторической судьбе и по своему содержанию невольно привлекает любознательность исследователя. В дошедших до нашего времени рукописях он носит следующее заглавие: «Постановления ( Διαταγα или Διατξεις) святых и всехвальных апостолов, обнародованные Климентом», или еще с позднейшей заметкой: «епископом и гражданином римским», и разделяется на восемь книг, в которых, по изложению автора, как бы сами «апостолы и пресвитеры» сообщают «всем уверовавшим в Господа Иисуса Христа из язычников»: 1) правила благоповедения мирян, 2) значение и обязанности епископов, пресвитеров и диаконов, 3) правила о вдовицах, 4) о сиротах, 5) о мучениках, 6) о расколах, 7) говорят опять о добром поведении и молитвословиях, и наконец, 8) о духовных дарованиях, рукоположениях и церковных канонах. Это тот самый сборник, о котором упомянуто в 85-м апостольском правиле как о книге почтенной и святой ( βιβλα σεβσμια κα για), с припиской, что его не подобает обнародовать перед всеми ради того, что в нем таинственно, – очевидно, весьма странной после того, как уже в самом начале автор посвящает его всем уверовавшим из язычников, обращая затем свою речь к мирянам. Подлинным этого сборника никогда никто не признавал; по-видимому, и сам автор не выдавал своего сочинения за произведение кого-либо из апостолов или мужей апостольских и хотел только сообщить уверовавшим из язычников в данной форме все церковные порядки, по его простодушному убеждению всецело узаконенные апостолами в том самом виде, как они существовали в его время, не думая делать какого-нибудь подлога. Но древности и некоторой доли церковного значения его, по крайней мере в том виде, в каком он существовал первоначально, отвергать нельзя. Как бы кто ни думал о времени последней редакции 85-го апостольского правила, вышеприведенная приписка которого в самом деле носит на себе ясный отпечаток времени и среды ареопагитских творений, во всяком случае правило это принадлежит, по крайней мере, IV столетию, и относить его к более поздней поре нельзя уже потому, что в таком случае оно не соответствовало бы принятому позднее канону священных книг, а следовательно, и Постановления Апостольские, в этом правиле упоминаемые, должны иметь древность, по крайней мере, IV в. |
| На следующее утро, по Божьему смотрению, как кажется, а не по старанию диавола, епископ, проснувшись, раскаялся, что отставил Феофила от экономской службы. Послав людей, чтобы снова призвать его к себе, в архиерейский дом, он с большими почестями возвел его в прежнюю должность, воздал ему двойную честь и вручил еще большую власть над церковным имуществом и над всеми делами. Сверх того, епископ в присутствии причта и граждан испросил у Феофила прощение. — Прости меня, брат, — сказал он, — прости, я согрешил перед тобою, обесчестив твою святыню, когда поставил на твое место человека недостойного. Теперь я отставляю его, тебя же молю снова принять экономское управление. С этого часа Феофил начал жить в своей прежней чести и власти, почитаемый выше всех, и заведуя всеми экономским делами. Не только причт и граждане воздавали ему великие почести и со страхом повиновались, но и сам епископ возымел к нему уважение, а прежние враги со стыдом замолчали и начали смиренно искать его милостей. В это время нечестивый и хитрый волхв часто навещал Феофила. — Видишь ли, господин мой, — говорил он, — как я и мой князь помогли тебе по твоему желанию, и как скоро ты получил от нас помощь. — Воистину получил. — отвечал Феофил, — и очень благодарю вас. Прожив недолгое время в таком богоотступничестве, Феофил начал как бы пробуждаться от сна и приходить в себя, сознавая свою погибель. Создатель и Искупитель наш, Христос Бог не хотящий смерти грешных, но милостиво ожидающий их покаяния [ 4 ], вспомянул прежнюю добродетельную жизнь и труды Феофила, его многочисленные дела милосердия, заботы о нищих и вдовицах, воспитание сирот, защиту обижаемых, помощь всем, требовавшим помощи и всё множество его благодеяний. Не презирая Своего создания по Своей неизреченной благости, Господь явил на нем Свое милосердие ибо нет греха, побеждающего Его человеколюбие: тайным и божественным Своим внушением, Он вложил в сердце Феофила мысль о покаянии и обращении. Придя в чувство, Феофил начал размышлять, какое великое и ужасное совершил он злодеяние, отрекшись от Христа Бога и Пречистой Богоматери ради временной и ничтожной человеческой чести. Он начал страдать в душе, мысленно скорбеть и каяться, тяжко вздыхая из глубины сердечной, ударяя себя в грудь, горько плача и рыдая. |
| —39— брачный союз. Идти наперекор естественным запросам этого рода, противопоставляя им безусловное требование единобрачия, во многих случаях значило бы подвергать непосильному искушению человеческое несовершенство и отдавать его в жертву невоздержания, находящего себе удовлетворение во внебрачных связях. Отсюда становится совершенно понятным раскрываемый древнехристианскими писателями церковно-аскетический взгляд на повторяемость брака, как на remedium incontinentiae – предохранительное средство против полового невоздержания 1848 . Но многократное обращение к remedium не соответствует достоинству христианина, как свидетельство о крайне нездоровом его нравственном состоянии, и потому естественно вызывает неблагосклонное отношение к себе со стороны церкви. «Non prohibemus secundas nuptias, sed non probamus saepe repetitas» 1849 – вот общая древне-церковная точка зрения на последовательное многобрачие, соответственно которой представители церковной власти, «заботясь о подобающем христианской жизни благоприличии», настойчиво стремились – как мы видели – к тому, чтобы насколько возможно ограничить повторяемость браков. Но какова же была при этом собственно догматическая точка зрения на второй и третий брак? Вполне определенного и прямого ответа на этот вопрос мы напрасно стали бы искать у древних христианских писателей. Но некоторые, и при том довольно твердые, на наш взгляд, основания для богословских соображений по этому вопросу у них все же есть. Исходным пунктом таких соображений должны служить слова св. ап. Павла, разрешающего юным вдовицам вступать в новый брак, «точию о Господе» (μνον ν Κυρ, – 1Кор.7:39 ). Смысл этого изречения у древнехристианских толковников достаточно определен. В их изъяснении слова: «точию о Господе» являются предостере- —40— жением со стороны апостола юных вдовиц от возможности вступить в брак, не соответствующий христианско-церковным требованиям относительно этого союза 1850 . Очевидно, слова «о Господе» при таком толковании отмечают собою именно те черты, которые отличают, собственно, христианский брак от брака вообще, в смысле естественного, общечеловеческого союза. В чем же состоит наиболее важное и существеннейшее из этих отличий? Bonum nuptiarum – отвечает на это блаж. Августин – per omnes gentes atque omnes homines in causa generandi est et in fide castitatis, quod autem ad populum Dei pertinet, etiam in sanctitate sacramenti 1851 . Но эта «святыня таинства», присущая христианскому |
| «Поскорбимся самовольно во временнем сем житии, да вечно возрадуемся, так поучает митрополит., юн ли еси, паче прилежно внимай, да измлада научившимся добродетельному житию, с дерзновением внидеши в радость Господа своего; стар ли еси, много паче внимай, яко отшествие твое близ и без вести конец: земледелатель ли еси, от сего паче внимай яко земная смертна и тленна, будущая же безсмертна и безконечна; вдовец ли еси или паче вдовица, не люби утешатися и дрочитися, бежи от сих, яко от змия: ов убо облазивых жене и девиц и других доброзрачных лиц, ова же мужей и красоты юношества, и прочих всех, и даже своих с своими пребываний неполезныхъ; инок ли еси, внимай о нем же изшел еси да не погрешиши, ища не тленных, презирай тленная. Вси убо купно внимаем и старии, и юнии, и раби, и свободнии воззрим на будущая, приготовим путешественная, а другая напред послем, да тамо пришед готово обрящем, смерть близ, а конец без вести…» В конце поучения находится увещание пастыря несодевать зла ближним, взыскивать разума божественных писаний и следовать по стопам блаженных и святых отец. По содержанию собственных рассуждений Даниила, равно как и по содержанию приводимых им аргументов слово о воплощении отвечает своей полемической цели, направленной к опровержению лжеучения Вассиана Косого. Но в определении степени доказательности и вескости суждений играет весьма важную роль и формальная точка зрения, установившаяся на те или другие аргументы и заключающаяся в большей или меньшей авторитетности самого памятника, откуда черпаются доказательства. Рассматриваемые с формальной точки зрения проводимые в слове Даниила против Вассиана доводы имели для него не одинаковую силу убедительности. Критически развитый ум Вассиана вовсе не мог поддаться и убедиться такими приводимыми в написанном против него слове аргументами, как выдержки из какой-то книги Иакова Жидовина, произведения неизвестного выкрещенца из евреев, насильственным образом обращенного в христианство, или как церковные песнопения и отрывки из прологов, равно как такие произведения неизвестного автора и неизвестного времени, как Хрусова повесть и под. |
| 216 «Брак, по Тертуллиану , есть соединение Богом двоих в одну плоть; всякое соединение после какого бы то ни было расторжения брака будет прелюбодеянием». De monogamia, с. IX. Второбрачный «alium habebit in spiritum, alium in carne. Hoc erit adulterium, unius foeminae in duos viros conscientia». De monog., c. X–XI, col. 941–3. 219 См.: Ad uxor., lib. 1, C. IV. – Интересно отметить, что Тертуллиан , сравнивая вдов с девственницами, отдает полное предпочтение первым. Девство легче, ибо легко не желать того, чего не знаешь. Девица может считаться более счастливой, а вдовица более страждущей (laboriosior); та – потому что всегда имела благо, а эта – потому что нашла его. См.: Ad uxor., c. VIII, col. 1287–1288. 225 См.: Advers. Marcion., lib. IV, c. XXXIV. «Illicite enim dimissam pro indimissa ducens, adulter est. Manet enim matrimonium, quod non rite diremptum est. Manente matrimonio nubere adulterium est». Moy и Roskowany это свидетельство не нравится и посему они illicite относят к ducens, так что все выражение изменяется так: «Dimissam pro indimissa illicite ducens, adulter est». – См. также: Moy Е. Op. cet. S. 20, Anmerk. 26; Roskowany А. De matrimonio in ecclesia catholic (Vindelic, 1840) t. II, p. 222–223; Cigoi А., S. 13. 228 См.: Moy Е. Das Eherecht der christen. Regensburg, 1838, S. 18–20. – Однако с таким утверждением не соглашается Launoi, который делает такую ссылку на Maldonat " a: «De Tertulliano Ioan. Maldonatus in c. XIX Matth. sic censet: Legimus nonnulos auctores veteres in ea fuisse sententia, Tertullianum lib. IV contra Marcionem scilicet, ut liceret mareto, dinussa propter adulterium uxore, celiam ducere». Launoi J. Opp. T. I, pars II colon, 1731. p. 826. – См. также: Cigoi А. Op. cet. S. 12. 229 «Unde sufficiam ad enarrandam felicitatem eius matrimonii, quod ecclesia conciliat et confirmat oblatio, et obsignat benedictio, angeli renuntiant, Pater rato habet?» Ad uxor., lib. II, c. IX, col. 1302. 231 Катанский А. Л. К истории литургической стороны Таинства Брака//Христианское чтение, 1880. Январь–февраль. С. 103. – Ср.: цит. иссл. его же: Катанский А. Л. Догматич. учение о семи церковных таинствах. С. 318–319 и прим. 3 (с. 318). |
| Так почему же сегодня уставным выражением лица у слишком заметной части наших прихожан считаются тоскливые глаза бассет-хаунда? Почему столь мрачны наши одежды? Один из знаков катастрофы, которая с нами произошла, это революция в церковно-национальном костюме (национальный костюм и церковное платье для меня одно и то же, ибо с нацией можно встретиться только в храме, а не в метро). Если в XIX веке женщины одевали в храм самые яркие, самые сарафанистые платья , то сегодня, напротив, преобладают черно-коричневые тона. А где знаменитые «белые платочки»? Сравните фотографии церковных служб сорокалетней давности и современную картину. Именно белых платочков в храмах стало меньше. Темные цвета стали основными. Верный знак перемены религиозной психологии. Однажды меня потрясло письмо блаженного Августина. Он жестко выговаривает одной своей прихожанке — Экдиции — за то, что та при живом муже стала носить черную одежду вдовы . Такой выговор означает, что в православных храмах пятого столетия по одежде можно было опознать: это — девица, это мужняя жена, а это — вдовица. Но в наших храмах, судя по одежде, теперь все вдовицы. Начиная с трехлетнего возраста! Однотонно мрачный стиль наших церковных одежд означает, что ушла культура праздника. И это катастрофа не меньшая, чем демографическая. Ушло радостное переживание народом своей веры. И дам этому народу сердце, иссушенное печалью, взор унылый и потухший, душу, снедаемую скорбью… (Втор 28:65; перевод с греческого ). Вот, читаю как-то книжечку об одной новоявленной чудотворной иконе Божией Матери, и какая-то женщина говорит в этой брошюрке: «Когда чудотворную икону принесли к нам в храм, я как ее увидела, мне тут же захотелось умереть» . Но почему же ей, бедняжке, не хочется жить и работать во славу Божией Матери, почему сразу умирать? Не слишком ли часто наши «мироносицы» так все и продолжают нести миро и слезы на могилу Того, Кто Всемогущ и Пасхален? В какой морок мы впали, я вижу по тому, как церковные аудитории реагируют в случаях, когда обращаешь к ним простой вопрос: «Скажите, при каком именно царе-батюшке строилось так много храмов на Руси, как сейчас?». Напоминаю: к началу 90-х годов в России (РСФСР) было порядка трех тысяч действующих храмов. Сегодня их — 17 ООО. По тысяче храмов в год открывалось в годы тех «реформ», что принято сейчас проклинать! По три храма в день! |
| Переведено из Anal, sacra; заимствовано Питрою из Тавринского кодекса (f 35), с следующим надписанием Τς γας κα θαυματουργο βασιλιας Θεοφανιας. Творение неизвестного подражателя св. Роману Сладкопевцу. Акростиха нет – Св. Феофания – супруга греч. благочестивая императора Льва Мудрого , царствовавшого от 886 до 912 г. Несмотря на царственное благолепие и богатство, которым святая была окружена, она как повествуется, препровождала жизнь постническую, суровую свойственную инокам: – подвижникам: телом своим не прилижаше к царскому украшенью, аще же и бываше извни малым никим благолипием одияна, но внутрь отай на теле бяху рубы остры власяны, ими же плоть томима умерщвлятеся. Житье ея бе постническое, питашеся бо простым хлибом и сухим зельем, а многопищныя трапезы весьма у нея бяху отвержены. Входящая же в руки ея богатства и стяжанья честная раздаваема бяху требующим нищим и убогим, сиротам и вдовицам, и многоценныя одежды и утвари в руци тих влагахуся иночествующих же худая пребывалища и монастыри обновляхуся от нея, иминьями же и всеми потребными обогащахуся... Слуги своя и рабыни имияше яко братью и сестры, и не звание никогоже простым именем, но всех о Господи славяше званием, почитая коегождо имя и сан и служенье. (Славян. Ч.-Мин.). По злобе и наветам Евхаитского епископа – волхва, Феодора Сантаварина, которого благочестивый Лев отвращался, он безвинно претерпел от отца своего, императора Василия Македонянина, вместе со св. супругою своею. более чем трехлитнее закаючение в темном никоем затвори, от которого, Божием промышлением, они были освобождены по гласу птицы попугая, возглашавшей нисколько раз человеческим голосом: «Увы, увы! Господине Льве!» Это было во время царского торжественного обеда, на котором, по убеждению присутствовавших вельмож, царь умилился сердцем, и, подвигнувшись жалости и состраданием к сыну, повелел вывести его из темницы, и представить к себе, вместе с супругою его, в подобающем царскому величию благолепии. – В Афонском кодакарие Москов. Синод. Библетеке сих кондака и икосов нет. |
| 6) Наконец укажем на недавно появившуюся в «Церковном Вестнике» (1893 г. заметку «К вопросу о диаконах». Автор этой небольшой заметки, вполне соглашаясь с тем, что диакон не имеет права на совершение церковных молитвословий и священнодействий, замечает, что «этот обычай в настоящее время вызывается весьма усложнившеюся церковною практикою, по отношению к коей вполне могут быть применимы божественные слова: «Жатва убо многа, делателей же мало». При этом высказывает следующий проект для искоренения обычая заменять священника диакону: «чтобы восполнить, – говорит автор, – недостаток духовных деятелей и устранить антиканоническую замену диаконами священников, требуется увеличить священнический персонал при приходских церквах посредством новых вакансий вторых священников (из диаконов), в качестве помощников настоятелей, с предоставлением им диаконской части доходов и с упразднением для этого диаконских вакансий при церквах. Последнее мероприятие, т.е. упразднение диаконских вакансий, представляется возможным и в виду того, что в настоящее время не усматривается особой надобности в диаконской профессии (?) – «в служении бедным и вдовицам», за неимением при церквах благотворительных заведений, для заведования коими установлен был диаконский персонал в первенствующей церкви. Да и в образовательном отношении, как показал опыт, диаконы оказываются не соответствующими тем намерениям, какие имелись у Правительства, при открытии диаконских вакансий и увеличения содержания для диаконов в недавнее время». При приведении в исполнение своего проекта, автор находит только одно затруднение: при двух священниках окажется один псаломщик. «Но, – продолжает автор, – с этим затруднением легко справиться. При повсеместном открытии школ грамотности всегда можно рассчитывать на помощь псаломщику со стороны грамотных людей. Если же где не оказалось бы налицо таковых помощников, то, в таком случае, с разрешения епархиального начальства, можно бы нанять на церковный счёт особое способное лицо, в качестве церковника или пономаря, в какой личности чувствуется настоятельная надобность и при теперешнем трехчленном причтовом составе, так как часто случается, что некому бывает ни производить звон, ни прислуживать в алтаре во время богослужения». По поводу высказанного мнения, которое будто бы есть «обще-иерейский вопль», позволяем себе заметить нижеследующее. |
| Так как у наших ревнителей не было достаточного умения составлять и говорит такие проповеди, то решились, чтобы познакомить московское общество с характером настоящей живой проповеди, прибегнуть к помощи приезжих образованных греков. В Москву, 8 декабря 1650 года, прибыл назаретский митрополит Гавриил, игравший деятельную и важную роль посредника между Хмельницким и московским правительством по вопросу о присоединении Малороссии к Москве и хорошо знавший русский язык. Ему поручено было проповедовать в московском Богоявленском монастыре, где он остановился, и где он действительно сказал ряд устных церковных проповедей (из них нам известны четыре проповеди). Особенного внимания заслуживает его проповедь, сказанная им в 1651 году, в праздник Пятидесятницы, причем современный списатель его проповедей счел нужным сопроводить свой список таким замечанием: «глаголаше же сие поучение изоуст вслух всем людем. Отпев божественную литургию». Это поучение назаретского митрополита касалось особенностей тогдашней русской жизни, и, несомненно, имело прямую связь с обличительными и реформационными стремлениями тогдашнего московского кружка ревнителей благочестия, сказано было с их согласия и одобрения. Вот что услышали о себе москвичи с церковной кафедры из уст приезжего греческого иерарха: рассуждая о спасительности и важности крещения, откуда-де произошло и самое название христиан, проповедник говорит, обращаясь к своим слушателям – москвичам: «самих же себе нарекосте болярами, и не Божиих сынов, но сынов болярских любете себе пред человеки нарицати»; что же касается низших себя – «меньших братий своих сущих» – то их называют небесным званием – «христианми» (т. е. крестьянами), но этим названием «яко бы их охуждают, зане поручены им суть, и от их трудов хранилища своя исполняют и пространно питают». Между тем всякая душа, не именующая себя христианином вдовица есть, лишившаяся жениха, «наипаче пространно питающаяся лихоиманием от трудов кровавых меньших подручников». Приглашая всех не гнушаться званием христианина, проповедник восклицает: «устыдися прочее о сем, о любимче, и воскресни от мертвых сих дел и изыди от мрака гордыни суетного гроба тьмы бесовского самомнения»; Царь и Творец всяческих не стыдится нарицать нас своею братиею, «ты ж стыдишися по Адамлю естеству и по духу благодати подручников своих меншею братиею их себе нарицати. |
|
|
