| Ив. Бельскому, но как только одолели кн. Шуйские, они низложили Даниила и возвели в сан митрополита Иоасафа (Скрипицына), из троицких игуменов (6 февр. 1539 г.), но, освобожденный, по его ходатайству, Бельский возвратил себе власть. Летопись приписывает ему и м. Иоасафу освобождение многих опальных князей, царских родственников и упорядочение внутреннего управления; а когда снова одолели Шуйские, начались насилия, Бельский был сослан и умерщвлен; смерть грозила и Иоасафу, но его сослали на Белоозеро (в 1542 г.). По заключении м. Даниила в Волоколамский мон., М.Грек воспользовался случаем, чтобы примириться с ним; но эта попытка оправдания Максима не имела успеха, так как Даниил с негодованием отвечал, что «не за некое ко мне преслушание (перевод Феодорита), но за развращение церковного некоего слова и правого учения возбранил тебя, по божественной ревности от пречистых таин, как хульника». Столь резкий приговор возбудил в Максиме крайнюю скорбь и он излил ее в длинном послании, в котором настойчиво заявлял о своей твердости в вере с юных лет, перечислял все свои труды, совершенные в России, напоминал свою защиту против разных лжеучений, сознавался лишь в «малых описях», допущенных им по неведению и случайным обстоятельствам, указывал на свои скорби и страдания, перенесенные с тех пор и, ссылаясь на евангельские слова о любви и кротости, умолял Даниила «разорить многолетнее на него негодование и показать священную любовь, ссылаясь на слова Иисуса о прощении не до семи, а до седмижды семидесяти раз и, выражаясь, что никто не чист («и ты яко человек»), а о себе, как о смирившемся перед Богом и перед ним, Даниилом, заявляет, что он напрасно осуждает его за ересь и отлучает от причастия, и заключает напоминанием, что оба они предстанут пред страшным и нелицемерным Судией 1966 . Не видно, чтобы просьба о мире имела успех, поэтому едва ли также состоялось и примирение между Даниилом и Вассианом, если они могли встретиться в ссылке в Волоколамском монастыре. В таком случае здесь у Даниила сказалась вполне непримиримость «иосифлянина». |
| Сомнения о приведенных соч. М.Грека были уже у м. Макария (Ист. церк., VIII, 124, 139–140) и поддержаны Голубинским (К нашей полемике с старообрядц. Чт. в Общ. ист. 1905, III, 215–218); также И.Каптерев, Патр. Никон и его противники, М. 1887, Жмакин, М. Даниил, 063, 073, 442–444, ср. посл. епископа князю о пострижении брады и о пользе душевной, полов. XV в. (Архангельский, Нил Сорский , 232). Сочинения эти встречаются уже в Сборн., принадлеж. м. Иоасафу и в древних списках. См. также Опыт рус. историогр., II, 777–778; А.И.Соболевский, Двуперстие, сугубое аллилуиа и хождение посолонь с историч. точки зрения. Владим. 1908 (Труды III области Археол. съезда, Ист. Вестн. 1906, 8, с. 575–576). Вопрос о двуперстии (Синайский, Отношение рус. церкви к светской власти, 1896, сс. 94–96, 126, 159), Жмакин, 16 и прилож. О двойном аллилуиа (Оп. рус историогр., II, 777), Голубинский (Чтения, 1895, III, 215–218). В резком приговоре Максима о тафьях, как магометанской принадлежности, выразилось и чувство негодования его, как грека. О значении бороды в древнерусском быте см. у Буслаева (Очерки рус. народ. слов., II, 215–237), мотивы против брадобрития у И.В.Беляева (Сильвестр и его писания). У готов, как и у германцев, коротко остриженные волосы и бритая борода считались признаком неволи и бесчестия, но с конца XII в., под влиянием Франции, распространяется обычай брить бороду, в XIV-XV вв. бороды по большей части брили и только люди пожилые и высокопоставленные лица носили полную бороду, но ей стали придавать более заостренный вид, что удержалось и в XVI в., причем, ей давали разнообразные формы. Впрочем, и теперь многие брились гладко или носили только бороду, или только усы. Носившие только усы составляли пока меньшинство. Между тем, в Венгрии и Польше вошло в обычай голову брить совершенно, как делают татары и турки, оставляя лишь небольшую прядь волос на макушке; тогда как усы отращивали длинные, бороду брили или носили небольшую или остроконечно подстриженную бородку (см. Вейс, Внешний быт народов, т. II, ч. I, 51, и ч. II, 140, 415, т. III, ч. I, 51, ч. II, 67, 96, 106; III; Hüllmann, Stadtewesen, VI, 146). Тип головы запорожца – также бритый с длинной космой волос – чубом (так наз. оселедец). По словам Буссова, крестьяне называли поляков (в смутное время) глаголяли, потому что они ходили с бритыми головами, оставляя наверху хохол, хохлы в Белоруссии (Соловьев, X, 227, 253, 263; ср. Карамзин. XII, пр. 339). Мы видели, что М.Грек говорит о бритье голов и у москвитян. Византия оставалась верной преданиям Востока и даже в Италии в эпоху возрождения греки неохотно брили бороду, чем нередко вызывали насмешки. (Фойгт, II, 97, 103, 109). М.Грек, подобно Виссариону, мог похвалиться своей роскошной бородой. По вопросу о бороде, усах и одежде см. также у Жмакина (373–375). Любопытно, что новгор. еп. Никиту (XII в.) изображают совсем юным, без бороды (Калугин, 318). |
| МДА Московская Духовная академия. Общество любителей древней письменности (СПб.). ПамСРЛ Памятники старинной русской литературы. Санкт-Петербургская Духовная академия. Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Впервые опубликовано в: Богословский вестник. Сергиев Посад, 1915. Март; Апрель; Май. Виктор Петрович Виноградов (магистр богословия, впоследствии протопресвитер, в 1910–1919 гг. преподавал пастырское богословие в МДА. В 1922 г. рукоположен во иерея святителем Тихоном. В 40-х годах через Прибалтику уезжает за границу. Автор более 50 работ, в т. ч. воспоминаний о святителе Тихоне. 1 Наиболее обстоятельным трудом в этом отношении является книга Лавровского Н. А. “О древнерусских училищах(по конец XV в.)” (Харьков, 1854), в настоящее время представляющая библиографическую редкость. По утверждению А. С. Архангельского, она приводит к очень неутешительному заключению: “собранный здесь весьма тщательно материал характером своим лучше всего доказывает совершенное отсутствие у нас в древнее время (XI–XV вв.) каких-либо училищ”. — Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Ч. I. Нил Сорский. СПб., 1882. С. 185. Прим. 2 Большинство таких трудов указано в книге: Григорьев В. В. Исторический очерк русской школы. М., 1900. С. IV–V. 8 Проф. Голубинский утверждает: “мы имеем решительное доказательство, что под надзором и ведением епископов в помянутое время никаких училищ не находилось”. — Голубинский Е. Е. Указ. соч. Т. I. Пол. I. С. 723. 11 Повесть о Евфросинии Полоцкой//Памятники старинной русской литературы. Вып. IV.CNб., 1862 (далее — ПамСРЛ). С. 175. 21 См. Некрасов И. С. Зарождение национальной литературы в северной Руси. Одесса, 1870; Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. В зависимости от последнего исследования явились труды: Кадлубовский А. П. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. Варшава, 1902; Коноплев Н. А. Святые Вологодского края//ЧОИДР. 1895; Яхонтов И. А. Жития святых северно-русских подвижников Поморского края как исторический источник. Казань, 1882; Ученый справочный указатель по литературе древнерусских житий: Барсуков Н. П. Источники русской агиографии. СПб., 1899. |
| Игорь Яковлевич был человеком трезвым и, естественно, боролся против ложных неоязыческих измышлений. Он считал Велесову книгу подделкой, направленной на разрушение России. Интересный, хотя и дискуссионный, его концепт опричнины. По его мнению, в конечном счёте опричнина восходит к борьбе против жидовствующих. Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена ереси, подрывающие основы веры и зарождающегося самодержавия. И вот эта война, продолжавшаяся почти целый век, породила религиозно-политическую неустойчивость, которая угрожала самому существованию русского государства. И при всей дискуссионности концепции трудно не согласиться, что бурление различными еретическими движениями после ереси жидовствующих продолжалось вплоть до введения опричнины: это и ересь Вассиана Патрикеева, ересь Башкина и других. Следует отметить, что Игорь Яковлевич Фроянов был человеком, который не боялся мыслить самостоятельно и не боялся высказывать свои мысли вслух, за что и пострадал. Андрей Леонидович Вассоевич уже высказывался о его труде «Погружение в бездну». Должен сказать, что данная работа Игоря Яковлевича, как и его труд по истории Древней Руси, сделана по законам искусства. Несмотря на то, что самые важные документы ещё не опубликованы и вряд ли когда-либо будут опубликованы, тем не менее, на основании открытых источников и наблюдавшихся им исторических событий Игорь Яковлевич смог правдиво отразить суть исторического процесса в конце ХХ века и вскрыть причины крушения Советского Союза. Безусловно, не все его идеи, высказанные в разное время, являются бесспорными. В частности, его прежние взгляды на Христианство и представление о том, что до 14 века русское общество в целом было языческим. Я придерживаюсь иного взгляда. И, тем не менее, мы потеряли сильного, смелого и глубокого мыслителя. И боюсь, что потеря Игоря Яковлевича невосполнима. Ныне на наших глазах практически ушло военное поколение. А сейчас уходит поколение детей войны. На факультете мы остались почти без стариков - представителей старшего поколения. |
| 1. Алексей С. Павлов сын причетника томской епархии (родился в 1832 году). По окончании воспитания в Тобольской Семинарии, как даровитый питомец ее, он поступил в 1854 г. для довершения образования в Казанскую духовную Академию. С умом острым, при темпераменте живом и увлекающемся, талантливый А. С. Павлов хотя и выдвинулся из среды своих сотоварищей по академии 1 и занял в списке 7 курса первое место, но не был оставлен при Академии бакалавром. Причины этого обстоятельства кроются, во-первых, в нерасположении нового ректора Академии арх. Агафангела 2 , вообще, и лично к А. С. Павлову , в частности, за его студенческие увлечения и живой темперамент 3 и, во-вторых, в желании ректора видеть в академической корпорации молодых людей с наклонностями к монашеству, на что Алексей Степанович не подавал никаких надежд. Назначенный, по окончании курса в Академии, преподавателем общей и русской церковной истории в Казанскую духовную Семинарию, Алексей Степанович, однако же, не оставался в Семинарии и одного года и был перемещен в Академию 11 марта 1859 года бакалавром по кафедре канонического права и литургике, так как желательных кандидатов не было на лицо. Но «литургика, по замечанию П. В. Знаменского , бывшего одним из первых слушателей А. С. Павлова , не смотря на множество совершенных им работ по этому предмету 4 , была у него менее любимой наукой, и разрабатывалась им менее самостоятельно, чем каноника» 5 . Главным толчком к самостоятельным изысканиям в области канонического права вообще и русско-византийского права в частности послужило богатое собрание канонических сборников в рукописях Соловецкой библиотеки, переданной в ведение Казанской Академии 6 . С увлечением отдавшись их всестороннему изучению на первых порах своей службы в Академии, Алексей Степанович заложил здесь прочные основания тому научному и богатому запасу сведений по излюбленной специальности, которым он мастерски пользовался всю свою не кратковременную жизнь, и который он не успел исчерпать и до самого конца, несмотря на свою необыкновенно плодовитую деятельность. Доказательством для сего может послужить ряд статей, напечатанных в «Византийском Временнике» за 1895 и 1896 годы, и множество материалов для предположенной, но не осуществившейся 2 части «Памятников древнерусского канонического права». Что же касается прямых и очевидных результатов его увлечения и серьезного занятия каноническими памятниками на первых порах его службы, то они сказались в целом ряде изданий новых и неизвестных памятников, как, напр. «Церковно-судебные определения Киприана, митрополита новгородского» (Прав. Соб. 1861, т. 3), «Послание старца Елеазарова монастыря к великому князю Василию Иоанновичу» (там же, 1863, т. 1), «Послание Геннадия Новгородского к Московскому собору 1490 г.» (там же), «Три, доселе неизданных, послания князя Андрея Курбского» (там же, т. 3), «Полемические сочинение инока-князя Вассиана Патрикеева» (там же) и «Апокрифическое слово о судиях и властителях» (там же, 1864 г., т.1) |
| Памятником пребывания молодого Максима в монастыре флорентийских доминиканцев являются два его рассказа о католических монастырях, написанных впоследствии в России. Один мы читаем в сочинении «Повесть страшна и достопаметна и о совершенном иноческом жительстве», а другой – в его «Послании о католических доминиканском и францисканском монашеских орденах». В этих рассказах, особенно в первом, описаны такие детали монастырской жизни, которые могли быть известны только очевидцу. Вместе с тем рассказы свидетельствуют, что уже тогда, во время пребывания в монастыре св. Марка и под влиянием реформаторской деятельности Савонаролы, у Максима Грека сложились нестяжательские взгляды и представления об устроении монастырей и монашеской жизни. Но эти нестяжательские взгляды, вынесенные Максимом из Италии, не являются результатом латинизации, так как они полностью совпадают с учением о том же предмете русских нестяжателей, как оно изложено в «Предании учеником» 30 и «Уставе» преп. Нила Сорского и в «Собрании некоего старца на воспоминание своего обещания» Вассиана Патрикеева 31 . Максим Грек , как и Савонарола, а равно как и русские нестяжатели – Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, в своих взглядах на устройство монастырей и на монашескую жизнь исходили из идеалов первоначальной иноческой нищеты. Инок отрекается от всего мира, чтобы жить «по Бозе», а следовательно, отрекается и от всякой собственности. Существенное условие монашеского подвига – полная нестя-жательность, совершенная нищета, бедность. На таких началах Савонарола пытался устроить жизнь в руководимом им монастыре св. Марка во Флоренции, в котором пробыл около двух лет молодой Максим Грек . Здесь и сформировалась его нестяжательская идеология, которой он оставался верен всю свою жизнь и в защиту которой он написал целый ряд замечательных произведений 32 . 2 Следует отметить, чго итальянский и особенно афонский периоды в жизни Максима Грека до сих пор остаются весьма слабо освещенными. Только в недавнее время западный ученый И. |
| п., боярство было склонно видеть именно в вотчинном быте духовенства причину утраты своего прежнего влияния при великом князе. Поэтому кирилловские нестяжатели очень рано обратили на себя внимание боярского сословия. Летописец под 1478 г. отмечает, что в Кирилловом монастыре были в числе монахов «бояре богатые», которые гордились своим сословным «высокоумием и богатством» и в иноческой рясе 91 . Всматриваясь в состав кирилловских нестяжателей, мы видим в их среде по преимуществу бывших дьяков или бояр. Сам преп. Нил происходил из рода дьяков Майковых 92 . Гурий Тушин был из рода бояр Квашниных. Ученик преп. Нила Иннокентий – из рода Охлебининых. Вассиан – из рода князей Патрикеевых-Ряполовских. Старец Герман Подольный происходил «от благородного корене» и т. д. Нестяжателям сочувствовали дьяки и бояре московские, напр., другом Майкова был Иван Гаврилов Заболотский 93 и другие. Если некоторые из перечисленных нестяжателей, принимая монашество, умели подчинять свою волю задачам иночества, то другая половина не забывала прежних интересов и в монастырях. Из этой среды и возникла третья наиболее крайняя либеральная фракция кирилловских нестяжателей. Вследствие политической подкладки воззрений, идеи этого кружка относительно монастырского устройства не вытекали непосредственным образом из какого-либо устойчивого воззрения на иночество. Представители этого кружка подгоняли идеи преп. Нила к своим целям, поскольку первые сходились с их замыслами, но лично к себе члены кружка не прилагали этих идей во всей их совокупности. Ратуя против невыгод вотчинного быта, такие нестяжатели сами же забывали о них и вели роскошный и привольный образ жизни. Замечательно, что некоторые из них, как и Иван вели сношения с жидовствующими 94 , которые также враждовали против монашества. Таким образом, эта группа нестяжателей прежде всего решительно отвергала вотчинный быт монастырей, не столько по мотивам религиозно-нравственного свойства, сколько по соображениям практического характера. |
| Слово об осуждении еретиков Иосифа Волоцкого Подготовка текста и комментарии Я. С. Лурье, перевод А. А. Алексеева «Слово об осуждении еретиков» было написано уже после составления краткой редакции основного противоеретического сочинения Иосифа Волоцкого – «Просветителя» и после расправы его над еретиками в 1504 г. «Слово об осуждении еретиков», написанное, по всей видимости, самим Иосифом Волоцким , было затем включено во вторую пространную редакцию «Просветителя», составленную в 1510–1511 гг., в качестве тринадцатого «слова». Один из самых ярких памятников религиозной нетерпимости господствующей церкви начала XVI в. «Слово об осуждении еретиков» был, очевидно, ответом на довольно широко распространенное в русском обществе того времени отрицательное отношение к массовым казням еретиков. До XVI в. казни еретиков на Руси были довольно редким явлением; до этого времени не существовало и достаточно разработанной системы инквизиционных процессов (недаром предшественнику Иосифа – Геннадию Новгородскому – приходилось в этом вопросе сослаться на опыт «шпанского» (испанского) короля). Сам Иосиф Волоцкий писал в шестнадцатом «слове» «Просветителя», что после того как еретиков осудили «на смерть, то християне православнии скорбятъ и тужатъ, и помощи руку подавають, и глаголють, яко подобает сих сподобити милости». В полемику эту включился и виднейший публицист нестяжательского направления – Вассиан Патрикеев, разобравший в своем «Ответе кирилловских старцев» (см. наст. т.) многие из примеров религиозной нетерпимости, на которые ссылался в «Слове» Иосиф Волоцкий . При включении в пространную редакцию «Просветителя» в «Слово» был вставлен ряд дополнительных примеров наказания еретиков и иноверцев из Библии и церковной практики. «Слово об осуждении еретиков» публикуется по списку: РНБ, F. I. 229, лл. 259–280, для исправлений привлекается список РГБ, ф. 247 (Рогожское собр.), 530. В списке F. I. 229 «Слово об осуждении еретиков» помечено как «Слово 10» – это связано с тем, что ему предшествует особая редакция «Просветителя», состоящая из девяти «слов» (точнее, из десяти «слов», но десятое и девятое «слова» слиты воедино). В списке РГБ, ф. 247, 530, пометы «Слово 10» нет; мы опускаем ее при публикации. |
| Развитие публицистической мысли вызвало появление новых форм литературы, новых жанров. Первая половина XVI века отмечена сложными и разносторонними исканиями в области художественной формы. Устойчивость средневековых жанров нарушена. В литературу проникают деловые формы, а в деловую письменность – элементы художественности. Мы видели уже, что темы литературы XVI века близки к публицистике, – это темы живой, конкретной политической борьбы. Многие из тем, прежде чем проникнуть в литературу, служили содержанием деловой письменности. Вот почему формы деловой письменности становятся и литературными формами – это прежде всего касается введения в литературу формы челобитных и писем. Пересветов пишет челобитные. Их содержание близко к содержанию обычных деловых челобитен. В них, как и во всяких челобитных, есть конкретный адресат (у Пересветова – великий князь, царь), есть в них и обычные личные просьбы: о допущении его «речей и дел перед государя», о защите его от сильных людей и о заказе ему изделий (щитов). Однако наряду с обычными для челобитных просьб есть и необычные. Основная тема челобитных Пересветова – отнюдь не личная. Личная – лишь прикрытие, дань деловой условности. Он обращается не с просьбами, а предлагает государственные проекты. При этом в челобитных Пересветова имеются элементы легенды, развитой рассказ. Перед нами очень важный процесс претворения деловой литературы в литературу художественно-публицистическую, обогащение жанровой системы древнерусской литературы за счет деловых жанров. Процесс этот способствовал секуляризации литературы, протянувшись на целые полтора-два века. В литературе XVI века часто трудно решить – где кончается литература и начинается деловая письменность. Трудно решить: в деловую ли письменность проникают элементы художественности, или в литературе используются приемы деловой письменности. Литература широко обращается к формам устной, ораторской речи, к формам диалога, философской прозы. Литература не столько показывает, сколько рассуждает, размышляет, спорит, доказывает, приводит широкую аргументацию. В форме диалога написано «Того же инока пустынника Васьяна (Вассиана Патрикеева. – Д. Л.) на Иосифа, игумена Волоцкаго, собрание, от святых правил и от многих книг собрано, и на его ученики, и различныя межь собя ответы от книг». Произведение построено как диалог между Вассианом и Иосифом. |
| Св. Нил (14331508) был современником очень близких отношений между Русью и Константинополем, несмотря на одностороннюю русскую автокефалию. Это было время расцвета на Руси восточного Предренессанса. Нил происходил, по-видимому, из крестьянской семьи Майковых. Хотя существуют дворяне Майковы, но, как указывает Федотов, сам Нил называл себя поселянином. Он получил хорошее по тем временам образование, был сначала переписчиком книг, затем провел несколько лет на Афоне. Став горячим сторонником исихазма, он проводил его традиции в русское монашество, создав свой заволжский скит исихастского типа. О личности Нила известно очень мало, так как в своем безграничном смирении Нил отказался составить автобиографию или изложить ее своим ученикам. Согласно православному учению, Нил считал гордыню и тщеславие в числе восьми самых главных греховных соблазнов. В завещании он требует от учеников после своей смерти выбросить его тело в пустыни, т.е. в лесной чаще, на съедение зверям и птицам, ибо это тело «согрешило много перед лицем Господним и не достойно погребения». Учение Нила замечательно признанием изначальной свободы личности, которая подразумевается, когда в своем «Предании ученикам своим о жительстве скитском» он «ставит под сомнение человеческое руководство на путях духовной жизни» 21 , предлагая человеку самому находить свой путь спасения, пользоваться «беседами разумных и духовных мужей», но никому не отдаваться слепо. Работая над житиями, Нил занимается их исправлением по разуму, т.е. признает принцип критического анализа и предупреждает, что «без мудрствования и доброе на злобу бывает». Он выступает сторонником маленьких монашеских общин по три, максимум четыре монаха, включая старца. Он учит внутренней или «умной» молитве, слезам и памяти о смерти, тренировке тела и подчинению его молитве, трезвению сердца, умению отличать хорошие книги от плохих и пустых. Он выступал решительно против владений монастырских, а не церковного имущества вообще, хотя его осуждение роскоши и богатства в украшении церквей можно истолковать как предпочтение материальной бедности для Церкви в целом. Монахи же должны ничего не иметь и питаться плодами труда своего, принимая подаяния лишь в крайнем случае. В его уставе очень мало формализованных правил и жестких требований. Еретиков покаявшихся, учит Нил, надо принимать с любовью как братьев, а непокаявшихся увещевать и просвещать и лишь в крайнем случае изолировать в монастырях, но не казнить смертью . (Это не в уставе, а, видимо, из прений на соборах по поводу жидовствующих. Наиболее четко эту установку будут защищать его ученики, особенно Вассиан Патрикеев.) |
|
|
