| (Из истории московских окраин) Москва начала свою историческую жизнь на территории очень редко и очень слабо населенной. Левый, холмистый берег Москвы-реки, между устьями рек Неглинной и Яузы, покрыт был густыми лесами, уходящими далеко на север, и изрезан ручьями, оврагами и ненаезженными дорогами. Селения попадались только на этих путях сообщения, по рекам, ручьям и дорогам. Вместе с ростом и расширением Москвы и образованием в ней столичного центра оживали и окрестности ее, уплотнялись селения, притягивались сельские пахари, кустари и ремесленники всякого рода, работавшие на Москву и сами кормившиеся от нее и около нее. Из Москвы протянулись дороги по всем направлениям, для связи с ближними и дальними городами. Одна из таких дорог потянулась из Москвы на северо-восток, к старым городам Владимиру и Суздалю. Дорога эта, выйдя за вал Земляного города Москвы, сразу проходила по селу Елохову, широко расселившемуся по большому ручью Ольховцу и его мелким притокам. Для переезда через ручей был устроен проезжий мост, конечно, деревянный, сохранявшийся до 1791 г. и называвшийся Елоховским. Южнее моста местность несколько возвышается к Земляному валу, и здесь, на дороге, образовалась Басманная слобода, входившая в состав села Елохова, как одна из улиц села 1 . В сентябре 1517 г. на этой возвышенности Басманной слободы села Елохова произошло событие, имевшее большие последствия в судьбе Басманной слободы: до этого места, с которого начинался спуск к Елоховскому мосту, шел громадный крестный ход из Москвы с царем Василием Ивановичем и Митрополитом Варлаамом во главе. До этого места москвичи торжественно провожали иконы и другие святыни, принесенные из Владимира в Москву для подновления и украшения их «сребром и златом». Когда эти работы были совершенно закончены и все иконы и святыни готовы были к возвращению во Владимир, все московское духовенство, царь и множество народа приняли их на свои руки и понесли в обратный путь по Владимирской дороге. Дойдя до южной части села Елохова, в Басманной слободе, москвичи простились с Владимирскими святынями и вернулись в Кремль, а владимирцы крестным ходом провожали их в обратный путь домой, во Владимир. |
| Будучи же украшен мудростью, соединенною с благочестивою кротостью, ты в божественных всенародных и в отдельных празднествах состоишь представителем и премудрейшим украшением этих торжеств. В советах же по делам управления государственного, касательно благоустройства положения подданных, также и по устройству военного положения, кто из нынешних и прежде бывших царей окажется способнейшим к сему Василия Иоанновича, славного Великого Князя всея России? Итак, хорошо было сказано нами выше, что чудная и славная держава твоя представляет собою олицетворение вышеприведенных слов Иустиниана, так как ты имеешь при себе содержащего архиерейский престол славного во архиереях господина Варлаама, преосвященнейшего Митрополита всея России, духовного отца твоей державы и всегдашнего ходатая к Богу. При вашем обоюдно согласном управлении чисто сияет благочестие, соединенное с правдою и благозаконием, так что при вас явственно исполняется реченное божественным Давидом: Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче; поэтому Господь даст благодать, и земля ваша даст плод свой, и правда ваша пред вами предыдет, и положит стопы ваши в путь, ведущий к горнему ( Пс.84:12–14 ). Итак, царское помазание, исходящее от первого и Единого истинного Благого, как сказано выше, достигло и до твоей державы вместе с другими бесчисленными благами, которыми неоскудно обогащен царский твой разум. Это то самое теперь подвигло твою державу к переводу толкований псалмов, которые много лет были заключены в книгохранилищах, не принося никакой пользы людям. Но твое царство, просвещенное в разум живущею в тебе благодатью, как я выше сказал, и исполненное в духе божественной ревности, тотчас сообщает совет своему о Господе отцу, господину Варлааму, преосвященнейшему Митрополиту всея России, и, приняв от него молитву и благословение, вскоре не пустыми письмами, но полными, как колосья, человеколюбия, приносящими обильный плод, обращается к старейшине – проту – и к инокам, живущим на Святой Горе, приглашая из честной обители Ватопедской некоего Савву, одного из находящихся в ней чтимых священников. |
| Вероятно, Преосвященный Авидский не читал статьи С. Шумило. Напомню, там цитируются документальные свидетельства самого Боднарчука, заверенные его подписью. В них Боднарчук, во-первых, признает совершенные им в 1990 г. «хиротонии» недействительными. А во-вторых, сознается, что собственноручно подделал подпись Варлаама на документе вскоре после того, как тот умер и уже не мог опровергнуть подделку. Историк приводит современные документальные свидетельства живых очевидцев, ближайших к владыке Варлааму людей — его протодиакона и водителя. Они также заявляют, что в указанные сроки Варлаам находился в Крыму и во Львов не ездил. Думаю, Преосвященный Авидский прекрасно понимает, что апостольское преемство чекалинских «иерархов» доказать невозможно. Поэтому он выдвигает третью линию аргументации — экклезиологическую, и она выглядит еще хуже. Он заявляет, будто вопрос апостольского преемства при принятии из раскола вообще не имеет значения. При этом он крайне пристрастно толкует ряд исторических примеров. Например, ошибочно говорит, будто мелитиане были приняты Первым Вселенским Собором без рукоположения, тогда как в соборном послании Собора прямо сказано, что их «утверждали более таинственным рукоположением» (μυστικωτρ χειροτον βεβαιωθντας). Эти аргументы восходят к старой брошюре митрополита Анхиальского Василия. На них уже давала развернутый, подробный ответ Синодальная библейско-богословская комиссия Русской Церкви. Нам, по сути, предлагают поверить, будто любой мирянин, побывавший в расколе и не имеющий даже апостольского преемства, может быть принят в сане «епископа» одним лишь росчерком пера. Архиепископ Авидский при этом утверждает, ссылаясь на житийный материал сомнительной богословской ценности, будто и Евхаристия может быть совершена мирянином. К сожалению, со стороны Константинопольского Патриархата не было проявлено необходимого интереса к вопросу о хиротониях украинского раскола. Не было изучения архивных документов и канонического исследования: до сих пор его пытаются заменить легендами и фальшивками либо пустой риторикой. |
| И пусть ни одно слово не будет иметь обособленного смысла, и всему перечню имен будет соответствовать одно означаемое, и одно описание восполнит собой определение каждого из произносимых [имен]. Если тебя спросят, что обозначает „судия», дай в ответ истолкование нерожденности; если потребуется дать определение справедливости, имей наготове ответ о бестелесности; [если спросят] что означает „нетленность», ты, конечно же, скажешь, каково значение слова „милость», или „суд». Таким образом, пусть все эти имена переходят одно в другое, ибо нет обособленного смысла, который бы одно от другого отделял. И если Евномий устанавливает такой закон, то почему Писание напрасно называет Божественную природу многими именами, нарекая Бога Судией, справедливым, крепким, долготерпеливым, истинным, милостивым и другими подобными словами? Ведь если ни одно из имен не постигается в каком-либо обособленном смысле, но все перемешано по причине смешения в означаемом, то напрасно будет для одного и того же пользоваться многими наименованиями, ибо нет никакого различия в означаемом, которое бы отделяло имена одно от другого» 270 . 18 Видишь ли, как Божество и является, и именуется многоименным посредством Своих энергий, ибо в каждой из них всецело созерцается? Но довольно об этом. Отчего же они не назовут двубожником и Василия Великого , который, как было показано, хоть и не называет энергию Богом, но вполне эту [энергию в Боге] признает? Пусть и он будет причислен к сторонникам святого Паламы. А лучше, поскольку это место дает нам [такую возможность], рассудим о том пресловутом обвинении против нас как можно более ясно и кратко, приводя богословские речения о Божестве. Божеством мы называем и Божественную сущность, и энергию, что можно услышать из речений богословов и что мы сейчас слышим – энергию же не только созерцательную, но и всякую, на которую может указывать это наименование, у многих воспринимаемое в различных значениях. Ведь слово «Бог» ( θες) богословы возводят не только к «созерцать» ( θε σθαι), но и к «бежать» ( θειν), и к «светить» ( αθειν), и к «очищать» ( θεον), так что, следовательно, Божество понимается и как созерцательная энергия, и как сила, повсюду и через все проходящая, и очистительная, и просветительная, и делающая богом, и какая-либо иная, какую только могут примыслить мудрые в Божественном исходя из развития имени. |
| весьма важных церковно-политических вопросов, появляются такие редакции Кормчих, в которых нельзя не видеть тенденции дать основания для решения этих вопросов в том или другом направлении. Одни из таких Кормчих отличаются, так сказать, прогрессивным характером, другие – строго-консервативным. Из Кормчих, редактированных в первом направлении, нам известна одна, составленная в 1517 г. иноком-князем Вассианом Патрикеевым, по прозванию Косым. Цель составления этой Кормчей была – доказать, что монастыри не имеют права владеть населенными вотчинами. Это был один из самых жгучих вопросов того времени, по которому в среде самого монашества происходила жаркая литературная полемика. Вассиан принадлежал к партии противников монашеского землевладения. Пользуясь покровительством и родственным расположением самого великого князя Василия Ивановича, он пришел к смелой мысли опровергнуть канонические основания вотчинного быта русских монастырей. С этою мыслью он обращается к тогдашнему м-ту Варлааму, как видно, сочувствовавшему идеям и инока-князя, и просит у него благословения написать новую Кормчую, в которой бы не было замеченного им в старых Кормчих противоречия с священным писанием, т.е. не было бы оснований для монастырского землевладения. Благословение дано, но с условием ничего не выкидывать из старой Кормчей, ибо говорил митрополит – кто имеет целомудренный разум, тот не соблазнится смыслом правил, говорящих о монастырских селах. Вассиан избрал оригиналом для своего списка такую Кормчую, в которой правила изложены были в системе Фотиева номоканона и, значит, все правила, в которых говорилось о монастырях и монастырских имуществах, находились в одном титуле. Так как в них прямо упоминались монастырские села, то противоречие их с божественными писаниями, запрещавшими монахам владеть населенными вотчинами, должно было казаться Вассиану непримиримым. Он уже кончил списывание своей Кормчей, когда к нам прибыл в 1518 г. знаменитый Максим Грек , вызванный с Афона вел. кн. Василием Ивановичем для разбора его библиотеки, в которой было не мало |
| Внешнее могущество Византии и когда–то вселенское, экуменическое ее значение было ко времени св. Григория Паламы сильно поколеблено. Слава ее потускнела. Наступил ее преклонный возраст, почти дряхлость. За плечами было блестящее и бурное прошлое. Еще в конце XI века, несмотря на тяжкий период междуцарствий, междоусобных войн и внутренних нестроений, ознаменовавших эпоху непосредственно после смерти императора Василия Болгаробойца (1025 г.) и до воцарения династия Комнинов (1081 г.) империя все же числила в своих пределах до 38 областей (фем), начиная от границ Армении и до Южной Италии, и от задунайских границ (Сирмия и Белград) до о.о. Кипра и Родоса. К началу XIV в. это пространство сократилось до очень скромных размеров. Варвары, славяне, армяне, грузины оторвали большие пространства. Турки железным кольцом стягивались со всех сторон около Византии. У людей более проницательных закрадывались опасения возможного близкого конца самой империи. В XIII в. Византия пережила свое трагическое пленение латинскими ордами крестоносцев. К началу XIV в. султанские владения еще более приблизились и стали угрожать непосредственно самому Константинополю. Император Андроник III Палеолог посылает в 1339 г. в Авиньон к папе Бенедикту XII посольство, состоящее из Варлаама, известного противника св. Григория Паламы и венецианского рыцаря Стефана Дандоло с просьбою о помощи против турок. Варлаам весьма искусно изощрял свои дипломатические способности, но в помощи от Запада ему было отказано папою. Опасность от турок становилась все более очевидною, но Промыслу было угодно избавить Византию на закате ее истории от нового разграбления крестоносными воинами. Достаточно было бы византийцам вспомнить зверства и кощунства крестоносцев 1204 г., сохранившиеся в трагических и жутких списаниях Никиты Хониата и Евстафия Фессалоникийского, чтобы благодарить Бога за избавление от возможности новых злодеяний, чинимых Христа ради западными лжебратиями. Византии уготовано было историческое возмездие от меча Магометова воинствующего закона. Тем не менее, подлинным драматизмом и жалостью веет от исторических свидетельств того времени, от предчувствия неотвратимой беды. В одном письме (приблиз. 1360–ых годов) Димитрий Кидоний пишет: «Если только падет империя, все народы будут рабами победителей, и эти последние не будут удовлетворены, если увидят Восток, падший в рабство, а другие народы Запада наслаждающимися мирным существованием. Они (победители) отомстят вместе с варварами тем, кто сможет им помешать… Пусть не думают, что их мечтания неосуществимы» . Сколько раз впоследствии повторялась эта же историческая обстановка и сколько раз отдаленные народы и государства беспечно наблюдали расширение опасности, поглощение ею их соседей, но не шевелились им на помощь, в твердом уповании и наивной вере, что до них не дойдет. |
| ПРАВОСЛАВНЫЙ: Должно было бы теперь тебе прийти в голову, что и латиномудрствующими являются те, кто называет боготворящий дар Духа тварным. Поскольку же ты настаиваешь, требуя ответа о единственности божественности, [то скажу] одна, друже, существует божественность у трех Лиц, и никто из стремящихся жить благочестиво никогда не говорил иначе. А о том, что ее различие нисколько не препятствует единству, ты можешь ясно, мудро и кратко научиться от великого Василия. Ибо он пишет врачу Евстафию, предварительно определив, что наименование божественности в собственном смысле слова содержит указание на зрительную и деятельную силу, и что сущность Божия также называется божественностью как причина [этой силы], и сначала явственно показав таким образом различие сущности и энергии, затем говорит: «но хоть природу Божию назовет кто божественностью – одна природа у Трех; хоть энергию наименует кто божественностью – одна у трех Лиц энергия» 66 . Таким образом мы покланяемся единой Триипостасной Божественности, но не как чуждой благодати, силы и энергии, чтобы неисторжимое было бы ничуть не отличным от выступления Божия, и явное – от сокровенности, ибо утверждать такое пристало лишь безумным. И как мы говорим об общей силе и премудрости Отца, Сына и Духа, хотя и Сына называем Силой и Премудростью Отчей, но самоипостасной, и, однако, почитаем применительно к Всевышней Троице только одну премудрость и силу (ибо и ипостасная ( νυπστατος) Божия Сила и Премудрость едина, и хотя бы кто говорил об общей для трех Ипостасей, она тоже одна), так же и божественность почитаем одну у Троих. Ибо о какой бы ты ни сказал, она будет одной у Троих. Сущность – самобытна ( αΘπαρκτος) и абсолютно непостижима, а сила, естественно сущая окрест нее и посильно уразумеваемая нами из творений, надлежащим образом называемая и воспеваемая, – [исходя] из произведенного ею из небытия, содержимого [в бытии] и изменяемого к лучшему, – как промыслительная, творческая и соделывающая божественные дела ( Θεοιργικς), наблюдательница и воспитательница всех, «ибо произведения, – говорит великий Василий, – служат указанием на силу, мудрость, искусство, а не на саму сущность» 67 . |
| Ибо и здесь под энергией и силой он понимает одно и то же. Но и богослов из Ареопага силой наименовал богосоделывающую благодать 121 , которую Златоустый отец назвал энергию 122 . ПРАВОСЛАВНЫЙ: Послушай еще и великого Василия, определенно говорящего, что «энергия есть обнаруживающая всякую сущность сила, которой лишено только не сущее» 123 . Итак, поскольку является силой то, что мы зовем присносущной энергией Божией, то если обладающее силой будет из-за нее сложным, тогда, скорее всего, было бы сложным Божество. Ибо каждое из числа остальных некоторыми из сил обладает, тогда, как большинства лишено; а Бог, будучи всесилен, не лишен никакой силы. Итак, если из-за сил присутствует сложность, то ничего нет более сложного, чем Бог . Но и каждое из сущих настолько отстоит от того, чтобы быть сложным по причине [обретающихся] в нем сил, что даже применительно к телам большим числом сил обладают простейшие по сравнению с более сложными, ибо среди тел ничего нет проще четырех стихий. Что же зовется всеобщей матерью ( παμμτωπ)? Не земля ли, способная и без других стихий сама собой произвести едва ли не все остальное по божественному повелению? Но и из земледелия можно научиться, что многосильными среди тел являются скорее простейшие. Ведь навоз не кладут на грядки не переработанным, но когда, сопрев от времени, он разложится до совершенно простого [вещества] 124 , тогда сведущие в земледелии подкладывают его к всевозможным растениям и овощам, как подходящий для всего и все способный питать. Видишь, что и среди тел самыми многосильными являются простейшие? 53. Это же, исследуя [вопрос], ты увидишь и применительно к бестелесным. И конечно, мысленные [создания] наделены более многочисленными и большими силами, нежели телеса, ибо тем, что им свойственно действовать и посредством тел, они удваивают свои силы 125 . Но они настолько более просты по сравнению с телами, что даже не допускают никакого сравнения с ними в этом отношении. Итак, если более многосильные являются и более простыми, то всесильное будет и самым простым, и в собственном смысле слова простым и чуждым всякой сложности. |
| По свидетельству историка Кантакузина, Филофей отличался умом и образованием, как внешним – философским, так и богословским, равно и нравственными доблестями. Он с детства постригся в монашество и долго жил на Афоне, где потом был игуменом Лавры св. Афанасия и пользовался общим здесь уважением. И на патриаршем престоле он заявил себя почтенной деятельностью. Здесь он своей жизнью и учением светил как яркий светильник, проводил святую жизнь, управлял Церковью в строгом согласии с канонами и своим красноречивым учительным словом успешно наставлял народ в вере и благочестии. 211 Большую заслугу Филофея составляет борьба с ересью варлаамитов, причём он, как иерарх учёный и образованный, действовал на отщепенцев силой убеждения и богословских доводов и в значительной степени содействовал умиротворению Византийской церкви. Памятником такого рода деятельности патриарха являются, прежде всего, несколько синодальных определений с осуждением лжеучения Варлаама и Акиндина, состоявшихся по поводу отречения от него различных лиц (иеромонаха Нифонта, иеромонаха ф). 212 Затем, патриарх, как сторонник св. Григория Паламы , написал обширный полемический труд под заглавием «Двенадцать защитительных слов против сочинения философа Никифора Григоры, направленных против священного томоса Церкви, о Божественном действии и благодати, равно и о чудесном Богоявлении на Фаворе и о Божестве». 213 Это произведение является главным трудом патриарха Филофея. В нём речь идёт о Божественной сущности и действии и о несозданном Божественном свете, причём писатель раскрывает вопрос со своей частной точки зрения, внося и некоторые детали в византийскую специальную литературу о Фаворском свете. Между прочим, патриарх обвиняет варлаамитов в арианстве и других ересях, иным – сравнительно с предшественниками – образом объясняет изречения из творений отцов Церкви, послужившие поводом к разномыслию для варлаамитов и паламитов. К этому главному сочинению приложены ещё два слова и эпилог, где речь идёт опять о Фаворском свете и изъясняется одно извлечение из творений Василия Великого . |
| Но св. Григорий говорит и о втором пути – о познании Бога в Его творении. «А это... есть то величие, или, как называет божественный Давид, то великолепие ( Пс. 8:2 ), которое видимо в тварях, Богом и созданных и управляемых. Ибо все то есть задняя Божия, что после Бога доставляет нам познание о Нем» [см. выше]. Об этом же пути богопознания говорится в синагогальном комментарии: «Тогда сниму Я руку Мою, и ты узришь Меня стылу, лице же Мое незримо будет. Фигуральное выражение, значащее: ты Бога узришь только по следам Его, только по совершаемым Им деяниям» с. 94]. Но если св. Григорий обозначает космологический путь богопознания после богопознания непосредственного, то в процитированном комментарии синагоги непосредственное богопознание фактически исключается вообще, Моисей узрит Бога стылу только по следам Его, только по совершаемым Им деяниям. Только тварь, бесконечно далекая от Творца, говорит о Нем, а Сам Он совершенно сокрыт. Такое понятие близко к варлаамитской ереси, которая знает только дела Его, а не славу Его. Моисею же в данном случае открываются как раз не дела Божии, а слава Его. Глядя на скалу, он размышляет о ее Создателе, а зрит славу Самого Создателя в той мере, что доступна ему. Следы Божии и слава Его – вещи весьма разные! После толкований св. Василия Великого и св. Григория Богослова обратимся к размышлениям и комментариям третьего великого каппадокийца– св. Григория Нисского (IV в.). Св. Григорий Нисский дает всему таинственно аллегорическое толкование. Богоявление Моисею в расселине скалы он считает наивысшим из всего происшедшего с пророком. Рассуждения св. Григория взяты из его трактата «О жизни Моисея» Толк. пп. 236–252]. Основная мысль св. Григория – происходит непрерывное и неудержимое восхождение человека к Богу, не имеющее никакого конца и предела. «И истинное созерцание Бога и состоит в том, чтобы никогда не насыщаться в своем вожделении, но, постоянно взирая на Него, при том, что уже удалось увидеть, все же гореть желанием узреть еще больше. И поэтому нет такой границы, которая могла бы прервать восхождение человека к Богу, потому что не найдется предела у блага, и никакое насыщение не прекратит вожделения к нему» [тамже, п. 239]. Эта мысль вообще красной нитью проходит через многие творения св. Григория. |
|
|
