| Несколько раз они уже подходили близко к исполнению своего намерения, да только Бог уничтожал их высокомерные думы и освободил от прелютого ярма немецкого. А все-таки немцы не отступаются от своей думы... Болгары, сербы, хорваты давно уже потеряли не только свое государство, но всю свою силу, язык, разум. Не разумеют они, что такое честь и достоинство, не могут сами себе помочь, нужна им внешняя сила, чтоб стать на ноги и занять место в числе народов. Ты, царь, если не можешь в настоящее тяжелое время пособить им поправиться совершенно и привести к прежнему бытию их государства, то, по крайней мере, можешь исправить их славянский язык и открыть им умственные очи природные своими книгами, чтобы они познали свое достоинство и стали бы думать о своем восстановлении. Чехи, а за ними недавно и ляхи, подверглись такой же печальной участи, как и задунайцы; ляхи хотя и хвастают тенью независимого королевства и своей беспутною свободою, но они, сами по себе, не могут выбиться из своего срама; нужна помощь извне, чтобы поставить их на ноги и возвратить к прежнему достоинству. Эту помощь, это народное просветление смысла только ты, царь, с Божьей помощью, можешь даровать ляхам... " Крижаничу не нравится расширение русских пределов на север и на восток. Он не разделяет мнения тех, которые советуют идти все далее и далее на восток Сибири и закладывать новые остроги. По его мнению, надобно ограничиться частью Сибири, а с дальнейшими народами заключить мир. Какой-то немец в Сибири пророчил, что царь овладеет Китаем. Крижанич по этому поводу говорит: " Это враг хочет отвлечь нас от возможных дел и обратить на невозможное, чтобы русский народ пошел на глупое завоевание Китая, а русским государством завладели бы немцы и татары " . Не следует, по его мнению, также думать о берегах Варяжского моря. Лучше обратиться к Черному морю: " Берега его и пристани будут более выгодны и потребны, чем берега Варяжского моря. Крымские татары много веков уже обижают окрестные народы. Пора уничтожить их наглость и разбои. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГЕРБ Формы щита: 1. Варяжский. 2. Овальный (итальянский). 3. Испанский. 4. Французский. 5. Немецкий Формы щита: 1. Варяжский. 2. Овальный (итальянский). 3. Испанский. 4. Французский. 5. Немецкий [польск. herb; нем. Erbe - наследство], опознавательный символический знак, соответствующий особой визуальной модели и утвержденный верховной властью (иногда закрепленный практикой употребления). Г. необходимо отличать от эмблемы (иконографического отражения к.-л. идеи); он состоит из эмблем, но сам эмблемой не является. Г. представляет собой единство иконографического (изображение) и семантического (значение эмблем) компонентов, существует в виде рисунка и (или) текста (описания, составляемого по особым правилам). Деление щита: Рассечение Деление щита: Рассечение Деление щита: Пересечение Г.- специфический исторический источник, содержащий разнообразную информацию о политической, социальной и экономической сфере, об истории искусства и культуры; может использоваться при источниковедческом анализе письменных и вещественных памятников для уточнения их датировки, авторства, обстоятельств создания и т. д. Получение дополнительной информации об источниках путем атрибуции и изучения изображенных на них Г. называется гербовой экспертизой (в России основана проф. В. К. Лукомским в 1-й трети XX в.). Деление щита: Скошение справа Деление щита: Скошение справа Деление щита: Скошение слева По статусу владельца Г. делятся на гос., территориальные (городов, областей, районов, губерний, уездов и т. п.), корпоративные (учреждений и орг-ций: ремесленных цехов, ун-тов, больниц и т. п.), частные (родовые и личные). Церковные Г. имеются во всех группах: к гос. относится Г. Ватикана; к территориальным - Г. еп-ств, архиеп-ств, Поместных Церквей и др.; к корпоративным - Г. мон-рей, духовных орденов, приходов, церковных учебных заведений и др.; к частным - Г. Римских пап и др. иерархов; категория личных Г. (т. е. таких, к-рые не могут быть наследуемы даже теоретически) почти полностью состоит из Г. священников, давших обет целибата. |
| На этом и оканчивается у него речь «о древнейшем вероисповедании и богопочитании словеноруссов до обращения их к вере Христовой». К вопросу этому Евгений более уже не возвращался. А задавался им ранее за несколько лет до составления своей истории. На 15 декабря 1807 г. он приготовил для публичного ведения в новгородской семинарии «Разговор о древнем богопочитании славян новгородских, (о их обращении в христианскую веру и о новгородской иерархии)», напечатанный в его брошюре – «Исторические разговоры о древностях великого Новгорода (М. 1808 г.). В этом «Разговоре» первее всего (стр. 23–25) идет речь об идолопоклонстве киевских славян, при чем боги, ими чтившиеся (Перун, Хорс и др.), перечисляются по Нестору. На основании Нестора же сообщается, что кумиры этих богов были поставлены в Киеве Владимиром незадолго до обращения в христианство. Славяне, не смотря на новость вводимой у них религии, должны были принять ее и исповедовать, так как то была религия «Руссов и других варяжских и сарматских племен», которые составляли «значительнейшую часть войска Владимирова и которым противиться было неудобно». А что нововведенная религия была именно религия варягов, – это видно из самых названий божеств, по замечанно-де Татищева 642 , – не славянских, а варяжских. – Если у задунайских славян боги и назывались славянскими же именами, то это объясняется тем, что славяне, толпами переходя из стороны в сторону по Европе, встречали у покоренных народов разные божества и, переименовав их по своему, сделали своими (таким образом получились: Триглав, Белбог, Святовид, Волос, Чур и мн. др.). Но у древнейших киевских славян «ни имена сии, ни кумиры» не были в употреблении, – те и другие, а равно и «Сарматские и иные боги, навязаны» им уже в XVII ст. Синопсисом, в XVIII в. Поповым и Чулковым. Нестор же ни об одном из них не говорит ни слова, упоминая лишь о 6-ти божествах (Перуне, Хорсе, Дажбоге, Стрибе, Семаргле и Мокше), и то не коренных славянских, а, так сказать, пришлых. Какие же были коренные славянские божества у киевлян, о том преосвящ. |
| Немцы и Чудь бросились вслед за ним, думая уже торжествовать победу; но Князь зорко смотрел за всеми движениями неприятелей и, улучив удобное время и место, вдруг остановил свои полки и, расположив их на Чудском озере около урочищ Узменя и Воронья камня, решился принять сражение. Время было утреннее, на восходе солнца, битва началась натиском Немцов и Чуди, которые, построившись в особый строй, известный по летописям под именем свиньи, врезались в полки Александровы и прошли их насквозь. Этот способ битвы в разрезе самый выгодный и решительный против войск малодушных и нестойких, решительно не имел никакого успеха против воинов Александра и только усилил кровопролитие и жестокость битвы; ужасная сеча продолжалась с раннего утра до позднего вечера 33 , весенний лед Чудского озера покрылся кровью. По свидетельству очевидцев, озеро колыхалось под сражающимися и стонало от треска ломающихся копий и звука секущихся мечей. Гордые рыцари, закованные в крепкие брони решились во что бы то ни стало пройти сквозь густые полки Александровы – и точно прошли, но далеко не все, мечи и топоры русские многих уложили на этом кровавом пути; остальные же, которым посчастливилось пройти, ни на что уже не могли отважиться; ибо, вместо ожидаемого расстройства в Русских полках, они к ужасу своему увидели перед собой снова замкнувшиеся ряды воинов, стоявших живой стеной и сверкающих оружием, дымящимся кровью их собратий. Немцы и Чудь кончили свое дело, стоившее им ужасных трудов и многих жертв, а Александр только что начал свое: он быстро ринулся с запасными полками на оторопелых бойцов, смял их, сек и гнал по льду; пятьсот рыцарей пали в бою, пятьдесят попались в плен, Чудскими же трупами покрылось место битвы на протяжении семи верст, вплоть до Суболичского берега. Так кончилась битва на Чудском озере, известная в наших летописях под именем Ледового боя. Этот бой привел в ужас все города Ливонии и осенил Александра, виновника победы, новой славой. По словам наших летописей: «имя Великого Князя Александра нача слыти по всем странам от моря Варяжского и до моря Понтьского, и до моря Хупожского и до страны Тиверийския, и до гор Араратьских, обону страну моря Варяжского и до Великого Риму» 34 . |
| 10 Важнейшие положения, высказанные Сергеевичем в сочинении «Вече и князь» (цит. по изд. 1867 года), сводятся к следующему: 1) Вече не создано князем; оно составляло первоначальную форму быта (стр. 1); 2) по свидетельству летописца (Суздальского), втор. полов. XII в., во всех волостях (областях) тогдашней России существовал старинный обычай сходится на вече, как на думу (стр. 19); вечевой быт был явлением необходимым в древней Руси, а потому и всеобщим (стр. 20); 3) участие в вечевых собраниях понималось в древней Руси, как право, которое принадлежало всем свободным (стр. 41); 4) при жизни отцов дети не участвовали в народных собраниях (стр. 43); 5) вече – есть форма непосредственного участия народа в общественных делах, а не чрез представителей (стр. 57); 6) для обязательности решения веча необходимо было подавляющее большинство (стр. 58). О порядке созвания веча, месте его, продолжительности, порядке совещаний, предмете ведомства, см. стр. 51–85 (по изданию 1893 г., юрид. древ., II). Костомаровым (Ист. моногр. т. XII, 23) высказано: «вече существовали в незапамятные времена; варяжские князья не уничтожили этого коренного признака славяно-русской жизни, да и не могли, и не старались его уничтожить в ту эпоху, когда власть княжеская ограничивалась собиранием дани»; о сельских вечах см. стр. 31. Типично выразилась народная воля при избрании на Киевский стол Владимира Мономаха , а также затем в 1146 г. при избрании Ростислава. Граждане прямо высказались, что не желают переходить от одного князя к другому в виде наследства в частном быту. О вечевом помосте см. Забелина, Ист. русс. жизни, II, 403. Об участии народа в государственных договорах см. договоры Олега и Игоря с греками. 11 Древняя Россия не знала сословий; это явление царской эпохи нашей истории; только первые зародыши его относятся к концу княжеского периода; Сергеевич, Вече и князь, 31; см. согласное мнение Костомарова, Ист. моногр. т. XII, 56. 12 Пришлая власть не изменила древних народных обычаев и быта, не приносила с собой ничего существенно нового, и народы, при благоприятных условиях, могли впоследствии развиваться на собственных началах; «земли (области, отдельные княжеские) оставались со своим самоуправлением; варяжские князья, владея славянскими народами, не требовали от них существенных изменений быта», Костомаров, Ист. моногр т. XII, стр. 11. См. мнение Беляева, Крест. на Руси, стр. 20, 21. О неприкосновенности жилищ см. ст. 58 Троиц. и 16 Академ. списков Русской Правды. |
| Княжение Аскольда и Дира в Киеве. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 11, верх) Княжение Аскольда и Дира в Киеве. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 11, верх) По древнерус. преданию, отразившемуся в «Повести временных лет» и в предшествовавшем ей летописном своде кон. XI в., присутствие варягов на Руси первоначально ограничивалось сбором дани со слав. племен кривичей и словен и с фин. племен чуди (вероятно, эстов, води и др. племен юж. побережья Финского зал.), мери и, быть может, веси. В результате восстания эти племена избавились от даннической зависимости, но начавшиеся внутренние раздоры заставили их призвать в качестве князей варягов Рюрика и его братьев. Правление этих князей, однако, было обусловлено, по всей видимости, договором. Часть варяжской дружины Рюрика во главе с Аскольдом и Диром ушла на юг и осела в Киеве. После смерти Рюрика его родич кн. Олег , с малолетним сыном Рюрика кн. Игорем на руках, захватил Киев и объединил новгородский север и киевский юг, создав, т. о., гос. основу Д. Р. В целом нет оснований не доверять этому преданию, но ряд его деталей (Аскольд и Дир - дружинники Рюрика и др.), вероятнее всего, был сконструирован летописцем. Плодом далеко не всегда удачных вычислений летописца на основании греч. хронографических источников стала и хронология событий (852 - изгнание варягов, призвание Рюрика, вокняжение в Киеве Аскольда и Дира; 879 - смерть Рюрика; 882 - захват Киева Олегом). Договор кн. Олега с Византией, заключенный осенью 911 г., заставляет отнести появление Олега в Киеве примерно к рубежу IX и X вв., а призвание Рюрика - к непосредственно предшествовавшему времени, т. е. к посл. четв. IX в. Более ранние события восстанавливаются по данным иностранных источников и археологии. Археология позволяет относить появление сканд. этнического компонента в фин. и (или) слав. окружении на севере Вост. Европы к периоду от сер.- 2-й пол. VIII в. (Ст. Ладога) до сер.- 2-й пол. IX в. (Рюриково городище в верховьях Волхова, Тимерёво, Гнёздово на верхнем Днепре и др.), что в целом (за исключением Гнёздова) совпадает с очерченным в летописи первоначальным ареалом варяжской дани. |
| Нет никакой причины сомневаться, что здесь разумеются жители Скандинавии и Исландии, которых Греки, а по следам их – и Византийцы, одинаково считали за островитян. Следовательно, Византийцы умели отличать Русских от Нордманнов и в случае нужды не затруднялись найти соответствующие слова и выражения для обозначения последних. Сумели бы они указать и на скандинавский характер варяжского корпуса, если б этого требовало самое существо дела. Отсылая для дальнейших подробностей и для сличения новых данных Пселла с прежде известными к статье А. А. Куника об этом походе, напечатанной в одном из академических изданий, мы теперь можем идти далее. Непосредственно за рассказом о нашествии Русских на Константинополь следует у Пселла повествование о новом восстании против Константина Мономаха, виновником которого был родовитый магнат, Лев Торникий, по своему происхождению армянин, но по месту своего жительства – богатый Адрианопольский землевладелец: здесь, среди Македонян, то есть, Греков, он имел наибольшее число приверженцев и свою главную опору. По другим источникам мы имеем возможность точно определить хронологические границы события, что для наших дальнейших соображений окажется очень полезным. Начало восстания относится к концу сентября 1047 года, а его печальная, трагическая для соучастников развязка – к последним числам декабря того же года (Attaliot. pp. 22. 29 в конце). Торникий подошел к Константинополю, и положение Мономаха было тем опаснее, что он мог рассчитывать только на крепость городских стен да на сомнительную преданность непостоянного Цареградского населения. Военных сил почти совсем не было у него под рукою. Факт этот, указанный прямо всеми источниками, очень естественно может быть поставлен в связь с известным нам удалением из столицы и рассеянием русского или, что то же, варяжского корпуса. Само собою разумеется, что связь эта может быть признаваема настолько, на сколько беззащитность Константинополя зависела от отсутствия чужеземных сил, помимо местных, имперских. Но послушаем, что говорит Пселл (р. 153): «Не было собрано ни собственного войска, ни союзного, исключая небольшой части наемников, которая обыкновенно следует (позади) при императорских (церемониальных) выходах. А что касается войска, находившегося на востоке, то отдельные части его даже не были собраны в каком-нибудь одном лагере, так чтобы могли по данному сигналу скоро собраться и подать помощь императору, находящемуся в опасности, но они отправились в поход в самую глубину Иверии, отражая нашествие одного варвара». |
| Всех этих свойств и качеств С. М. Соловьев не нашел у восточных славян. Он полагал, что «славяне жили под самыми простыми формами быта, быта родового, их хозяйственные отправления были нетрудны и несложны, в одежде и жилищах господствовало отсутствие всякой роскоши; при всем этом и при постоянной борьбе со своими и чужими, при постоянной готовности покинуть свое местопребывание и спасаться от врага рабы могли только затруднять славянское семейство, а потому не имели большой ценности. Потом известно, что воинственность не была господствующею чертою славянского народного характера и что славяне вовсе не гнушались земледельческими занятиями. У народа, в простоте родового быта живущего, раб не имеет слишком большого различия от членов семьи, он бывает также младшим членом ее, малым, юным; степень его повиновения и обязанностей к главе семьи одинакова со степенью повиновения и обязанностей младших членов к родоначальнику». 5 Малочисленным и сравнительно легким казалось восточнославянское рабство Н. А. Рожкову. «До Х-го и даже до XI-ro века, – говорил он, – холопов было немного и положение их было не тяжело: все писатели, сообщающие нам сведения о первобытных славянах,– таковы по преимуществу писатели византийские, – оставили нам целый ряд свидетельств о том, что рабов у славян было мало, обращались они с этими рабами хорошо и скоро отпускали их на волю». 6 По мнению некоторых историков, у восточных славян вообще не было «настоящего рабства». Так, Б. Н. Чичерин утверждал, что «настоящее рабство является у нас вместе с варяжскою дружиной, и, вероятно, было принесено ею». 7 Сходные суждения высказывал М.К. Любавский, по словам которого «среди восточного славянства с прибытием варяжских князей образовалось особое, отделенное от всего остального населения общество, имевшее свою особую организацию, – общество, которое можно назвать княжеским. Кроме князей, к нему принадлежали княжие мужи–бояре и огнищане, гриди, отроки, детские, княжеские рабы». 8 Но появление собственно класса рабов М. К. Любавский относил ко временам Древней Руси, связывая его с ростом землевладения князей и бояр: «.. важным социальным последствием развития княжеского и боярского землевладения было отложение в русском обществе значительного класса рабов и юридическое развитие института рабства. В X веке челядь вывозилась большею частью за границу. Но с того времени, как нашлось для нее дело и дома, челядь все более и более копилась на Руси». 9 Из рассуждений историка явствует, что до прибытия варяжских князей рабовладение у восточных славян (если таковое было) мало что значило. |
| Не это ли послужило основанием для сочинения баснословного перехода князей из Новгорода в Киев? Легенда о призвании варяжских князей из-за моря имеет все признаки сказочного свойства: самое число три бесспорно, имеет баснословный характер,-это число общая мифическая принадлежность преданий и о пришествии варяжских князей не только не говорят, но даже и намека не делают никакие летописи скандинавские, немецкие и греческие. Кроме того ни Илларион («похвала когану Володимиру»), ни Даниил Заточник в своем слове, ни Сказание о Борисе и Глебе, предков Владимира не водят дальше Игоря. Картлис Цховреба о царе Фарсмане III Квели (146–182 г.) говорит, что он был Голиафом, победил персидские войска и внес огонь и меч в самую Персию. Персы подослали к нему повара с ядом, чтобы он вошел в доверие Фарсмана и отравил его, отчего последний и умер 572 . Хокан Хозарский, по свидетельству той же летописи, обиженный правителем Грузии Джуаншером (718–787), отказавшем ему в руке младшей своей сестры красавицы Шушаны, отправил громадные войска в Грузию с главнокомандующим Блучарем, которому удалось в одной крепости пленить Джуаншера и Шушану, но последняя, не желая отдаться в руки язычника, высосала из перстня своего, хранившийся под драгоценным камнем яд, и скончалась 573 . Под влиянием приведенных свидетельств русский летописец сочинил рассказ о геройских подвигах Ростислава, о захвате Тмутараки, дани на Косогов и об стравлении его Котопаном, подосланным греками. Под 1066 годом летописец говорит: «Ростиславу сущу Тмутаракани и емлющю дань у Косог и у инех стран, сего же убояшася Греци, послаша с лестью котопана; оному же пришедшю к Ростиславу и вверившюся ему, чтяшеть и Ростислав. Единою же пющю, Ростиславу с дружиною своею, рече котопан: «княже! хощю на тя пити»; оному же рекшю: «пий». Он же испив половину, а половину даст князю пити, дотиснувся палцемь в чашю, бе бо имея под ногтем растворенье смертное». От яда князь скончался. Думаем, что и название «Котопан» (о соторапр-областные правители в Византии) русский летописец заимствовал из грузинских аннал, в которых упоминается «Катабан Востока», сопровождавший 1025 году царевича Баграта, возвращавшегося из Константинополя в Грузию, (.. |
| 932 О Гаральде в армии Георгия Маниака см.: В. Г. Васильевский . Варяжско-русская и варяжско-английская дружина в Константинополе. – В кн.: Труды, т. 1, с. 289–290; R. М. Dawkins. Greeks and Northmen. – Custom is King: Essays presented to Dr. R. R. Marett. Oxford, 1936, pp. 45–46. 933 J. Mansi. Sacrorum conciliorum... collectio, vol. XVI, pp. 47, 49. См. также: А. Лебедев. История разделения Церквей в девятом, десятом и одиннадцатом столетиях. М., 1905, с. 117, 120; F. Dvornik. The Photian Schism, History and Legend. Cambridge, 1948, pp. 136 ff. 934 J. Hergenrother. Photius, Patriarch von Constantinopel: Sein Leben, seine Schriften und das griechische Schisma. Regensburg, 1867, Bd. II, S. 462. 936 См. весьма тонкий анализ этой проблемы А. Грегуаром: Н. Gregoire. Du nouveau sur ie Patriarche Photius. – Bulletin de la classe des lettres de l " Academie Royale de Belgique, vol. XX, 1934, pp. 36–53; F. Dvornik. The Photian Schism, pp. 202–236. 941 EutychU Alexandrini patriarchae Annales, ed. L. Cheikho, B. Carra de Vaux, H. Zayyat. Beyrouth; Paris, 1909, t. II, p. 74 (text. ar.); PG, t. Ш, col. 1145 (transi. lat.). 942 H. Попов. Император Лев VI Мудрый и его царствование с церковной точки зрения. М., 1892, с. 160. 943 Весьма ценным источником по четвертому браку Льва и общей истории периода является следующее сочинение: С. de Boor. Vita Euthyrniï ein Anecdoton zur Geschichte Leó " s der Weisen, A. D. 886–912. Berlin, 1888. Издание, помимо греческого текста, содержит весьма ценное исследование «Жития» с исторической точки зрения. 944 H. Попов. Император Лев VI Мудрый и его царствование с церковной точки зрения. М., 1892, с. 184. Ср. также; Mansi. Sacrorum conciliorum... collectio, t. XVIU, pp. 337–338. 945 М. С. Дринов. Южные славяне и Византия в десятом веке. М., 1875, с. 21. Перепечатано в сочинениях М. С. Дринова, изданных В. H. Златарским (т. 1, София, 1909, с. 365–520). 946 А. П. Лебедев. История разделения Церквей в девятом, десятом и одиннадцатом веках. М., 1905, с. 325. |
|
|
