| – А разве это не в одной книге написано? – перебил он меня. – Но вам-то хорошо известно, к кому и когда были обращены первые слова и сколько веков спустя Христос заповедал, уже в Евангелии, иные отношения между людьми. Закончив с отличием духовную академию, вы прекрасно знаете то, о чем сидящие здесь люди понятия не имеют, и вы этим пользуетесь! – Как бы то ни было, – возразил он, – я говорил правду, и оба эти изречения находятся в одной книге. Потом он попросил меня конкретно указать, когда он издевался над Евангелием. – А какой хохот стоял, когда вы рассказывали о воскрешении Лазаря ! – Но ведь не я смеялся – а зал! – Конечно, потому что вы так это представили! Наш спор становился все горячее, и в пылу его я не заметила, как прошло добрых полчаса. Внезапно влетел на сцену директор этого учреждения и, объявив залу, что в Советском Союзе религиозные диспуты запрещены, выразил горячую благодарность уважаемому товарищу Черткову за его очень интересную лекцию. После долгих аплодисментов зал начал расходиться. Неожиданное появление директора, бросившего в мою сторону злобный взгляд, вернуло меня к действительности. Мне стало очень страшно, я подумала, что меня тут же арестуют, и некоторое время я оставалась в ложе, ожидая своей участи. Но никто не подходил, и я начала было пробираться к выходу через кулуары, как навстречу мне направились явно враждебно настроенные люди. Кто-то грубо бросил мне в лицо: – Правильно таких сажали! – Вот они, враги-то! – С такими надо иначе разговаривать! Их ярость быстро росла, они подходили все ближе ко мне, и кто-то первый угрожающе размахнулся кулаком возле моего лица. Ситуация становилась критической, когда вдруг неожиданно появился сам Чертков. Народ расступился, и мой идейный противник любезно предложил мне продолжить беседу, если я этого желаю, в кабинете директора. (Впоследствии мне стало известно, что основная масса слушателей состояла из агитаторов, присланных местными заводами, предприятиями, школами и т.д. для прохождения практики антирелигиозной пропаганды.) Итак, мы вошли в просторный кабинет, куда поспешили проскользнуть за нами с десяток самых активных борцов за воинствующий атеизм, и Чертков пригласил меня сесть за директорский стол напротив него. Он начал с того, что выразил мне сочувствие в том, что я, такая молодая, гублю свою жизнь. Обрадовавшись тому, что разговор принимает более мягкий и откровенный характер, я тоже искренно посочувствовала беде, которую он сам себе натворил. Он, конечно, очень удивился моим словам. Я их объяснила, сказав, что он ведь встретится однажды лицом к лицу с той Правдой, Которую так яро сейчас отрицает, и сам увидит Того, от Кого при всех отрекся, и каково же ему тогда будет! |
| Местность в Колосове очаровательна. Дом господствует над крутым и высоким берегом Оки, а по более отлогому его склону раскинут пространный и превосходно планированный парк. Зрителю мнится, что он не в России, а перенесен на берега Рейна. Тотчас же за Окою, из-за темной чащи далеко тянущегося бора, выглядывают колокольни и кресты Алексинских церквей... Из приёмных комнат второго этажа Колосовского замка (каковым можно назвать и потому, что при въезде во двор, утрамбованный, по-заграничному, речным гравием, возвышается, примыкая к строению, башня с часовым боем) устроены вместо балкона или лестницы отлогие два спуска к цветникам, и всё это вместе, при бальном освещении, с открытыми из зала окнами, в тёплую сентябрьскую ночь озаряющем ближние цветочные клумбы, а затем, в отдаленности, лунное отражение, игриво трепещущее над поверхностью Оки,— всё это вместе придавало балу театрально-декоративный характер, изменившийся не менее эффектно, когда при лучах восходящего солнца аккорды оркестра слились с идиллическим звуком рожка: пастух выгонял в поле стадо». Вот так проходили праздники в усадьбе Колосово. В доме привыкли к гостям и, заслышав скрип колес, спешили, чтобы встретить приехавшего. «При въезде в липовую аллею, засаженную в два ряда с каждой стороны и ведущую от Большой Алексинской дороги к Колосовскому дому, горели в подобных случаях два огромных фонаря на каменных столбах, у железных ворот, и это гармонировало как нельзя больше с вельможническою обстановкой всей усадьбы». Хозяин Колосова, Дмитрий Александрович Чертков, камер-юнкер двора, предводитель дворянства Тарусского уезда, занимал должность попечителя калужских богоугодных заведений. Был он человеком «раздвоенным», две стороны жизни которого пребывали не в явной гармонии, а как бы втайне друг от друга. Сталкивающиеся с ним по службе отмечали ревностный формализм и педантичную исполнительность и в то же время охотно посещали Колосово, где Чертков оказывался милым человеком, приятным собеседником, «образцовым мужем и отцом». |
| Получив «Именины», Чертков не отказался от мысли издать «Жену». 6 июля 1892 г. он писал Чехову: «Ради бога, Антон Павлович, не лишайте нас возможности издавать Ваш рассказ „Жена“. Он во всех читателях производит не только самое хорошее, но и сильное впечатление; и мне более всего хотелось бы для своих изданий воспользоваться именно этим рассказом Вашим. Впрочем, в Вашем письме есть оговорка: „Если Вы думаете иначе, то сделайте одолжение, берите его и печатайте“. Вот этим Вашим позволением мне и хотелось бы воспользоваться. В пределах письма мне трудно изложить Вам те причины, по которым я так высоко ценю эту вещь: пришлось бы написать целый ее критический разбор. Но прошу Вас верить, что оценка моя не случайная или произвольная, а основывается на тех требованиях, которые мы, с своей, конечно, точки зрения, считаем наиболее правильным и желательным предъявлять к произведениям искусства. Рассказ Ваш „Именины“ я получил и, не будучи раньше с ним знаком, прочел с большим интересом. Содержание его для нас самое, разумеется, сочувственное, и написан он, как всё, что мне пришлось читать из Ваших произведений, живо и правдиво. Мне очень хотелось бы издать и эту вещь. И мне кажется, что по некоторой общности их содержания оба эти рассказа вместе взятые составили бы прекрасную отдельную книжечку, которую можно было бы назвать по заглавию первого из них: „Жена“ и „Именины“, два рассказа А. П. Чехова. Впрочем, если Вы имеете что-либо против этого, то мы можем напечатать их врозь. Но это было бы жаль, п ч они взаимно друг друга пополняют и с разных сторон освещают (и очень верно) одну из важнейших сторон жизнь – супружескую. Итак, вместе ли они будут изданы или отдельно, прошу Вас во всяком случае разрешить нам издание обоих этих рассказов, чем Вы окажете большую поддержку нашему делу» (ГБЛ). Чехов не возражал. Но, с самых первых своих сборников придавая большое зачение их композиции, он не счел возможным объединить эти рассказы. Он писал Черткову 1 августа 1892 г.: «Возьмите и „Именины“, если находите их подходящими, но не издавайте их вместе с „Женой“. Два этих рассказа в одной книжке не улыбаются мне, а почему – я не могу сказать Вам определенно». Чертков согласился; 6 августа он ответил: «Хотя Вы и не говорили, почему Вам не улыбаются оба рассказа в одной книжке, но мне кажется, что я Вас понимаю, и Вы с Вашей точки зрения автора, как мне кажется, совершенно правы в этом случае. Итак, мы напечатаем каждый рассказ отдельно». |
| «В апокрифах речь идёт о подлинно индийских мираклях – не о чуде, которое как бы дано в обстоятельстве и которое должно возвысить, вразумить или послужить к достижению веры, а о чуде „неслыханном“, имеющем целью вызвать изумление слушающего или читающего» – Garbe R. Indien und das Christentum. Tubingen, 1914, s. 19. Цит. по Шохин В. К. Мнимые влияния//Альфа и Омега. Учёные записки Общества для распространения Священного Писания в России. М., 1997, 14, С. 303. 405 Рерих Н. К. Майтрейя//Рерих Н. К. Твердыня пламенная. Рига, 1991. С. 188. 406 Клюев Б. И. Религия и конфликт в Индии. М., Институт Востоковедения РАН, 2002, с. 169. 407 Нотович Н. А. Неизвестная жизнь Иисуса Христа (тибетское сказание). СПб., 1910. Оригинальное французское издание: Notovitc N. La vie inconnue de Jesus Christ. Paris, 1894. 408 Митрохин Л. В. Иисус Христос в Индии: легенды и сказания//Вокруг Иисуса. Киев, 1993. С. 24. 409 Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. Пг., 1916. Т. 1. С. 18. 410 Архимандрит Хр. Тибетское сказание о неизвестной жизни Иисуса Христа: Предварительные сведения//Неизвестная жизнь Иисуса Христа… С. 11. 411 Митрохин Л. В. Иисус Христос в Индии. С. 33. 412 «Время от времени ко мне доходят нелепые слухи о том, что будто бы среди наших хождений по Азии мною открыт какой-то подлинный документ, чуть ли не от времени Христа. Не знаю, кому нужно и с какой целью выдумывать эту версию…» – цитирует Л. Чертков первое, американское издание рериховского «Сердца Азии» (Чертков Л. Тибетская легенда о Христе. С. 134). 413 Стеллецкий Н. Новый труд о жизни Иисуса Христа: Notovitch N. La vie inconnue de Jesus Christ. Paris, 1894//Труды Киевской духовной академии. 1904. С. 273. 414 См.: Толедот Иешу//Иисус Христос в документах истории. Составление Б. Г. Деревенского. Спб., 1998. 415 Стеллецкий Н. Новый труд… С. 273. 416 Цит. по: Стеллецкий Н. Новый труд… С. 271. 417 Стеллецкий Н. Новый труд… С. 276-277. 418 Битнер В. Предисловие редакции.//Неизвестная жизнь Иисуса Христа. Тибетское сказание. – СПб., 1910, с. 3. 419 |
| Предохранило ее и то, что она явно не сочувствовала религиозным пророчествам мужа. Она, конечно, очень снисходительно смотрела на них, не видя всей сути их. Но все ее дневники и письма показывают ее определенное отношение к „толстовству“. Сперва это отношение было легко-ироническим, затем укорительно-ласковым; потом стало – удивляющееся, не без легкой скорби. Далее – осторожное, подозрительное и недоброжелательное. Наконец – мучительное и, до невероятности, болезненное. Мотивы ее отталкивания от толстовства не были религиозными. Это была и чисто женская ревность жены к непонятному, но мужем любимому делу. Она видит, что муж удаляется от нее, как от чужой по духу, приближается к другим людям, окружает себя его понимающими душами… Это было ей особенно мучительно и нестерпимо. Толстовцы воистину „темны“ для нее, как темна та сторона Толстого, которой он закрылся от нее, и которой они его от нее закрыли. Толстовцы „темны“ для нее не только по внешнему облику своему, по душевному выражению, по настроению, которое она в них чувствовала. Они „темны“, ибо затемняли простоту и налаженность яснополянского семейного быта, были несоответственны легкой прозрачности семьи и круга друзей. „Темность“ толстовцев вообще, была видна не только ей одной. Многие откровенно делились с ней своими впечатлениями. Люди могли простить всякие „юродства“ Толстому, но ученикам его отмщалось всемеро. Софья Андреевна их не любила. А их вождя – Черткова, „злого разлучника“, не могла видеть. Чертков, действительно, был, в единении с Александрой Львовной, „злым разлучником“. Он давал содержание и пытался дать форму свершившемуся отрыву Толстого от Софьи Андреевны. Он смог сделать то, чего не смогла сделать Софья Андреевна – стать другом Толстого. Как C. А. во время идиллической яснополянской жизни 60-х годов умела угадывать, „предупреждать“ каждое желание мужа, и обладала совершенным знанием его домашних привычек, так Влад. Григ. Чертков мог теперь „предупреждать“ и угадывать малейшую волю и идею Толстого, и творчески развивая, понимать ее приложение к общественной и личной жизни. |
| Зимой 1896 г. выпущено было за подписью г.г. Черткова, Бирюкова и Трегубова, другое, уже совсем слезливое, повествование (отпечатано на ремингтоне) о духоборах под заглавием «Помогите». Это – воззвание к русскому и заграничному обществу о денежной помощи расселенных духоборам-постникам. «На Кавказе теперь совершается ужасное дуло! (так торжественно начинается воззвание). Более четырех тысяч людей страдают и умирают от голода, болезней, истощения, побоев, истязаний и других преследований русских властей » и т. д. Воззвание это, по-видимому, имело довольно широкое распространение, оно было напечатано заграницею и рассылалось всюду; его можно было встретить и у великосветских дашковисток Петербурга, и у юго-западных штундистских главарей. Зимою 1896 г. в салонах столичных сектофилов г. Бирюков вел платные в пользу бедствующих духобор беседы об учении и жизни закавказских духобор. В том же декабре месяце 1896 г. (датировано 28 числом) г.г. Бирюков и Чертков выпустили и распространяли при помощи того же ремингтона новое творение свое под заглавием: «Записка о положении духобор на Кавказе в 1896 г. « Записка эта имеет характер апологетический. Здесь защитники духобор негодуют на то, что официальные донесения о духоборах содержат якобы самые разнообразные клеветы; сердятся, вопиют и бранятся по поводу того, что «факты, достоверно им известные», по официальному расследованию, оказались «совсем не достоверными». Более всех провинились пред защитниками духобор Тифлисский губернатор кн. Шервашидзе, семь лет, изучавший духоборческое движение и «чиновник Скворцов», дважды посылаемый в качестве специалиста по сектантству для всестороннего расследования этого сложного, запутанного дела. Эти то люди, по мнению толстовцев, и довели свои ложные, доносы на духобор до крайних пределов фанатизма и нетерпимости. В начале 1897 г. все те же г.г. Бирюков и Чертков выступили с новым сочинением под заглавием, «Краткая записка о необходимых средствах облегчения участи духобор» (помечено 25 января). Записка предназначена для «стоящих у власти» и заключает предложение о тех необходимых мерах, которые могут, хотя отчасти загладить многие ошибки и противозаконности, совершенные правительственными лицами по отношению к духоборцам». Меры эта сводятся к тому, что правительство должно капитулировать пред духоборами и санкционировать их анархические претензии по всем пунктам. |
| предполагал, что количество отказов от военной службы по религиозной причине будет незначительным, однако они приняли массовый характер. На местах гос. власти часто привлекали сектантов к ответственности за отказ от военной службы; ок. 100 чел. из них были расстреляны. В кон. 1919 г. у ОСРОГ возник конфликт с 8-м отделом НКЮ, который требовал применить к нему положения декрета «Об отделении церкви от государства» и лишить прав юридического лица; экспертные заключения ОСРОГ все чаще не принимались судами во внимание. В апр. 1920 г. 8-й отдел провел ревизию ОСРОГ и пришел к выводу, что тот превратился в «источник антимилитаристской пропаганды, религиозного и анархического мировоззрения», а его деятельность «вредно отражается на Красной Армии». Канцелярия ОСРОГ была опечатана, мн. дела изъяты. В июне 1920 г. в Москве состоялся организованный ОСРОГ Всероссийский съезд внецерковных религиозных течений. Ввиду массовых нарушений декрета об освобождении от военной службы по религ. убеждениям часть делегатов выступила за пересмотр отношений с советскими органами; предлагалось призвать народ к всеобщему отказу от несения воинской повинности, однако Чертков настоял на продолжении сотрудничества с властями, чтобы помочь хотя бы малой части сектантов-отказников. 6 авг. того же года был издан циркуляр НКЮ «Об уклоняющихся от воинской повинности по так называемым религиозным убеждениям». Отныне такие дела предписывалось рассматривать в ускоренном порядке, при этом «разного рода экспертизы, удостоверения, свидетельства, выдававшиеся иногда так называемым Объединенным Советом или иными религиозными группами... ни в коем случае не могут иметь никакого принципиального значения или силы помимо прямого назначения служить частью судебного материала». 8 сент. 1920 г. Чертков во время личной встречи с Л. попросил отменить все распоряжения НКЮ, ограничивавшие права сектантов на отказ от военной службы. Л. на словах проявил участие, однако фактически встал на сторону 8-го отдела НКЮ. В окт. и нояб. |
| ч. ради использования в своих интересах их международных связей с организациями своих единоверцев в зап. странах. Поскольку сектантские общины обычно не имели имущества и образовательных учреждений, положения декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» затрагивали их в меньшей степени. Основной проблемой в отношениях Советского гос-ва с сектантами в годы гражданской войны являлся вопрос о военной службе. Декрет об отделении Церкви от государства гласил, что «никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей». Однако еще в момент принятия законопроекта Л. внес в этот параграф дополнение: «Изъятия из этого положения [либо замена] под условием замены одной гражданской обязанности другою в каждом отдельном случае допускаются по решению народного суда». Т. о. открывалась возможность для альтернативной службы во исполнение принципа свободы совести, на чем настаивал целый ряд сектантских орг-ций. В нояб. 1918 г. в Москве был образован Объединенный совет религиозных общин и групп (ОСРОГ) из представителей толстовцев, баптистов, евангельских христиан, адвентистов, меннонитов и др. направлений неортодоксального христианства. Его председателем стал известный публицист-толстовец В. Г. Чертков. ОСРОГ обратился в СНК с просьбой законодательно освободить христиан-пацифистов от военной службы. Фактически сектанты освобождались от военной службы и ранее, а 22 окт. 1918 г. об этом был издан приказ Реввоенсовета за подписью его председателя Троцкого. Большевистское руководство со вниманием отнеслось к обращению ОСРОГ. Для подготовки законопроекта была создана комиссия во главе с Бонч-Бруевичем и уполномоченным ЦК РКП(б) по мобилизации Е. М. Ярославским ; членом комиссии стал и Чертков. 4 янв. 1919 г. был принят декрет СНК «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям». Для граждан, вероисповедание которых не позволяло брать в руки оружие, военная служба заменялась санитарной или «иной общеполезной работой». |
| Как видно из письма Черткова к Толстому от 7 января 1890 г., к этому времени Чертковым был уже отправлен в Ясную поляну экземпляр повести, переписанный М. Л. Толстой и заключавший в себе замечания самого Черткова и И. И. Горбунова. Чертков писал: «Очень прошу вас доставить мне экземпляр, лишь только вы кончите, так как я вам вернул свой, а здесь собираются литографировать эту вещь в первоначальном черновом виде, и мне очень хотелось бы дать им экземпляр в окончательном исправленном виде, если только успею» (АТ). В записи дневника от 10—15 января 1890 г. Толстой отмечает: «Получил письмо от Черткова с заметкой о «Крейцеровой сонате». Судя по этой записи, а также по ниже приводимой цитате письма Толстого к Черткову от 15 января и по тому, что в возвращенном Чертковым экземпляре повести (рукопись 15) отчеркнутые и зачеркнутые места рукописи были последовательно пронумерованы, Чертков, помимо нескольких замечаний, сделанных на самом экземпляре рукописи, отдельно написал замечания к тем местам повести, которые казались ему спорными. Но эти замечания не сохранились. Одно из замечаний Черткова касалось высказанной в повести мысли о том, что идеал человечества — не плодовитость, а достижение царства небесного. По этому поводу Толстой 15 января писал Черткову: «В памяти у меня, главное, ваши заметки на мою повесть. Всё совершенно верно, со всем согласен, но «Послесловие» хотя и начал писать, едва ли напишу, и потому место о том, что идеал человечества есть не плодовитость, а исполнение закона достижения царства небесного, совпадающего с чистотою и воздержанием, это место надо оставить как есть. Мне тяжело теперь заниматься этим, да и просто не могу, a misundersmanding’ob 175 не минуешь» (АЧ). Здесь же Толстой сообщает о том, что М. Л. Толстая наносит на присланный Чертковым экземпляр повести все поправки, и что этот экземпляр будет Черткову прислан. 176 В нем, как указано было при описании рукописи 15, были сделаны рукой Толстого лишь две второстепенные стилистические поправки, относящиеся, судя по тому, что они не введены в текст восьмой — литографированной редакции, к январю 1890 г. Пообещав воспользоваться замечаниями Черткова и Горбунова (см. выше, письмо от 31 декабря 1889 г.), Толстой однако не сделал этого и в основном никак не изменил редакции повести, окончательно сложившейся в начале декабря. |
| чтобы сразу понять, чего не чувствовал Шеллинг. Бог выходит в мир, рассказывает Киркегар о пришествии Христа. Нечто новое случается. И это новое есть начало вечности!.. Мгновение открывает вечность... В этом парадокс веры: историческое становится вечным, и вечное историческим» ( Флоровский Г. В. Спор о немецком идеализме//Путь. 1930. 25. С. 75). Значительный интерес к идеям К. проявлял философ С. А. Левицкий (1908-1983), ученик Н. О. Лосского (1870-1965), соглашавшийся с мнением Лосского, что борьба К. с «гегельянским панрационализмом» может быть понята как «объявление войны самому разуму», но вместе с тем отмечавший, что «киркегоровские анализы сущности страха, отчаяния и других определяющих эмоций настолько глубоко проникают в сущность человеческой природы, находя на дне ее страх Божий и трепетание перед тайной бытия, и настолько мастерски проведены, что за это можно простить этому философу его крайности» ( Левицкий С. А. Воспоминания о Лосском//Новый журнал. Н.-Й., 1977. 126. С. 181; ср.: Чертков. 1986. C. 46-47). В СССР имя К. долгое время встречалось лишь в специальных контекстах, посвященных скандинавской лит-ре, в примечаниях к философским изданиям, в справочниках и энциклопедиях ( Чертков. 1986. С. 47). В офиц. марксистской философской лит-ре К. стал часто упоминаться с 50-х гг. XX в., преимущественно в связи с критикой экзистенциализма как «буржуазной» и «субъективистской» философии; он подвергался осуждению как носитель «враждебного отношения к жизни и к человеку», «юродивый буржуазной философии» (Там же. С. 48). Более серьезное рассмотрение идей К. стало возможным лишь в 60-70-х гг. XX в., после «хрущёвской оттепели». В 1964 г. в Философской энциклопедии была опубликована содержательная статья С. С. Аверинцева и Ю. Н. Давыдова (Кьеркегор//Философская энциклопедия. М., 1964. Т. 3. С. 128-130); статьи о К. стали появляться в центральной философской периодике (см., напр.: Бородай Ю. М., Гайденко П. П. Кьеркегор и критика Гегеля с позиций экзистенциализма//Вестн. |
|
|
