| Датировка дальнейшей работы Толстого над «Николаем Палкиным» крайне затруднительна. В. И. Срезневский на том основании, что части текста последней редакции писаны рукой С. А. Толстой, полагает написание ее возможным относить «или ко второй половине апреля, когда Лев Николаевич был в Москве, где тогда же была и Софья Андреевна, или ко времени после 10 мая, когда Софья Андреевна с семьей приехала в Ясную, где уже жил с начала мая Лев Николаевич». Между тем другие свидетельства не подтверждают этой датировки. Копия В. Г. Черткова, по его дневнику, была сделана 16 мая 1886 года. Далее 29 июня 1886 г. Толстой пишет В. Г. Черткову: «...а утром занимался — преимущественно статьей о государственной власти, которую я начал с рассказа солдата, но потом пришел покос и я целые дни был в поле...» (ТБ 1913, II, стр. 39). Предположение В. И. Срезневского, что эта запись относится к «Что можно и чего нельзя делать христианину» — спорно. Дальше — письма В. Г. Черткова к Толстому дают ряд интересных указаний для датировки. Так в письме из Англии, точно не датированном, но относимом ко второй половине июня 1886 г., Чертков пишет: «в статье, начинающейся вашей встречей с отставным солдатом, вы, говоря о прежних представителях насилия и вместе с тем разврата, относитесь к ним с крайним негодованием, даже с презрением, отвращением, и в таком духе употребляете слова, подобные «блядь» и т. п. Не в слове дело, а в духе...» и далее Чертков возражает против подобной резкости Толстого. Еще дальше Чертков в письме к Толстому по пути из-за границы в Россию в поезде 8 и 10 августа 1886 г. пишет: «ужасно сильно и поразительно убедительно то, что вы написали о «Николае Палкине» тогда ночью в записной книжке». И еще дальше в письме от 24 янв. 1887 г. из Петербурга он сообщает Толстому: «...Меня беспокоит то, что вы не получили еще посланных мною заказных посылок. Я послал вам три. Сначала те рукописи, о которых говорил в письме, и при них переписанные листки «о жизни и смерти». Потом послал Вам переписанную статью о Палкине. |
| Именно, усерднейший почитатель и ближайший друг Толстого Вл. Гр. Чертков сделал в газетах такое описание деревни Ясная Поляна, в которой постоянно живет граф Толстой. «Бедственное положение крестьян Ясной Поляны до того велико, говорит он, что более половины населения не находит себе дела и выселяется в ближайшие города, на юг, в Москву. Деревня не растет, замерла. Я знаю Ясную Поляну скоро 25 лет, и за все это время как были в деревне семьдесят жалких домиков, так и до сих пор. Чуть кто подрастет в доме, его уже отправляют в извозчики в Тулу, либо рабочим на завод. А девушки из-за куска хлеба идут самым печальным торным путем. Избы полуразваленные, с раскрытыми крышами. Имеются еще избы и по черному, т. е. в печке нет трубы, и весь дым идет из устья в хату и наполняет ее во время топки от потолка до полу; стены покрыты сажей пальца на два. Люди обескровлены, с гноящимися глазами, страдают головными болями, простуживаются от врывающегося в открытые двери во время топки холода» и пр. Чертков описывает яснополянскую деревню с целью тронуть русских читателей и побудить их выкупить у семьи Л. Н. Толстого помещичью землю, чтобы подарить ее крестьянам. «Спасти от хронической гибели ближайших к Л. Н. Толстому крестьян, наделить их помещичьей землею, – это, по мнению В. Г. Черткова, одобренному самим великим писателем, было бы лучшим способом почтить последнего в день его восьмидесятилетия» (см. Новое Время 1908 г. 10 авг. 11642). В воззвании г. Черткова нас поражает следующее. Такой сострадательный и чуткий человек, как В. Г. Чертков, мог 25 лет наблюдать Ясную Поляну, – и ему не пришло в голову при его громадном когда то богатстве выкупить для крестьян эту землю. Сам Лев Толстой, почитаемый за человека великой души и радетеля землепашцев, был в состоянии 80 лет ежедневно наблюдать агонию своей деревни всех этих обескровленных людей с гноящимися глазами, всех этих детей, выбрасываемых из родного дома, всех этих девушек, из-за куска хлеба идущих в проституцию, – он в силах был видеть это родное ему крестьянство, хиреющее без земли, сам владея именно той землею, которая яснополянским крестьянам нужна. |
| Почему это так? Потому что Чертков каким-то невидимым, каким-то непонятным для нас способом оказывается носителем свидетельств о духовных прозрениях Толстого. Это совершенно парадоксально, потому что по масштабности, по своей значимости Толстой и Чертков – абсолютно несопоставимые люди. В русской культуре возникла гениальная, удивительная, уникальная ситуация, когда рядом с гениальным художником и мыслителем оказался совершенно несопоставимый с ним человек, который был посвящен во все самые глубокие тайники жизни Толстого. Настолько посвящен, что Толстой вынужден был, опять же, незадолго до смерти, летом 1910 года, завести маленькую тетрадочку, которую он назвал «Дневник для самого себя», который он решил уже никому не показывать. То есть ранее сложилась такая ситуация, что Толстой вынужден был все свои дневниковые записи показывать Черткову, а не, например, жене, с которой он провел вместе сорок восемь лет. В этом, собственно, и заключается суть конфликта Черткова с Софьей Андреевной Толстой. Я обратил внимание, что здесь продаются мемуары Софьи Андреевны «Моя жизнь», я очень вам рекомендую, если финансовые обстоятельства вам позволяют, эту книгу приобрести, это очень интересная книга. Это мемуары, которые были изданы, я не помню точно, либо в этом году, либо в прошлом. Очень долго в полном объеме они были недоступны исследователям, в журналах только отдельные отрывки из них печатали. И вот получается так, что Чертков, человек без образования, человек, в общем, не совсем даже и физиологически здоровый, получает своеобразную монополию на личность Толстого. Почему это так, по какому праву и к чему это привело? Об этом я очень подробно пишу в своей книге, поэтому отсылаю вас к ней. У меня пять минут остается, поэтому я последние три тезиса обозначу, а потом мы можем что-то уточнить или я отвечу на ваши вопросы. Значит, последние три тезиса моей лекции как раз относятся к обстоятельствам появления февральского акта 1901 года об отлучении Толстого. И в следующий раз я буду подробно рассказывать о трех моментах. Первый момент: в связи с какими историческими обстоятельствами это отлучение появилось. В первую очередь нам придется говорить о романе «Воскресение», который имеет как минимум две особенности. |
| Вскоре после выхода первого издания Чертков предполагал издать сборник рассказов Чехова, куда должна была войти и «Жена». Но Чехов написал Горбунову-Посадову, что он «решительно против нового сборника», так как почти все рассказы, которые хотел включить туда Чертков, выходили отдельно. Издание не состоялось. Исправления в текст рассказа Чехов внес только в 1901 году при подготовке издания А. Ф. Маркса. Были исключены все места, где главный герой говорит или думает о своем «равнодушии», «хладнокровии»: высказывание в главе VII о «полнейшем равнодушии», заключительные фразы об «одном полку с равнодушными» в финале, эпизод с кулаком Абрамом в рассказе Брагина. В журнальном варианте герой был язвительнее, его высказывания – значительно нетерпимее; местами они носили сильную консервативную окраску. У Натальи Гавриловны в манерах и характере было тоже гораздо больше резких черт, напоминающих рассказчику «ее родину – Одессу». В связи с этим «война» между ними отличалась большим эмоциональным накалом. В окончательном варианте многие фразы, эпизоды – иногда с выпадами почти грубыми – были устранены. Была притушена внешняя сторона «войны», и, таким образом, отчетливее выступили «внутренние противоречия» во взаимоотношениях героев. В издании Маркса было снято сравнение ситуации возможной измены героини с сюжетом «Крейцеровой сонаты». Из дошедших до нас отзывов о «Жене» положительные принадлежат только читателям. Так, 12 февраля 1892 г. А. И. Смагин писал М. П. Чеховой: «Сегодня прочел в „Сев вестнике“ „Жену“. Удивительная это вещь! Читая ее, я видел выражение глаз Натальи Гавриловны, слыхал тон ее разговоров. По моему впечатлению, есть два подобных произведения – „Крейцерова соната“ и „Жена“» (ГБЛ). В письме к Горбунову-Посадову Чертков писал, что он получает «с разных сторон отзывы о том, что из всех рассказов нашей первой серии многим „Жена“ нравится больше всего» (11 апреля 1893 г. – ЦГАЛИ, ф. 122, оп. 1, ед. хр. 1480). Сами редакторы «Посредника» тоже высоко оценивали повесть. Правда, их восторженные отзывы в письмах к самому Чехову отчасти были вызваны и внелитературными соображениями, а во внутренней переписке были несколько другими (ср., например, отзыв Черткова в письме к Горбунову-Посадову от 11 апреля 1893 г., где он пишет, что «„Жена“ и „Именины“ недостаточно по идее содержательны»). Но само за себя говорит уже их упорное желание во что бы то ни стало напечатать повесть. |
| Содержательное сопоставление христианства с учением буддистов см. в части IV «Буддизм и христианство». 1591 Цит. Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. – Пг. 1916, т. 1, с. 154. 1592 «Будда, достигнув всяческой старости, восьмидесяти лет от роду, вдруг объелся однажды в жаркий день свининой у знакомого кожевника, а после того не удержался еще и от другого искушения, – искупался в речке, за что и отдал в тот же вечер Богу душу» (Бунин И. А. Освобождение Толстого.//Бунин И. А. Собрание сочинений. Т. 9. – М., 1967, с. 106). 1593 Франк С. Л. С нами Бог. – Париж, 1964, с. 28. 1594 Нотович Н. А. Неизвестная жизнь Иисуса Христа (тибетское сказание). Жизнь святого Иссы, наилучшего из сынов человеческих. – СПб., 1910. Оригинальное французское издание – 1874. 1595 Митрохин Л. В. Иисус Христос в Индии: легенды и сказания.//Вокруг Иисуса. – Киев, 1993, с. 24. 1596 Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. – Пг., 1916, т. 1, с. 18. 1597 Архимандрит Хр. Предварительные сведения.//Неизвестная жизнь Иисуса Христа. Тибетское сказание. – СПб., 1910, с. 11. 1598 Митрохин Л. В. Иисус Христос в Индии. с. 33. 1599 «Время от времени ко мне доходят нелепые слухи о том, что будто бы среди наших хождений по Азии мною открыт какой-то подлинный документ, чуть ли не от времени Христа. Не знаю, кому нужно и с какой целью выдумывать эту версию…» – цитирует Л. Чертков первое, американское издание «рериховского „Сердца Азии“ (Чертков Л. Тибетская легенда о Христе. c. 134). 1600 Битнер В. Предисловие редакции.//Неизвестная жизнь Иисуса Христа. Тибетское сказание. – СПб., 1910, с. 3. 1601 Буткевич Т. Как восполняются мнимые евангельские «пробелы».//Вера и разум. 1895. 22. 1602 В журнале «Труды Киевской Духовной Академии»; более подробных данных об этой статье мне пока найти не удалось. 1603 Архимандрит Хр. Предварительные сведения. с. 11. 1604 Рерих Н. К. Сердце Азии. Цит. по: Чертков Л. Тибетская легенда о Христе. c. 134. 1605 Рерих Н. К. Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. – Рига, 1992, с. |
| Д. Хилков и г. Чертков, поддерживаемые и вдохновляемые самым живым образом со стороны гр. Л.Н. Толстого. Явление это вполне понятно, если принять во внимание, что толстовцы являются единственными виновниками всего пережитого духоборами переворота и целого ряда тяжёлых экономических и нравственных страданий. Совесть этих просвещенных людей не покойна, и они теперь выступили в роли «спасителей» мятежных духобор. Как только выяснилась возможность эмигрировать, духоборы выслали в Англию к упомянутым «спасителям» две семьи своих ходоков: Ивина с женой и 6 детьми и Махортова с женой. Теперь началась лихорадочная, торопливая деятельность по устройству эмиграции, как можно скорее. Больная фантазия нездоровых людей развивала здесь многие пленительные картины об устройстве в стране свободы общины по новейшей теории толстовства. Два друга – кн. Хилков и г. Чертков заспорили о выборе страны: последний тянул в Америку, а первый останавливался на Англии. Мнение князя восторжествовало, и компания тогда остановилась на выборе острова Кипра, который принадлежит англичанам. Главная выгода казалась в том, что военная служба здесь не обязательна, и кроме того, Кипр сравнительно гораздо ближе к Кавказу, чем другие подходящие места и переехать туда стоит много дешевле, чем переехать, напр. в Америку или в Канаду. Сначала на остров Кипр отправлен был англичанин, Сент Джон, сочувствующий духоборам; он жил там несколько месяцев, поехав туда на средства квакеров, и производил разведки, где удобнее всего поселиться духоборам и что нужно для этого предпринять. К нему присоединились потом Д.А. Хилков с Ивиным и Махортовым. Но пока производились разведки, духоборы, страстно жаждя переселения, просили торопиться с водворением и грозили перейти границу в Турцию и там выжидать дальнейшего. Это заставило пылких, но легкомысленных ходатаев поспешить, минуя формальности по сношению с властью местной, с наймом пароходов для расселённых в Кахетии постников. Был забит тогда же страстный набат о призыве к пожертвованиям, так как денежные средства оказались далеко не в порядке. |
| Чертков еще дважды письменно обращался к Л. с докладами о нарушениях со стороны властей прав сектантов. По поручению Л. при СНК была создана комиссия для рассмотрения жалоб ОСРОГ во главе с замнаркома просвещения М. Н. Покровским. Комиссия пришла к выводу об отсутствии нарушений со стороны органов власти и, напротив, наличии «злоупотреблений» со стороны ОСРОГ. В связи с этим 14 дек. 1920 г. было принято постановление СНК об изменениях и дополнениях декрета «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям». Процесс доказательства идейных убеждений был усложнен, допускалось привлечение в качестве экспертов лиц, не связанных с к.-л. религ. течениями, упоминание об ОСРОГ из текста закона было изъято. В то же время некоторые сектантские объединения выступили с предложениями внести изменения в декрет «Об отделении церкви от государства», в частности допустить предоставление религ. об-вам прав юридического лица, разрешить благотворительную и иную социальную деятельность, приобретение в собственность зданий и др. имущества. Все эти предложения СНК отклонил. Помимо урегулирования вопроса об освобождении от военной службы советское руководство активно сотрудничало с сектантами на начальных этапах коллективизации сельского хозяйства. С 1918 г. общины сектантов обращались к советским властям с предложениями об устройстве ими земледельческих хозяйств на пустующих территориях. Эти предложения получили поддержку Л., к-рый возлагал серьезные надежды на эффективное освоение сектантами национализированных имений, а также на то, что сектантские коммуны могут популяризировать среди русского крестьянства идеи коллективного ведения хозяйства. В марте 1921 г. в Москве по инициативе ОСРОГ и под председательством Черткова состоялся 1-й Всероссийский съезд сектантских земледельческих и производительных объединений. Незадолго до этого Чертков и другие руководители ОСРОГ были привлечены к суду по обвинению в «извращении и затруднении правильного применения декрета об освобождении от воинской повинности». |
| МГУ. Сер.: Экономика и философия. 1961. 2. C. 45-54; Гайдукова Т. Т. Принцип иронии в философии Кьеркегора//ВФ. 1970. 9. С. 109-120; Асмус В. Ф. Лев Шестов и Кьеркегор//ФН. 1972. 4. С. 71-88; ср.: Чертков. 1986. С. 48-49). Значимым этапом в освоении философского наследия К. в советский период стала работа П. П. Гайденко «Трагедия эстетизма: Опыт характеристики миросозерцания Сёрена Киркегора» ( Гайденко. 1970), в которой творчество К. рассматривалось как «экзистенциальная драма», связывалось в своих истоках с нем. романтизмом и интерпретировалось в связи с важной для раннего К. темой иронии (ср.: Loungina. 2009. P. 267-269). Показательным примером господствовавшего в советской науке марксистского подхода к наследию К. является монография Б. Э. Быховского «Кьеркегор» ( Быховский. 1972), где акцент сделан на борьбе К. с немецким идеализмом, в которой автор видит лишь «консервативную» борьбу религ. иррационализма с рационализмом, а также на полемике К. с протестант. церковью Дании в последние годы жизни. С т. зр. марксистской философии учение К. и его последователей в европ. философии характеризуется Быховским как «наиболее яркая, типическая форма пандемии иррационализма» (Там же. С. 223) и объявляется «эффективным духовным наркотиком» (Там же. С. 31; ср.: Чертков. 1986. С. 52-54; Loungina. 2009. P. 265-266). Свободное от идеологических штампов и оценок исследование философии К. стало возможным лишь с началом перестройки, в 80-х гг. XX в. Значительное влияние на формирование в России устойчивого интереса к идеям К. в кон. XX - нач. XXI в. оказала исследовательская и переводческая деятельность С. А. Исаева (1951-2000), подготовившего совместно с супругой Н. В. Исаевой перевод на рус. язык 5 основных философских работ К. В посвященном К. разделе монографии Исаева «Теология смерти» впервые в отечественной лит-ре мировоззрение К. было рассмотрено в связи с его теологическими основаниями и следствиями; как подчеркивал Исаев, интерпретировав христианство в свете «трагизма» индивидуальной экзистенции, противостоящей всеобщему, К. |
| Это и предохранило ее от духа его. Предохранило ее и то, что она явно не сочувствовала религиозным пророчествам мужа. Она, конечно очень снисходительно смотрела на них, не видя всей сути их. Но все ее дневники и письма показывают ее определенное отношение к «толстовству». Сперва это отношение было легко ироническим, затем укорительно ласковым; потом стало –– удивляющееся, не без легкой скорби. Далее –– осторожное, подозрительное и недоброжелательное. Наконец, –– мучительное и до невероятности болезненное. Мотивы ее отталкивания от толстовства не были религиозными. Это была и чисто женская ревность жены к непонятному, но мужем любимому делу. Она видит, что муж удаляется от нее, как т чужой по духу, приближается к другим людям, окружает себя его понимающими душами… Это было ей особенно мучительно и нестерпимо. Толстовцы воистину «темны» для нее, как темна та сторона Толстого, которой он закрылся от нее, и которой они его от нее закрыли. Толстовцы «темны» для нее не только по внешнему облику своему, по душевному выражению, по настроению, которое она в них чувствовала. Они «темны», ибо затемняли простору и налаженность яснополянского семейного быта, были несоответственны легкой прозрачности семьи и круга друзей. «Темность» толстовцев вообще, была видна не только ей одной. Многие откровенно делились с ней своими впечатлениями. Люди могли простить всякие «юродства» Толстому, но ученикам его отмщалось всемеро. Софья Андреевна их не любила. А их вожди –– Черткова, «злого разлучника», не могла видеть. Чертков, действительно, был в единении с Александрой Львовной, «злым разлучником». Он давал содержание и пытался дать форму свершившемуся отрыву Толстого от Софьи Андреевны. Он смог сделать то, чего не смогла сделать Софья Андреевна, стать другом Толстого. Как С. А. во время идиллической яснополянской жизни 60-х годов умела угадывать, «предупреждать» каждое желание мужа, и обладала совершенным знанием его домашних привычек, так Влад. Григ. Чертков мог теперь «предупреждать» и угадывать малейшую волю и идею Толстого, и творчески развивать, понимать ее приложение к общественной и личной жизни. |
| Уходом и смертью, как жизнью, Л. Н. обелился светом от тьмы домашних своих. Наконец, в защиту себя от великого мужа, С. А., семья, быт, родина, земля, все грешное, земное могло бы сказать – огрызнуться жестокими словами Катюши Масловой, сказанными Неклюдову в —372— «Воскресении»: «Ты мной хочешь спастись... Мною в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись»... Через это грешно-праведное «хотение» прошел в семью, вглубь её, включительно до посяганий наследственных, символический и живой Чертков, а за ним и вся идейно общественная, интеллигентская улица. Прав был Лев Львович Толстой, когда как укушенный, закричал от боли, прав своей правдой и в том, что закричал: «как гордый сын своего отца...» Тогда много указывалось, что Л. Л. Толстой восставляя отца жертвой «неумного влияния», умаляет «величие отца». Так высказался и другой сын Льва Николаевича – И. Л. Толстой. Однако правдой умалить величие нельзя, а что здесь правда жизни была, это так понятно, если не закрываться величием Толстого, как внешним оплотом. Великий старик был человек, сложный человек и в сложности слабеющий Чертков – слетел, как ничтожная галка с крыши, а что ничтожество галки прямизной своей решает судьбу великих сомнений великих людей, это не редкость в истории и общее место психологии. Конечно, дверь открыл к себе в комнату Л. Н. сам, один, а тот, вчуже милый ему, вошел и уселся в сердце гения на самом видном месте русской культуры, уселся с ногами на мягких подушках толстовского величия, рычит на домашних господина и тем люб господину, соблазнителен своей внеисторичностью, внепсихологичностью, галочьей прямизной... Не быть Львом Николаевичем Толстым, а стать, вне себя самого, Владимиром Чертковым, так сказать, с предметом в уровень, только это и могло дать некоторый хмель в наслоении мотивов ухода Льва Толстого. Главное же в литой маске были все нужные черты живого лица Толстого, кроме собственного самого его, но от себя он искал ухода и черты правдоподобия оживляли толстовство в Толстом... Он ушел в объятия призрака... и умер. А маска осталась на месте лика Льва Толстого, и стали отрывать мужнее от жениного, отцовское от сыновнего, семейное от семьи, явное, обидно ясное от тайного, молчаливого большим молчанием, отрывать чем-то холодно |
|
|
