| Если принять принцип развода как средство против раздоров и правонарушений, тогда пришлось бы постоянно разводить людей между собою и ссорить человеческие общества, и все-таки не уничтожить зла. Между тем зло это искореняется с возвышением нравственного уровня людей, к чему стремится христианское воспитание. Поставляя жене в обязанность, несмотря ни на какие дурные свойства мужа, любить его, быть покорной ему и уступчивой, христианство видит в этом средство для водворения мира в супружеских отношениях и восстановления семейного счастья. И чем умнее и образованнее жена, тем покорность ее мужу обязательнее и легче с одной стороны, а с другой плодотворнее, ибо не порабощая ее мужу, она часто доставляет ей высокое нравственное торжество. Христианство находит для жены вполне возможным покорить таким образом даже неверного мужа, не христианина ( 1Пет. 3:1–2 ; 1Кор. 7:16 ). «Если муж будет язычник, то он скоро обратится; если христианин, то будет лучше», – пишет Златоуст. Не обязанная, разумеется, исполнять каких-либо противозаконных требований мужа, его прихотей, противных вере и нравственности, христианская жена старается вести себя, однако ж, с такой осторожностью и скромностью, чтобы не впасть в заносчивость и высокомерие. В самих своих действиях, по-видимому, несогласных с волей мужа, она показывает, что не мужу, собственно, хочет противоречить, не пред ним упорствовать, но не хочет быть противницей Закона Божия. Всякий отказ от исполнения несправедливых требований может носить характер величайшей покорности, любви и кротости; а может быть и груб, дерзок, пренебрежителен. Последнее-то и не согласно с поведением христианской супруги; против этого-то апостол и писал: учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии ( 1Тим. 2:12 ). Напротив, первый способ действия может иметь весьма благотворное влияние на злого мужа и таким образом быть источником славы жены. Так христианство, ставя человека среди всех опасностей жизни, вооружает его нравственными средствами, с которыми он не только сам остается непобежденным, но еще становится победителем. «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков, – говорил некогда Спаситель Своим ученикам, – итак будьте мудры, как змии, и просты (кротки, незлобивы), как голуби ( Мф. 10:16 ). Эти слова Спасителя могут относиться, конечно, к каждому христианину и, в частности, к женам. Этим советом они могут пользоваться и в случае религиозных разногласий с мужьями. Жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие ( 1Пет. 3:1–2 ; ср.: 1Кор. 7:16 ). |
| Когда Спаситель пришел в дом апостола Петра, то увидел, что теща его страдает от сильной горячки. Он обратил особенное внимание на страждущую и не замедлил подать ей Свою Божественную помощь. Он коснулся руки ее, и горячка оставила ее; и она встала и служила им ( Мф. 8:14 ). Однажды на пути в город Наин Иисус встретил погребальную процессию: несли умершего юношу, единственного сына у матери-вдовы, которая шла за гробом, вся в слезах. Неоткуда было ожидать утешения несчастной: учители народа – фарисеи – большею частью только притесняли вдов ( Мф. 23:14 ; Мк. 12:40 ). Христос сжалился над нею. Он уговаривает ее не плакать, потом, чудесным образом воскресив ее возлюбленного сына, возвращает его обрадованной и пораженной благоговением пред Спасителем, матери ( Лк. 7:11–17 ). Случилось также Иисусу быть в одной из синагог в субботу и учить. Тут была женщина, восемнадцать лет одержимая страшною болезнью: она была скорчена и не могла стоять прямо. Заметив больную, Спаситель Сам подозвал ее и возложением рук избавил от страданий: она выпрямилась и стала славить Бога. Для фарисея – начальника синагоги, строгого исполнителя буквы закона – милосердие к женщине показалось совершенно неблаговременным, ибо была суббота. Он грубо заметил женщине, что в другие дни, а не в субботу, нужно приходить лечиться. Спаситель пристыдил фарисея за такое равнодушие к страждущей женщине. Лицемер! – сказал Он, – не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? ( Лк. 13:15–16 ). В другой раз, когда Христос проходил среди большой толпы народа, одна женщина, которая страдала двенадцать лет кровотечением и бесполезно истощила на врачей все свое состояние, услышав о необыкновенной силе Иисуса, тихо подошла к Нему, надеясь одним прикосновением к Его одежде избавиться от своей болезни. Глубокая вера женщины не обманула ее: течение крови остановилось, и она почувствовала выздоровление. Христос не хотел оставить в неизвестности веру женщины и не упустил случая засвидетельствовать пред всеми ее достоинства. Когда на вопрос Его: «Кто прикоснулся ко мне?» – испуганная женщина пала пред Ним, всенародно объявив, по какой причине она прикоснулась, Он нежно ободрил ее: «Дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя» ( Мф. 9:22 ). Не к обличению женщины Он заставил ее сознаться, но, очевидно, к прославлению ее, ибо глубокая вера ее могла служить примером для других. Начальник синагоги, например, в это же время просивший Христа об исцелении своей дочери, мог поучиться у этой женщины: сам он был не настолько тверд в вере, чтобы не поколебаться, когда услышал от посланного из своего дома, что дочь его уже умерла и что поэтому незачем утруждать Учителя. |
| Мария тотчас же села около ног Его и стала слушать Его спасительное учение. Между тем Марфа заботилась о приготовлении угощения дорогому Гостю и, видя, что сестра не хочет помочь ей в этом, стала жаловаться Иисусу на то, что сестра одну ее оставила служить. На это Он отвечал Марфе, что ее хлопоты об угощении совершенно излишни, что внешняя попечительность о многом не может сравниться с заботливостью Марии о том, что одно только истинно дорого и необходимо для человека, – слушание слова Божия. Хозяйственная суетливость далеко не составляет существенного призвания женщины; сообразно со своим человеческим достоинством, на первом плане она должна поставлять высшие духовные интересы, заботиться о своем духовно-нравственном развитии. Такова именно и была Мария. Она поняла глубокий смысл учения Христова о том, что душа больше пищи, что не телесные нужды, а нравственные – или Царствие Божие – составляют существенную сторону стремлений разумно-нравственной человеческой природы. Спустя несколько времени Иисус получил от этих сестер известие о болезни Лазаря. Несмотря на опасность, угрожавшую Ему от иудеев, Спаситель пошел в Иудею, чтобы воскресить друга Своего (который тогда уже умер), и утешить опечаленных сестер. Марфа вышла в поле к нему навстречу и сказала: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, – прибавила она, – что, чего Ты попросишь у Бога, даст тебе Бог ( Ин. 11:21–22 ). Таким образом Марфа выразила свою веру во Христа, хотя веру в Него, скорее как в человека добродетельного и угодного Богу. Спаситель нашел нужным и возможным посвятить ее в более высокие тайны христианства, показать ей, что Он не Человек только, но и Сам Бог – источник жизни и бессмертия, Который Своею собственною силой разрушает смерть и верующим в Него сообщает жизнь вечную. Тогда Марфа исповедует Его Сыном Божиим, Которому надлежало прийти для спасения мира, и исповедание ее по своей силе и ясности может быть поставлено наряду с исповеданием Петра ( Мф. 16:16 ). Но видно, она, как женщина практичная, находившаяся притом под влиянием сильной скорби, еще не вполне понимала слова Спасителя о том, что верующий в Него, если и умер, оживет и не умрет вовеки ( Ин. 11:26 ), – не понимала, ибо после опять выразила сомнение в возможности восстания брата, предавшегося уже тлению во гробе. |
| Между тем Господь, воздавая всякому свое, не отказывая и возлюбившим Его женщинам в должной чести и обетованиях, не изменяет прежнего Своего изволения относительно избрания на особенное служение веры – мужчин. По Воскресении Своем, устрояя Царствие Божие, Святую Церковь Свою ( Деян. 1, 3 ), не женщинам, а мужчинам, святым апостолам говорил Он: Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам... Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари... Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас... Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся ( Мф. 28, 18–20 ; Мк. 16, 15 ; Ин. 20, 21–23 ). Из других мест Евангелия видно, что не к женщинам, а к мужчинам, святым апостолам относились некоторые особенные наставления о проповедовании всюду Царствия Божия, об открытом учительстве, об отлучении упорных и непослушных от общения с Церковью, о совершении Таинства Евхаристии в воспоминание Спасителя и т. п. ( Мф. 10, 1–28; 18, 15–18 ; Лк. 22, 19–20 ). В таком смысле поняли и апостолы это учение об их особой власти, особых обязанностях. «Итак каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей тайн Божиих», – писал апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам (4, 1; ср.: 12, 28. Рим. 15, 16 ). Свое служение, апостольство, они ясно отделяли от каких-либо других родов служения в Церкви ( 1Кор. 12, 28 ). На место выбывшего из их среды Иуды они с молитвой жребием избрали Матфея ( Деян. 1, 23–26 ). Апостолы заправляли всеми делами христианской общины ( Деян. 4, 33, 35; 6, 2 ), они предлагали поучения в Церкви ( Деян. 2, 42; 5, 21, 28, 42 ). Они судили неправильно поступавших верующих ( Деян. 5, 1–10; 8, 20–24 ; 1Кор. 5, 1–5 ; 2Кор. 2, 6–10 ). В случае нужды апостолы избирали для служения в церкви новых лиц и через возложение рук поставляли их на это служение ( Деян. 6, 2–6 ); совершали крещение и через возложение же рук сообщали новоуверовавшим Святаго Духа (8, 16–19, 35–39). |
| Не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа ( 1Кор. 11, 8–9 ). Апостол имеет в виду то место из Книги Бытия, где говорится, что Бог, взял одно из ребер спящего Адама, создал из него жену. Он видел, что не хорошо быть человеку одному, что ему нужен помощник ( Быт. 2, 18, 21–23 ). Таким образом, в истории творения мужской тип является как нечто первичное, основное, самостоятельное, но еще неполное; женский – как последующее, не самобытное, но более цельное развитие того, что было уже в муже (ср.: 1Тим. 2, 13 ). Неестественно было бы отнять могущество у мужчины и перенести его на женщину. Впрочем, опасаясь, чтобы это как бы предпочтение мужского пола не повело к действительному унижению женского, чтобы самих женщин оно не привело к небрежению о своем достоинстве, а мужчинам не дало повода к неуважительному отношению к ним, апостол тотчас же спешит оговориться; подтверждая совершенную индивидуальность того и другого пола, он доказывает и их взаимную необходимость друг для друга, их одинаковую несостоятельность друг без друга. Ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж чрез жену; все же – от Бога ( 1Кор. 11, 11–12 ). Различие типов мужского и женского, известным образом выражающееся во взаимных отношениях супругов, естественно, должно выражаться и вовне. И вот обычай покрывания женщинами головы, существовавший у большинства древних народов, как и у иудеев, апостол хочет удержать и в христианстве, ибо этот обычай хорошо выражает идею женственности. Апостол предписывает женам иметь на голове символ власти над ними (ст. 10), т. е. покрывало. Каким же образом покрывало может выражать подвластное состояние? Феофилакт Болгарский разрешает этот вопрос таким образом: «Покрытие головы означает наложение власти на голову: покрывало на голове занимает место властителя и служит знаком подчинения... Покрытою головою, опущенными вниз глазами жена доказывает свою почтительность и верность положению подчиненной». «Покрытие есть знак покорности и подчинения, – говорит Златоуст, – оно побуждает смотреть вниз, смиряться и соблюдать добродетель, которая для подчиненного состоит в послушании». |
| Но апостол, собственно, не считает нужным разбирать этого вопроса. Он опирается на общепринятый обычай, от которого только в Коринфе дерзнули отступить. Апостол уверен, что о том его спрашивать не будут: «действительно ли покрывало выражает подчинение?» Все сами так думали; подобно как у нас снятие шляпы в знак почтения считается общепринятым обычаем и выражение отдать почтение считается равносильным выражению снять шляпу. Таким образом апостол в 10 ст. кратко, метонимически говорит, что жена должна иметь на голове власть. Каждый понимал, что этим указывается на покрывало. По всему ходу речи апостола видно, что он главным образом коринфским женщинам хотел внушить, как вести себя во время молитвы – с открытой или покрытой головой, ибо они в этом отношении допускали злоупотребления. Мужчинам, собственно говоря, не было и повода, чтобы покрываться вопреки христианскому требованию, ибо и у греков, как мы видели, молились с открытой головой; разве христиане из иудеев могли препираться в этом случае? Относительно же женщин действительно нужно было говорить с такой настоятельностью, какая замечается у апостола. Но с другой стороны, так как апостол находит нужным мысль о необходимости женщинам покрывала утвердить на принципе отношения полов, то ему естественно было вместе с заповедью женщинам дать соответственное наставление мужчинам. Этим апостол выразил и ту важную мысль, что муж не имеет какой-нибудь привилегии – свободно, по произволу, распоряжаться своим внешним видом, во имя того, что он глава жены; напротив, и он подчиняется в этом отношении строгому закону. Так всюду является совершенное равенство мужа и жены перед нравственным законом, при естественном различии их отношений друг к другу. Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову. И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая (ст. 4–5). Если муж представляет собой идею главенства, могущества по отношению к жене, то ему и во внешнем виде следует выражать это, иметь тоже на голове знак власти, но уже власти своей собственной, а не власти над ним, т. |
| Но лишенная большей частью нравственных качеств характера, чуждая истинных женских добродетелей, она не могла иметь продолжительного, благотворного влияния и вскоре сделалась предметом самой ядовитой сатиры, клеймившей ее за нравственные качества самыми позорными именами. Не будем уже говорить о полигамическом языческом Востоке. Обратим внимание на евреев: и у них постоянно замечается подобный же проституционный характер женского влияния. В дщерях сынов человеческих, прельстивших сынов Божиих, Библия указывает причину всеобщего растления и потопа ( Быт. 6, 1–7 ). Дщери моавитские увлекают израильтян в пустыне и подвергают их тяжкому наказанию от Бога ( Чис. 25 ). Сильный Самсон, обольщенный красивой Далидой, открыл ей тайну своей силы на свою погибель. Благочестивый Давид преклонился пред красотой Вирсавии и изменил благочестию. Мудрый Соломон вовлечен женщинами в идолопоклонство. Есфирь, решившись ходатайствовать за Мардохея перед мужем-царем, прежде чем идти к нему, облекается в самые лучшие и дорогие одежды свои и принимает веселый, обольстительный вид ( Есф. 5 ). Иезавель, жена израильского царя Ахава, надеясь укротить Ииуя, которому было назначено истребить весь род ее, когда он прибыл в город Изреель, где она жила, намазала лицо свое, раскрасила веки, украсила голову и стала смотреть в окно ( 4Цар. 9, 30 ). Иудифь, замыслив погубить Олоферна, поступает подобным же образом. Она была красива видом и весьма привлекательна взором ( Иудифь 8, 7 ). Перед отправлением в шатер к Олоферну она сняла свою обыкновенную одежду, вымыла тело свое, умастила себя благовониями, красиво расчесала волосы, возложила на голову повязку, надела лучшие одежды, какие надевала при покойном муже, украсилась цепочками, браслетами и перстнями: Разукрасила себя, чтобы прельстить глаза мужчин, которые увидят ее (10, 3–4). Воины Олоферна были поражены ее красотой, а сам Олоферн сделался жертвой красавицы. Если соберут золото и серебро и всякие драгоценности, – говорится во 2-й Книге Ездры (4, 18–19), а потом увидят одну женщину, хорошую лицом и красивую, оставив все, устремляются к ней, и раскрыв рот, смотрят на нее, и все прилепляются к ней более, чем к золоту и серебру и ко всякой дорогой вещи. |
| Относительно девства, – писал апостол коринфянам, – я не имею повеления Господня, а даю совет (25). Вступать в брак нет ничего предосудительного, напротив, совершенно законно и похвально, в предупреждение опасности блудодейства (2–9). Но кто может воздержаться от брака, относительно того было бы желательно, чтобы он и оставался так, подобно мне, – прибавляет Павел, но сейчас же и оговаривается, что в этом деле каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе (7). Дело в том, что с браком необходимо сопряжены разные житейские беспокойства, скорби по плоти (28) и хотелось бы, чтобы люди были без забот мирских (32). «Между замужней и девицей есть разница. Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святой и телом и духом, а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Говорю это для вашей же пользы, – продолжает апостол, – не с тем, чтобы наложить на вас узы [девства], но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения» (35). Таким образом, апостол ставит дело совершенно ясно и беспристрастно. Блаженный Феодорит Кирский , объясняя это учение апостола, говорит: «Апостол повелевает не потому убегать от супружества, что оно противозаконно, а потому пребывать в девстве, что оно свободно от забот. Мысль брачующихся, делясь на многое, затрудняется в том, чтобы преуспевать в жизни строгой и совершенной. Избравшие же жизнь одинокую, всю мысль обращают на попечение о божественном». Подобным образом и Златоуст пишет: «Девство такое дело, требующее такого труда, что Христос, сошедший с небес, дабы людей сделать Ангелами и представить им образец тамошней вышней жизни, не решился, однако, заповедать девство, ни поставить его в закон. Он дал заповедь умирать (а что может быть тяжелее этого?), непрестанно распинаться, благотворить врагам; но не положил закона о девстве: Он оставил его на волю слушателей, сказав: кто может снести, тот неси ( Мф. 19:12 )». Таким образом, христианство представляет человеку полнейшую свободу в избрании того или другого состояния – брачного или девственного. Каждый в этом случае может сообразоваться со своими собственными силами и расположением; принуждения никому не делается. |
| Отсюда, пол женщины не может иметь такого исключительного значения, какое он имеет вне христианства. Женщина, оставшаяся девой, не лишается никаких своих общечеловеческих, нравственных прав как гражданка Царствия Божия, имеющая и свое служение в этом Царстве. Состояние ее не только не может быть источником скорби и унижения, напротив, является в христианстве таким состоянием, которым можно воспользоваться как средством, удобнее ведущим к высшему, нравственному совершенству и величию. Христианская дева окружена блестящим ореолом славы, она носит лестное имя невесты Христовой, по жизни уподобляется Ангелам. Чуждая интересов земных и материальных, свободная от забот и нужд житейских, она беспрепятственно и всецело может служить высшим интересам нравственным, небесным, которые христианство поставляет для каждого на первом месте ( Мф. 6:31–33 ). Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом, – писал апостол Павел к Коринфянам, – а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу ( 1Кор. 7:34 ). Иоанн Богослов в Апокалипсисе представляет девство настолько высоким и святым состоянием, что только люди такого состояния сподобляются стоять пред престолом Агнца и воспевать пред Ним новую песнь. На челах у них написано имя Отца Агнца. Они одни знают только свою священную песнь, никто другой не может научиться ей. Они следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Они искуплены из людей как первенцы Богу и Агнцу. В устах у них нет лукавства; они непорочны пред Престолом Божиим (14, 1–5). В творениях святых отцов и писателей христианских с самых первых веков проводится такой же высокий взгляд на девственное состояние. Ориген , например, в своем сочинении против Цельса замечает: «У других стерегут, чтобы они пребывали в чистоте, во славу какого-нибудь бога. У христиан подвижницы соблюдают совершенное девство, не для почестей людских, не для наград и денег, и не для пустой славы». Также у Тертуллиана , Мефодия Тирского, Киприана, Антония Великого , Иеронима, Златоуста и многих других находим множество мыслей о высоте и святости девственного состояния. Они прославляют девство и величают его самыми высокими и лестными названиями. |
| Пророки сильно восставали против дщерей сионских, прельщавших своими самыми изысканными нарядами и украшениями, своей игривой походкой, помизанием очес (подмигиванием, прищуриванием) и всем своим распутным видом. Самую плачевную будущность предсказывали пророки этим женщинам и тем, которых они увлекали ( Ис. 3:16–25 ). Такими средствами женщина большей частью покоряла себе мужчину. Эти средства и доселе остаются у женщины, не проникнутой христианским духом, как самые действенные для привлечения мужчин. И доселе наряды составляют главный предмет женских попечений и даже разговоров. Но к чему это ведет женщину? Христианство, заботясь возвратить женщине истинное человеческое достоинство, признавая за ней полное и законное право иметь влияние на мужчину, в то же время созидает это влияние на совершенно иных, нравственных началах, как это мы отчасти уже и видели. " Желаю, – пишет апостол Павел к Тимофею, – чтобы и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами» ( 1Тим. 2:8–10 ). Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы, или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом. Так некогда и святые жены, уповающие на Бога, украшали себя, повинуясь своим мужьям ( 1Пет. 3:3–5 ; ср.: Тит. 2:5 ). Вот в чем полагает христианство истинное украшение женщины, которое ее достойно. Внешние же украшения оно усваивает преимущественно блуднице ( Откр. 17:4–18 ). Христианство в этом случае совершенно последовательно своему общему взгляду на женщину. Конечно, страсть к нарядам и украшениям, вообще, без различия полов, противна христианству, заботящемуся о красоте душевной, нравственной ( Мф. 6:25–33 ). Но по отношению к женщине нужно было дать особую заповедь о нарядах, ибо это такое оружие в руках ее, которым, побеждая мужчину, она в то же время убивала себя, разрушала свое человеческое достоинство и свободу. Видя в нарядах первую потребность жизни, в наружной красоте первое из человеческих достоинств, женщина, естественно, делается пуста, мелочна, тщеславна. |
|
|
