| Трогательная фигура простой бедной старушки нарисована была в эпическом произведении «Гекала», от которого сохранились лишь фрагменты. Противник больших поэм, Каллимах создает эпиллий, т. е. малый эпос, отвечающий требованиям его литературной программы. Небольшие размеры, новизна сюжета, оригинальность разработки – все это имеет место в «Гекале». Сюжет – малоизвестное аттическое предание. В то время как дикий бык причинял тяжелые бедствия жителям окрестностей Марафона, афинский царевич Фесей, оберегаемый своим отцом от злоумышлявшей против него Медеи, тайно вышел вечером из дому, чтобы идти на быка. Застигнутый в пути проливным дождем, он забрел в стоявшую у морского берега избушку старой Гекалы. Добрая женщина радушно приняла юношу и отнеслась к нему с материнской нежностью. Из фрагментов видно, что Каллимах описывал бедную утварь Гекалы, приготовление скудного ужина, наконец задушевную беседу ее с Фесеем. Гекала дала обет принести Зевсу жертву, если Фесей возвратится победителем. Но когда он, одолев быка, вернулся к дому Гекалы, он застал старушку уже мертвой и установил в ее честь праздник с состязаниями. Каллимах и в этой поэме остался верен своему принципу неожиданных отступлений. В изложение введен ночной диалог птиц: старая ворона рассказывает о пережитом и предвещает будущее. Наконец, птицы засыпают, но вскоре их будит новый пернатый пришелец. В противоположность обычному представлению, что люди встают с пением птиц, у Каллимаха пробуждение жизни большого города сигнализирует птицам, что наступило утро: «Вставайте, руки воров уже не тянутся за добычей, уже засверкали рассветные фонари, уже напевает свою песню водовоз, черпая воду из колодца; тех, у кого дом выходит на улицу, уже пробуждает скрипение оси под телегой и отовсюду изводят кузнечные мастера своими оглушительными ударами». Проблема большого эпоса была предметом литературной борьбы. Большие поэмы, мифологические и исторические, составлялись в это время преимущественно поэтами старых греческих областей, сравнительно далекими от чистого александринизма. Основным противником Каллимаха оказался, однако, его собственный ученик, такой же «ученый» поэт, как и сам Каллимах. Это был Аполлоний , александриец по происхождению, видный деятель Музея, занимавший должность заведующего александрийской библиотекой и воспитателя наследника престола. Литературная вражда осложнилась личным конфликтом, который кончился тем, что Аполлоний покинул Александрию и переселился на Родос. Вторая родина доставила Аполлонию прозвище Родосского, с которым он и вошел в историю литературы. |
| Второе направление представлено группой поэтов, близких к Филиту и его косскому кружку. Самый выдающийся из них – Асклепиад из Самоса. В его стихотворениях преобладают любовные и застольные темы. Гетеры с их короткой и неверной любовью, шаловливые Эроты, томящие сердце юного поэта, ночное стояние перед запертой дверью красавицы – излюбленные мотивы Асклепиада. Стихотворение стремится зафиксировать ситуацию, момент. Например: Долгая ночь, середина зимы, и заходят Плеяды. Я у порога дрожу, вымокший весь под дождем, Раненый жгучею страстью к обманщице этой... Киприда Бросила мне не любовь, – злую стрелу из огня Или: Страсти улика – вино. Никагора, скрывавшего долго Чувства свои, за столом выдали чаши вина. Он прослезился, потупил глаза и поник головою, И на висках у него не удержался венок. Форма надписи уже не обязательна. Сжатое лирическое стихотворение, иногда с неожиданной и остроумной концовкой, – такова эллинистическая эпиграмма. Насмешливый момент, который мы в настоящее время связываем с этим жанром, станет характерной чертой эпиграммы лишь значительно позже и преимущественно в римской литературе. Центральная фигура александрийской поэзии – Каллимах из Кирены (около 310 – 240 гг.), об ученой деятельности которого уже упоминалось (стр. 197) В молодости школьный учитель в одном из предместий Александрии, Каллимах достиг высокого положения в Музее и стал придворным поэтом Птолемеев. Несмотря на огромную популярность этого писателя в эллинистическое время, важнейшая часть его литературного наследия была впоследствии утеряна, но папирусы принесли и продолжают приносить многочисленные фрагменты, и недавно было найдено античное изложение содержания целого ряда его произведений. Каллимах дает четкую формулировку своей литературной программы. Она сводится к трем основным принципам: малая форма, борьба с банальностью, тщательная отделка деталей. Полемизируя со своими литературными противниками, он вкладывает в уста Аполлону следующее наставление: «Певец, жертвенное животное для нас надо растить пожирнее, а Музу потоньше. Я повелеваю тебе не ходить по путям, протоптанным телегами, не гнать колесницы по обычным чужим следам и по широкой дороге, а выбирать более новые, хотя и узкие пути». Особенно восстает он против большого эпоса, «циклической поэмы», «единого непрерывного песнопения», не допускающего «тонкой» обработки. «Ассирийская река многоводна, но вода ее несет много грязи и тины». «Не ждите от меня многошумной песни: греметь – дело Зевса, а не мое». Не распространяя своего отрицательного суждения на гомеровские поэмы, Каллимах возражает против попыток обновления большого эпоса; ученый александриец чувствует себя ближе к дидактическому стилю Гесиода. Вызывают у него возражения и каталогообразные произведения типа «Лиды». Он предпочитает разработку отдельного эпизода в виде самостоятельного стихотворения. |
| Мы находим их на севере вплоть до Ибрима, представлявшего собою южный предел набора вспомогательных войск Аменхотепа III и, вероятно, являвшегося поэтому крайним пунктом, до которого простиралось на юг местное управление исключительно египетских чиновников. Ежегодное прибытие в Фивы наместника, везущего годичную дань со всех нубийских земель, стало на долгое время явлением обычным. Амарнские письма, быть может, наиболее интересная совокупность документов, дошедших от Древнего Востока, дают нам возможность обозреть царства Передней Азии, Цари которых разыгрывают, как на сцене, каждый свою роль перед великим троном фараона. Около 300 писем, написанных вавилонской клинописью на глиняных таблицах и открытых в 1888 г. в столице сына Аменхотепа III, Эхнатона, в месте, известном в настоящее время под названием Тель-эль-Амарна, откуда корреспонденция и получила своё название. Они относятся к царствованиям Аменхотепа III и его сына и преемника, Аменхотепа IV или Эхнатона, и представляют собой переписи строго официального характера между этими фараонами, с одной стороны, и царями Вавилонии, Ниневии, Митанни, Аласии (Кипра) и сирийско-палестинскими вассалами фараона, с другой. Сохранилось пять писем (Амарнские письма) от корреспонденции между Аменхотепом III и Каллимма-Сином (Кадашман-Белом), царём Вавилонии: одно от фараона. а другие от Каллимма-Сина. Вавилонский царь постоянно нуждается в золоте и настойчиво побуждает своего египетского «брата» посылать ему большое количество драгоценного металла, которого, говорит он, согласно сообщениям вавилонских послов, в Египте также много, как пыли. Значительное трение возникает вследствие недовольства Каллимма-Сина количеством золота, посылаемым ему Аменхотепом. Он указывает на тот факт, что Аменхотеп получил в жёны дочь его отца, и видит в этом факте основание для дальнейшего получения золота. Из следующих писем мы узнаём о переговорах в связи с браком между дочерью Аменхотепа и Каллимма-Сином или его сыном. Аменхотеп находится также в самых тесных отношениях с царём Митанни, Шуттарной, сыном Артатамы, с которым его отец, Тутмос IV поддерживал самые дружеские связи. Возможно, что Аменхотеп был племянником Шуттарны, от которого он получил в жёны дочь, по имени Гилухипа. В ознаменование этого союза Аменхотеп велел сделать из камня несколько скарабеев с надписью, увековечивавшей событие и сообщавшей, что принцессу сопровождала свита из 817 придворных дам и служителей. Это произошло в 10-м году царствования Аменхотепа. После смерти Шуттарны союз поддерживался его сыном Душраттой, от которого Аменхотеп впоследствии получил в жёны своему сыну и преемнику его дочь Тадухипу. Корреспонденция между царями весьма красноречива и характерна для такого рода сношений. Далее следует письмо Душратты к своему египетскому союзнику: |
| Самый же стих у Каллимаха читается так: „Зевс! одни говорят, что ты родился на горе Иде; другие, о Зевс, говорят: ты родился в Аркадии; о отец! которые же солгали? критяне всегда лжецы; ибо, повелитель, они построили тебе даже гроб; но ты не умирал; ибо ты вечен“ 758 . Притом же Каллимах не мог быть назван пророком критским, так как родился в Киринеи ливийской и затем жил в Александрии 759 . Вследствие этого еще Иероним и Епифаний заметили, что Каллимах сам позаимствовал слова: „Критяне всегда лжецы“ у критского поэта Епименида. „Говорят, этот стих находится в гаданиях Епименида, поэта критского“, пишет Иероним. „Апостол назвал его в данном случае пророком либо иронически, либо серьезно, поскольку он написал об оракулах и ответах, которые предвозвещают даже будущее и то, что будет, предсказывают много раньше. Наконец и самая книга носит название предсказаний. Некоторые думают, что этот стих заимствован у Каллимаха, поэта киринейского; и они в некотором отношении не погрешают. Действительно, он в гимне Зевсу, пиша против критян, показывавших у себя гроб его и тем желавших прославиться, говорит: критяне всегда лживы; они святотатственно построили даже гробницу ему. Но, как сказали мы выше, весь стих взят Апостолом у поэта Епименида; а поэт Каллимах воспользовался началом его и внес в метр либо как народное присловие, где критяне называются лжецами, или как позаимствование из чужого сочинения“ 760 . Епифаний замечает: „Апостол сказал: рече же некто от них... утробы ленивыя, чтобы указать на Епименида, у которого и Каллимах ливийский позаимствовал это свидетельство в свой гимн, говоря: критяне всегда лживы, ибо повелитель.... ты вечен“ 761 . Критяне присно лживи – Κρτες ε ψεσται. Как видно из сказанного у Каллимаха, критян называли лжецами преимущественно потому, что они указывали могилу Юпитера на своем острове и т. обр. похоронили того, кого вся Греция признавала бессмертным отцом богов. Так думает и св. Златоуст, поскольку говорит: „критяне имеют у себя гробницу Зевса с такой надписью: здесь лежит Зан, которого называют Зевсом. |
| Правильный ответ: Соревнования для того и устраивались, чтобы узнать к кому благоволят боги. Да, чуть не забыли: не только к человеку, но и ко всей области, откуда он родом. Правильный ответ: Соревнования для того и устраивались, чтобы узнать к кому благоволят боги. Да, чуть не забыли: не только к человеку, но и ко всей области, откуда он родом. 6. Смысл греческого театра: в способности вести к решению или обсуждению как личных, так и серьезных общественных проблем в наслаждении и развлечении, ведь в театр пускали только по праздникам раздать деньги, полученные с постановок, нуждающимся Правильный ответ: Театр — это место, где распространялись новые мысли, которые волновали современников, постановки затрагивали животрепещущие вопросы и насущные темы. Если нажали в) нуждающимся и вправду раздавали деньги, но только на билеты в театр. Что-то наподобие нашей Пушкинской карты. Правильный ответ: Театр — это место, где распространялись новые мысли, которые волновали современников, постановки затрагивали животрепещущие вопросы и насущные темы. В театр в Древней Греции и правда можно было попасть только на праздник Великих Дионисий, но главный смысл постановок заключался всё же не в развлечении. Правильный ответ: Театр — это место, где распространялись новые мысли, которые волновали современников, постановки затрагивали животрепещущие вопросы и насущные темы. Нуждающимся и вправду раздавали деньги, но только на билеты в театр. Что-то наподобие нашей Пушкинской карты. 7. Идея систематизации библиотечных фондов принаждежит: Гиппократу Каллимаху Александру Македонскому Правильный ответ: Именно Каллимах создал каталог Александрийской библиотеки, и в настоящее время библиотеки созданы по образцу, данному Каллимахом. Правильный ответ: Именно Каллимах создал каталог Александрийской библиотеки, и в настоящее время библиотеки созданы по образцу, данному Каллимахом. Правильный ответ: Именно Каллимах создал каталог Александрийской библиотеки, и в настоящее время библиотеки созданы по образцу, данному Каллимахом. |
| Кому ж судьбы рука такую даст жену? Роман о Каллимахе и Хрисоррое 560 (XIV в.) Византийский стихотворный роман о Каллимахе и Хрисоррое, дошедший до нас в единственной рукописи, находящейся в Лейдене, носит заглавие „Το κατ Καλλμαχον κα " ι Χρυσορρην ρωτικν διγημα“. Хотя в рукописи нет прямых указаний на то, кто был автором этого анонимного романа, есть основания предполагать, что он написан Андроником Комнином, двоюродным братом императора Андроника II (1282–1328 гг.), между 1310 и 1340 гг. Роман написан 15–сложным политическим стихом, т. е. таким же, как эпическая поэма о Дигенисе Акрите и большинство поздних византийских стихотворных романов. Язык романа близок к классическому греческому языку, но с большою примесью слов и выражений языка койнэ и живой речи XIV в. В романе 2607 стихотворных строк; пропусков в рукописи немного. Содержание романа следующее. У одного царя было трое сыновей, из которых он хотел выбрать своим преемником самого достойного и храброго. Все трое вместе отправились в поход (отрывок 1). Через некоторое время они пришли в лес, за которым увидели таинственный, сильно укрепленный дворец, оказавшийся замком дракона- людоеда. Братья пришли в ужас и отступили от замка (отрывок 2). Но младший брат, Каллимах, все–таки решил в него проникнуть, что ему и удалось при помощи волшебного кольца, данного ему старшим братом. Во дворце он прошел через много роскошных покоев и, наконец, в самом великолепном из них увидел прекрасную девушку, привязанную за волосы к потолку (отрывок 3). Девушка сначала испугалась пришельца, но потом посоветовала ему спрятаться от дракона (отрывок 4). Появляется дракон, избивает девушку, дает ей корку хлеба и воды, сам наедается до отвала и засыпает. Каллимах отсекает голову дракону, освобождает девушку и сжигает труп дракона. Каллимах открывает девушке, Хрисоррое, кто он такой, и выслушивает рассказ о ее несчастиях. Оба счастливы. Но вот однажды некий царь, случайно подъехав к замку, видит Хрисоррою и в нее влюбляется. Желая овладеть Хрисорроей, он возвращается в свою страну, чтобы набрать войско и захватить Хрисоррою. |
| Но он заболевает от любви. Появляется старуха колдунья и обещает излечить царя и помочь ему овладеть Хрисорроей (отрывок 3). Колдунья завораживает золотое яблоко и отправляется с царем и сотней воинов к замку (отрывок 6). Она прячется на островке около замка (отрывки 7 и 8), создает привидение в виде дракона, будто на нее нападающего, вопит, и на крик ее прибегает Каллимах и убивает дракона (отрывки 9 и 10). Старуха дает ему волшебное яблоко, спрятав которое на груди Каллимах падает, точно мертвый; появляется Хрисорроя и от ужаса падает в обморок. Приходит царь с воинами и похищает Хриссорою (отрывок 11). Братья Каллимаха видят сон о его гибели. Они идут искать его, находят с яблоком на груди и, прочтя надпись на яблоке о том, как оно может оживить мнимоумершего, дают Каллимаху его понюхать и оживляют его. Каллимах пускается на поиски Хрисоррои и, узнав, где она находится, нанимается в помощники к царскому садовнику. В конце концов любовники встречаются (отрывки 12–14). Но об их свиданиях узнают приближенные царя и приводят к царю на суд, на котором Хрисорроя смело оправдывается (отрывки 15 и 16), а царь, узнав всю правду, приказывает сжечь колдунью. Счастливые любовники возвращаются в свой замок. Рукопись романа все время перемежается заголовками в том же стихотворном размере, что и основной текст. Заголовки эти написаны красными чернилами. Иной раз они прерывают текст романа, как, например, в отрывке 3 после 470 стиха. Иногда красными чернилами написаны и некоторые основные стихи текста; так написаны стихи 1270 и 1271 в отрывке 9. Сюжет повести о Каллимахе и Хрисоррое – совершенно сказочный в начальных частях романа. Три сына царя, отправляющиеся на подвиги, волшебный замок дракона, красавица, заключенная в замке, волшебное яблоко, – все это настоящая сказка. Но не такова последняя часть повести, начинающаяся заголовком: «Но вот теперь уж и конец несчастьям наступает». Здесь выступает Хрисорроя, начинающая свою защитительную речь притчей о виноградаре, наподобие пророка Нафана, обличающего царя Давида (Библия, Книга царств, 2, гл. |
| Сказала и в полночный час в путь двинулась старуха На островок немедленно и, как хотела, скрылась. Там кто–то жалобно вопит: не знаю, что такое. Быть может, там другой дракон на острове явился И хочет людям учинить свирепое злодейство? Но где же человека след во всей округе нашей? Кто расхрабрился подступить к драконовой твердыне? Кто на такую гору влезть, пойти в такое место, Где все безлюдно, где везде и дико и пустынно, Без принуждения посмел по собственной охоте? Они замолкли было, но опять раздался голос, Еще отчаянней, еще пронзительней и громче; Его услышав, Каллимах вскочил сейчас же в страхе: Судьбы грядущей избежать уж некогда тут было. Обоих ужас охватил, и девушка сказала Со стоном горьким юноше: «О Каллимах, мой милый, Ведь у дракона родич есть, и как бы этот родич Не бросился сюда и нас с тобой не уничтожил! Не покидай меня, сдержись, не уходи отсюда». Но он не медля за мечом бежит и выбегает, А двери настежь перед ним сейчас же распахнулись. И опрометью он бежит на крик, и свист он слышит: Ужасный на него дракон из чащи выползает, Дракон – созданье ворожбы и колдовства старухи: Старуху в пасти держит он, как будто пожирая. Дракон подстерегал его, когда он приближался, Пылая гневом и с мечом, готовым для удара. Старуху выпустив, дракон напал на Каллимаха, Но тот немедленно его мечом своим пронзает И мигом голову ему отсек одним ударом. Но это был один обман и хитрая морока. Увидев юношу, к нему старуха подбегает, Истошным голосом крича: «Хранитель мой, спаситель!» И каллимаховы следы как будто бы целует. А дева, видя, что вступил в бой Каллимах отважный И смело голову отсек свирепому дракону, Хватает золотой кувшин, к пруду бежит скорее, Чтоб зачерпнуть ему воды и вымыть ему руки, А полную коварных дум и злых хитросплетений Она готова ласково принять старуху–ведьму. Старуха же зловредная, чертовское отродье, И молнии сообщница, родительница грома, Исчадье сатанинское, русалок повитуха, Сопутница и всяких бед и замыслов коварных, Взяв золотое яблоко до появленья девы И говоря – «Вот дар тебе», – бросает Каллимаху. |
| И действительно, кто-нибудь вообще наблюдал, чтобы бабочки, окрашенные снизу покровительственно, а сверху ярко, открывали бы свои крылья только при приближении хищника? Скорее уж, наоборот, какая-нибудь ярко окрашенная бабочка с широко распахнутыми крыльями – является весьма типичным (если не сказать, банальным) элементом летнего пейзажа. В общем, пока всё указывает на то, что яркая окраска верхней стороны крыльев у съедобных бабочек – это вредный признак, снижающий «выживательные» способности таких бабочек. А раз так, то получается, что еще один «кусок» разнообразия окрасок бабочек «уплыл» из наших рук (из-под наших дарвиновских объяснений). Причем это весьма внушительный кусок, потому что описанную окраску имеют очень многие виды бабочек. И не только привычные нам бабочки умеренного пояса, но и экзотические тропические виды. Например, большинство видов бабочек знаменитого рода каллима (Kallima) имеют окраску именно такого типа. Собственно, эти бабочки и стали знаменитыми именно благодаря своей защитной окраске на нижней стороне крыльев, которая имеет поистине шедевральные маскирующие свойства. Но эти же виды бабочек одновременно обладают яркой и красивой окраской на верхней стороне своих крыльев (Рис. 94): Рисунок 94. Бабочка из рода каллима ( Kallima). Слева нижняя сторона её крыльев, справа верхняя сторона крыльев. В рамках теории эстетического дизайна, 175 в существовании такой бабочки нет ничего особо удивительного. Мы можем лишь восхищаться уровнем выполненного маскирующего дизайна на нижней стороне тела этой бабочки, одновременно любуясь эстетическим дизайном на верхней стороне её крыльев. А вот в рамках теории естественного отбора начинаются проблемы. Действительно, очень трудно представить, каким образом естественный отбор умудрился отобрать столь тонкие детали покровительственной окраски на нижней стороне крыльев, в то время как верхняя сторона этой же бабочки получилась (осталась?) такой вызывающе яркой. Ведь в данном случае де маскирующий эффект, возникающий даже от слегка приоткрытых крыльев, кажется, уже превышает маскирующий эффект от какой-нибудь отдельной ложной «жилки листа» (или, например, от ложного «черешка листа»), которые воображаемо отбирались естественным отбором на нижней стороне крыльев этой же бабочки (Рис. 95): |
| 1 To есть до 17 июня 1341 г. На самом деле период, описанный в первых 11 книгах, составляет 137 лет (с апреля 1204 г.). 2 Эврип (греч. Εριπος) – узкий пролив между материковой Грецией и островом Эвбея, знаменитый тем, что он семь раз в день менял свое течение, и служивший античным авторам символом непостоянства. 6 Протей (греч. Πρωτες) – согласно различным древнегреческим мифам, морское божество (сын Посейдона), герой или царь, обладавший способностью принимать разные облики. Жил на острове Фарос в дельте Нила. 7 Пурпурная обувь была одной из императорских инсигний. «Надеть красные башмаки» – значит присвоить себе царскую власть. 11 Эпиваты (греч. πιβται) – небольшой город в Силиврии, на берегу Мраморного моря, неподалеку от Константинополя, ныне Селимпаша (тур. Selimpaa). 16 Тельхины (греч. Τελχνες) – персонажи древнегреческой мифологии, морские демоны или оборотни, обитавшие на Родосе. Тельхинами античный поэт Каллимах называл своих литературных врагов, также говоря об их состязаниях (см. Каллимах, Причины, фрагмент 1, изданный в: Callimachus, ed. R. Pfeiffer (Oxford, 1949), vol. 1: Fragmenta (TLG 0533 006)). Вероятно, Григора следует ему и подразумевает под тельхинами своих противников, паламитов, хотя, может быть, имеет в виду и просто демонов. 17 Филемон (греч. Φιλμων, лат. Philemon; ок. 362 – ок. 262 до н. э.), афинский поэт и комедиограф (Fragmenta comicorum Graecorum, ed. A. (Berlin: Reimer, 1839; repr. De Gruyter, 1970), vol. 4, fr. 92 (TLG 0487 002, Play FlF, fr. 92:1–2). Григора цитирует Филемона в пересказе Диодора Сицилийского (Diodorus Siculus, Bibliotheca historica, lib. 12, cap. 14, sec. 2 (TLG 0060 001)). 25 В оригинале: «ξει το βματος». Трудно сказать, что Григора имеет в виду под этой «вимой». Исходя из контекста, это вряд ли может быть церковный алтарь или возвышение в зале суда. Ван Дитен переводит это слово как «Audienzsaal», но это, во-первых, далеко от буквального смысла, а во-вторых – противоречит упоминанию о приватном характере приведенной беседы. |
|
|
