| 441 Rufini apol. 1 n. 16 p. 321; 552. audiant (qui accusant) quia nihil nostrum diximus, et iterum ac saepius audiant quia nihil nostrum diximus, sed licet in aliis locis dicta, sua tamen sibi reddidimus. 442 Иероним называл это заявление ложью. Apol. 3 n. 39. In excusando mendacio tuo quam elegans esse voluisti. 443 Hier. apol. 2 n. 12. 13 p. 503. 504. probo ego inter multa Origenis mala haec maxime haereticä Dei Filium creaturam; Spiritum s. ministrum... Haec in Origenis libris ego haeretica doceö tu ostende in quo ejus opere his contraria legeris. Nolo dicas: «Quae de eisdem rebus etc.» ne me mittas ad sex millia librorum ejus... sed ipsa loca nominä nec hoc mihi sufficiet, nisi eadem dicta ad verbum protuleris. 444 Hier. apol. 1 n. 7 p. 363; 402. abstulit quae erant, dicens ab haereticis depravata, et addidit quae non erant, asserens ab eodem in locis aliis disputatä quod nisi ipsa loca monstraverit, unde transtulisse se dicit, probare non poterit. 445 Hier. apol. 2 n. 11 p. 502. e quibus unum proferam, ut ex hoc cognoscantur et caetera. In primo libro περ ρχν, ubi Origenes lingua sacrilega blasphemavit, quod Filius Patrem non videat, tu etiam causas reddis, quasi ex persona ejus qui scripsit, et Didymi interpretaris σχλιον, in quo ille casso labore conatur alienum errorem defendere, quod Origenes quidem bene dixerit: sed nos simplices homines... nec illius sapientiam, nec tuam, qui interpretatus es, intelligere possumus... Dicis enim (in praefatione), quod de graeco multa decideris licet taceas quod addideris. Схолиями Дидима Руфин пользовался, по словам Иеронима, и в других местах. Apol. 1 n. 6. quae Origenes de Patre et Filio et Spiritu s. impie dixerat... in meliorem partem ab interprete commutata. Caetera autem dogmata, de angelorum ruina... vel ita vertisse ut in graeco invenerat, vel de commentariolis Didymi... exaggerata et firmiora posuisse. 446 В своём письме к Иерониму Руфин говорит, что «апологии» Иеронима он получил лишь за два дня до отправления письма. Hier. apol. 3 n. 6. subito intulit: «Ante biduum mihi, quam proficisceretur harum bajulus, in manus venerunt, quae in me declamasti». Иероним не верит этому и думает, что письмо Руфина написано в значительно больший срок. Но если Руфин говорит и всю правду, то все же он мог и в два дня указать хотя несколько мест, требуемых Иеронимом. |
| Так обстояли тогда дела у римлян. Персы же, хотя Велисарий победили их в битве под Дарой, не хотели удаляться отсюда, пока Руфин, явившись к Каваду, не сказал ему следующего: «Послал меня к тебе, о царь, брат твой принести тебе его справедливые жалобы на то, что персы, не имея никакой законной причины, вошли в его земли с оружием в руках. (2) А ведь царю, столь великому и мудрому, более подобает превращать войну в мир, чем при полном мире и благополучии причинять и самому себе и своим соседям ненужное беспокойство. (3) Исполненный этих надежд, я и прибыл сюда, чтобы в дальнейшем оба государства пользовались благами мира». Так сказал Руфин. (4) Кавад в ответ заявил: «О сын Сильвана! Не пытайся обращать вину на нас, ибо ты больше, чем кто-либо другой, знаешь, что вы, римляне, являетесь главными виновниками всего этого замешательства. Для блага как персов, так и римлян мы заняли Каспийские ворота, силой изгнав оттуда варваров после того, как римский автократор Анастасий, как ты сам знаешь, не захотел, хотя и мог, купить за деньги это место с тем, чтобы не было необходимости держать там войско и тратить на это большие деньги для вашей и нашей пользы. (5) С того времени мы, поставив там многочисленное войско, которое мы и поныне содержим, доставили вам возможность жить в этой стране, не подвергаясь опустошительным набегам со стороны тамошних варваров, и владеть своими землями с полным спокойствием. (6) Но вам как будто этого мало, вы построили большой город Дару как крепость против персов, хотя в договоре, который был заключен Анатолием с персами, это было определенно запрещено 130 . В результате этого персам по необходимости приходится нести бремя бедствий, страдая от войны и тратясь на содержание двух войск: одного, чтобы массагеты не могли безбоязненно грабить и опустошать земли наши и ваши; другого, чтобы не допускать ваших вторжений. (7) Когда мы недавно упрекали вас в этом и требовали от вас одного из двух: либо посылать войска к Каспийским воротам от обоих наших государств, либо разрушить город Дару, – вы не вняли сказанному, но решили более враждебным поступком усилить свои козни против Персии, если только мы верно помним относительно строительства в Миндуе. И теперь римлянам предоставляется выбор; хотят ли они мира или предпочитают войну в зависимости от того, согласятся они на наши справедливые требования или не примут их. (8) Персы не сложат оружия до тех пор, пока римляне не будут вместе с нами по всей справедливости добросовестно охранять Каспийские ворота или разрушат город Дару». (9) Сказав так, Кавад отпустил посла, дав понять, что он не прочь получить от римлян деньги и таким образом устранить все поводы к войне. (10) Обо всем этом Руфин по возвращении в Визáнтий доложил василевсу. Немного времени спустя прибыл туда и Гермоген. Прошла зима, а с нею закончился 131 четвертый год единодержавного правления василевса Юстиниана. Глава XVII |
| (5) Он требовал, чтобы эти Деньги были даны ему за то, чтобы он не принуждал римлян срыть город Дару и не заставлял их принимать вместе с персами участие в охране Каспийских ворот. (6) Послы сказали, что на все остальное они согласны, ро уступить ему крепости они не могут, пока не испросят на это соизволения василевса. (7) Поэтому было решено послать в Визáнтий по поводу этих вопросов Руфина, а остальным послам остаться тут до его возвращения. Руфину было назначено семьдесят дней для поездки туда и обратно. (8) Когда Руфин сообщил василевсу, как Смотрит на заключение мира Хосров, тот приказал ему заключить мир на этих самых условиях. (9) В это время до персидских пределов дошел ложный слух, что василевс Юстиниан, разгневавшись, велел казнить Руфина. Возмущенный этим известием и охваченный сильным гневом, Хосров со всем войском двинулся против римлян. Руфин между тем, возвращаясь, встретился с ним недалеко от города Нисибиса. (10) Поэтому они остановились в этом городе и, поскольку дело шло к заключению мира, послы туда же доставили и золото. (11) Но василевс Юстиниан уже раскаялся, что согласился уступить крепости в Лазике. Поэтому он отправил послам письма, решительно запрещающие в каком бы то ни было случае уступать персам эти укрепления. (12) По этой причине Хосров более не счел нужным заключать договора. У Руфина же тогда возникла мысль, что он доставил деньги в Персию более поспешно, чем этого требовали благоразумие и безопасность. (13) Поэтому он повергся на землю перед Хосровом и, лежа ниц, умолял его позволить им взять деньги с собою и не идти сейчас войной на римлян, а отложить ее до другого времени. (14) Хосров велел ему встать и обещал, что он исполнит все, о чем его просит Руфин. Итак послы с деньгами вернулись в Дару, а персидское войско отправилось обратно. (15) Тогда у товарищей Руфина по посольству возникло против него сильное подозрение, и они оклеветали его перед василевсом на том основании, что Хосров, послушавшись Руфина, согласился на все, о чем он его просил. |
| Свадьба состоялась 27 апреля 395 г. Историк Зосима «со злорадством... рассказывает почти невероятную историю о том, как утром в день свадьбы впечатляющая процессия придворных чинов двигалась по улицам, чтобы привести во дворец невесту. Перед домом Руфина собралась толпа, жаждавшая увидеть свою будущую императрицу, и эти люди были немало поражены, когда шествие миновало дом и остановилось у несравненно более скромного жилища Евдоксии, которая вскоре появилась в наряде невесты, чтобы быть отнесенной во дворец к ожидавшему ее там жениху» 475 . Оскорбленный происшедшим, Руфин затаил злобу на своих обидчиков, столь ловко разрушивших его планы. Как раз в это время начались волнения в лагерях вестготских федератов, расквартированных во Фракии. По убеждениям римлян, или ромеев, варварами вновь овладела жажда грабежей. Историк готского народа Иордан представил причину волнений в ином свете, более благоприятном для его соплеменников: «После того, как Феодосий, поклонник мира и друг рода готов, ушел от дел человеческих, сыновья его, проводя жизнь в роскоши, принялись губить оба государства, а вспомогательным войскам (т.е. готам) отменять обычные дары; вскоре у готов появилось к ним презрение, и они, опасаясь, как бы от длительного мира не ослабела их сила, избрали себе королем Алариха; он отличался чудесным происхождением из рода Балтов, второго по благородству после Амалов» 476 . Одной из причин мятежа Аларих назвал отказ предоставить ему в награду за оказанную им помощь Феодосию в сражении с узурпаторами Евгением и Арбогастом звание магистра армии, которое, вместо него, досталось тогда другому сподвижнику Феодосия вандалу Стилихону. Полчище взбунтовавшихся варваров осадило Константинополь. Префект претория Руфин явился тогда в лагерь готов и вступил в переговоры с их 25-летним вождем Аларихом. Вернувшись во дворец, Руфин доложил императору, что варвары готовы оставить Фракию, чтобы отыскать более удобные места для поселения: в Паннонии или на севере Италии – иными словами, в области Гонория. Но произошло нечто другое: сняв осаду столицы и оставив Фракию, готы двинулись опустошительным походом чрез Македонию и Фессалию. |
| Рисселя 146 и П. Кёчау 147 . Первый из них, изучивший сирийское житие в подлиннике и переводом на немецкий язык давший возможность ознакомиться с ним более широким кругам, видит в нем литературный памятник почтенной древности, или, точнее и правильнее, извлечение из произведения древней христианской литературы, о существовании которого мы доныне не имели никакого знания и оригинал которого, в высшей степени вероятно, потерян безвозвратно (S. 229). Из сравнения сирийского жития и похвального слова св. Григория Нисского В. Риссель делает вывод, что Григорий Нисский писал о житии и деятельности св. Григория Неокесарийского не по воспоминаниям христиан его родины, но на основании письменного источника, который он по обыкновению обвил блестящей риторикой, при чем оставил в стороне все то, что не отвечало его образованию, его вкусу, а также возможности для него, как образованного человека верить тому, что заключалось в сказаниях. Этого нельзя было бы утверждать с такою определенностью, если бы в изображении Руфина нам не было дано в руки средство контролировать Григория Нисского и его работу, так как Руфин, очевидно, воспользовался тем же материалом и, как историк, сделал из него несколько иное употребление, чем оратор. Но этим, вместе с тем, объясняется еще и то наблюдение, которое доселе делали на основании сравнения известий Григория Нисского и Руфина, именно, что Руфин в своем повествовании независим от Григория Нисского, что само собою приводит и к дальнейшему предположению, что Руфин должен был черпать из другого источника, чем жизнеописание Григория Нисского (S. 229–230). Точно также и сириец почерпал не из Григория Нисского, давая только извлечения из его похвального слова и только распространяя в некоторых случаях (S. 232). В. Риссель получил впечатление, что у сирийца всюду находится большая первоначальность, почему он не мог быть зависим от материала Григория. Везде, где оказываются уклонения, можно понять, что они проистекают от Григория, а не от сирийца (S. 233). |
| В связи с тем, что сочинение Руфина представляет собой дополненный перевод «Истории» Евсевия, вопрос о нем как самостоятельном историке, безусловно, должен решаться на основе анализа последних двух книг его «Церковной истории», которые созданы им самим. Как убедительно доказал датский исследователь наследия Руфина Аквилейского Т. Христенсен, сопоставивший латинский перевод VIII и IX книг «Церковной истории» Евсевия Кесарийского с ее греческим оригиналом, Руфин создал собственное произведение, но, в то же время, сколь бы значительны ни были корректировки Руфина, 183 он не подвергал сомнению важнейшие идеи Евсевия, в частности концепцию о тесной связи Церкви и Римской империи. 184 Тем не менее, воспроизводя в первых книгах перевода сочинения Евсевия его историческую концепцию, Руфин при попытке написать продолжение «Церковной истории» неизбежно должен был столкнуться с проблемой выбора того, какого из подходов Евсевия он должен в дальнейшем придерживаться. Дело в том, что автор греческой «Церковной истории» предложил на страницах своего труда сразу несколько трактовок церковного прошлого и настоящего. Так, будучи полностью зависимым в первых книгах от раннехристианского отношения к церковной истории как к истории сохранения первоначальной истины, Евсевий разрабатывал там в качестве ведущих темы епископских, интеллектуальных и прочих преемств в Церкви. Таким образом, он наполнил историю Церкви повторяемостью, реализуемой на уровне событий, которые мало чем отличаются друг от друга. 185 Однако, несмотря на то, что Евсевий в первых книгах рассматривал прошлое Церкви в антиисторическом ключе, в последних трех книгах он предложил совершенно иное толкование церковной истории. Вот какую оценку этой новации дает исследователь исторических представлений Евсевия: «...в заключительной части своего труда он (Евсевий. – Т. В.) отказался от антиисторического по сути дела подхода своих предшественников, поставив во главу угла событийность и историческое действие и придав ценность церковной и даже общехристианской истории за счет введения в нее Бога как реального ее участника. Теперь история Церкви стремится к тому, чтобы стать историей христианской Империи, а император превращается в одну из ключевых фигур истории спасения». 186 Историко-концептуальное различие двух частей сочинения Евсевия Кесарийского изначально делало невозможным для Руфина, как о том полагал еще А. П. Лебедев , послушное следование «по той дороге, которая проложена авторитетным Евсевием». 187 |
| Ректина, знакомая Плиния Старшего, имевшая усадьбу недалеко от Помпей. Ближе не известна. VI, 16, § 8 и сл. Реститут, адвокат. VI,17. Реститут, см. Клавдий Реститут. Робуст, римский всадник. VI, 25. Розиан, см. Гемин. Роман, см. Вергилий Роман, Воконий Роман. Роматий Фирм, земляк и соученик Плиния, который дал ему возможность вступить во всадническое сословие. I, 19; IV, 29. Рузон, см. Кремуций. Рустик, ближе не известен. IX, 29. Рустик, см. Арулен Рустик. Руфин. VIII, 18. Может быть Фадий Руфин или Требоний Руфин. Руф, см. Азиний Руф, Ацилий Р., Варен Р., Вергиний Р., Кальвизий Р., Каниний Р.. Кореллий Р., Курций Р., Миниций Р., Октавий Р., Помпоний Р., Семпроний Р., Сатрий Р. Сабина, завещала наследство Плинию и Стацию Сабину. IV, 10, § 1. Сабиниан, друг Плиния, ближе не известен. IX, 21; 24. Сабин, родом из Фирм, друг Плиния, большой почитатель его литературных трудов. VI, 18; IX, 2; 18. Сабин, см. Стаций Сабин. Савромат Тиберий Юлий, царь Боспора (93/4–123/4 гг. н. э.). X, 63; 64; 67. Салинатор, см. Фуск Салинатор. Сальвий Либерал, выступал как адвокат при Веспасиане; был причислен им к преториям, был легатом пятого македонского легиона, легатом в Британии и проконсулом провинции Македонии. Консул при Домициане (год не известен); обвинен при нем же и выслан, после смерти Домициана возвращен, в 100 г. защищал Мария Приска. II.11, § 17; III, 9, §§ 33, 36. Сард, друг Плиния, написавший книгу, в которой говорилось о Плинии. IX, 31. Сатрий Абаскант, отпущенник; Плиний просил для него у Траяна квиритское право. X, 11, § 2. Сатрий Руф, адвокат; вел вместе с Плинием в суде центумвиров какое-то дело против Регула; сенатор. I, 5, § 11; IX, 13, § 17. Сатурий Фирм, зять Азиния Руфа, друг Плиния. IV, 15, § 3. Сатурнин, друг Плиния, которого он рекомендовал Приску. VII, 7; 8; 15; IX, 38. Вероятно, тожественен с Помпеем Сатурнином. Сацердот, см. Никита Сацердот. Светоний Транквилл (75–160 гг.), друг Плиния; историк, автор биографий двенадцати цезарей. I, 18; 24; III, 8; V, 10; IX, 34; X, 94; 95. |
| b) Вторый фазис движения открывается попыткой Руфина завоевать для Оригена симпатии Запада. С этой целью Руфин перевел в 398 году первую книгу «Апологии на Оригена », составленную Евсевием из материалов, собранных для нее мучеником Памфилом, который не успел довести до конца свой литературный замысел. В первой книге «Апологии» вражда к Оригену объясняется невежеством и личными счетами. В виде заключения Руфин присоединил к переводу собственное небольшое сочинение «De adulteratione librorum Origenis», в котором доказывал, что сочинения Оригена, православные в своем подлинном виде, были интерполированы еретиками и потому нуждаются в восстановлении их первоначального текста. Опыт такой реконструкции он и дал в следовавшем за этим переводе сочинения Оригена «Περ ρχν» [«О началах»]. (О свойствах этого перевода и приемах Руфина см. XIV 3.) В предисловии к переводу Руфин выставляет себя подражателем Иеронима как в распространении сочинений Оригена, так и в приемах перевода. Но и в исправленном виде система Оригена произвела величайший соблазн на Западе. Естественно было предположить, что в подлиннике еще больше заблуждений, но так как подлинник был недоступен, то никто не знал наверное, что думать об Оригене. Ввиду этого друзья Иеронима, Паммахий и Оксан, обратились к нему с письмом, в котором, во-первых, просили его сделать точный перевод «Περ ρχν», посредством которого можно было бы проверить Руфина, а во-вторых, вызывали его на объяснение по поводу его собственного отношения к Оригену. Иероним поспешил исполнить желание друзей. Сделав точный перевод «Περ ρχν», он выслал его на Запад. Перевод этот не сохранился, и только фрагменты его, содержавшиеся в виде буквальных выдержек в письме Иеронима к Аквиту, дошли до нас. О своем отношении к Оригену Иероним говорит в ответном письме к Паммахию и Оксану. Ориген – еретик. Он инициатор арианства и духоборчества. В Никее он не был осужден только потому, что речь шла не о нем. В учении о воскресении он лишь на словах согласен с Церковью. Учение о предсуществовании душ, превращаемости Ангелов, апокатастасисе не имеет ничего общего с церковным учением. Апология за Оригена не принадлежит мученику Памфилу, а составлена арианином Евсевием и переделана оригенистом Дидимом. Сам Иероним всегда видел догматические заблуждения Оригена и осуждал их, например в комментариях на Послание к Ефесянам, а если иногда хвалил Оригена, то хвалил в нем экзегета и философа, а не учителя веры. Его толкованиями нужно пользоваться, и ими пользовались отцы – Амвросий, Иларий, но никто из них не перевел его системы. Наконец, если в молодости он разделял заблуждения Оригена, то теперь торжественно отрекается от них. |
| Со 2-й пол. XV до нач. XVII в. появилось более 20 печатных изданий лат. версии (список см. в: PL. 21. Col. 25-32), причем в большинстве случаев под именем блж. Иеронима Стридонского . Атрибуция «И. м.» блж. Иерониму (известная и в сир. традиции) связана с тем, что его имя как переводчика пахомианских правил и автора первых монашеских житий на лат. языке (преподобных Павла Фивейского, Илариона Великого, Малха Сирийского) с V в. прочно ассоциировалось с монашеской лит-рой. Г. Росвейде, издавший лат. версию в составе сб. «Vitae Patrum sive Historiae monasticae libri decem» (Антверпен, 1615, 1628 2), первым высказал предположение о том, что лат. текст может быть переводом с греческого. Однако в издании Ж. П. Миня , основанном на публикации Росвейде, это мнение оспаривается (PL. 21. Col. 388). Исследователи рубежа XIX и XX вв. (Э. К. Батлер, Э. Пройшен) обратили внимание на замечание церковного историка Созомена , что о жизни Аполлоса (в «И. м.» - Аполло) и других монахов повествует «правивший Александрийской Церковью Тимофей» ( Sozom. Hist. eccl. VI 29; речь может идти либо об архидиаконе (412), либо о патриархе (380-384)). Поскольку древние свидетельства не подтверждают, что автором «И. м.» являлся Тимофей, ученые пытаются дать этим словам др. объяснение. По предположению Е. Шульц-Флюгель, осуществившей критическое издание лат. версии (1990), текст с описанием паломничества Тимофея автор «И. м.» мог использовать для своего рассказа. Замечание Геннадия Марсельского , что автором «И. м.», возможно, был св. Петроний , еп. Бононии ( Gennad. Massil. De script. eccl. 41), учеными широко не обсуждается. Батлер, Пройшен и Р. Райценштайн поставили вопрос о характере текстологической связи между «И. м.» и «Лавсаиком» еп. Палладия Еленопольского. Пройшен и Райценштайн придерживались гипотезы, что оригинальный текст «И. м.» был написан на лат. языке Руфином Аквилейским, а греч. перевод был сделан позднее с привлечением материалов из «Лавсаика». В подтверждение Пройшен ссылался на использование в тексте латинских титулов, мер длины и веса, на упоминание о том, что один из путешествующих заговорил на лат. языке ( Rufin. Hist. mon. 9), и на слова блж. Иеронима об авторстве Руфина в письме Ктесифонту: «Он [Руфин] также написал книгу якобы о монахах и в ней перечислил многих, которых никогда не было…» ( Hieron. Ep. 133//PL. 22. Col. 1150). По мнению Батлера, первичным был текст «И. м.», а Палладий заимствовал из него материал. Батлер опровергает авторство Руфина, приводя следующие доказательства: в 394 г. Руфин находился в Иерусалиме и был священником, в то время как среди паломников в «И. м.» упоминается лишь один клирик - диакон ( Rufin. Hist. mon. 1); в «Церковной истории» Руфин пишет, что видел обоих Макариев ( Idem. Hist. eccl.//PL. 21. Col. 511), а автор «И. м.» не застал ни одного из них ( I dem. Hist. mon. 28-29). |
| Поэтому Руфин и не поместил в своем сказании об этом Макарии чудо с гиеной в Истории монахов. Историю свою Руфин называет одиннадцатою книгою, потому что она есть продолжение 10 книг церковной истории Евсевия. Итак нет сомнения, что Руфин есть не только переводчик, но и отчасти исправитель Истории монахов; он указывает в переводе на свою историю церковную, следовательно никто другой переводил с греческого Историю монахов, а он сам. Но, при исследовании Истории монахов Египетских, некоторые встречают затруднение: после Иоанна Ликопольского следует в большей части рукописей сказание об Оре: видели мы в Фиваиде другого почтенного мужа Ора. Этого сказания нет только в двух греческих рукописях из шести: в синодальной 1345 года и королевской 139. Нет сомнения, что он был в оригинальном тексте, но выпал из некоторых рукописей случайно или вынесен, как обвиняемый Иеронимом в оригенизме, что сделано и с Евагрием. Говорят, что Ор умер ранее 394 года и следовательно не мог быть видим автором Истории Египетских монахов, и следовательно и в эту историю внесены сказания из других источников, а что он умер ранее 394 года, то это видно из Лавсаика Палладия, который пришел в Египет в 387 году, а в Нитрию в 390 или 391 году и пишет (гл. 9), что он уже не застал Ора в живых. Но дело решается просто: автор Истории Египетских монахов говорит ясно об Оре Фиваидском, и вообще первая часть и большая часть Истории монахов говорит о фиваидских подвижниках, а Палладий прямо и ясно говорит об Оре Нитрийском: вот его сказание в чистом «Лавсаике» , невосполненном: «на этой горе, которая называется Нитрийской, был дивной подвижник по имени Ор, об его добродетели много свидетельствует все братство, особенно же раба Божия Мелания, прежде меня приходившая в сию гору. Сам я не застал его в живых. Рассказывали о добродетелях сего мужа, что он не лгал, не божился, ни кого не злословил и без нужды никогда не говорил». Так в синодальных рукописях; так и в издании Фабра Стапуленского. В это краткое сказание вносивший в Лавсаик Историю монахов вставил из нее буквально и повествование об Оре Фиваидском, изменив места, в которых говорится о том, что автор лично видел Ора: вместо видев нас, видев их и т. под. Итак два были Ора, как два Макария, два Евлогия, два Дидима, три или четыре Дорофея и многие Аммонии; один Ор в Нитрии, и умерший там в пустыне до 391 года, когда Палладий пришел в Нитрию, а другой Ор живший еще в 394 году в Фиваиде и там умерший. И этот Ор жил в пустыне до поселения близ города, но в другой, а не Нитрийской. Об нем говорит и Созомен согласно с Историей монахов, которая несомненно была ему известна (VI, гл. 28). История монахов Египетских дошла до нас на греческом языке в своем виде без вставок, да и вся-то она не велика. |
|
|
