| Недалеко от Мейдама, близ Дамасских ворот, приобретены нами еще два участка земли – для русского сада и огорода. Один из этих участков называется Биражие, а другой – Комси. Против Мейдама, чрез Яффскую дорогу и долину, куплен четвертый участок – для нашего кладбища. Он имеет 3000 квадратных сажен и называется Мамилла – от бывшего на этом месте монастыря святого Вавилы, коего мощи и останки младенцев, убитых с ним в Антиохии, погребены здесь, вместе с прахом иерусалимских христиан, избиенных персами во время нашествия Хозроя. В самом городе, близ храма Святого Гроба, куплено пятое место, где, со временем, предполагается выстроить корпус для русского консульства, которое пока помещается в наемном доме. В то же самое время открыт в Иерусалиме наш госпиталь, в наемном же доме, на 30 кроватей, где, если будет место, могут лечиться и туземцы. Третий дом нанят для помещения русских поклонников из благородных сословий, четвертый и пятый – для простых наших поклонников, шестой – для таких же поклонниц. В Назарете, Кайфе, в Яффе и Рамле также открыты наши странноприимницы в наемных домах. Все эти дома снабжены всем необходимым, украшены мебелью, выписанной из Смирны и из Марселя; в каждый из домов определены смотритель или смотрительница и достаточная прислуга. И все это сделано менее нежели в два года! Кто же не усмотрит в этом особенного Промысла Божия?... В начале 1860 года г. Мансуров оставил Святую Землю, чтобы на родном севере трудиться для восточного нашего детища. Деятельность двух его сотрудников разделилась: г. консул принял к сердцу все относящееся к консульству; вся заботливость об устройстве богоугодного заведения, конечно, легла на рамена г. архитектора. Здесь-то надо было видеть находчивость, распорядительность, обдуманность этого деятеля. Кто хорошо знает Иерусалим в нравственном отношении и дух окрестных его жителей, тот глубоко оценит заслуги Мартына Ивановича Эппингера. Здесь мало быть только хорошим строителем, как это достаточно для архитектора во всяком другом месте, – здесь надо быть и дипломатом в отношениях к местным властям, с которыми необходимо сталкиваться; надо быть и осторожным, и симпатичным, умным, справедливым, чтобы привлечь к себе туземцев-работников, людей гордых и своенравных; надо быть, наконец, человеком европейским, чтобы понимать – где, что и как удобнее сделать и приобрести для достижения цели. До какой степени г. Эппингер соединил в себе все эти качества, это покажут время и самое дело. |
| Конечно, нелегко определить различия между этими движениями, которые отвергли претензии государства и епископата на распоряжение духовной жизнью народа. Преданность " древлему православию», как свою идеологическую позицию называли сами раскольники, или " старому обряду», как их убеждения характеризовали их противники и историки, вовсе не исчерпывала существо этих духовных движений в русской церкви. «Старый обряд» в значительной степени часто стал увлекающим и удобным знаменем, за которым отдельным вождям было легко повести церковный народ, недовольный той пищей духовной, которую ему предлагало возглавление церкви и рутинеры из рядового духовенства. Несомненно, приверженность к прошлому русского православия, к молитвенному подвигу предыдущих поколений русских святителей и святых, духовников и мирян играла большую роль в русском расколе и вдохновляла вождей сопротивления никоновским новшествам. Но, как неоднократно отмечалось в этом исследовании, отколовшись от церкви, старообрядцы в значительной степени иногда изменяли более важные черты традиционного русского православия, чем те, которые пострадали от затеек нетерпеливого патриарха. Говоря о " старом обряде», вожди сопротивления Никону и епископату на самом деле вели своих последователей не обратно к древнемосковской вере, а к вере новой, вере, основанной на желании более горячей, более активной и более целостной религиозной жизни, чем та, которую они находили в своих приходах и обителях. Социальные и политические мотивы, экономическое недовольство, недоверие к церковному и государственному руководству, озлобление против бояр и дворян, личные обиды, отталкивание от новых культурных веяний сыграли большую роль в росте и развитии старообрядческого раскола. Но, в первую очередь, чисто духовные побуждения поставили Неронова и Аввакума, Никиту Пустосвята и Досифея в ряды противников церковной иерархии и ее новшеств, и уж, конечно, прежде всего, эти религиозные побуждения легли в основу проповеди Капитона и Вавилы, и самосжиганий дьякона Игнатия, инока Геннадия и иже с ними проповедовавших. Попавшие в Пустозерск донские казаки бежали из него через несколько недель, а Аввакум и его друзья и не пытались избежать заточения и казни, а с радостью ждали мученичества как испытания и исповедания своей веры. |
| Когда, говорит Златоуст, восходит на царский престол кто-нибудь согласный с нами в исповедании Бога, тогда христиане бывают в беззаботном состоянии, – так мало они возвышаются почестями. Когда же получит власть человек нечестивый, везде преследующий нас и подвергающий бесчисленным бедствиям, тогда наше положение бывает превосходно и блистательно, тогда время доблестей и трофеев, тогда случай достижения венцов, похвал и всякого отличия. 2838 Указав, таким образом, существенную сторону христианской истины – её самодовление, Златоуст в лице священномученика Вавилы рисует образ идеального служителя истины, глубоко верующего в силу последней, самоотверженного борца и защитника её. Он указывает факт отлучения св. Вавилою от Церкви императора, изменившего истине. Того, кто владел большею частью вселенной, обладал многими народами, многими городами, бесчисленными войсками и был страшен везде, как по величию своей власти, так и по жестокости своих нравов, Вавила отлучил от Церкви с такою твердостью и с таким бесстрашием, с каким пастух отделил бы от стада паршивую и больную овцу. Он сделал это, подтверждая на деле слова Спасителя, что раб только тот, кто совершает грех, хотя бы он имел на голове своей тысячу венцов, хотя бы казался владыкою всех людей, а кто не сознает ничего худого, тот, хотя бы был в числе подданных, царственнее всех царей. Таким обра- —207— зом, подначальный распоряжался начальником и подчиненный судил владевшего всеми и произносил осуждавший его приговор 2839 – и всё это он делал спокойно и кротко, потому что душа его была проникнута духовною солью. 2840 Последнее и составляет необходимый элемент личности истинного служителя истины. Врачи, когда им нужно разрезывать загноившиеся члены, или остановить в них воспаление, приступают к врачеванию, не приводя себя наперед в грех, а напротив тогда особенно и стараются соблюсти душу в спокойном состоянии. Если же тот, кто хочет лечить тело, имеет нужду в таком спокойствии, то врачующему душу нужно быть в высшем и превосходнейшем состоянии спокойствия и любомудрия. |
| Свет никогда не будет мраком, пока он свет, и истина наших дел не опровергается, потому что она истина, а сильнее её нет ничего 167 . История показывает, что во времена гонений христианство было сильнее, чем во времена мира. «Когда, – говорит Златоуст, – восходит на царский престол кто-нибудь согласный с нами в исповедании Бога, тогда христиане бывают в беззаботном состоянии, – так мало они возвышаются почестями. Когда же получит власть человек нечестивый, везде преследующий нас и подвергающий бесчисленным бедствиям, тогда наше положение бывает превосходно и блистательно, тогда время доблестей и трофеев, тогда случай достижения венцов, похвал и всякого отличия 168 . Указав, таким образом, существенную сторону христианской истины – её самодовление, Златоуст в лице священно-мученика Вавилы рисует образ идеального служителя истины, глубоко верующего в силу последней, самоотверженного борца и защитника её. Он указывает факт отлучения святым Вавилою от Церкви императора, изменившего истине. «Того, кто владел большею частью вселенной, обладал многими народами, многими городами, бесчисленными войсками и был страшен везде, как по величию своей власти, так и по жестокости своих нравов, Вавила отлучил от Церкви с такою твердостью и с таким бесстрашием, с каким пастух отделил бы от стада паршивую и больную овцу. Он сделал это, подтверждая на деле слова Спасителя, что раб только тот, кто совершает грех , хотя бы он имел на голове своей тысячу венцов, хотя бы казался владыкою всех людей, а кто не сознает ничего худого, тот, хотя бы был в числе подданных, царственнее всех царей. Таким образом, подначальный распоряжался начальником и подчиненный судил владевшего всеми и произносил осуждавший его приговор 169 – и все это он делал спокойно и кротко, потому что душа его была проникнута духовною солью» 170 . Последнее и составляет необходимый элемент личности истинного служителя истины. «Врачи, когда им нужно разрезать загноившиеся члены или остановить в них воспаление, приступают к врачеванию, не приводя себя наперед в грех , а напротив тогда особенно и стараются соблюсти душу в спокойном состоянии. |
| Умерший таким образом мог бы и по смерти приносить пользу всем, а покинувший свой пост не только по смерти не приносит никому пользы, но и при жизни делает большую часть подвластных ему более слабыми, и у внешних становится предметом презрения и посмеяния. Отшедши же отсюда, он с великим стыдом и унижением предстанет престолу Христову, а оттуда опять повлекут его в печь приставленные к тому силы. Посему некое мудрое слово и увещевает: «не будь лицеприятен против души твоей» (Сир.4:26). Если же не безопасно лицемерить, когда обижают человека, то какого наказания не будет достоин тот, кто молчал и не обращал внимания, когда были оскорбляемы законы божественные? Вместе с этим он преподал и еще иной добрый урок, не меньший тех, — что каждый должен делать свое дело, хотя бы никто не получал от того пользы. И он сам тогда не принес никакой пользы царю своим дерзновением, однако исполнил все свое дело и не опустил ничего. Но больной по собственному безумию погубил искусство врача, с великим гневом отняв лекарство от раны. Точно для нечестия недостаточно было убить и бесстыдно вторгнуться в храм Божий, — он к убийству прибавил другое убийство, как бы стараясь превзойти первое вторым и вместе затмить. предшествовавшие страдания чрезмерностью последующих (таково-то неистовство диавола, — что он соединяет и противоположное), и через это обоим этим убийствам он дал ту особенность, что между ними есть некоторое соответствие. Первое убийство, т. е. отрока, более второго жалко; а второе, т. е. блаженного Вавилы, более первого преступно. Душа, однажды вкусившая греха и пришедшая в бесчувственное состояние, более и более увеличивает свою болезнь. Как искра, упавшая в огромный лес, тотчас зажигает попавшееся ей, но не останавливается на одном только этом, а распространяется и на все прочее, и чем более обнимает своим пламенем, тем большую приобретает силу для истребления остального, так что множество объятых огнем дерев бывает как бы засадой для имеющих быть объятыми, оттого что пламя в охваченном всегда находит оружие против остающегося еще, — такова и природа греха: когда он займет помыслы чьей-нибудь души и не будет никого, кто прекратил бы это зло, то, простираясь далее, он становится более тяжким и трудноистребимым; поэтому-то грехи последующие часто бывают упорнее прежних, так как душа от прибавления последующих более и более надмевается гордостью и презрительностью, и через это собственную силу ослабляет, а силу греха питает. |
| Он решился делать все противоположное деяниям Константина, вовсе не имея ни величия, ни благородства, какое являл этот благочестивый император при всяком случае. Константин чтил свободу совести, оставляя при их должностях сановников честных. остававшихся верными своей прежней религии; он заставлял их только чтить христиан и Христианство, не принуждая принимать оное лицемерно. Он уничтожал тайны богослужения идолопоклоннического, разрушал притоны разврата, но оставлял свободу этому богослужению В действиях внешних и публичных, которые можно было считать заблуждениями, но не безнравственностью. Юлиан же, напротив того, хотел досадить всем христианам в вере их, или заставить отречься и отказаться от всякого общественного положения. Многие из мужественных воинов громко порицали способы употребляемые Юлианом против христиан и отказывались подчиняться его требованиям. 406 Среди их были Ювентин и Максимин, еще юные, но исполненные веры. Юлиан потребовал их к себе, но, не достигнув ничего обольщениями, приказал их сечь розгами и умертвить. Несколько дней спустя, два старых воина предстали перед императором. Они отказались сорвать крест с хоругви, которую препоручено было им носить. «Мы христиане, говорили они, и не забудем того, что обещали Константину, в тот день когда были вместе с ним окрещены в Асхироне, близь Никомидии. 407 Оба старые воина были казнены и многие другие подверглись той же участи. Знаменитый император-философ был не более как низкий гонитель. Гордость его была глубоко уязвлена событием, случившимся тогда в Дафнах. Это было предместие Антиохии, названное так от нимфы, превращенной в лавр (δαφνη), чтобы избегнуть любовных преследований Аполлона. Местность эта сделалась для язычников местом свиданий, где слишком часто подражали богу, там покланяемому. Кесарь Галл, старший брат Юлиана, предпринял освятить эту местность перенесением туда мощей прежнего епископа Антиохии, святого мученика Вавилы, весьма чтимые верующими. Храм Аполлона был заброшен и при нем жил только один старый жрец, очень бедный. 408 Юлиан, этого не зная и полагая найти в храме, некогда столь знаменитом, множество жрецов и великолепное служение, отправился туда, никого не предупредив, но нашел полуразрушенный храм оставленным. Проходя его по всем направлениям, он встретил, наконец, старого жреца, у которого даже не нашлось иной жертвы, кроме гусенка из его домашней птицы, и другого помощника, кроме сына, не очень охотно пособлявшего при языческом торжестве; мальчик скрылся прежде окончания жертвоприношения. Несколько уже дней он был христианином, но отец того не знал. |
| Июля в 9 день дал Ждану старому конюху моршни дубленные новые да рукавици верхницы новые. Дал Анисиму жвецю сапожному моршни дубленные новые да рукавици верхници ветхои сподки новые серые. Да ему ж дал рубашку да портки ветожь. Матфею Плешатому дал моршни дубленные новые. Дал конюху Василью Ваневу моршни дуб[лен]ные новые. Дал Докучаю онучи новые белые. Июля в 25 день дал Левонтью Мидляскому зипун белои Поконин , что был у Ивашка Малого. Дал Семеике Мартухину моршни новые дубленные, что были у слушки Игнатья. Августа в 18 день дал моршни дубленные новые (Л. 15 об.) Калине слуге в хлебню. Августа в 23 день давал шить пять зипунов белых да шестеры ногавицы белыя же – на них пошло сукна 67 локот, положил в казну. Того ж дни дал повару Некрасу подчъвы . Того же дни издержал четыре бруса железа на монастырскои обиход да укладу издержал 5 гривенок на топоры. Сентября в 1 день дал Ермолеи шубу подержану. Того же дни дал Семку Тер[е]хину шубнои кавтан подержан. Того ж дни дал Ондрюше Левонтьеву шубу подержану. Того ж дни дал Фомке шубнои кавтан подержан. Того ж дни дал Ивашку Слобоцкому шубнои кавтан подержан. (Л. 16) Сентября в 7 день Семку Мартухину рукавицы вер[х]ници новые. Да исъдержал трех кож покраины дубленных на заплаты на монастырскои обиход. Да исъдержал три телятины на подноряд на монастырскои обиход. Сентября в 9 день дал Григорью Смолкову рукавицы в полдержь. Того ж дни дал Шарапу чюлки дубленные новые. Лета 7111-го декабря в 2 день по сем книгам богословскои игумен Измаил и соборные старцы и вся братья Богословского монастыря сочикъли старого казначея старца Ферапонта: приход с росходом сошелся. Подписал богословскои диячек Петруня Широхов . 3 1601 г. сентября 1 – 1602 г. августа 23 – Книги прихода и росхода денег казначея старца Ферапонта (Л. 17) Лета 7110-го сентября в 1 день по благословенью государя отца нашего игумена Аврамья и по приговору соборных старцов: черного священника Кондратья да черного священника Аврамья, келаря старца Вавилы, житников старца Митрофана, старца Игнатья, старца Тита, старца Феогнаста, старца Сергия, старца Деомида и всеи яже о Христе братьи Богословского монастыря с собору приговорили казначея старца Ферапонта быти ему в казначеих и писати ему казеным деньгам приход, хто что возмет или хто что дасть, и ему все то писать в книги приходные подлинно. Осталось от старово казначея от старца Евстратья казенных денег 3 рубля 4 деньги; колокольных денег 11 алтын; в казне в ларце 2 рубля денег. |
| В зрелый период творчества К. интересовала фигура имп. Юлиана Отступника , его образ трактовался по-разному. В стихотворении «Юлиан, увидав» (Ιουλιανς, ρν, 1923) его бессмысленное стремление «перенимать для древней веры... устроенье у новой церкви» (пер. Ошерова) подвергается критике как христиан, так и язычников. В стихотворении «Юлиан в Никомидии» (Ο Ιουλιανς ν Νικομηδε, 1924) буд. император предстает лицемерным и расчетливым, понимая, что до вступления на престол «рискованно себе так много позволять,/Дух эллинства открыто восхвалять» (пер. Ошерова). Однако в нек-рых стихотворениях из цикла о Юлиане критике подвергаются и христиане. Так, в «Юлиане и антиохийцах» (Ο Ιουλιανς κα ο Αντιοχες, 1926) противостояние деятельности имп. Юлиана связано с нежеланием христиан отказаться от «жизни столь размеренно прекрасной, от обилья/услад на каждый день, от блистательного театра» (пер. Ошерова). В стихотворении «Большое шествие священников и мирян» (Μεγλη συνοδεα ξ ερων κα λαικν, 1926) поведение христиан полностью противоречит сущности христианства. Конфликт Юлиана и христиан послужил основой последнего стихотворения К. «В окрестностях Антиохии» (Ες τ περχωρα τς Αντιοχεας, 1933), в к-ром говорится о поджоге христианами храма Аполлона в ответ на приказ имп. Юлиана вынести из рощи Аполлона мощи сщмч. Вавилы . По словам С. Циркаса, в этом стихотворении «противостояние христиан и Юлиана подается гротескным образом, в качестве политической ругани, с разжиганием страстей противоборствующих сторон и соответствующими последствиями» ( Τσρκας. 1958. Σ. 311). Т. о., обращаясь к проблеме взаимодействия язычества и христианства, К. затрагивал более широкие темы, такие как личность и массы, поведение масс в кризисные моменты истории, противоречивость человеческой натуры, а также одиночество человека. Поэзия К. широко известна в России. Впервые неск. стихотворений К. в переводе Ильинской были опубликованы в 1967 г. в ж. «Иностранная литература». В 1984 г. вышел составленный Ильинской сб. «Лирика» с переводами Е. Солоновича, С. Ошерова, Ю. Мориц, А. Величанского, Е. Смагиной. В 1988 г. в лит. приложении к русскоязычной парижской газ. «Русская мысль» были опубликованы 19 стихотворений К. в переводе Г. Шмакова в лит. обработке И. А. Бродского. Полное издание стихотворений К. на рус. языке вышло в издательстве ОГИ в 2009 г. |
| Конечно, нелегко определить различия между этими движениями, которые отвергли претензии государства и епископата на распоряжение духовной жизнью народа. Преданность “древлему православию”, как свою идеологическую позицию называли сами “раскольники”, или “старому обряду”, как их убеждения характеризовали их противники и историки, вовсе не исчерпывала существо этих духовных движений в русской церкви. “Старый обряд” в значительной степени часто стал увлекающим и удобным знаменем, за которым отдельным вождям было легко повести церковный народ, недовольный той пищей духовной, которую ему предлагало возглавление церкви и рутинеры из рядового духовенства. Несомненно, приверженность к прошлому русского православия, к молитвенному подвигу предыдущих поколений русских святителей и святых, духовников и мирян играла большую роль в русском расколе и вдохновляла вождей сопротивления никоновским новшествам. Но, как неоднократно отмечалось в этом исследовании, отколовшись от церкви, “старообрядцы” в значительной степени иногда изменили более важные черты традиционного русского православия, чем те, которые пострадали от затеек нетерпеливого патриарха. Говоря о “старом обряде”, вожди сопротивления Никону и епископату на самом деле вели своих последователей не обратно к древнемосковской вере, а к вере новой, вере, основанной на желании более горячей, более активной и более целостной религиозной жизни, чем та, которую они находили в своих приходах и обителях. Социальные и политические мотивы, экономическое недовольство, недоверие к церковному и государственному руководству, озлобление против бояр и дворян, личные обиды, отталкивание от новых культурных веяний сыграли большую роль в росте и развитии старообрядческого раскола. Но в первую очередь чисто духовные побуждения поставили Неронова и Аввакума, Никиту Пустосвята и Досифея в ряды противников церковной иерархии и ее новшеств, и уж, конечно, прежде всего эти религиозные побуждения легли в основу проповеди Капитона и Вавилы и самосжиганий дьякона Игнатия, инока Геннадия и иже с ними проповедовавших. Попавшие в Пустозерск донские казаки бежали из него через несколько недель, а Аввакум и его друзья и не пытались избежать заточения и казни, а с радостью ждали мученичества как испытания и исповедания своей веры. |
| Сюда в обычное время, вместе с язычниками, по старой, но все еще свежей, памяти собирались и многие из христиан для того, чтобы в честь сожженного кумира предаться плотским удовольствиям в окружавшей тогда храм роскошной кипарисовой роще. Правда, присутствие в Дафне храма мученика Вавилы и воспоминание о чудесном сожжении капища заставляли многих держать себя приличнее, но уже то обстоятельство, что христиане, как свидетельствует Златоуст, все таки собирались к капищу, ясно показывает, что симпатии их все еще возвращались к прежней религии. Неопровержимое подтверждение этому можно видеть и в известной проповеди Златоуста на новый год. Из многих подробностей встречи и празднования нового года, взятых прямо из язычества, укажем прежде всего на упоминаемый Златоустом обычай христиан убирать венками и гирляндами из цветов двери своих домов. Известно, что первый месяц года, январь, и особенно первое число этого месяца, или календы, римские язычники, а потом и все языческие подданные римлян, каковыми были и антиохийцы, – посвящали Янусу, божеству, стоявшему, по верованиям язычества, при дверях неба и отправлявшему должность небесного привратника, или, по буквальному значению латинского слова, janua, – дверь, – «придверника». В честь этого именно Януса язычники и увенчивали двери домов, думая тем умилостивить небесного привратника на тот случай, если он вздумает воспрепятствовать их мольбам возноситься в небесное жилище богов. Таким образом обычай вешать в день нового года венки на двери – обычай чисто языческий, и если антиохийские христиане времен Златоуста в январские календы увенчивали двери своих домов, то это обстоятельство ясно показывает, что они все еще питали расположение к языческому культу и наравне с язычниками разделяли их религиозные заблуждения. Нельзя думать, чтобы рассматриваемый поступок антиохийских христиан был простым, утратившим свой настоящий смысл, обыкновением, вроде, например, многих оставшихся от времен язычества, обыкновений в нашем народе, – нельзя потому, что большая часть антиохийских христиан едва только была обращена в христианство и, следовательно, хорошо могла помнить, что вешание венков на двери есть ни что иное, как жертва известному языческому божеству. |
|
|
