| Орлов А. С. и Адрианова-Перетц В. П. Литературоведение русского средневековья//Изв. ОЛЯ, 1945, 6; Орлов А. С. Мысли о положении работы по литературе русского средневековья//Изв. ОЛЯ, 1947, 2; Адрианова-Перетц В. П.: 1) Основные задачи изучения древнерусской литературы в исследованиях 1917— 1947 годов//ТОДРЛ. Т. VI. 1948; 2) Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.; Л., 1947; 3) Древнерусская литература и фольклор (к постановке проблемы) If ТОДРЛ. Т. VII. 1949; 4) Историческая литература XI — начала XV в. и народная поэзия//ТОДРЛ. Т. VIII. 1951; 5) Исторические повести XVII века и устное народное творчество//ТОДРЛ. рические повести XVII века и устное народное творчество//ТОДРЛ.Т. IX. 1953; 6) Об основах художественного метода древнерусской литературы//Рус. литература, 1958, 4; 7) К вопросу об изображении «внутреннего человека» в русской литературе XI—XIV вв.//Вопросы изучения русской литературы XI—XX в. М.; Л., 1958; 8) О реалистических тенденциях в древнерусской литературе (XI—XV вв.)//ТОДРЛ. Т. XVI. I960; Еремин И. П.: 1) Киевская летопись как памятник литературы//ТОДРЛ. Т. VII (см. также: Еремин И. Литература Древней Руси. М.; Л., 1966. С. 98—131); 2) Новейшие исследования художественной ;формы древнерусских литературных произведений//ТОДРЛ. Т. XII. 1956; 3) О художественной специфике древнерусской литературы//Рус. литература, 1958, 1; 4) К спорам о реализме древнерусской литературы//Рус. литература, 1959, 4; Raab H.: 1) Zur Entwicklungsgeschichte der Realismus in der russischen Literatur//Wissenschaftliche Zeitschrift der Ernst Moritz Arnd-Universitat Greifswald. Gesellschaftsund sprachwissenschaftliche Reihe. 1958, Bd. 4; 2) К вопросу о предыстоках реализма в русской литературе//Рус. литература, 1960, 3. Ср. также: Лихачев Д. С.: 1) У предыстоков реализма русской литературы//Вопросы литературы, 1957, 1; 2) К вопросу о зарождении литературных направлений в русской литературе//Рус. литература, 1958, 2; 3) Человек в литературе Древней Руси. М.; Л., 1958. Изд. 2-е. М., 1970; 4) Литературный этикет Древней Руси (к проблеме изучения)//ТОДРЛ. Т. XVII. 1961; 5) Об одной особенности реализма//Вопросы литературы. 1960, 3. |
| В условиях царского самодержавия прогрессивно настроенный ученый М. В. Никольский не только не смог получить кафедры ни в одном из университетов, но еще подвергался систематической травле со стороны реакционных кругов. Крупнейший русский ученый, пользовавшийся мировой известностью, был вынужден служить корректором, а затем цензором… (Липин 1954:318). Ученый, работающий корректором, действительно вызывает сочувствие, однако старший справщик синодальной типографии – это не корректор, а достаточно крупный чиновник, от которого зависит редактирование и корректура богослужебных книг. Эта «вынужденная служба корректором» присутствует во всех известных нам биографиях М. В. Никольского , написанных в советское время, но служба в Синодальной типографии не упоминается нигде. Человек как бы раздваивается, и старший справщик М. В. Никольский начинает жить отдельно от востоковеда М.В. Никольского. Управляющий Московской синодальной типографией Александр Сергеевич Орлов (1871–1947) Еще более экзотической была работа в Московской синодальной типографии будущего академика А.С. Орлова, исследователя «Домостроя» и автора классического учебника по древнерусской литературе. Во всех его биографиях сообщается о работе в Московской синодальной типографии в качестве библиотекаря, а о работе управляющим умалчивается. В статье, посвященной 75-летию Орлова, В.П. Адрианова-Перетц писала: Готовясь к магистерскому экзамену, Александр Сергеевич одновременно работал в качестве библиотекаря в знаменитой Московской синодальной типографской библиотеке – сокровищнице древнерусских рукописных и старопечатных книг – над систематическим описанием рукописных «сборников», что дало ему возможность с первых же шагов его научной деятельности глубоко ознакомиться с неизданным литературным материалом XI–XVII вв. и стать исключительным знатоком техники древнерусской книжности (Адрианова-Перетц 1946:51). Это утверждение повторяют и позднейшие биографы (Рождественская 1990:4; Буланин 2014:410). А.С. Орлов действительно работал библиотекарем Московской синодальной типографии, а потом возглавил и саму типографию (по всей видимости, это произошло в 1910 г.), став ее управляющим и получив чин статского советника. Этот высокий чиновничий пост он занимал вплоть до революции. В настоящее время у нас нет материала для того, чтобы охарактеризовать его деятельность на этой должности. Отметим лишь два сюжета, которые могут представлять определенный интерес. |
| Начальные фразы «Слова о полку Игореве» о «вещих перстах» песнетворца Бояна неоднократно сопоставлялись исследователями (И. Я. Франко, И. Я. Порфирьев , В. Н. Перетц, В. П. Адрианова-Перетц, И. П. Еремин, М. В. Рождественская и др.) с «многоочитыми перстами» царя Давида, призывом, «песней» которого открывается «Слово на воскресение Лазаря». Однако сходство двух этих памятников – более глубокое и связано не только с образами двух певцов (Бояна и царя Давида), но и с самой идеей Воскресения, с темой ада–смерти, с сюжетным построением текстов. И. П. Еремин не сомневался в русском происхождении «Слова на воскресение Лазаря», сотканного, по его выражению, «из апокрифических мотивов, комбинация которых оригинальна и принадлежит автору». В настоящее время известно более 30 списков «Слова». Названия их в рукописях различны. Большинство списков Пространной редакции, представленной здесь, включает в свое название слова «о воскресении Лазаря», или «на воскресение Лазаря». Мы выбираем наиболее традиционное для рукописной традиции этой редакции название памятника. Для настоящего издания выбран список из собр. ИРЛИ, Древлехранилища им. В. И. Малышева, Пинежское, 280, 1533 г. В этом сборнике (Златоуст Постный) представлено два списка «Слова», оба Пространной редакции, обозначенные нами как П1 и П2. Если список П1 представляет собой вполне традиционный текст Пространной редакции, какой читается в большинстве списков его группы, то список П2 отличается некоторым художественным своеобразием. По сравнению с другими списками он сокращен, и поэтому окончание текста издается по списку П1. Но главное – в его строгом следовании диалогическому построению первоначального текста, своеобразной «фольклоризации» ряда эпизодов, дополнительной, как показали наши наблюдения, обработке апокрифических греческих источников. В художественном плане список П2 представляет, по мнению издателя, больший интерес для современного читателя, чем другие списки этой редакции. Поэтому он положен в основу настоящего издания. |
| Мотивы Жития отразились не только в ряде древнерусских агиографических сочинений, но и в произведениях писателей XIX–XX вв., в частности в романе Φ. Μ. Достоевского «Братья Карамазовы». Текст Жития Алексия человека Божия опубликован и выверен по рукописи XII в. – РНБ, F.n.I.46, л. 98–100, а отсутствующее в ней начало (до слов: «...яко достоин есть царства небесьнаго...») воспроизведено по списку XVI в. – БАН, 21.7.15, л. 31–99. Внесение в издание текста необходимых исправлений опирается на их подробное обоснование в исследовании В. П. Адриановой-Перетц (с. 457–475). МЕСЯЦА МАРТА В 17 ДЕНЬ ЖИТИЕ И ЖИЗНЬ СВЯТОГО АЛЕКСИЯ ЧЕЛОВЕКА БОЖИЯ В граде Риме жил один благоверный человек по имени Евфимиан, бывший в почете у римских цесарей Гонория и Аркадия. Богат он был очень, имел триста рабов-домочадцев в шелковых одеждах с золотыми поясами, но не имел наследника, ибо супруга его была бесплодна. Как человек благоверный, он следовал заповедям Божьим, постился каждый день до девятого часа, устраивал в своем доме три трапезы: одну – для сирот и вдовиц, другую – нищим и недужным, третью – для странников и паломников. Сам же в девятом часу вкушал свой хлеб с чернецами и нищими. А когда шел в палаты, посылал впереди себя милостыню, говоря, что недостоин ходить по Божьей земле. И жена его именем Агласия, благоверная и богобоязненная, тоже соблюдала заповеди, молясь Богу и говоря: «Помяни меня, Господи, недостойную рабу твою, и дай плод чреву моему, да будет мне поводырем в старости и утешением души моей!» И Бог воздал ей за ее добродетель: она зачала и родила сына. И возблагодарили Бога жена и муж. Когда же отроку пришло время учиться, отдали его сначала обучению грамоте, и он познал всю грамматику, церковные правила и немного риторику, и был отрок очень умным. А когда настало время его женить, Евфимиан сказал своей жене: «Свершим брак сыну своему». И возрадовалась жена словам мужа своего, пала ему в ноги, говоря: «Да утвердит Бог слова, сказанные тобой, свершим брак сына нашего возлюбленного – и да возрадуется душа моя!» |
| Музей древнерусской иконы открыт в Реклингхаузене (ФРГ), а особые отделы русской иконы – в музеях Стокгольма, Осло, Бергена, Нью-Йорка, Берлина и многих других городов. Но древнерусская литература еще молчит, хотя работ о ней появляется в разных странах все больше. Она молчит, так как большинство исследователей, особенно на Западе, ищет в ней не эстетические ценности, не литературу как таковую, а всего лишь средство для раскрытия тайн «загадочной» русской души. И вот древнерусская культура объявляется «культурой великого молчания». Между тем в нашей стране пути к открытию художественной ценности литературы древней Руси уже найдены. Они найдены Ф. И. Буслаевым , А. С. Орловым, В. П. Адриановой-Перетц, Н. К. Гудзием, И. П. Ереминым. Мы стоим на пороге этого открытия, пытаемся нарушить молчание, и это молчание, хотя еще и не прерванное, становится все более и более красноречивым. То, что вот-вот скажет нам древнерусская литература, не таит эффектов гениальности, ее голос негромок. Авторское начало было приглушено в древнерусской литературе. В ней не было ни Шекспира, ни Данте. Это хор, в котором совсем нет или очень мало солистов и в основном господствует унисон. И тем не менее эта литература поражает нас своей монументальностью и величием целого. Она имеет право на заметное место в истории человеческой культуры и на высокую оценку своих эстетических достоинств. Отсутствие великих имен в древнерусской литературе кажется приговором. Но строгий приговор, вынесенный ей только на этом основании, несправедлив. Мы предвзято исходим из своих представлений о развитии литературы – представлений, воспитанных веками свободы человеческой личности, веками, когда расцвело индивидуальное, личностное искусство – искусство отдельных гениев. Древняя русская литература ближе к фольклору, чем к индивидуализированному творчеству писателей нового времени. Мы восхищаемся изумительным шитьем народных мастериц, но искусство их – искусство великой традиции, и мы не можем назвать среди них ни реформаторов, подобных Джотто, ни гениев индивидуального творчества, подобных Леонардо да Винчи. |
| Наиболее уместно, пожалуй, сказать нечто подобное о Палее Толковой (её ещё называли «Книгой бытия небеси и земли»), ибо перед нами одно из самых фундаментальных и обширных и в то же время одно из самых ранних из дошедших до нас творений отечественной словесности. Вот краткие характеристики этого творения, предлагаемые специалистами в последнее время. Палея Толковая предстаёт перед нами «своеобразной энциклопедией как богословских знаний, так и средневековых представлений об устройстве мироздания» 1 . Палея выявляет «тайный эзотерический символизм Ветхого Завета по отношению к Новому, разрешая его в богословскую аллегорию Нового» 2 . Казалось бы, такое творение должно было обрести высокое и более или менее широкое признание. Правда, Палею не так легко воспринять в отрыве от её духовного, исторического и языкового контекста. Но делу могло бы помочь снабжённое переводом на современный русский язык и тщательно прокомментированное издание. Однако ничего подобного у нас нет. Единственное издание Палеи Толковой, вышедшее столетие назад в двух выпусках (1892–1896 гг.), доступно современному восприятию не более, чем сами древние рукописи 3 . Одна из основных причин недостаточного внимания к Палее заключалась в том, что в течение долгого времени имело место представление о ней как о переводном (с греческого или болгарского языка) памятнике, – хотя никаких следов «оригинала» не обнаруживалось. Многие филологи и историки XIX века попросту не могли поверить, что такое творение создано много веков назад на Руси, поскольку господствовало весьма «критическое» отношение к допетровской русской культуре. Но к концу XIX столетия начинает складываться убеждение, согласно которому Палея – хотя она, конечно же, опиралась на различные иноязычные источники (в том числе на византийскую Палею Хронографическую), – тем не менее является в своей цельности созданием русской мысли и слова. Это убедительно доказывали, начиная с 1880–1890-х годов, такие виднейшие специалисты, как И. Н. Жданов (1846–1901), А. В. Михайлов (1859–1928), В. М. Истрин (1865–1937), В. П. Адрианова-Перетц (1888–1972). Между прочим, последние по времени исследования Палеи были опубликованы в академических изданиях уже после революции – в 1920-х годах 4 , но затем её изучение в сущности прекратилось (поскольку дело шло о непосредственно богословском сочинении). |
| Но сквозь классовую тенденциозность читатель видит эту подлинную историческую правду, скрыть которую автору не позволяет его искренняя любовь к родине и сочувствие к ее страданиям. В.П.Адрианова-Перетц О.А.Державина Дьяк Иван Тимофеев и его «Временник» I «Временник» дьяка Ивана Тимофеева дошел до нас в единственной рукописи 985 . Запись на 277-м листе этой рукописи (на полях, внизу) сообщает, что «новгородский митрополит Исидор понуждает бывающая предложити писанию дьяка Ивана Тимофеева ». Это и дает исследователям основание предполагать, что автором этого сочинения является дьяк Иван Тимофеев . Дьяки были видными политическими деятелями, крупными чиновниками древней Руси. Являясь непосредственными помощниками бояр, они вместе с ними «ведали» приказы, вели как внутренние дела государства, так и внешние его сношения с иностранными державами, и имели большое влияние на государственные дела. Об Иване Тимофееве из документов конца XVIb. известно, что он служил дьяком в одном из московских приказов, ведавших внутренние дела государства. Большинство приказных дьяков XVIb. были из детей боярских 986 . Некоторые важнейшие дьяческие фамилии происходили из второстепенных бояр удельных княжеств. Соперничать с коренными боярами-думцами дьяки не могли ввиду своей неродовитости, но они стояли очень близко к правящим кругам и благодаря характеру своих занятий вращались в среде родовитого боярства и представителей княжеских фамилий. Это в известной мере определяло их политические взгляды и симпатии. Дьяки обладали сравнительно высоким уровнем образования. Оно основывалось, как и у прочих книжных людей древней Руси, на чтении книг религиозно-дидактического содержания, а в области светской литературы – на широком знакомстве с летописями, хронографами, историческими повестями. Вся эта литература в значительной степени формировала как религиозно-философские и политические взгляды читателя, так и его художественный вкус, воспитывая его в определенной, выработанной к XV–XVIbb. традиции. Из сочинения Тимофеева видно, что он был человеком по своему времени образованным и начитанным. Ему хорошо известны летописи, хронографы и другие исторические произведения XVIb., среди которых особенно следует выделить «Русский хронограф» и «Степенную книгу царского родословия». Последняя послужила в некотором отношении образцом и источником для его труда. Хорошо знаком Тимофеев и с произведениями исторической «беллетристики» своего времени: он упоминает в своем «Временнике» Александра Македонского, «Тройское взятие», покорение Иерусалима императором Титом. В его труде не раз встречаются греческие и латинские слова 987 . Наконец, если, как считает С.Ф.Платонов, он и «уступает Авраамию Палицыну в степени богословского образования», все же ему достаточно известны житийная литература 988 и книги так называемого «Священного Писания», которые он часто и охотно, хотя и не совсем точно, цитирует, видимо, приводя тексты по памяти. |
| «Роспись о приданом» пародирует форму действительно существовавших в русском быту таких памятников письменности, как свадебные «сговорные» записи, в которых обстоятельно описывались все предметы, даваемые за невестой в приданое. Как и в прочих памятниках смеховой культуры, смех здесь не является инструментом сатиры, а представляет тот вид веселья, который строится на абсурдных, небыличных ситуациях. Дошедшие до нас списки «Росписи о приданом» датируются XVIII в. Мы публикуем текст старейшей редакции этого памятника, которая, хоть и дошла в записи XVIII в. (1733 г.), но единодушно относится исследователями к XVII в. Текст был впервые издан И. Е. Забелиным (Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Изд. 2-е. М., 1872. С. 430–433); затем опубликован по этому изданию В. П. Адриановой-Перетц в «Русской демократической сатире XVII века» (см.: Изд. 2-е, доп. М., 1977. С. 97–99); мы издаем его по этой последней публикации. Сказание о молодце и девице «Сказание» – эротический диалог юноши и девушки. Время возникновения его следует относить к середине–второй половине XVII в. Некоторые исследователи считают «Сказание» записью устного текста. Но среди сравнений встречается сугубо книжный образ: Роксана – жена царя Александра Македонского – героиня литературного памятника. Больше оснований поэтому считать данное произведение литературный текстом, возникшим в демократической среде, диалогический характер которого и сниженная, подчас даже вульгарная, лексика создают впечатление о его устном происхождении. «Сказание» дошло до нас в 5 списках, сильно отличающихся друг от друга, что объясняется диалогическим характером произведения. По списку XVIII в. РНБ, собр. ОЛДП, «Сказание» было издано Хр. Лопаревым («Сказание о молодце и девице». Вновь найденная эротическая повесть народной литературы). Изд. ОЛДП, 1894. По списку XVII в. БЛН, 33. 4. 32 текст был издан В. И. Срезневским (Сказание о молодце и девице по сп. XVII в. Библиотеки Академии паук//Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. СПб., 1906. Т. XI. Кн. 4. С. 79–90). Во втором тексте после слов девицы, разрешающей молодцу остаться, и слов молодца о том, что девица уподобилась «первым женам», говорится, что девица обратилась за советом к «нянюшкам и мамушкам» – принять ей молодца или нет. В этом же списке среди «первых жен» дополнительно названа Василиса, жена богатыря Ставра Годиновича (в тексте описка – «Василисты Ставровы жены Годунова»), героиня былины об этом богатыре, славящаяся красотой, умом и смелостью. |
| Текст «Сказания» публикуется по списку РНБ с исправлением ошибок и описок по списку БАН. Графика и система написаний конечных ъ и ь в рукописи расшифровке не поддается. Поэтому, за исключением четких обозначений конечных ъ и ь, они опущены. Притча о старом муже Как и «Сказание о молодце и девице», «Притча о старом муже» носит диалогический характер. В древнерусской литературе широкое распространение имели произведения о женской злобе и женском коварстве. Отражение средневековых представлений о женском коварстве проскальзывает и в «Притче», но в этом произведении XVII в. бесспорно можно видеть определенную симпатию автора к молодой девице, отвергающей притязания на ее молодость богатого старика, налицо здесь и явное осуждение неравного брака. И по характеру построения сюжета, и по лексике «Притча» перекликается со «Сказанием о молодце и девице». Не случайно Хр. Лопарев опубликовал ее как приложение к изданию текста «Сказания». Текст «Притчи» публикуется по списку: РНБ, Q.XVII.41 (Сборник-конволют конца XVII в., л. 38 об.–41 об.). Сказка о некоем молодце, коне и сабле Название тексту дано первыми издателями («Памятники старинной русской литературы», издаваемые гр. Григорием Кушелевым-Безбородко, под ред. Н. Костомарова . СПб., 1860. Вып. 2. С. 409). Определить жанр «Сказки» невозможно. Неясно – полный это текст или же отрывок более обширного сочинения. Переписчиком он во всяком случае воспринимался как текст законченный и полный: в рукописи он завершается рисованной концовкой. «Сказка» дошла до нас в составе сборника из произведении занимательного чтения. Сборник составлен и в значительной части переписан подьячим Троицко-Сергиева монастыря Аифимом Шешковым в 1698 г. (РНБ, собр. Погодина, 1772). В. П. Адрианова-Перетц высказывала предположеине, что «Сказка» представляет собой литературную пародию на входившие в моду в XVII в. приключенческие романы-сказки (Бова Королевич, Еруслан Лазаревич). А. М. Панченко определяет «Сказку» как ритмизованную пародию на богатырскую тему вообще и думает, что этот текст – запись фольклорного произведения. Обращает на себя внимание отличная осведомленность автора «Сказки» в воинской терминологии): ряд терминов военного обихода встречается только здесь. Таким образом, есть основание полагать, что «Сказка» возникла в воинской среде. Помимо «Памятников старинной русской литературы» текст изд.: Дмитриев Л. А. «Сказка о некоем молодце, коне и сабле»//ТОДРЛ. 1983. Т. 37. С 305–310. |
| Соч.: Житие Алексея, человека Божия, в древней русской литературе и народной словесности. Пг., 1917; Очерки по истории русской сатирической литературы XVII в. М.; Л., 1937; Древнерусская повесть. М.; Л., 1940; Слово о полку Игореве: Библиогр. изданий, переводов и исследований. М.; Л., 1940; Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.; Л., 1947; [Вступ. ст.]//Хождение за три моря Афанасия Никитина, 1466-1472. М.; Л., 19582; Древнерусская литература и фольклор. М., 19742; «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI-XIII вв. М.; Л., 1968. Лит.: Еремин И. П. Очерк научной деятельности члена-корреспондента АН СССР В. П. Адриановой-Перетц//ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 21-32; В. П. Адрианова-Перетц/Вступ. ст. Д. С. Лихачева; Библиогр. сост. Р. И. Горячевой. М., 1963. (Мат-лы к биобиблиографии ученых СССР. Сер. лит-ры и языка; Вып. 4); Гудзий Н. К. К семидесятилетию В. П. Адриановой-Перетц//РЛ. 1963. 2. С. 264-266; Дробленкова Н. Ф. К 75-летию В. П. Адриановой-Перетц//ИзвОЛЯ. 1963. Т. 22. Вып. 2. С. 153-155; она же. Список печатных трудов члена-корреспондента АН СССР В. П. Адриановой-Перетц за 1957-1968 гг.//ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 15-20; она же. Адрианова-Перетц В. П.//Энциклопедия «Слова о полку Игореве». СПб., 1995. Т. 1: А-В. С. 38-40; Лихачев Д. С. Изучение русской литературы X-XVII вв. за 50 лет//РЛ. 1967. 3. С. 88-101; он же. История древней русской литературы в трудах В. П. Адриановой-Перетц//ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 5-14; Кузьмина В. Д. В. П. Адрианова-Перетц: К 80-летию со дня рождения//ИзвОЛЯ. 1968. Т. 27. Вып. 2. С. 174-176; Дробленкова Н. Ф. , Дмитриев Л. А. , Лихачев Д. С. , Панченко А. М. В. П. Адрианова-Перетц (некролог)//ИзвОЛЯ. 1973. Т. 32. Вып. 1. С. 100-103; Каган М. Д. Традиции изучения древнерусской литературы в филологической науке//РЛ. 1973. 4. С. 237-240; Бялый Г. А. В. П. Адрианова-Перетц//ТОДРЛ. 1974. Т. 29. С. 44-46; Там же статьи Дробленковой Н. Ф. , Колпаковой Н. П. , Коноваловой О. Ф. , Лихачева Д. С. , Лурье Я. С. , Назаревского А. А. , Панченко А. М. ; Указатель статей и материалов, напечатанных в т. 21-30 ТОДРЛ (1965-1975)//ТОДРЛ. 1975. Т. 30. С. 367; Адрианова О. Н. , Адрианова Л. Н. Воспоминания о Варваре Павловне Адриановой-Перетц//ТОДРЛ. 1992. Т. 45. С. 9-11. |
|
|
