| VIII Джироламо Мельци служил при дворе Сфорца. Когда, лет десять назад, скончалась молодая жена его, он покинул двор, поселился в уединенной вилле, у подножия Альп, в пяти часах езды к северо-востоку от Милана, и зажил здесь философом, вдали от треволнений света, собственными руками обрабатывая сад и предаваясь изучению сокровенных знаний и музыки, которой был страстным любителем. Рассказывали, будто бы мессер Джироламо занимается черной магией для того, чтобы вызывать из мира загробного тень покойной жены. Алхимик Галеотто Сакробоско и фра Лука Пачоли нередко гостили у него, проводя целые ночи в спорах о тайнах Платоновых идей и о законах пифагорейских чисел, управляющих музыкой сфер. Но наибольшую радость доставляли хозяину посещения Леонардо. Работая над сооружением канала Мартезаны, художник часто бывал в этих краях и полюбил прекрасную виллу. Ваприо находилась на левом берегу реки Адды. Канал проложен был между рекой и садом. Здесь быстрое течение Адды преграждалось порогами. Слышен был непрерывный шум воды, напоминавший гул морского прибоя. В обрывистых берегах из выветренного желтого песчаника Адда стремила холодные зеленые воды – бурная, вольная; а рядом зеркально гладкий, тихий канал, с такой же зеленою горною водою, как в Адде, но успокоенною, укрощенною, дремотно тяжелою, безмолвно скользил в прямых берегах. Эта противоположность казалась художнику полною вещего смысла: он сравнивал и не мог решить, что прекраснее – создание разума и воли человеческой, его собственное создание – канал Мартезана, или гордая, дикая сестра его, Адда; сердцу его были одинаково близки и понятны оба течения. С верхней площадки сада открывался вид на зеленую равнину Ломбардии между Бергамо, Тревильо, Кремоной и Брешией. Летом с необозримых поемных лугов пахло сеном. На тучных нивах буйная рожь и пшеница заслоняли до самых верхушек плодовые деревья, соединенные лозами так, что колосья целовались с грушами, яблоками, вишнями, сливами – и вся равнина казалась огромным садом. К северу чернели горы Комо. Над ними возвышались полукругом первые отроги Альп, и еще выше, в облаках, сияли золотисто-розовые снежные вершины. |
| События в Женеве не замедлили обратить на себя внимание соседних евангелических стран. Со всех сторон сюда устремляются проповедники нового учения. Наконец осенью 1532 года в Женеве появляется Фарель. Жизнь Фареля так тесно связана с жизнью Кальвина, что нам придется сказать несколько слов об этой замечательной личности, игравшей такую важную роль в судьбах Женевы и ее реформатора. Родился он в 1489 году, в Гале (Дофине) у благородных родителей. Двадцати девяти лет от роду Гильом Фарель отправляется в Париж доканчивать свое образование. Здесь он знакомится с некоторыми приверженцами новых идей, и под их влиянием Фарель, бывший до этого времени, по собственному выражению, “более папистом, чем сам папа”, проникается самой ожесточенной враждой ко всему католическому. Из Парижа он отправляется в Южную Францию, чтобы пропагандировать новое учение; но его бурная проповедь , исполненная ненависти к католицизму, не имеет здесь успеха. Спасаясь от преследований, он появляется в Швейцарии и, переходя с места на место, продолжает свою религиозную пропаганду. Но излишняя страстность и здесь часто вредит его успеху. Он смело нападает на религиозные процессии, проникает в храмы и, столкнув ошеломленного священника, занимает его место и начинает проповедовать против “римского антихриста”. Часто католики нападают на него, осыпают ругательствами и побоями, не раз и сама жизнь его подвергается опасности, но эти неудачи нисколько не охлаждают его пыла. Покрытый ранами, он снова устремляется в борьбу, и эти неукротимые смелость и настойчивость в конце концов обеспечивают ему успех. Скоро Берн берет его под свое покровительство, и с тех пор реформация, в лице Фареля, делает большие успехи во французских кантонах Швейцарии. Невшатель берется им почти с боя, и с 1530 года здесь окончательно водворяется реформация. Этот пламенный проповедник нового учения, гроза католического духовенства, давно уже стал следить за движением в Женеве. По своему положению она представлялась самым удобным центром для религиозной пропаганды в романских землях. Необходимо было во что бы то ни стало приобрести этот город для реформации. Положение дел казалось благоприятным. И вот в октябре 1532 года Фарель появляется в Женеве. |
| «Помощь больным муковисцидозом» — иностранные агенты? Ну, мы уже привыкли, что каждая новая законодательная инициатива — это как природное явление, как стихийное бедствие. Никто не несет ответственности, непонятно, к чьему разуму взывать. Это касается и урезания средств на здравоохранение, и широкого применения дешевых и токсичных заменителей лекарств, и многого другого, что создает дополнительные трудности в лечении и качестве жизни тяжелобольных. 26 апреля, 2013 Ну, мы уже привыкли, что каждая новая законодательная инициатива — это как природное явление, как стихийное бедствие. Никто не несет ответственности, непонятно, к чьему разуму взывать. Это касается и урезания средств на здравоохранение, и широкого применения дешевых и токсичных заменителей лекарств, и многого другого, что создает дополнительные трудности в лечении и качестве жизни тяжелобольных. В интернете развернулась бурная дискуссия по поводу решения Истринской прокуратуры определить пациентскую организацию РОО МО «Помощь больным муковисцидозом » как иностранного агента, занимающегося политической деятельностью в интересах иностранных государств и, по определению, во вред Российскому государству. Рассказывает Майя Сонина, директор благотворительного фонда «Кислород». Что такое муковисцидоз, и чем могут навредить тяжелобольные дети своему государству? Муковисцидоз — это тяжелое наследственное заболевание внутренних органов, впрочем, не отражающееся негативно на интеллектуальном развитии. В течение всей своей жизни, часто короткой, такие больные вынуждены лечиться, чтобы успеть пожить, как все, и лечение это стоит слишком дорого для обычной семьи. Является ли муковисцидоз политикой и является ли вредным для Государства желание жить и меньше болеть на территории своей страны, я уже даже боюсь предположить, так как свежо в памяти политическое решение Госдумы о необходимости сделать сирот невыездными. Чем занимается предполагаемый иностранный агент «Помощь больным муковисцидозом»? В комментариях к моему постингу в ЖЖ, где я сообщаю о ситуации «Прокуратура vs Помощь больным муковисцидозом», многие неравнодушные люди высказали свое мнение. Одна неизвестная мне, весьма раздраженная дама, например, назидательно советует: «Уберите лишние пункты из своего устава, не пытайтесь лезть в общественную жизнь, для чего это нужно вам вообще: «выступать с инициативами по различным вопросам общественной жизни, вносить предложения в органы государственной и муниципальной власти; участвовать в выработке решений органов государственной власти и органов местного самоуправления в порядке и объеме, предусмотренными законодательством;»? оставьте только деятельность по оказанию помощи больным — и вопрос будет исчерпан». |
| В этом отношении, по типу своей мысли, Кудрявцев ближе всего стоит к Хомякову – он всегда свободен и смел, идет за своей мыслью до конца. Дар построения системы в полной силе сказался в нем. Литература о Кудрявцеве исключительно невелика 1489 ; кроме академических кругов, его знали мало. Вся напряженная и бурная жизнь в России времени Кудрявцева словно не замечала его, проходила мимо его построений. Тем ценнее для историка остановиться на них и выявить их значительность. 3 . Излагать систему Кудрявцева нетрудно не только потому, что он пишет всегда очень ясно и обстоятельно, но и потому, что от начала до конца его философского творчества он держался одних и тех же взглядов, которые, по-видимому, сложились у него очень рано, вообще нет оснований говорить о разных периодах в его творчестве. Впрочем, должно отметить, что самые важные работы Кудрявцева (по гносеологии и метафизике) напечатаны им в течение последних лет жизни. Кудрявцев не раз подчеркивает значение систематической обработки и систематического изложения философских проблем. «Мы должны признать, – пишет он в этюде «О методе философии» 1490 ,– положительное построение системы философского миросозерцания существенным делом нашей науки». Но «цельность и полнота философского миросозерцания возможны только тогда, когда мы будем обозревать все существующее, исходя из одного высшего принципа» 1491 . При этом Кудрявцев настойчиво защищает свободу философского исследования. «Влияние религии на ход философского мышления, – пишет он в статье «Нужна ли философия» 1492 , – должно быть влиянием советующего друга и руководителя, но не простираться до деспотического давления и стеснения свободы этого мышления». В другом месте, говоря об Откровении, он замечает: «Свет Откровения не уничтожает самодеятельности человеческого ума; он не ослепляет человека, а делает более ясным его зрение» 1493 . Еще приведем одну цитату 1494 : «Особенность философии состоит в том, что она исходит не из предположений или начал, принимаемых непосредственно и на веру, но из принципов, обоснованных и доказанных в своей истине. |
| Молодые христиане охотно отозвались и тут же решили дело содержания церкви поставить на более прочную почву: каждый должен заявить, сколько он может и хочет вносить на этот предмет ежемесячно. Некоторые сейчас и обозначили свой взнос, в том числе и «окка-сан», сидя у «ирори» (очаг), откликнулась, что она от своих кур вносит 20 сен в месяц. Оставалось только пожелать, чтобы этот так удачно начатый сбор послужил действительным началом самостоятельности иванайской церкви. Аситате (молодой каменщик) поднял вопрос о том, что недурно бы и в Иванай открыть «симбокуквай», как это делается в других церквах. Решили и этот вопрос утвердительно: начать «симбокуквай» со следующего же воскресенья и делать его по очереди в домах христиан во второе воскресенье каждого месяца. Не обошлось тут и без чисто японских курьезов. Решив собрание, долго не могли сойтись, как его называть. Общепринятое название («симбокуквай») о. Николаю показалось неподходящим. «Симбокуквай " -де может значить «собрание для взаимного знакомства и дружества», а христиане и без того должны быть братьями. Долго об этом рассуждали, пока тот же Аситате. не поднял другой вопрос, действительно, важный: пригласил всех по силе возможности пожертвовать в пользу христиан, пострадавших от наводнения: Здесь для каждого нашлось близкое для сердца и обязательное для совести. Все, сколько кто мог и хотел, записали пожертвования, споры из-за названий и букв прекратились сами собой. Суцу 5 октября. Утром чуть свет с парохода нам дали знать, что «кюу-ни» (поспешно) уходят. Мы бегом бросились собираться, кое-как простились с хозяевами и пришедшими христианами, и ранее семи часов были уже в тесной каюте парохода. Но «кюу-ни» оказалось японское: почти три часа томились мы от качки, пока после целого десятка последних и самых последних свистков не вышли наконец в море. Идти было всего два с небольшим часа на юг. Обошли огромный кряж Райден-зан, круто оборвавшийся в море. За ним впадина, обширная и, говорят, довольно плодоносная равнина, там Сирибецу, Симакотан и др. Здесь кое-где есть наши христиане. В одном месте живет семья из трех братьев, все женатые, и они сами и семьи – все христиане. Хотелось бы посетить их, только бурная погода помешала сделать это из Иванай. В Суцу пришли ровно в 12. На берегу никто не встретил, мы прошли прямо в гостиницу. О. Николай при этом высказал довольно минорное предположение: катехизатор ушел, должно быть, в соседнее село, теперь и церковный дом, и книги на замке. Придется только обойти христиан, но ни богослужения совершить, ни познакомиться с официальным состоянием этой церкви не придется. |
| Возвратись в трактир, ужинал я за общим столом с путешественниками разных земель. Все пили рейнвейн, как воду. Я потребовал у трактирщика бутылку гохгеймского вина, и притом самого старого, какое только есть у него в погребе. Надобно знать, что гохгеймское считается самым лучшим из всех рейнских вин. «Вы, конечно, поблагодарите меня за этот нектар, – сказал мне услужливый трактирщик, ставя передо мною бутылку, – я получил его в наследство от моего отца, которого уже тридцать лет нет на свете». В самом деле, вино было очень хорошо и равно приятно для вкуса и обоняния. Мысль, что пью рейнвейн на берегу Рейна, веселила меня, как ребенка. Я наливал, пенил, любовался светлостью вина, потчевал сидевших подле меня и был доволен, как царь. Скоро бутылка опорожнилась. Трактирщик уверял меня, что у него есть еще прекрасное костгеймское вино, полученное им также в наследство от отца его, которого уже тридцать лет нет на свете. «Верю, что оно делает честь памяти покойника», – сказал я, встал и пошел в свою комнату. Мангейм, 3 августа Ныне рано поутру выехал я из Маинца в большой почтовой карете с пятью товарищами и по западному берегу Рейна, через Оппенгейм и Вормс, приехал в Мангейм в семь часов вечера. Сию верхнюю часть Германии можно назвать земным раем. Дорога гладка, как стол, – везде прекрасные деревни – везде богатые виноградные сады – везде плодами обремененные дерева – груши, яблоки и грецкие орехи растут на дорого (зрелище, в восторг приводящее северного жителя, привыкшего видеть печальные сосны и потом орошаемые сады, где аргусы с дубинами стоят на карауле!). И между сими-то щедрыми долинами мчится почтенный, винородный Рейн, неся на волнистом хребте благословенные плоды своих берегов, плоды, веселящие сердце людей в странах отдаленных и не столь облагодетельствованных природою! Но где бедствие не посещает от жен рожденных? Где небо грозными тучами не покрывается? Где слезы горести не лиются? Здесь лиются они, и я видел их – видел тоску поселян несчастных. Рейн и Неккер, наполнившись от дождей, яростно разлили воды свои и затопили сады, поля и самые деревни. Здесь неслась часть домика, где обитали перед тем покой и довольствие, тут бурная волна мчала запас осторожного, но тщетно осторожного поселянина, там плыла бедная блеющая овца. Мы должны были ехать по воде, которая в иных местах вливалась к нам в карету. Но самое сие наводнение возвышало великолепие вида, открывшегося нам при въезде в длинную аллею версты за три до Мангейма – аллею, которая, будучи облита водою, казалась мостом. |
| Следующий опыт позволяет получить в домашних условиях один из самых полезных для человека кристаллических продуктов — кристаллический йод. Перед проведением опыта советую посмотреть вместе с ребенком небольшой фильм «Жизнь замечательных идей. Умный йод». Фильм дает представление о пользе йода и необычной истории его открытия, которая надолго запомниться юному исследователю. А интересна она тем, что первооткрывателем йода была обыкновенная кошка. Французский ученый Бернар Куртуа в годы наполеоновских войн заметил, что в продуктах, получаемых из золы морских водорослей, которые выбрасывались на берег Франции, находится какое-то вещество, которое разъедает железные и медные сосуды. Но ни сам Куртуа, ни его помощники не знали, как выделить это вещество из золы водорослей. Ускорению открытия помог случай. На своем небольшом заводе по производству селитры в г. Дижоне Куртуа собирался провести несколько опытов. На столе стояли сосуды, в одном из которых была настойка морских водорослей на спирту, а в другом — смесь серной кислоты с железом. На плечах у ученого сидела его любимая кошка. В дверь постучали, и напуганная кошка спрыгнула и убежала, хвостом смахнув колбы на столе. Сосуды разбились, содержимое смешалось, и внезапно началась бурная химическая реакция. Когда небольшое облачко из паров и газов осело, удивленный ученый увидел на предметах и обломках какой-то кристаллический налет. Куртуа начал его исследовать. Кристаллы никому до этого неизвестного вещества получили название “йод”. Так был открыт новый элемент, а домашняя кошка Бернара Куртуа вошла в историю. Опыт 6 «Получение кристаллов йода» Реактивы и оборудование: настойкой аптечного йода, вода, стакан или цилиндр, салфетка. Эксперимент: Смешиваем воду с настойкой йода в пропорции:10мл йода и 10мл воды. И ставим всё в холодильник на 3 часа. В процессе охлаждения йод выпадет в осадок на дне стакана. Сливаем жидкость, вынимаем осадок йода и кладем на салфетку. Выжимаем салфетками до тех пор, пока йод не станет рассыпаться. |
| Пять дней перед тем весть о взятии Эрзерума, который так долго был центром сопротивления турецкой армии, наполнила радостью все русские сердца. Это был действительно блестящий успех, и наступление кавказской армии продолжало быстро развиваться. На следующий день по своем прибытии Царь, согласно уже ранее высказанному намерению, отправился вместе с братом, Великим Князем Михаилом Александровичем, в Таврический дворец, где Дума должна была возобновить в этот день свои занятия. Тут в первый раз представители народа принимали своего Монарха, и в политических кругах приписывали большое значение этому отныне историческому событию. Оно свидетельствовало об искреннем желании Государя установить более тесное сотрудничество с народным представительством, и ему за это были тем более благодарны, что доверие к правительству было поколеблено поражениями, испытанными армией, и тяжелыми обвинениями, возведенными на бывшего военного министра, генерала Сухомлинова. По своем прибытии в Таврический дворец Царь был встречен председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, который провели его в Екатерининский зал, где он присутствовал на благодарственном молебне по случаю взятия Эрзерума. Обратившись вслед за тем к депутатам, Государь высказал им всю радость, которую он испытывал, находясь среди них, и свое безусловное убеждение, что в трагические минуты, переживаемые Россией, они соединят все свои усилия и будут работать в полном согласии на благо родины. Бурная овация была ответом на его слова. После осмотра зал и канцелярий Таврического дворца Государь уехал. Полчаса спустя, председатель Думы, открывая заседание, сказал в своей речи: «Великое и необходимое благо для Русского Царства, непосредственное единение Царя с его народом, отныне закреплено еще могучее и сильнее, и радостная весть эта наполнит счастьем сердца всех русских людей во всех уголках земли русской и одушевит новым приливом мужество наших славных и доблестных бойцов — защитников родины». В этот памятный день казалось, что все — Царь, министры и народные представители имели одну лишь мысль — победить во что бы то ни стало! В тот же вечер Государь посетил Государственный Совет, который равным образом приступал к работам. |
| Говорил Он и к Аврааму: «В это время будет у Сарры сын, ибо у иудеев я прежде Авраама». Приятен вид моря, когда по нему бегут белые барашки, когда штиль царит на всем его просторе, разве что упоительно его волнуют кроткие дуновения. Ширь являете видящим багряной или синей, не бурная, не быстрая, но края свои какими-то мирными схождениями держит в целостности, возвращая опять к себе. Хорошо, что, боясь Божия повеления, волны доходят только до какого-то края, и не преступают его, а ломаются. Это в обличение нашего неразумия – то, что сказано. Само это показывает, что волны, немного переходя предел, запечатлевают явным образом некоторую черту по краям. Это поучает как языком не преступать устав Божия повеления. Хорошо, что реками спускаемое само собой к ним опять возвращается: здесь рождаясь, там приемлется. Хорошо, что море соединяет собой многие на расстоянии находящиеся земли и города, на себе нося корабли, сообщаясь беспрепятственно с кораблями и веслами. И дает знание о неведомом; и нуждающимся помогает в том, что им требуется; и творит городам предназначенное воздаяние. Но не только так подобает разуметь, но и в Боге, что море хорошо и прекрасно, – слово «хорошо» включает в себя миротворение. Подобным способом нужно понимать и о свете, и о других вещах. 85 Вопрос. Почему Моисей написал, что Бог сказал: «Да произрастит земля траву, сеющую семя [по роду и по подобию... и] дерево плодовитое», семя которое от него по роду и по подобию». Мы видим, однако, много растений всегда бесплодных, без семени. Какой плод имеет хвощ или тростник? Разве есть семя у лука или розы? Или цветок у лавра и других бесплодных растений? Ответ. Если кто с любовью и усердием исследует божественные вещи, то он находит, что все пригодно. По Божией воле сделано так, что плод дается нашей нужде. Сено дается скоту в корм зимой. Масло – тем, кто болеет. Вместо семени можно прорастать отпрысками, скрытыми в земле. Так хвощ. Они растут отпрысками и отростками, по своему роду: шиповник и лук. Так и другие цветы. |
| – Почему именно в «Веру» послали? До этого ваши рассказы, насколько помню, появлялись на сайте начинающих православных писателей. – Очень люблю «Веру»-«Эском»! Чудесная газета! Горжусь тем, что пишу для её читателей. – Между тем они знают вас лишь по рассказам о других людях, о себе же почти ничего не пишете. – Каждый пишет, как он дышит. Наверное, личность автора всё равно проявляется в его рассказах. – Всё же давайте как бы заново познакомимся. Начнём с того, что вы с Русского Севера? – Да, я родом из Нижнего Тагила, но много лет жила в Пермском крае. – Любили путешествовать по Северу? Что самое яркое запомнилось? – В годы юности ходила в походы с туристами-водниками, сплавлялись по рекам Урала. Первой рекой была Чусовая. И я увидела своими глазами всю красоту этой дивной уральской реки. Позднее были Вильва, Койва, Вижай, Сылва и другие реки. Коренные жители этих мест называют воду – «ва», отсюда названия рек: «тихая вода», «прозрачная вода», «бурная вода» и так далее. – У нас в Коми такие же названия: у коми и коми-пермяков один язык. – Имена рек звучали для меня очень музыкально и загадочно. А какие это были сплавы! Чувство дружбы, единой команды, взаимопомощи и взаимовыручки. Рыцарское отношение юношей к девушкам. Ещё я подружилась со спелеологами. Мы облазили большинство пещер Урала: Геологов-2, Дивью, Кизеловскую, Медвежью, Дружбу и другие. У меня появились свой комбинезон, каска, фонарик, который прикреплялся к каске. Пещеры были грязные, и вылезали мы из них чумазые, но довольные собой, преодолев очередной «шкуродёр» – узкий лаз. Природа у нас очень интересная – и под землёй, и на земле. А однажды я прочитала объявление о наборе студентов в геологическую партию на летний сезон. И вот нас забросили на вертолёте в тайгу Северного Урала. – Наша редакция не раз ездила на Приполярный Урал к Поклонному кресту, с верхушек гор видели Зауралье. Такие просторы… – Ещё бы! Только мы были чуть южнее, горы там не такие высокие. Но просторы – да, тайга кругом, до ближайшего населённого пункта километров пятьдесят. В нашу партию входил только один профессиональный геолог – наш шеф Толя. Ещё были два студента-геолога – Света и Лёня. И мы с подружкой и однокурсницей Раей. Рая после этого путешествия, кстати, перевелась на геологический факультет на курс ниже. Я тоже об этом подумывала. Но не решилась. |
|
|
