| Хронологически последним великим лириком Эллады был Пиндар, живший на рубеже архаической и классической эпох. Он знаменит одами, в которых воспевал победителей в конных ристалищах на Олимпийских, Пифийских, Истмийских и Немейских играх, прославлял тиранов и возносил благодарную хвалу олимпийским богам. Его оды насыщены мифологическими реминисценциями. Пиндар как никто другой остро переживал и воспроизводил пламенным потоком слов, блещущих яркими и энергичными образами, божественную красоту природы, которую он созерцал не в покое и тишине, но в ее бурных проявлениях, захватывающих дух своим катастрофическим динамизмом и величием. Его поэзия простодушно и пламенно религиозна, причем, без какой бы то ни было философской сублимации национальных верований, это патриархальная народная религиозность, впрочем, обнаруживающая в себе несомненно пантеистическую закваску. Великолепны его стихи из Первой Пифийской оды, посвященной колеснице сиракузского тирана Гиерона, в которых он с державинским простодушным и самозабвенным восторгом воспевает вулканическую Этну, расположенную во владениях Гиерона: «Этна – столп небосвода, снежно-бурная Этна, весь год ледников кормилица ярких. Там из самых недр ее неприступного пламени ключ бьет священной струей. И текут днем потоки рек, испуская огнистый дым, ночью же блеском багровым пышет огонь, глыбами скалы вниз он, вращая, мчит с грохотом, с грозным шумом в бездну пучины морской. Страшный ток Гефеста чудовищный этот зверь ввысь посылает. И дивное диво это для всех, кто увидит сам, диво для всех, кто об этом слышит рассказы». В огненной красоте живой и одухотворенной стихии Пиндар чувствует присутствует божества; природа в конечном счете для него и есть бог. Из дифирамбов, певшихся на вакханалиях, участники которых, изображая спутников Диониса сатиров, надевали на себя козьи шкуры и мазали себе лица виноградным суслом, неистово плясали, и потом приносили в жертву козла, выросла трагедия, что значит «козлиная песнь». В своего рода священные драмы, которые разыгрывались при этом, стали включать и других богов и героев, и хотя впоследствии трагедия настолько утратила связь с религиозным торжеством, что в Афинах возникла ироническая поговорка «При чем тут Дионис», исконную связь с вакханалиями трагедия сохранила не только в своем названии, но и в том, что непременной принадлежностью театрального реквизита оставался жертвенник, а главной темой трагедийного хора было величание богов; характерно и то, что в Афинах представления трагедий давались дважды в году – в зимние и весенние дионисии, календарные сроки празднования в честь Диониса. Первым трагическим поэтом, по преданию, был Феспид, живший в VI столетии до Р. Х., но сохранившиеся тексты трагедий написаны были уже в классическую эпоху. |
| Самый сильнейший и самый быстрейший из рода пернатых: Равный орлу он стремился; блестящая медь всеоружий 255 Страшно вкруг персей звучала; бежа от реки, он бросался Вбок, а река по следам его с ревом ужасным крутилась. Словно когда водовод от ключа, изобильного влагой, В сад, на кусты и растения, ров водотечный проводит, Заступ острый держа и копь от препон очищая; 260 Рвом устремляется влага; под нею все мелкие камни С шумом катятся; источник бежит и журчит, убыстренный Местом покатистым; он и вождя далеко упреждает, — Так непрестанно преследовал вал черноглавый Пелида, Сколько ногами ни быстрого: боги могучее смертных. 265 Несколько раз покушался герой Ахиллес быстроногий Противостать и увидеть, не все ли его уже боги Гонят, не всё ль на него ополчилось великое небо? Несколько раз его вал излиянного Зевсом Скамандра, Сверху обрушася, в плечи хлестал; негодуя, высоко 270 Прядал Пелид, но река удручала могучие ноги, Бурная под ноги била и прах из-под стоп вырывала. Крикнул Пелид наконец, на высокое небо взирая: “Зевс! так никто из богов милосердый меня не предстанет Спасть из реки, злополучного? После и всё претерпел бы… 275 Но кого осуждаю я, кто из небесных виновен? Матерь единая, матерь меня обольщала мечтами, Матерь твердила, что здесь, под стенами троян броненосных, Мне от одних Аполлоновых стрел быстролетных погибнуть; Что не убит я Гектором! Сын Илиона славнейший, 280 Храброго он бы сразил и корыстью гордился бы, храбрый! Ныне ж бесславною смертью судьбой принужден я погибнуть; Лечь в пучинах реки, как младой свинопас, поглощенный Бурным потоком осенним, который хотел перебресть он!” Так говорил, – и незапно ему Посейдон и Афина 285 Вместе явились, приблизились, образ приняв человеков; За руку взяли рукой и словами его уверяли. Первый к нему провещал Посейдон, потрясающий землю: “Храбрый Пелид! ничего не страшися, ничем не смущайся. Мы от бессмертных богов, изволяющу Зевсу Крониду, 290 Мы твои покровители, я и Паллада Афина. Роком тебе не назначено быть побежденным рекою; |
| Их не сдержал: и сюда и туда раскололися створы, Камнем разбитые страшным; и ринулся Гектор великий, Грозен лицом, как бурная ночь; и сиял он ужасно Медью, которой одеян был весь; и в руках потрясал он 465 Два копия; не сдержал бы героя никто, кроме бога, В миг, как в ворота влетел он: огнем его очи горели. Там он троянам приказывал, к толпищу их обратяся, На стену быстро взлезать, и ему покорились трояне: Ринулись все, и немедленно – те подымались на стену, 470 Те наводняли ворота. Кругом побежали ахейцы К черным своим кораблям; и кругом поднялася тревога. Песнь тринадцатая. Битва при кораблях Зевс, и троян и Гектора к стану ахеян приблизив, Их пред судами оставил, беды и труды боевые Несть беспрерывно; а сам отвратил светозарные очи Вдаль, созерцающий землю фракиян, наездников конных, 5 Мизян, бойцов рукопашных, и дивных мужей гиппомолгов, Бедных, питавшихся только млеком, справедливейших смертных. Более он на Трою очей не склонял светозарных; Ибо не чаял уже, чтобы кто из богов олимпийских Вышел еще поборать за троянских сынов иль ахейских. 10 Но соглядал не напрасно и бог Посейдаон великий; Сам он сидел, созерцая войну и кровавую битву С горных вершин, с высочайшей стремнины лесистого Сама В Фракии горной: оттоле великая виделась Ида, Виделась Троя Приама и стан корабельный ахеян. 15 Там он, из моря исшедший, сидел, сострадал об ахейцах, Силой троян укрощенных, и страшно роптал на Зевеса. Вдруг, негодуя, восстал и с утесной горы устремился, Быстро ступая вперед; задрожали дубравы и горы Вкруг под стопами священными в гневе идущего бога. 20 Трижды ступил Посейдон и в четвертый достигнул предела, Эги; там Посейдона в заливе глубоком обитель, Дом золотой, лучезарно сияющий, вечно нетленный. Там он, притекший, запряг в колесницу коней медноногих, Бурно летающих, гривы волнующих вкруг золотые. 25 Золотом сам он одеялся, в руку десную прекрасный Бич захватил золотой и на светлую стал колесницу; Коней погнал по волнам, – и взыграли страшилища бездны, Вкруг из пучин заскакали киты, узнавая владыку; |
| Я укрощуся, о Гера владычица, если велишь ты; Пусть и Гефест укротится! Клянуся я клятвой бессмертных: Трои сынов никогда не спасать от суровой годины, 375 Даже когда и Троя губительным пламенем бурным Вся запылает, зажженная светочьми храбрых данаев!” Речи такие услышав, лилейнораменная Гера Быстро, богиня, к Гефесту, любезному сыну, вещала: “Полно, Гефест, укротися, мой сын знаменитый! Не должно 380 Так беспощадно за смертных карать бессмертного бога!” Так повелела, – и бог угасил пожирающий пламень. Вспять покатились к потоку прекрасно струящиесь воды. Так обуздана Ксанфова мощь; успокоились оба, Ксанф и Гефест: укротила их Гера, кипящая гневом. 385 Но меж другими бессмертными вспыхнула страшная злоба, Бурная: чувством раздора их души в груди взволновались. Бросились с шумной тревогой; глубоко земля застонала; Вкруг, как трубой, огласилось великое небо. Услышал Зевс, на Олимпе сидящий; и с радости в нем засмеялось 390 Сердце, когда он увидел богов, устремившихся к брани. Сшедшися, боги не долго стояли в бездействии: начал Щиторушитель Арей, налетел на Палладу Афину, Медным колебля копьем, изрыгая поносные речи: “Паки ты, наглая муха, на брань небожителей сводишь? 395 Дерзость твоя беспредельна! Ты вечно свирепствуешь сердцем! Или не помнишь, как ты побудила Тидеева сына Ранить меня, и сама, перед всеми копье ухвативши, Прямо в меня устремила и тело мое растерзала? Ныне за всё, надо мной совершенное, мне ты заплатишь!” 400 Рек – и ударил копьем в драгоценный эгид многокистный, Страшный, пред коим бессилен и пламенный гром молневержца; В оный копьем длиннотенным ударил Арей исступленный. Зевсова дочь отступила и мощной рукой подхватила Камень, в поле лежащий, черный, зубристый, огромный, 405 В древние годы мужами положенный поля межою; Камнем Арея ударила в выю и крепость сломила. Семь десятин он покрыл, распростершись: доспех его медный Грянул, и прахом оделись власы. Улыбнулась Афина И, величаясь над ним, устремила крылатые речи: 410 “Или доселе, безумный, не чувствовал, сколь пред тобою |
| Все эти увлечения разделял и Антон, но он приучил себя считаться с реальностью. Катастрофа, происшедшая с семьей в Таганроге, развила в нем гиперответственность. Братья, сестра, мать и даже отец привыкли надеяться на его сметливость и работоспособность (при этом Павел Егорович даже в Мелихово, когда Антон был известен уже всей читающей России, порой называл литературную работу сына «бумагомараньем»). …Как и во всяком музее здесь говорят вполголоса. А ведь при Чеховых в доме на Садовой-Кудринской бурлила такая бурная и шумная жизнь, что Антон мог сидеть за письменным столом только рано утром, пока все еще спали. Сейчас он бы, наверное, брал ноутбук и уходил на весь день работать в соседнее кафе. Впрочем, с полудня до трех часов он бы не ушел, то были часы приема пациентов. Для них он держал дома целую аптеку. Антон был красив, обаятелен, весел и амбициозен! Чехов, как бы сейчас сказали, «пахал на нескольких работах»: фельетоны для газет, рассказы для журналов, обязанности участкового врача (согласно сохранившимся книгам амбулаторных приемов Чехов принимал до трех тысяч больных в год). И все-таки это была счастливая молодая жизнь. Почти каждый день к Чеховым приходили гости, звучали музыка и девичий смех. Это сейчас, говоря об Антоне Павловиче, мы невольно вспоминаем его поздние портреты, где он изнурен болезнью. А в молодости Антон был красив, обаятелен, весел, амбициозен! Всякий великий писатель — заложник читателей, их нечуткости, невнимательности. Почему-то мы помним, что у Чехова есть «Скучная история» и «Палата N 6», но мало кто помнит и ценит весенний рассказ «Счастье», где арбузы свистят, щука хохочет, заяц приветствует пастухов по-человечьи «Здорово, мужики!», а серебристая полынь и свинячья цибулька «принимают свет солнца за свою собственную улыбку». Его первая большая вещь, повесть «Степь», кажется нам (как и многим чеховским современникам) слишком описательной, а ведь это настоящая ода к радости! Мы забываем, что из всего написанного «пасмурный» Чехов более всего любил пасхальный, светящийся рассказ «Студент». |
| Я вдруг увидела, что продалась буквально за овес и воду, стала рабыней, а моя скрипка пылится в углу, что я растеряла все социальные контакты и вернуть все будет сложно. Когда я все это осознала, мне стало жутко, началась депрессия. Я уже думала свести счеты с жизнью. Беременная вторым ребенком, девочкой, Милослава обратилась к врачу-неврологу, ей диагностировали астено-депрессивный синдром и прописали лечение препаратами. Когда женщина стала принимать их, она вдруг заметила, какой красивый вокруг нее мир, что у еды есть вкус, а у предметов вокруг — цвет. Муж, хотя никогда не был против «женских» увлечений Милы, поддержал ее желание вернуться к обычной жизни, сказав, что благополучие жены важнее его собственного комфорта. — Я злилась, отписывалась от этой Валяевой, хотелось кричать, что она шарлатанка, ей в аду гореть за такой бизнес, она ломает судьбы. Сейчас подуспокоилась. Мне жалко потерянных лет, которые я провела как под каким-то дурманом. Пять лет этого морока, и до сих пор я разгребаю последствия. Мне стыдно, что я и сама пыталась подсаживать многих знакомых барышень на это. Бывало, что я просила их прийти ко мне в гости в платье или давала им сарафанчики. Благо, что никто практически не подсел. Но мой случай с хорошим концом, я не повесилась, не легла в больницу и меня не убили. Не могу назвать ни одну женщину, которая стала бы счастливой от этих учений. Они могут быть удовлетворенными только в период неофитства. Анна. Русские традиции от Саныча — У меня была бурная молодость: алкоголь, тусовки. В какой-то момент, наверное, это была очередная тусовка, попалась компания людей — такие просветленные, веселые, и меня что-то так зацепило, возможно, доброе их отношение. Они стали рассказывать, чем увлекаются, и я втянулась. Первое общение было с таким гуру. Это парень, и меня совершенно не смутило, что он был не женат, у него не было детей, но он учил девушек, как строить семью, проповедовал все это ведическое. Я очень любознательная, начала искать статьи, семинары, и меня дальше затянуло, — рассказывает Анна (фамилию героиня попросила не указывать). |
| На очередном съезде, год спустя после смерти Ленина, Каменев, тогда ещё член Политбюро, делает заявление, что пришло время выполнить волю Ленина и освободить Сталина от должности генерального секретаря, подыскать ему другую работу. Но, было, конечно, уже поздно. Съезд сомкнулся, потому что на съезд приехали делегаты, подобранные сталинским руководством. Они сомкнулись вокруг Сталина. Каменев был исключён из состава Политбюро, снят с поста председателя Моссовета и назначен директором института Ленина. Создан был такой институт, куда свезли весь ленинский архив, было специально построено здание напротив Моссовета. Позже его объединили с институтом Маркса. Потом Каменева и оттуда убрали, назначили директором «Академкниги» - издательства Академии Наук. В общем, звезда его закатилась. А Сталин в это время сосредоточил в своих руках всю необъятную власть. Дело не ограничивалось только этими закулисными передвижениями, хотя они играли колоссальную роль. Произошла бурная теоретическая дискуссия. Вопрос был следующий – можно ли ожидать скорой победы мировой революции? Если нет, если скорая победа революции на Западе не возможна, то какова судьба социализма в СССР, есть ли будущее у социализма? Сторонники Троцкого стояли на прежней позиции – мировая революция неизбежна, темпы её могут несколько оттянуться, но она всё равно произойдёт, и нужно рассматривать СССР как опорную базу в этой революции, нужно все силы и средства направлять на поддержку революционного движения на Западе. Все западные партии и так были на содержании большевиков. Туда направлялись огромные субсидии. Для них готовили специальные кадры. В России действовало несколько университетов и партийных школ по подготовке кадров для мировой революции. Для стран Востока был университет имени Сун Ят-Сена. Институт имени Свердлова готовил кадры для Запада. Но, несмотря на эти щедрые вливания, несмотря на попытки вооружённых выступлений, в особенности в Германии в начале 20-х годов, временную победу компартии в Китае в середине 20-х годов, все-таки с мировой революцией ничего не получалось. |
| Да, сил на рекламу и внешние эффекты здесь не жалеют. Удалось услышать любопытный рассказ одного из сотрудников «Доки»: – Вчера снимали нас на телевидении, как Владимир Розенталь питоном головную боль лечит (у него дома и варан, и огромный мохнатый паук, и сова – они вбирают всякую нечисть). Питон обвивается вокруг головы и головную боль в себя вбирает, особенно, если с похмелья. Я как-то пробовал. Питон кусается, зараза. Как-то сжал мне голову так, что череп затрещал. Я говорю Володе: «Убери зверя, он мне еще и голову прокусить пытается. А кожа у него не гладкая, а ячеистая, плотно охватывает, и не сдвинуть его. Володя говорит: «Сейчас нож достану, придется голову ему отрезать». Но освободил все же, еле-еле… А вчера питона крысами накормил, чтоб перед телекамерами он спокойнее был… Да-а-а… У нас много интересного. Методика Миллера – как изменять карму на успех – очень сильная. После его занятий знаешь, видишь сразу, что делать надо. Ответ закладывается уже в подсознание (КЕМ закладывается? – Авт.) – и оттуда появляется. А потом – уже и спрашивать не надо. Сразу сигнал из подсознания ориентирует тебя автоматически на верное действо. Тут один в электричке матерился, я его останавливал, так он по очкам мне дал. Ну я и скрутил его энергетическими веревками – он пошел, перекрутился через себя три раза и головой об столб!!! Потом еще четыре раза перекрутился – и затылком об лестницу. Ну, думаю, теперь до вечера не встанет. Секретарь Наташа не выдерживает: – Зачем вы так жестоко? – Он же мне по очкам дал!.. – объясняет «гуманист»-биоэнергетик, «изменивший» свою «карму» до бесовского чувства злобы к ближнему. Достойные плоды обучения! А у тех, что собрались сегодня на курсы по изменению кармы, такая трансформация еще впереди. В маленьком зале идет бурная работа по обработке сознания и подсознания, где «бог и царь» Александр Миллер. Занятия начинаются, естественно, не с молитвы (какая молитва может быть при «изменении» кармы?), а с медитации, когда все в молчании углубляются «в себя», а по сути, так расслабляют тело и волю, что становятся подвластны какой угодно силе. Что именно происходит в душах обучаемых, Александр Борисович строго контролирует, он каждому задает вопрос: «Что вы чувствуете?» И все добросовестно отчитываются: |
| Сопровождал повсюду и везде Следил за мной несчетными очами. Но вот внезапно и нежданно смерть Его сразила. Я ж из края в край, Безумием терзаема, блуждаю По всей земле, бичом гонима божьим… Ты слышал все. Теперь же, если можешь Мне предсказать о прочем, говори! Но ложными не утешай словами Из жалости: всего противней мне Искусные, неискренние речи. ХОР Довольно! Довольно! Молчи! О, замолчи!.. Ах, не знала я, что так слух смутит Странный твой рассказ!.. Ах, не знала я, Что нестерпимый, Непереносный И злой твой позор Двойной пронзит иглой Душу мою!.. О Судьба!.. О Судьба!.. Вся дрожу, видя злой, Ио, жребий твой… ПРОМЕТЕЙ (хору) Ты рано ужасаешься и плачешь, Узнаешь и о прочем, погоди. ХОР Так говори: страдающим отрадно Заранее о горестях узнать. ПРОМЕТЕЙ Я вашу первую исполнил просьбу. Вы знать желали от нее самой Ее страданий горестную повесть. Послушайте об остальном, о муках, Которые от Геры претерпеть Ей суждено. А ты, о дочь Инаха, Мои слова слагай глубоко в сердце, Чтоб знать конец скитанья твоего. Отсюда по невспаханным полям Направишься к востоку и придешь К бродячим скифам; под открытым небом Они проводят жизнь свою в шатрах (Что движутся при помощи колес) И далеко из луков мечут стрелы, Разя врагов. Ты к ним не подходи, Но путь держи к береговым обрывам, Где стонут волны ропотом глухим. Налево от тех мест живут халибы , Железа ковачи; ты их страшись: Они свирепы, негостеприимны. Придешь к реке Обиде , что недаром Зовется так; ты брода не ищи Через нее: она непроходима; И наконец достигнешь самого Царя всех гор – Кавказа, с чьей вершины Могучая и бурная река Срывается. Ты перейдешь хребты Высокие – и там пойдешь на полдень, Пока не встретишь войска амазонок, Не любящих мужей; они живут Близ устья Фермодонта в Фемискире, Где челюстью свирепой Сальмидес Грозит судам средь вспененного моря. Охотно путь они тебе укажут! Ты к Истму Киммерийскому придешь — К проливу узкому, – и Меотиды Должна ты храбро переплыть пролив; И средь людей останется молва Об этой переправе: это место |
| Но можно сказать и больше. Распространенность и массовость новых антропологических явлений всё растет, их спектр широк, они затрагивают многие и ответственные сферы современной жизни – и есть все основания полагать, что во многих областях, для многих проблем антропологический уровень является и решающим, и антропологические процессы играют ведущую роль. Поэтому реальной перспективой в эволюции европейской эпистемы является «антропологическая революция», когда примат социальных, исторических, экономических дискурсов будет сменен приматом антропологического дискурса. Такую перспективу нельзя не сопоставить со знаменитым прогнозом Фуко, который диаметрально противоположен, трактуя тенденции современного развития в радикально антиантропологическом ключе, как предвещающие конец антропологического дискурса, «смерть Человека». Итоги сопоставления весьма поучительны. Прежде всего, мы замечаем, что обе перспективы могут быть как противоположны, так и вполне совместимы – ибо новые явления, требующие антропологизации эпистемы, априори могут быть и кризисными явлениями, ведущими даже не только к эпистемологической «смерти Человека», а и к эмпирической его смерти без кавычек; как известно, самая бурная антропологическая динамика – динамика агонии. Апостериори же замечаем, что именно такой, кризисный их характер наиболее вероятен – так что, казалось бы, возникает согласие с выводами Фуко. Однако это заключение преждевременно. Анализ Фуко изначально и полностью секуляризован, он исключает для Человека возможность мета-антропологических стратегий – таких, что ориентированы к онтологическому трансцендированию, претворению в иной онтологический горизонт, Инобытие. Но так ли уж обоснованно полное исключение подобных стратегий? Существование их тематизируется, в частности, философией, рассматривающей Человека как бытие-присутствие, наделенное конститутивным отношением к бытию: бытию как отличному от (бытия) сущего, Инобытию; и они актуально реализуются в духовных практиках, создаваемых в лоне мировых духовных традиций. |
|
|
