| ревнителей он найдет себе самого сильного и опасного врага, способного дискредитировать в мнении общества проводимые им реформы и подорвать самый его патриарший авторитет, только опираясь на который он сделал известное распоряжение о поклонах и перстосложении. Поэтому Никону необходимо было прежде всего так или иначе освободиться от враждебных ему ревнителей, которые легко могли сделаться органом всех недовольных, как лично Никоном, так и его церковными реформами, и тем создать ему массу затруднений и неприятностей в будущем. Действовать относительно своих бывших друзей мягко и примирительно, постараться привлечь их на сторону предположенной церковной реформы, воспользоваться их ревностью, энергией и дарованиями для достижения своих целей – Никон не хотел, потому что уже ранее хорошо изучил взгляды и убеждения своих бывших друзей, и ясно видел сильную нерасположность с их стороны сочувственно, или только терпимо, отнестись к намеченной церковной реформе. В виду этого Никон решил просто отделаться от своих притязательных, заносчивых и опасных для него и его дела друзей, и при том таким способом, который бы сразу дал им почувствовать всю силу и могущество Никона, а их собственное бессилие и ничтожество пред ним. Всемогущему царскому любимцу и патриарху нетрудно было найти поводы и способы покончить с неприятным опасным для него кружком. Члены кружка ревнителей всюду, где только им приходилось действовать, создавали себе немало врагов, благодаря своим резким обличениям чужих неправд, пороков и недостатков. Никон воспользовался этим обстоятельством для своих целей. Он стал принимать жалобы озлобленных против ревнителей и, давая веру этим жалобам, стал привлекать ревнителей к ответственности. По такой жалобе он отдал за пристава Логгина, чем крайне возмутились все ревнители. Неронов выступил полномочным защитником Логгина, и между ним и Никоном публично произошла очень бурная сцена, в присутствии целого собора. Неронов при этом случае до того забылся, что дозволил себе самые грубые и резкие выходки против патриарха, обвиняя его в неуважении и презрении к царю, в неправдах, в |
| Против украинского марша выступили местные поляки, держа в руках плакаты с надписями «Бандеровцы и их сторонники прочь из Польши». При этом протестующие скандировали «Пшемышль - всегда польский» и «Найдётся палка на бандеровское рыло». В конечном итоге данное мероприятие закончилось тем, что поляки накинулись на одного из знаменосцев марша и порвали на нем его красно-черную вышиванку. Как сообщил один из контрманифестантов, «мы сказали ему несколько раз: « Сними эту рубашку». Он ответил на это «пашел бл...дь», и чтобы посмеяться над нами показал жест рукой в стиле «Зиг хайль» ». После этого терпение поляков лопнуло. Столь бурная общественно-политическая активность украинцев Пшемышля (Перемышля) обусловлена тем, что этот городок расположен в 12 километрах от границы с Украиной и в нём проживает крупнейшая в Польше украинская община, считающая Перемышль украинским городом. Отсюда и то упорство, с которым местные украинские патриоты прославляют ОУН и УПА. Интересно то, что данный польско-украинский конфликт упорно игнорировался в польских СМИ. Своё возмущение поляки в основном высказывали в соцсетях и в комментариях на сайтах. Однако под давлением общественности, через два месяца, 17 августа, окружная прокуратура Перемышля « инициировала расследование по поводу оскорбления Польского государства и пропаганды бандеризма во время марша украинцев ». При этом надо отметить, что антибандеровская кампания в Польше продолжает набирать обороты. Причём на низовом, народном уровне. Так, например, объединение жителей приграничья Польши обратилось с коллективным письмом к министру юстиции Польши, генпрокурору и директору местного Института нацпамяти Польши с требованием предпринять конкретные шаги, основываясь на принятой резолюции Сейма о признании Волынской резни геноцидом. Авторы обращения потребовали от властей принятия решительных мер, для недопущения распространения преступной, тоталитарной идеологии бандеровцев и их символики, а также лозунгов с антипольским содержанием. Кроме того в письме говорилось о необходимости выявления и наказания тех преступников-бандеровцев, которые избежали наказания, находясь на территории Польши, а также признать незаконной деятельность и идеологию таких организаций, как УПА, ОУН, Полесская Сечь, Легион Украинских Сечевых Стрельцов, Украинский Легион Самообороны, Четырнадцатая гренадерская дивизия Ваффен-СС. |
| Она объяснила мне, что в этот день все ученики школы отправились с директором на кинопросмотр и лекцию. Потомуто в коридоре и стояла такая тишина! А высокий мужчина это заместитель директора по учебной части. Пока мы болтали, остальные учительницы придвинулись поближе и с интересом слушали все, что Китти им переводила. Даже суровый заместитель директора не совладал с любопытством и, положив локти на стол, перегнулся, чтобы лучше меня видеть. Атмосфера становилась все более дружески непринужденной, и, к немалому моему облегчению, блюстители закона и порядка отошли и прислонились к стене. Тут началась бурная игра в вопросы и ответы — естественно, через посредство Китти. — В каком возрасте дети у вас поступают в школу? спросила она. Мой ответ «в пять-шесть лет» вызвал общее удивление. — А наши — в семь-восемь, — пояснила Китти, и настал мой черед удивиться. Заместитель директора очень по этому поводу разгорячился. Он стукнул кулаком по столу и категорически заявил, что, согласно принципам педагогики, пятилетних детей учить по школьным программам нельзя. Чему они, собственно говоря, способны научиться? Когда я ответил, что для начала они знакомятся с простейшими арифметическими действиями, а также запоминают разные новые слова, он только плечами пожал. Удивило их всех и обычное время школьных занятий в Англии. У них, сообщила мне Китти, младшие дети учатся с половины девятого до половины третьего, а старшие — с половины третьего до половины восьмого. Учеников в классе около тридцати, изучают они все математические дисциплины, родной язык, физику, химию, биологию, историю. Основной иностранный язык в этой школе английский, но преподается в ней и немецкий, французскому и латыни у них не учат. Мне удалось вставить вопрос о спорте: — А игры у вас в программе есть? Китти подняла ладони и засмеялась. — А как же! Наиболее популярен волейбол, ну, а потом плавание, хоккей, коньки, футбол, гимнастика… Кроме того, внешкольные занятия. У нас есть много детских клубов. Тут блюстители закона и порядка, видя, что учительницы разговаривают со мной оживленно и дружески, видимо, пришли к заключению, что я достаточно безобиден, и удалились. После этого беседа стала еще непринужденней и вопросы сыпались градом. |
| Vol. 12. P. 153). Вскоре после начала работы комиссии среди членов папской курии началась бурная дискуссия по вопросу о композициях, активным участником к-рой был К. (общий обзор дискуссии и попытку хронологического упорядочения относящихся к ней документов, большинство которых в источниках не датировано, см.: Jedin. 1957. P. 428-432; ср. также: Dittrich. 1881. S. 97-107; Gleason. 1993. P. 158-168). К. выступил перед членами комиссии с речью (текст см.: CTrident. Vol. 12. P. 153-155. N 20), а также составил для них записку (текст см.: Friedensburg. 1904. S. 263-265), ответив на аргументы представителей датарии и оценив канонический статус различных видов взносов, взимавшихся в датарию. Выплаты за предоставление бенефициев и отказ от них (regressus et accessus ad beneficium), за дозволение брака между лицами, состоящими в родстве (dispensatio in gradibus prohibitis), и за др. действия, непосредственно связанные с реализацией духовной власти, К. объявлял безусловно имеющими характер симонии, а мн. др. выплаты, имевшие смешанный духовно-светский характер - в высшей степени сомнительными. По распоряжению папы Римского Павла III были запрошены отзывы куриальных теологов о предлагаемых К. реформах. Позицию К. поддержали Алеандро и Бадиа; с защитой доводов его противников, в число которых помимо кардиналов Я. Симонетты и Дж. Гинуччи входили многие чиновники папской курии, выступил Томмазо Кампеджи ( 1564), влиятельный дипломат и канонист (текст 2 записок Кампеджи см.: CTrident. Vol. 12. P. 155-159. N 21-22). Осенью 1537 г. К., Караффа, Бадиа и Алеандро представили папе Римскому общий доклад (текст см.: Ibid. P. 208-215. N 25), в к-ром утверждали, что любая форма требования платы за предоставление духовных благ является явной или скрытой симонией, и объявляли несостоятельным аргумент противников, что плата взимается не за акт предоставления духовного блага, но лишь за оформление соответствующих документов и др. юридические процедуры. С резкой критикой доклада выступил Дионизио Лаурерио (1497-1542), генеральный настоятель (супериор) ордена сервитов ; в поданной папе Римскому Павлу III записке (текст см.: Ibid. |
| Для сохранения Закавказья приоритетной задачей Е. считал фактическое включение в состав империи территории Сев. Кавказа, лишь номинально находившейся под российским контролем. Пересмотрел тактику ведения операций и прекратил малоуспешные прямолинейные походы в глубь территории Сев. Кавказа, в основном сопровождавшиеся значительными людскими и материальными потерями. Создал систему фронтального продвижения войск с закреплением на покоренной территории (рубка леса для свободного доступа к аулам, постройка новых укреплений, «выдавливание» противника с одновременным уничтожением непокорных аулов). Применение его тактики в 50-х гг. XIX в. кавк. наместниками князьями М. С. Воронцовым и А. И. Барятинским позволило одержать победу над имамом Шамилем. Первоочередной задачей, стоявшей перед корпусом, Е. посчитал прочное закрепление в предгорьях Кавказа и выдвижение российских укрепленных баз ближе к Кавказскому хребту. За неск. лет была создана единая укрепленная линия с востока на запад, от Каспийского м. до совр. Назрани: ее крепости (Грозная, Внезапная, Преградный Стан, Бурная, Герзель и др.) стали опорными пунктами российских войск в предгорьях Кавказа, ограничив свободу действий и географию набегов горцев. Одновременная направленная рубка просек с севера на юг должна была обеспечить доступ в глубь Чечни и Дагестана и их блокаду с последующим разделением территорий Сев. Кавказа на неск. изолированных зон. Эти блокадные мероприятия Е. сочетал со стремительными внезапными ударами по важным стратегическим пунктам края. Наиболее значимые операции того времени под командованием Е.- победы над аварским ханом Султан-Ахмедом у сел. Параул (1818) и союзом акушинских обществ (1819), разгром Сурхай-хана Казикумухского (1820). Эти успехи позволили Е. уже к нач. 20-х гг. контролировать значительную часть Дагестана и добиться признания российской власти в большей части чеченских обществ. В 1818-1820 гг. выселение кабардинцев из района Пятигорья, междуречья Кумы и Малки, соединявшего 2 речных участка старой границы (Кубань и Малку-Терек), при одновременном создании новых укреплений и казачьих станиц позволило Е. окончательно разделить единый горский пояс на «закубанский» (Сев.-Зап. Кавказ) и «чеченско-чавлинский» (Сев.-Вост. Кавказ). Это обеспечило постоянное российское военное присутствие в центральной части Сев. Кавказа, практически бесперебойную связь между метрополией и присоединенным ранее Закавказьем, а также относительную безопасность станиц старой линии по Тереку. Е. ввел в практику выдачу заложников (аманатов) при условии верности местных владетелей и обществ России. В 1825 г. им было подавлено крупное восстание Бей-Булата в Чечне. |
| Как животное или — как Бог? «Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть», — когда-то сказал Монтень. К сожалению, этот тезис как нельзя более уместен в разговоре о любви в случаях, когда под этим словом подразумевается все что угодно: бурная страсть, физическое влечение, мимолетная симпатия или просто какое-то неопределенное томление в душе. Учиться любви, имея о ней столь смутные представления, — столь же неблагодарный труд, как разгадывать кроссворд, в котором отсутствуют не только ответы, но и вопросы. В целом слово «любовь» ассоциируется у современного человека с некими бурными переживаниями, радостью или слезами, трепетом и замиранием сердца, одним словом — с сильным эмоциональным волнением. И действительно, тот, кто хоть однажды был влюблен, знает это состояние, когда в любимом человеке вдруг сосредотачивается весь смысл твоего существования. Но куда же девается это волнение страстей спустя некоторое, иногда совсем непродолжительное время? Почему так часто со скандалом делят имущество муж и жена, которые еще совсем недавно жить не могли друг без друга? Жизнь очень сложная штука, но все же, наверное, не последнюю роль в таких разочарованиях и семейных драмах играет как раз неправильное понимание людьми важнейшего вопроса: что такое любовь? Ведь если понимать любовь как эмоцию, то неизбежно придется признать, что, подобно всем прочим чувствам, она очень изменчива, неустойчива и зависима от множества внешних и внутренних факторов нашей жизни. Не выспался — и уже не до чувств. Переел — снова не до них. Пасмурная погода за окном, больной зуб, случайно сказанное слово, косой взгляд, падение уровня сахара в крови — все эти вещи, как и великое множество других, здесь не названных, постоянно влияют на наши чувства. И если ставить свою любовь к ближнему в зависимость от многообразных обстоятельств жизни, то сохранить такую любовь-эмоцию окажется невероятно трудной задачей. К тому же эта любовь обладает одной не очень симпатичной характеристикой: нам свойственно испытывать ее либо к тем, с кем хорошо нам, либо к тем, кому хорошо с нами. |
| Тургенев заплакал, получив это письмо. Ответил так: … «С величайшей охотой готов возобновить нашу прежнюю дружбу и крепко жму протянутую мне вами руку. Вы совершенно правы, не предполагая во мне враждебных чувств к вам; если они и были, то давным давно исчезли… … Душевно радуюсь прекращению возникших между нами недоразумений. Я надеюсь нынешним летом попасть в Орловскую губернию, и тогда мы, конечно, увидимся. А до тех пор желаю вам всего хорошего — и еще раз дружески жму вам руку.» В Спасское Тургенев этим летом попал, и в начале августа собрался к Толстому в Ясную Поляну, Толстой выехал встретить его в Тулу — видимо хотел обставить примирение совсем торжественно. Из Тулы вместе они приехали, очень ласково друг к другу настроенные. Тургенев гостил несколько дней, всех у 221 Толстого очаровал смиренностью, простотой, живописностию рассказов. Видимо, был в ударе — мягкой и растроганной душевной полосе. «И вы, и я», писал потом Толстому, «мы оба стали лучше, чем шестнадцать лет назад». Очевидно, от «прежнего» Тургенева, с некоей позой и фразой, следа не осталось. Толстой этого не вынес-бы. А теперь он с ним почтителен, почти нежен. Расстояние, разумеется, сохранялось. Оба держались именно так, чтобы острых углов не задевать. Тургеневу, впрочем, было и вообще не до острых углов. Другое тяготело над ним. В столовой сели за стол — тринадцать человек. Стали шутить насчет того, кому первому выпадет жребий смерти. Тургенев тоже смеялся. А потом поднял руку и сказал: — Qui craint la mort, léve la main! Никто не понял, кроме Льва Толстого: — Eh bien, moi aussi je ne veux pas mourir. Два первых русских писателя — только они — сказали. Что боятся смерти. (Софья Андреевна считает, что Лев Николаевич поднял руку «из вежливости» — хороша вежливость у автора «Смерти Ивана Ильича!» И оба выразились по французски. Потом, конечно, как всегда в деревне, гуляли, любовались Козловой Засекой, милыми полями, перелесками родины. Тургеневу было не до споров, не до ссор. Последние трепетания любви, да слава оставались ему. Спешить некуда. Не о чем и волноваться. И правда, далеки нервность, бурная раздражительность времен фетовой Степановки. |
| Однако такая бурная переводческая деятельность, имея сама по себе огромное значение, представляла только одну сторону медали. Другой стороной медали является тот факт, что патрологическая наука в России, " как отдельная и самостоятельная, существует только с 40-х годов XIX столетия и должна была развиваться при постоянном почти скептическом отношении к ее состоятельности, как научной системы, к ее задаче, методу и практической необходимости. " Отстав от западной патрологии на два века, эта наука испытывала в России серьезные проблемы роста. Будучи с 1840 г. введена в курс преподавания Духовных Семинарий (чуть позднее и Академий), она долгое время не могла обрести свое законное место среди прочих богословских и церковно-исторических дисциплин. Так, бакалавр И.И. Лобовиков в 40-х гг. прошлого века определяет ее задачи следующим образом: " в кругу богословских наук Патристика явилась вследствие сознания богословов, что не довольно им объяснения и защищения христианских догматов, (не довольно) основательно знать Св. Писание, но еще нужно столь же основательно знать Св. Предание, представители коего суть Отцы Церкви. " Очевидно, " это - вспомогательная наука об Отцах Церкви, как свидетелях и изъяснителях Свящ. Предания, а через Предания - и Свящ. Писания. " Ради этого " анализ сочинений Отцов должен пополниться и вместе увенчаться синтезом (сводом) их учения. В нем - ближайшая цель Патристики, лучшая награда трудов, которых стоят исследования относительно жизни и писаний Отцов - очищенный плод, какого ожидает богослов от патролога, и, наконец, - торжество Православия: потому что здесь собраны и представлены будут в ясном свете самые лучшие свидетельства Церкви на исповедываемые нами догматы. " Н.Н. Глубоковский, процитировавший это высказывание И.И. Лобовикова, замечает: " Теоретический элемент рисуется тут главнейшим предметом, а догматический интерес служит движущим стимулом и конечной целью патрологического изучения. В своем одностороннем логическом развитии это направление грозило подорвать независимость патрологических знаний и должно было отнимать у них объективно-самобытную научность, если даже и " синтез " граничил у И.И. Лобовикова с утилитарно-иллюстрирующим " сбором замечательнейших пунктов учения " известного церковного писателя. " Вряд ли Н.Н. Глубоковский абсолютно прав в своей излишне резкой реакции на точку зрения " утилитаристов, " ибо " объективно-самобытная научность " патрологии должна служить Православию; однако и противоположная крайность, против которой восставал Н.Н. Глубоковский, была также опасна для зародившейся в лоне русской православной культуры молодой патрологической науки. |
| А.Архангельский: Размотивировали тех, кто принимает решение сверху. А. Дмитриев: Да. М. Левитин: Вот какая история. В первый этап, 90-е годы, было абсолютно точно, поверьте мне, на своей шкуре испытал, уничтожение повсеместное российских театров как зданий, нужно было завоевать пространство. Отбились ли? В Москве отбились. Во многих городах не отбились. Потом начинается уже — а у нас есть деньги, сейчас мы будем отбирать, кто из вас. Надо очень аккуратно смотреть, зачем это делается. У меня по-прежнему ощущение претензий на пространство, по-прежнему ощущение: бессмысленно иметь сад, роскошный сад, в котором существуют три театра. Бессмысленно его иметь с точки зрения денег. Он будет убыточен. Значит, надо их всех как-то убрать. Можно ожидать только ухода художественных руководителей, которые умеют бороться. Вот и все. Мне кажется, борьба идет за пространство. А.Архангельский: Вопрос, который я с самого начала хотел задать Елене. Вы, помимо того, что занимаетесь литературой и экономикой, занимаетесь экономикой международной. Денег на культуру не хватает нигде, даже в благополучных странах. В «Шпигеле», в немецком журнале, появилась статья, где вполне вменяемые, очень известные эксперты предложили закрыть половину культурных институций Германии, потому что размазываются ровным слоем на всех эти ограниченные бюджетные средства. Больше, чем в России, но тоже ограниченные. А нужно выбрать эффективных, тех, кто может тянуть культуру вперед и им дать гораздо больше. Начинается бурная жестокая дискуссия. Гюнтер Грасс выступил против этого. Дискуссия идет в Германии сегодня. Мировой контекст тоже меняется. А. Смелянский: Одного критерия даже самый лучший мировой совет не выработает. Но есть там пять-шесть-десять показателей, по которым мы можем понять, существует эта институция культурная с какой-то отдачей или нет. Я лет пять назад посмотрел, что играют в театрах России. На втором месте находится пьеса — концерт. То есть в большинстве театров России, особенно в городских театрах танцуют, играют, потому что им надо чем-то заполнять пространство. Зачем там театр? Площадку держите, рядом в области, может быть, есть хорошие театры. Дайте ему больше денег, не размазывайте эту кашу по столу. То есть критерии эти есть. Нужна воля. |
| Павел Апостол, когда был Фистом игемоном предан под стражу Иулию сотнику, да с ним отъидет из Кесарии в Рим и явится на суд пред Кесаря, то столь противные и сильные ветры восстали на море, и толикая поднялась бурная и страшная погода, что все, плывшие купно с Павлом, отчаиваясь, несколько дней пребывали в посте. Павел же, став посреде их, утешал их и обнадеживал: будьте добродушными, говорил, и не скорбите; ни один из вас не погрязнет, все вы спасены будете, но только один погибнет корабль: «и се ныне молю вы благодушствовати: погибель бо ни единой души от вас будет, разве корабля» (Деян.27:22). Подтверждает же сие сим, говоря: Ангел Божий, егоже аз есмь раб и слуга, предстал мне в сию ночь, и сказал: Павле, не бойся! ты предстать должен пред Кесаря, и Бог даровал тебе всех плавающих с тобою: «предста бо ми в сию нощь Ангел Бога, Егоже аз есмь, Емуже и служу, глаголя: не бойся Павле, Кесарю ти подобает предстати: и се дарова тебе Бог вся плавающия с тобою» (Деян.27:23—24). Сегодня, продолжал, будьте благонадежны, поколику я верую Богу, что все то исполнится, о чем Он меня известил: должно же нам пристать в некий остров: «темже дерзайте мужие, верую бо Богови, яко тако будет, имже образом ми речено бысть. Во остров же некий подобает нам пристати» (Деян.27:25—26). Когда же корабельщики, спустя несколько дней, узрев землю и желая спасти себя от бедствия, ввергнули ладию в море, да вышед в оную, отъидут от корабля: то Павел, видя сие, не обинуясь тогда же сказал сотнику с воинами: если корабельщики не останутся на корабле, вы не можете спастись. «Рече Павел сотнику: аще не сии пребудут в корабли, вы спастися не можете» (Деян.27:31). Вот колико чудное было происшествие! Бог хотя сказал Павлу, что Он даровал ему всех с ним плавающих, и обнадежил, что никто из сущих с ним не погибнет, и Павел поверил Божиим словам: «верую бо», сказал, «Богу, яко тако будет, имже образом речено ми бысть» (Деян.27:25), не токмо же сам поверил словесем Божиим, но и всем сущим в корабли благовестил оные: «бе же в корабли всех душ двесте седмьдесят и шесть» (Деян.27:37): однако спасение сих людей основывает не на одних токмо Господних словах, но и на служении и вспоможении корабельщиков. Если, говорит, не будет помощи корабельщиков, если сии отбежат, вы не спасетесь: «аще не сии пребудут в корабли, вы спастися не можете». Ужели убо всемогущий Бог, да спасет сущих в том корабли, имел нужду в помощи тридцати или сорока корабельщиков? Несвойственно и неприлично сие Богу. Бог, братие, не другое что показал нам чрез сие, как только то, что изъявил при исцелении расслабленного: то есть то, что когда мы сами, сколько можем, о получении чего-либо стараемся, тогда и Он подает нам всесильную Свою руку помощи, и нас спасает. |
|
|
